Юри!!! на льду.

«Почему он улыбается…» Я поражался всё больше и больше. Он подъехал к центру. Очень плавно, очень артистично. Обычно он был как-то скован или мрачен так как настраивался. Его выступление… Объявили название музыки, и нежная мелодия залила всю арену. Он поднял руки так, словно держал свое сердце. Только первое движение, а уже поразительное впечатление. Первый прыжок — четверной сальхов! Я слышал восторженные вздохи. Разворот и он как нежный цветок, который только открылся — расправляет руки. Теперь комбинация вращений. Чисто. Тройной риттбергер. Прекрасно. Теперь орали комментаторы рядом. В глазах что-то защипало. Его любимый тройной аксель. Агхр, коснулся льда. Не уследил за скоростью. Ладно, не нужно расстраиваться. Просто нечего. Публика чуть ли не взрываться от восхищения. Я мельком посмотрел на стол судей. Хах, их учат не выдавать эмоции и даже так, я вижу восторг. Тройной флип. Долее каскад: тройной аксель — одинарная петля — тройной сальхов. Перекрутил… вот чёрт. Я уже опустил глаза и хотел отвернуться, но снова всплыли недавние воспоминания. Слова Юри… я встряхнул голову, быстро поправил волосы и обратно стал наблюдать. Комбинация: Тройной лутц — тройной тулуп. ЧТО? Я схватился руками за щеки. Я просто потрясся. Как-то один раз просил его на тренировке попробовать, но, не получив должного результата, я свернул это дело. Какой же я паршивый тренер… я думал, что делаю всё для его уверенности. А оказалось-то, что самое элементарное не смог. Дорожка шагов. Он всегда ими славился. Глаза сами по-себе открылись шире. Я не моргал. Просто впитывал все его чувства. Его катание, каждое движение так и кричало мне. Он устал. Я видел это только, потому что, тренируя его, изучил его. Но видимо не до конца. Он планировал исполнить четверной тулуп в конце. Мне что-то подсказывало, что сейчас будет не отработанной прыжок. Четверной флип… ч-четверной флип. Вы понимаете? Я за всю свою карьеру не смог идеально его сделать. Да, он упал, Но вращений было достаточно. Просто нет слов. И… снова… я… Я… я еле сдерживал слёзы. Я закрыл лицо руки и просто не понимал, что мне сейчас делать. Внутри все разрывалось. Как вулкан — внутри всё кипело. Ноги сами меня понесли туда. Я побежал. Я чуть не споткнулся обо что-то. Ничего не видел. Для меня не было той арены и её зрителей. Я просто видел лёд, Юри и бежал. — ЮРИ! — я орал так громко, как только мог. И как на зло в горле стоял ком и не давал совладать с голосом. Кажется даже так он меня услышал. Мой Юри. Мой любимый фигурист. Мои и всё. Он видел. Увидел как я, бежал и побежал на встречу. — Виктор! Я как смог, на ходу схватившись за бортик, остановился. Повернулся. Как только Юри стал ближе, я прыгнул и свалил его на лёд. Вот оно. Я влюбился. Влюбился так, как не влюблялся никогда. И какой дурак сказал, что первая любовь самая сильная? Вот моя любовь о существовании которой я не знал еще полный год назад. Я ничего не слышал, но когда пересматривал недавно тот тур, то заметил как все зрители затаили дыхание, а после завизжали. — Это единственное, что я смог придумать, — прошептал я ему. — чтобы удивить тебя сильнее, чем ты удивил меня. — Правда? — осторожно спросил Юри. Я усмехнулся. Первое место Юри не взял из-за своих прыжков. Однако заняв второе место, мы прошли дальше. После награждения нас поймали репортёры и корреспонденты. — Теперь, когда Юри способен исполнять четверной флип, — счастливо объявил им. — Он обязательно победит в кубке Ростелекома! И дойдет до финала Гран-При! Жду не дождусь отправиться в Россию, как его тренер. Юри покраснел и что-то мямлил. Все активно нас щелкали и записывали каждое слово. Я был уверен в его победе и больше меня ничего не сможет остановить!

