Полароиды 2

Она умерла. Умерла сегодня ночью, сказали они, между двумя и тремя часами. Разбила чашку и порезала себе вены, сказали они, а перед этим изувечила свое лицо, как какой-то гребаный ватман. Рецидивы случаются, сказали они, и если этот был неожиданным - это не значит, что виноваты врачи, мистер Моран, просто Ваша жена притворялась с самого начала... Она хотела вернуться домой. Айзек сидел под дверью морга, обхватив голову руками, и по его щекам текли слезы. "Она хотела вернуться домой". И неужели Алиса действительно притворялась? Неужели она все-таки могла взять себя в руки? Могла. Айзек знал. Только это не значило, что все наладилось. Это не значило, что все хорошо. Алиса однажды запуталась. Он вспоминал, какой она выходила за него замуж - она уже тогда была сломана. Она пыталась забыться в постели с Дареном, да, и это Айзек знал. Алиса бежала от реальности, пряталась от того, что с ней произошло, часами разговаривала ни о чем. Она улыбалась, радостно так, и ни разу не заплакала, пока Аарон не спросил её об определенности... Аарон хотел видеть своих дочерей счастливыми. Он готов был даже отпустить Дарена, если бы Алиса захотела этого, он отпустил бы, даже несмотря на то, что последствия могли стать необратимыми. Все вызубривают самый первый пункт кодекса наравне с "отче наш": из мафии можно уйти только одним способом - ногами вперед. Не сбежав с дочерью главаря, не влюбившись в дочь главаря - нет. Только мертвым. Аарон не знал этого? Не смешите. Все он прекрасно знал. И тем не менее, ни черта это не меняло. Да он бы даже маскироваться не стал, не стал бы придумывать, что Дарен мертв, нихрена. Это прерогатива Люки, которая стала Эленор ради своих проделок. Но не Аарона. Он всегда все делал открыто и говорил об этом прямо. Все знали. Никто не лез. И вот Алиса могла уехать с Дареном, могла развестись с ним, Айзеком. Могла. Но не сделала этого. Айзек собирал историю по частям. Он слушал аудиозаписи разговоров мистера Финча и своей жены, которую сам же сюда и упек. Слушал внимательно, тщательно, несколько раз каждую запись. Алиса рассказывала, разбирала, разжевывала - все апатично и без чувств. Она открывалась, но на тот момент для нее это уже не было ажиотажем и не приносило боли. Для нее уже не имело значения, кто ее слушает... По тонким, дрожащим губам Айзека проскользнула тень горькой усмешки. Говорить с Алисой в ее последние дни - это будто бы открывать сломанную дверь. Без препятствий - у сломанной двери нет замков. В этих стенах ее добили окончательно. И Айзек только поспособствовал. Забавно, да? Как и его отец когда-то спихнул Анджелину. Алиса не сбежала с Дареном потому, что понимала - это бессмысленно. Бессмысленно, потому что ни черта бы не изменилось. Она не любила никого из них двоих. Разводиться и заключать новый брак, чтобы все осталось так же, только с другим, таким же чужим человеком рядом? Какой смысл? Алиса никогда не была дурой, и разбираться в себе она умела хорошо. У нее, как и у всех Мурреев, отлично получалось усмирять собственный характер, овладевать эмоциями и брать под контроль действия - свои и не только. Другое дело что... До того, как та аластрайонская мразь не растоптала ее, как гнилое яблоко под подошвой, Алисе не нужен был никакой контроль. Она просто была собой, как обыкновенная девушка, типичная американка, и ничто не выдавало в ней корни Уилана, Киана и вообще всей их сумасшедшей семейки. Айзека зацепило в ней именно это. Живая, свободная. Без непосредственности и всего такого прочего, без наивности - именно свобода. У дочери главаря мафии. Вы представляете? У одного из Мурреев. У лучшего из Мурреев того поколения, но сути это не меняло. Аарон гордился Алисой, как и Люкой, но именно Алиса, она была... Особенной. Для всех. Не такой, как Люка. И Айзек любил ее. Особенную Алису. Началось все просто, до рвоты банально и еще с тех самых первых его дней в мафии, в офисах, что повыше казино. С наблюдений, интереса и стояка. Алиса, семнадцатилетняя и совсем юная, просто мелькала перед его глазами; она бегала к Аарону, много и оживленно разговаривала, интересовалась, как у всех дела, пыталась всем помочь и вообще делала вид, что она в курсе всех дел отца. Алиса никогда не укладывала свои волосы и очень много вертелась, беззаботно болтая с людьми: из-за