Мгновения Авонлеи

Однажды… «Нет, не то» — размышляет Энн. «Однажды, однажды… Хватит уже. Что мне это даёт? Надо начать по-другому». Она хочет найти идею — яркую, привлекающую, имеющую смысл. Ей мало создать образ, нужен посыл, над которым читатель будет думать. Но над чем? Какую вложить главную мысль? Права женщин? Нет, пожалуй, не то — Энн вспоминает свою скандальную статью в школьной газете, вместе с тем вспоминает, как всей душой обожала «Джейн Эйр». Но Джейн Эйр — это Джейн Эйр, а Энн Ширли — Энн Ширли, хотя обе девушки обладают довольно пылкой натурой и в некоторые моменты не могут выбрать, кому верить — разуму или сердцу. Что ещё? Социальное неравенство? Непонимание между взрослыми и детьми? Несчастья войны? Самопожертвование? Перебирая варианты, Энн решает: «нет, нет, и ещё раз нет». Затем берёт новый лист, смотрит на него так задумчиво и вместе с тем с восхищением, будто эта бумага, лежащая на старинном потёртом столе, способна изменить мир. А может, она и правда изменит. Конечно, не перевернёт сознание всего человечества, но, определённо, внесёт небольшие изменения в крохотный и уютный мир Энн. Изящные пальцы стучат по клавишам печатной машинки, и на бумаге буква за буквой аккуратно выстраиваются в слова и предложения. За кормой огромного судна медленно колыхалась мерцающая синева океанских вод. Вдоль палубы поодаль друг от друга стояли люди — аристократы и простые матросы, мечтальные художники и скептики-инженеры, молодые ребята и старики, курившие трубку. Каждый думал о своём, и не мог не заметить закатных красок, что расплескались по небосводу яркими пунцовыми и огненными пятными. Энн остановилась и задумалась о морях и океанах, таких далёких и безграничных, отделяющих одну часть мира от другой, хранящих в своих глубинах неизвестное и чарующее. Она всегда любила корабли и питала страсть к морской стихии. Энн иногда смотрела на Гилберта и видела в нём не врача, а моряка — человека с потрепанными корабельными снастями в руках, мастера, который точно знает, как пользоваться компасом и не боится штормов. Но ведь это хорошо, что Гилберт — всё-таки не моряк. Будь он этой профессии — постоянно бы путешествовал на лайнерах Бог весть где, в то время как она, Энн, так скучала бы по нему дома. И вдруг девушка вспоминает, что есть моряки среди её знакомых: её одноклассник Чарли, которого она помнит надоедливым мальчишкой, поймал морской ветер и уже добился неплохого звания, и, вероятно, настанет миг, когда Слоен будет уважаемым и опытным капитаном. Лайнер идёт полным ходом, небо темнеет, и горизонт тонет в призрачном сумраке Она не доходит до точки и вздрагивает — раздаётся свирепый рокот грома, сильный порыв ветра задувает в окна и вздымает белые занавески так, как буря подымает волны. Подгоняемая налетевшим шквалом лениво выползает туча, становится темнее. — Сейчас хлестанёт. — Произносит Мэтью, заглянувший в гости. — Да нет, дождя не будет. Туча уходит в сторону, она пройдет мимо, — отвечает Дельфина, глядя во двор и как бы пытаясь понять, куда дует ветер. Энн плотно закрывает окна и невольно моргает от ослепительной вспышки молнии. Гром ревёт с новой силой, Энн отходит от окна, зажигает керосиновую лампу и садится за письменный стол, вновь набирает текст. Том шёл по длинным коридорам мимо закрытых дверей, повернул и вышел к лестнице. Спустился по уже слегка заржавелым ступенькам, едва не упав — в тот вечер он был немного пьян. Добравшись до своей каморки, он сел на твердую кровать, потом вскочил и с угрюмым выражением лица открыл маленький ящичек в квадратной тумбе. Очередной раскат грома, который немного пугает Энн. Но вместе с тем в этой неспокойной погоде есть особенный трепет, который вдохновляет девушку. За окном вспыхивает розовое свечение — вертикальная ломаная линия будто бы рвёт небо пополам. Несколько молний с небольшими интервалами мигают одна за другой — голубая, желтая, фиолетовая и снова розовая. Вскоре начинается тихий дождь. Мужчина вынул прозрачную бутыль с пожелтевшей этикеткой, ловким движением выбил пробку и сделал обжигающий глоток южноамериканского рома, подаренного приятелем из Чили. «Дрянь», подумал Том и поставил сосуд на тумбочку. Головная боль пульсировала в висках, и Том решил прилечь. Глядя в постели на серый голый потолок, он думал о новой жизни. Что даст ему его намерение поселиться в Глазго? Найдёт ли он работу, друзей? Тех друзей, с которыми опять проиграет в чертов покер и отдаст последние гроши? Дождь усиливается и переходит в ливень. На кухне слышны шаги — Гилберт наливает фермерского молока в стакан, а после уходит в гостиную. — Чем занимаешься? — Блайт вдруг касается плеча Энн. — Да так, — она отодвигает машинку. — Что же это, я ведь вижу, ты здесь не в потолок плюёшь. Гилберт делает глоток молока и, отложив стакан, скрещивает руки на груди и заинтересованно смотрит на Энн, слегка самоуверенно ухмыляясь. — Видишь ли, я стараюсь писать. — О чем? — Ни о чем. — Ты мне не доверяешь и не хочешь рассказывать? Энн приподнимается с места и с расстановкой говорит, держа в руках стопку листов: — Дело не в доверии. Просто всё это не имеет особого смысла. Пишу то, что взбредёт в голову. Я хотела найти идею и донести что-то важное, но так и не решила, что именно. Поэтому здесь — разные наброски. Может, это будет история про отчаявшегося путника, который не может найти место в жизни. Ты думаешь, могут ли такое принять в печать? — Знаешь ли, Энн, стоит писать не ради печати или стремления пробудить что-то в людях. Если хочешь издаваться — ты сможешь этого добиться, но не так сразу. Пока что пиши ради того чтобы писать, потому что тебе это нравится. — Это верно. Мне нужно с чего-то начинать. — Дай-ка я почитаю, — Блайт берёт пару листов. Энн же смущённо пялится в окно, волнуясь услышать оценку от близкого человека. — «Чертов покер»? Это… Неплохо, но не того я от тебя ожидал. Я всегда помнил тебя счастливой девчонкой, восхвалявшей цветы, рассветы и птиц. От тебя постоянно веяло чем-то солнечным и радостным, казалось, ты видела жизнь только в хорошем свете. А здесь совсем иное — какая-то безысходность и мрак, хотя и есть надежда, что твой Том отыщет в Глазго лучшей жизни. Некоторое время Энн ничего не говорит, обдумывая сказанное Гилбертом. Вскоре она отвечает: — Времена меняются, и мечты и возмышенные слова теряют свою значимость. Нет, я все также вижу светлую сторону жизни, но и тёмная тоже для меня видима. Гилберт поводит бровью, как бы думая над её словами. — Что ж, ладно, Энн. Доброй ночи. — Говорит он, делает ещё один глоток молока и уходит. — Куда ты идёшь, стакан за собой помой! — Хорошо, хорошо, — возвращается Блайт. Энн прибирается на столе — складывает листы в ровную стопку, выкидывает лишнее, бросает взгляд на одинокую печатную машинку и решает не убирать её в чехол и оставить на столе. Гроза успокаивается, и Энн поднимается в спальню. Под посапывание Гилберта и тихое шуршание дождя девушка засыпает крепким сном.