***

Я Юрий Плисецкий. Сейчас с Санкт-Петербурга наблюдаю награждение фигуристов в Китае. Я видел всё: как катался Кацуки, как радовался Виктор, как он бежал к нему, как он обнял его. Внутри скребли кошки. Я его любил. Всегда скрывал это. Всегда показывал лишь агрессию. Но от себя-то не скроешь. Наверное это потому что любить человека своего пола в нашей стране было чем-то ненормальным. Я всегда боялся показать свои настоящие чувства. Это из-за характера. С самого детства я скрывал всё своими криками и псевдо-недовольством. Прямо говорить о своих чувствах, как Никифоров вообще не умел. Боялся. И сейчас я вижу его улыбку и мне больно. Больно от того что она не мне. Не мне — тому кто столько лет его знает, в тайне боготворил, стремился всегда быть рядом. Честно?! Мне казалось, что Витя будет на льду всю свою жизнь. Я думал, что никогда не брошу спорт, потому что хочу видеть его на тренировках. Мне казалось, что меж нами ничего не будет, потому что он яро светился то с одной, то с другой моделью. Хотя, всегда подозревал об его настоящей ориентации. Особенно когда он выбирал вещи. Мне доводилось пару раз выбираться с ним в торговые центры после соревнований. Тогда я замечал как он критично выбирает себе одежду. Но не в этом заключается смысл. Смысл в том, что первое что он замечает в магазине мужской одежды — это что-нибудь открытое и вызывающее. А после будто опомнившись, выбирает более приличное, но не менее яркое и сексуальное. Мне всего пятнадцать, а я уже по уши влюблен, влюблен в человека который старше меня почти на пятнадцать лет, гей. Из положительного обо мне можно сказать только то, что я милый как девочка на внешность и чемпион Мира по фигурному катанию пока только среди кадетов. Это всё, что могут сказать обо мне окружающие. Кто бы знал, какой я… мягкий и зависимый от чувств. Если я скажу это, все просто будут ржать и скажут что я пьян. Суки. Ненавижу. Прошла неделя. Пора ехать в Москву на кубок Ростелекома. Я нервничал. Программу на это Гран-При я составил так: «Агапе» Виктора и «балерина» мужикоподобной жены Якова. Весь полет в Москву я спал. К перелетом я отношусь нормально, но вот не в этот раз. В аэропорту меня встретил дедушка. Самый дорогой для меня человек! С забегу налетел на него с объятьями. — ДЕДУШКА! — заорал я. — Юрочка… спина… — захрипел он. — Ой, извини. Извини! — я быстро слез. — Я так скучал! Действительно скучал. Мой дедушка для меня был почти всем. Он был первым кто, поверил в меня. Он меня и повел на каток по моей прихоти. Я долго отпихивался так как от дедушки отходить не хотел. Но в то же время фанател от фигурного катания. Ну, понятно, мне всего-то пять было. Но потом… пока я участвовал во всех соревнования которые проходили в Москве, я требовал его присутствие. А потом мне исполнилось тринадцать и я стал выезжать далеко за границу и на долго. Там и тренировки в Питере. Так я и стал видеть его только во время своих проездов. Сначала мне казалось, что я его так обижаю. И я бы бросил фигурное катание, но помимо любви к дедушке у меня со временем окрепла любовь к Виктору Никифорову. Моему идеалу в катании. К тому кем я восхищался. Я считал это нормальным. Только вот как-то в школе услышал, что такие отношения это нонсенс у нас и как они их материли (я кстати, появлялся там раз в месяц и то если повезет). С тех пор я скрывал свои чувства. — Поехали домой, Юрочка, — хриплым голосом сказал дед. — Конечно! Я бегом залетел в машину на переднее пассажирское. Дед сел на водительское сидение и взял что-то с заднего. — На, это тебе, — с теплотой сказал он. Сразу защемило в сердце. Это… те