этого легко можно было получить длинными черными кудрями по лицу. И, как ни странно, ну не раздражало это. Никого не раздражало. Хотя должно было, да? Старожилы всегда знающе усмехались и с кривой улыбкой вспоминали, что в детстве она тоже была жутко энергичной, что никому не давала покоя, но еще - дико умилительной. И вот выросла эта малышка в потрясающе хорошенькую девушку. Айзек наблюдал за ней с самого начала: с интересом, с лукавым прищуром, с удивлением. А потом внезапно появилось что-то большее, но он как-то упустил этот момент. Просто появилось. Как закономерность. Именно так. Он принял это как закономерность. Айзек бы никогда ей об этом не сказал. По понятным и вполне логичным причинам - возраст, её влюбленность в Райордана, её совершенно точное недоумение, если бы Айзек рассказал. Алиса бы не поняла и оттолкнула - это точно. Какая семнадцатилетняя девушка, находясь по уши в (этом гребаном дерьме) любви со своим почти-ровесником, примет всерьез любовные речи тридцатипятилетнего дядьки? Да какие там вообще любовные речи. Даже просто предложение "выпить сегодня вечером в каком-то баре" прозвучало бы крайне по-идиотски. Ну серьезно, как это можно представить? Но вот потом... Потом Аарон предложил ему фиктивный брак со своей дочерью. С Алисой, да. Почему именно ему? Потому что Айзек - не часть мафии, он надежен. Так сказал Аарон. И Айзек не отказался - появилась хоть какая-то возможность стать ближе. Ненавязчивая такая возможность. Конечно, Айзек не стал бы лезть в душу и требовать исполнения супружеского долга. Но это и не потребовалось. Если бы Айзек заранее знал, что в итоге притащила бы за собой та ночь, он бы тогда отобрал у нее ту бутылку с алкоголем, взял бы за плечи и хорошенько потряс. Он бы привел ее в чувства и допрашивал бы обо всем, даже если бы Алиса брыкалась и не хотела, он бы затащил ее в прохладный душ, а после закутал бы в теплый халат. Но вместо он просто молча слушал. Он думал, что ей нужно выговориться. А ей, оказывается, нужно было решение. Ей нужно было плечо. Несмотря на то, что сама Алиса никогда не была слабой, нет. Не она. Просто... Всем людям бывает нужна поддержка. Весомая такая, как пощечина, но зато действенная и приводящая в чувства. И Алиса тоже в такой нуждалась. Тогда, в самом начале, но вместо этого она получила огромный собачий хрен. Ей не позволили разобраться в собственных желаниях, и тут же, едва она отошла от травм, вытолкнули замуж за него, Айзека, мужчину, старше нее на восемнадцать лет. Чужого, незнакомого, нахрен ей не сдавшегося. Алисе не оставили выбора. Она должна была просто существовать дальше, хоть как-то, как-нибудь. Она существовала. Своими способами. Она убивала время в компании Дарена, представляя на месте несчастного влюбленного парня Райордана, когда они трахались по ночам, и Айзек не мог осуждать. Она любила того психически нестабильного ублюдка и ничего не могла с этим сделать, а он просто сломал ей жизнь. Какая психика выдержала бы без последствий сначала жуткую моральную давку, изнасилование, избиение, заточение на четыре дня в темном сыром подвале с крысами и кляпом во рту? Алиса рассказывала Айзеку все это тогда, вечером, спустя почти год их брака, в задницу пьяная и уже заторможенная, апатичная. Она захлебывалась слезами. А он просто слушал, иногда задавая нужные вопросы, и больше ни-че-го. Но тем не менее, почему-то Айзек думал, что может помочь. Какого-то вот такого странного обнадеживающего хрена думал так. То ли совсем уже пелена перспективы нормального брака с Алисой глаза застелила, то ли он просто долбаный мудак. Сейчас уже не суть, потому что Алиса лежит в морге, за железной дверью слева от него, но это такое, лирическое отступление. Тогда он считал, что ее просьба уехать - осознанная и запланированная, с целью начать жить с чистого листа. И никогда он так не ошибался. Алиса хотела уехать потому, что хотела сбежать. От Аарона, от Дарена, даже от маленькой Люки. От себя самой. Она не понимала, что делать дальше, как разобраться со своими чувствами, желаниями, стремлениями. Айзек помнил, что от Алисы всегда немного разило алкоголем, когда она "пыталась выполнить супружеский долг", как говорила она сама. Она выпивала для того, чтобы снова забыться и не ощущать омерзения, когда он войдет в нее и будет двигаться внутри, такой чужой-чужой мужчина, которого она практически не знала. Алиса пыталась его отблагодарить. Алиса считала, что она ему что-то должна, потому что Айзек бросил ради нее работу и перебрался едва ли не на другой конец Земли: просто она любила море. А Айзек любил её. Любил так сильно, что в итоге посчитал неадекватной, засунул в психушку и лелеял надежды, что здесь ей помогут. Да. Помогут. Алиса устраивала истерики, плакала, апатично лежала и смотрела в одну точку, она... Она родила ему его сына в таком же состоянии, и трахались они тоже в таком же ее состоянии, только разве что она никогда не лежала бревном, делая все чисто механически, потому что же "отблагодарить как-то нужно". Она стала матерью. Айзек стал отцом. Он был рад этому, да, искренне рад. Но Алисе это не помогло. Она забивалась в угол и плакала, по утрам она просыпалась на полу, а Айзек даже не спал с ней в одной комнате. Алиса всегда молчала, ничего не говорила, нет, только иногда... Выла. Рыдала и выла. Однажды она попросила его помочь. Он попытался, но в итоге ничего не вышло, потому что Алиса запуталась и сама понятия не имела, как это исправить. Она не знала, что ей нужно, она не различала, не могла связать все с самого начала, она не контролировала свои действия и эмоции... Но не потому что не могла, как выяснилось потом. Потому что думала, что Айзек все-таки сможет ей помочь. Алиса не хотела тратить последние силы на то, чтобы притворяться, что все хорошо, потому что именно ему она доверяла. Доверяла себя в таком состоянии. А он, спустя восемь лет всего этого невыносимого ужаса и спустя несколько месяцев после рождения их сына, просто позвонил мистеру Финчу, который проводил несколько сеансов на дому. Он предлагал стационарное лечение еще раньше, но Айзек не решался... До того вечера. Была зима, на улице стоял собачий холод и шел снег, а она открыла окно и залезла на подоконник, босая и голая. Айзек снял ее оттуда, потому что чудом вовремя зашел в спальню, закутал в одеяло и просидел так всю ночь, сжимая ее в руках, пока Алиса рыдала и что-то невнятно бормотала. Он решался на это всю ночь. Ту, да, ту ночь. Пока она билась в истерике, но... Не отталкивала его. Не пыталась оттолкнуть. Утром за ней приехали из клиники, а она упиралась и спрашивала его, Айзека, действительно ли это он их позвал. Она снова рыдала. Ее силой забирали из дома, вкололи даже снотворное, как какой-то бешеной собаке, но Айзек... Он не оставил ее дома, не отменил все это, не послал этих гребаных врачей, нет. Она пробыла здесь пять месяцев. Алиса стала на удивление спокойной, адекватной, у нее не случалось истерик и рецидивов, ничего. Она разговаривала с Финчем, с Айзеком... Она каждый раз просила его забрать ее, она сжимала его ладони с надеждой в глазах, она силилась не расплакаться, когда умоляла его вернуться домой, назад, и не расплакалась. Ни разу. Вчера Алиса попросила увидеть сына... Айзек позволил. Она держала его на руках и играла с ним, как любая и спокойная женщина со своим ребенком, и тогда Айзек подумал, что... Что пора ее забирать. А Финч сказал, что еще рано. Что нужно понаблюдать, что прогресс должен устояться. И Айзек поверил ему, как последний осел. "Рано". Сегодня ночью Алиса себя убила. Айзек знал почему. Потому что не могла больше выдерживать. Потому что не могла больше держать себя в руках и контролировать каждое движение, не могла улыбаться им, когда на самом деле хотелось плакать и просить о помощи, которой не было. Она нуждалась в помощи. Она хотела, чтобы ей помогли. Но Айзек не понимал, что еще ему сделать. И врачи тоже. Никто не понимал. Алиса, она сломалась из-за Райордана, она любила его. Всегда. Она хотела нормальной жизни с мужчиной, которого любила, но ее с самого начала не было. Какая может быть нормальная жизнь с патологическим ревнивцем? Сейчас он уже мертв. Айзек убил бы его снова. Ему и тысячи смертей было бы мало. Она сломалась. Она просила о помощи. Никто не помог. И Айзек тоже не помог. И в итоге Алиса теперь лежит в морге, за железной дверью, слева от него. Он мог понять. Он не осуждал. Его любимая женщина, жизнь которой он не смог сохранить, слишком устала. Устала ждать помощи. Устала существовать. И потеряла надежду. Давно потеряла. Алиса однажды запуталась. ...И не распуталась уже никогда.