самые его фирменные пирожки! Я так их давно не ел. — Пирожки… — сказал я тихо. — М? Я быстро открыл бумажный пакет. Еще теплые. — Спасибо! — сразу напичкал в рот. — А ты знаешь… — пережевывая начал я. — Я был в Японии и… — дожевал. -… и там такие вкусные свиные котлеты! — Лучше чем мои пирожки?.. — как-то с обидой спросил он. — Н-нет! Я… я не это имел в виду! — Хм… Он еще раз хмыкнул и внимательно уставился на дорогу, а я продолжал с жадностью есть пирожки. В день соревнований я приехал специально пораньше. Всё время до вчерашнего вечера я не тренировался. Только сидел с дедушкой и старался как можно больше с ним поговорить. Такие случаи выпадают редко, а ведь… ведь кроме меня у него никого нет. А у меня только он! Родители… я не хочу об этом говорить. Так вот. Вчера вечером я вышел на тренировку. Яков молчал. Скорее всего потому что знал — меня не сломить и хрен заставить. На тренировке я попробовал сделать четверной сальхов и четверной тулуп. Не смог сделать сальхов, но тулуп более-менее вышел. Я был доволен. Но на этом этапе я хотел показать себя. Поэтому пока не выдохся, тренировал четверные. И по результатам решил, что завтра исполню один из. Итак. Сегодня, как уже сказал, я пришел раньше. Еще никого из спортсменов не было. Ну конечно, приперся за час. Я вышел на лёд. Частично прокатал программу. Вернулся и ушел в общую раздевалку. Я листал ленту инсты. Очередная фотка Юри и Виктора. Больно резануло по сердцу. Я грубо вздохнул и с выдохом упал на скамью. Как же это больно — любить и быть не любимым. — Юрочка, — мягко раздался голос. Я сразу узнал его. «Твою мать, в покое же не оставишь» — пронеслось в голове. Я открыл глаза. Юри пихал вещи в свой шкафчик, а Виктор махал мне. Я кивнул и вытащил наушники. Делая вид, что мне плевать, я прикрыл глаза и старался не выдавать свою злость. Злость распирала. Как же я хотел избить этого жирдяя, а за одно и наорать на Витю. Спортсмены по-тихоньку начали занимать раздевалку. — Юрио! — «блять, чё нормально назвать нельзя?» — позвал меня Виктор, пока Кацуки переодевался. — Чё? — Я не думал, что ты оставишь «Агапе», — с улыбкой продолжил он. — А не должен был? — Нет, — как-то чуть потерянно и неловко улыбаясь, сказал Виктор. — Ты не так понял… я рад. Рад, что ты прокатываешь её. Уверен ты лучше всех её чувствуешь. — Ага… — только и смог выдавить я. Как раз за то время, что я был с дедушкой я думал. Тогда в Хасецу я считал что именно дедушка моя Агапе. Потом понял. Да, любовь к дедушке нежна, невинна, постоянна, но… это не то. Любовь имеет множество оттенков. — Витя… надо поговорить, — не знаю зачем я это сказал. Само вырвалось. Никифоров мельком взглянул на часы и я тоже потянулся к телефону. Скоро начало показного проката, а после и выступления. Я выступаю последним. после Кацуки. — Хорошо, — он улыбнулся и кивнул. Ничего не сказав я прошел мимо к выходу. Он последовал за мной. Я приоткрыл дверь и обернулся к нему. Увидел, что Кацуки вопросительно смотрит на него, а он улыбается своей фирменной улыбкой и идет ко мне. Все остальные тоже заинтересованно наблюдали за Виктором. Я повернулся обратно и вышел. Шел минуты две пока не нашел дверь в кладовку, где никого не было. Блять, херли так много любопытных глаз. — Юра, что… — начал Витя. — Стой. Помолчи… Помолчи, пожалуйста. — я сказал это тихо. В голове буря. Честно?! Ничего не понимаю. За кой его позвал? Собираясь с мыслями, я молчал еще около трех минут. Никифоров терпеливо ждал. Он улыбался, хотя и был чуть в замешательстве. Я сразу понял это, потому что он вот пытался понять руку с часами и сам же отдергивал ее. А потом делал вид что думает. Хах, сука, я так долго за ним следил что знаю все его привычки. — Виктор… — тяжело вздохнув начал я. — Ты пожалуй давно знаешь, что… что я… — Что ты любишь меня? — тихо сказал за меня. — Да, что я люблю тебя. И люблю тебя давно! — я начал повышать голос. Злость нахлынула новым порывом. — Витя, почему не я?! Я всегда был рядом! Я, блять, тайком наблюдал, тайком восхищался. А порой даже прямо. Каждый, сука, раз когда ты улыбался и за той улыбкой было презрение я винил себя! Я думал, что ты так холоден ко мне, потому что я еще не достоин. Хоть все говорят что я ни черта не делаю на тренировках, я делал до хуя. Я БЛЯ ПОСЛЕ ТРЕНИРОВОК ШЕЛ НА ДРУГОЙ КАТОК, ЧТОБЫ ТРЕНИРОВАТЬ ТАКИЕ ЭЛЕМЕНТЫ, КОТОРЫЕ МНЕ ЗАПРЕЩАЛИ! И ПОСТОЯННО ТЫ БУДТО ВИДИШЬ МОЁ ТЕЛО, НОГИ НА ЛЬДУ. А МЕНЯ НЕТ. КАЖДЫЙ ЕБАННЫЙ РАЗ Я ДУМАЛ, ЧТО ЕСЛИ ПРИЗНАЮСЬ ТЫ МЕНЯ ВОЗНЕНАВИДИШЬ! ТЫ ПОНИМАЕШЬ, ЧТО КАЖДЫЙ РАЗ СМОТРЯ НА ТЕБЯ Я ЗЛЮСЬ НА СЕБЯ. Я НЕНАВИЖУ СЕБЯ. Я… — сорвался. — я… делал все для тебя. И в фигурное пошел по этому — как увидел тебя по телевизору мечтал — и старался каждый раз быть первым, что бы ты заметил, и в юниорах я старался, и даже в Японию рванул! — снова перехожу на крик. — В ЯПОНИИ ТОЛЬКО БЫ ОЛИГОФРЕН НЕ ПОНЯЛ БЫ, ЧТО Я ПРИЕХАЛ ИЗ-ЗА ТЕБЯ! СЛЫШИШЬ?! Он молчал. Молча смотрел на мою истерику. Никаких эмоций. Никакого толка. Он просто стоял, прикусив губу, и смотрел на меня. Даже не на меня — сквозь меня. Предательские слезы. Одна… вторая. Я заревел. Стараясь не издавать ни звука, я прикусил губу до крови. Руками закрыл лицо и повернулся в сторону. Никто и никогда, кроме дедушки не видел моих слез. Никто. А теперь… — Юра, — голос строгий, но теплый. — Да, я давно знаю о твоих чувствах. Но я не знал на сколько ты меня любишь. Хотя, навряд ли что-нибудь бы изменилось… — как же он жесток. — Я лю… кхм. Люблю Юри. С этим ничего не сделаешь. Тебе только пятнадцать. — с улыбкой и более мягко сказал он. — У тебя вся жизнь впереди! — он подошел ко мне и положил руку на плечо. Я убрал руки и повернулся к нему. — И вообще, как ты себе представляешь, что мы будем встречаться? — он усмехнулся. «И в правду… — осознание ударила в голову». — Ты же понимаешь, что, во-первых, : быть геями и России ну… не очень. — он сморщился. — Во-вторых: ты разницу в возрасте чувствуешь? Юри хотя бы двадцать три. Разница не велика. А между нами — двенадцать лет — значительна. В-третьих: наши отношения погубят не только меня. Они и тебя коснутся. Не губит свою отличную карьеру. Почему он так по-отцовски разговаривает. Бесит. Я не думал об этом. Конечно, это же блять любовь. Когда в ней думать мозгами?! — Вить… но всё же… Я резко приблизился к нему. Он ахнул. Сильно схватил его за подбородок и притянул к себе. Я целовал его. Губы нежные и мягкие, как я и представлял себе. Он не отвечал, а я укусил его за губу. Я чувствовал вкус кофе (что он пил) и крови. Я прокусил ему губу. Одурманивающий вкус. Он ответил. Ноги не слушались. Я чуть не упал, но он вовремя схватил меня. Блять, я этого не забуду. Кстати… это мой первый поцелуй. Дверь тихо открылась. Мы не заметили. И тут что-то упало и кто-то взвизгнул. — Ви… Виктор… Кацуки убежал. Никифоров силой отстранился. Я чуть не упал. — Юри!.. блять… Он ровно две секунды обдумывал что ему делать. — Да, еб твою… Впервые слышу мат из уст Вити. Я стоял в ступоре. Он побежал за ним. Я был доволен. Меня просто распирало от эмоций. Гремучая смесь радости, боли, злобы и торжества. «Какой же я мазохист, — думал я. — Я ебанный придурок. Так хотел, чтобы он всегда был со мной рядом и сам же заставил ненавидеть. Дебил…».