***
Диана идёт вдоль Сены, обходит Эйфелеву башню со всех сторон, проходит мимо величественного Нотердама. Вскоре девушка оказывается на узкой улочке, где живёт небогатый люд. Здесь тянутся мастерские художников и ремесленников, книжные павильоны, прачечные и ателье. Взгляд девушки останавливается на скромной безымянной мастерской, где за оконным стеклом виднеются портреты и натюрморты в пыльных рамах. Она бесшумно заходит внутрь и оглядывается по сторонам. — Здравствуйте… Есть здесь кто? Эти картины выставлены на продажу? Через минуту отворяется дверца кладовой, и выходит рослый молодой человек в поношенном костюме и сером берете. — Здравствуйте, мадемуазель, — приветствует он. — Мадам, — исправляет Диана, глядя на владельца мастерской. Всё в этом человеке кажется ей будто бы узнаваемым — черты лица, простота в одежде, тон речи. — Прошу прощения, мадам. Вы выглядите молодо, и мной овладело явное представление, что вы не замужем. — Скажите, продаёте ли вы эти картины? — А, картины. Нет, эти я не продаю. Они сделаны на заказ, и если пожелаете, я могу написать и ваш портрет. — Он замолкает на минутку, но продолжает, прежде чем Диана успевает что-то сказать: — На самом деле, не могу заметить в своих творениях явного таланта. Скорее, это просто увлечение, которое мне нравится и помогает зарабытывать. — Нет, — возражает девушка, — право же, ваши полотна достойны восхищения. — Благодарю вас, — в эту минуту он задумчиво глядит на неё, внимательно изучая её лицо. Диана замечает это и больше с кокетством, нежели с недовольством, говорит: — Вы изволите разглядывать меня, мсье? — Ах, простите, простите, если я смел чем-то вас обидеть. Просто ваше лицо кажется мне очень знакомым. Будто бы я был знаком с вами давно, но сейчас время изменило вас. — Не могу не сказать, что я чувствую тоже самое, глядя на вас. — Так вы не желаете заказать портрет? Вы будете позировать, и мы сможем познакомиться ближе. Если только имею я право на дружбу с такой высокопоставленной в обществе девушкой. — Ах, кто вам сказал о моем положении в свете? Вы полагаете, я богата? — Я вижу это по вашему наряду, прическе и привычке держаться отстранённо и в то же время уверенно. — Да, знаете, я буду рада заказать портрет… Только прежде ответьте мне на один вопрос: где вы учились искусству? В какой из французских академий? — Я познал живопись исключительно по книжным пособиям. Меня не брали практически никуда. Я мог бы заплатить ректорам, но я не имею такой возможности. Я был старателен и терпелив в своем стремлении творить, и сегодня я пишу портреты и натюрморты в этой уединённой мастерской. — А пейзажи не пишите? — Не пишу. Пейзажам присуща особая образность, которую мне не дано воссоздать. Натюрморт же состоит лишь из деталей и фактов; в портрете также можно спрятать образ, и всё же я не могу не питать к ним страсти, ибо портрет — отражение не только внешности человека, но и его души… А я люблю наблюдать за людьми и восхищаться их характерами. Конечно, я люблю природу также и, бывает, на скорую руку набросаю пейзаж, но человека я ставлю выше природы. — Что ж, мне кажется, вы недооцениваете природу, ровно как и недооцениваете свои способности. Должно быть, ваши пейзажи выходят не хуже натюрмортов… В прочем, не мое это дело. Когда мы встретимся и могу я поинтересоваться, как ваше имя? — Пожалуй, приходите послезавтра в шесть вечера. Здесь написан адрес, если вы вдруг не помните дорогу, — он протягивает записку, — а я Джерри. Джерри Байнард. Диана жаждала перемены, но к такой девушка совершенно не готова. Перемена в лице Джерри Байнарда заставляет Диану потерять всякое самообладание. — А как вас зовут, мадам? — Я не назову вам своего имени сегодня… Величайте меня Мадемуазель Пьеро. — Но ведь вы пятнадцать минут назад заметили, что я смею к вам обращаться, как к мадам! — Да-да, я знаю, и все же зовите меня Мадемуазель, — и она ушла, оставив юношу в глубоком замешательстве.***
Собираясь пойти в мастерскую, Диана наносит гораздо меньше румян и пудры, желая выглядить на портрете естественной. Да и к тому же, кто знает, может так Джерри её узнает. В назначенный вечер в мастерской заметно прибрано, будто бы мастер желает угодить знакомой, видя в ней важную гостью. Диана располагается на мягком табурете, стараясь держать осанку и не дёргаться. Она начинает беседу, чтобы скоротать время: — Скажите, давно вы в Париже? — Уже год. Ранее я жил у родственников неподалёку от Марселя. — Ах, Марсель — замечательный город. Любите ли вы море? — Люблю. И они около сорока минут ведут разговор о книгах, погоде и о событиях минувшей мировой войны. Вскоре Джерри отпускает Диану, говоря, что она, вероятно, уже устала, и что он уже сделал точный эскиз и завтра продолжит. А следующий вечер все происходит также, как в предыдущий. В третий вечер художник возводит на портрете последние мазки. Наконец он говорит, что портрет готов. — Нравится ли вам? Всё ли верно? Если желаете, я могу уточнить некоторые детали… — Благодарю вас, портрет превосходный. — Мне нужно подписать его, назовите же свое имя. — Если я вам его назову, вы будете непременно удивлены. Вот только будет ли это радостное или огорченное удивление, я сказать не могу. — Мадемуазель, вы меня интригуете. — Я могу уверить вас, что мы давние знакомые, так что нам следует обращаться на «ты». — Так откройте же мне тайну вашего имени, и мы упраздним формальности. — Меня зовут Диана Барри. Джерри смущен и не может найти слов. Он лишь произносит с расстановкой: — Как тесен мир… — Да, Джерри, это так. И я никак не ожидала здесь с тобой встретиться. Честно сказать, я удивлена тем, насколько ты изменился. Ты совсем не богат и не входишь в круги парижской аристократии, однако тебе не составляет труда поддержать светскую беседу. Я вижу, ты образован. А в искусстве имеешь явный успех. — Что же, в детстве ты надо мной смеялась. Я был неучем в твоих глазах, я явно помню, что ты меня стыдилась. Сейчас же ты будто льстишь мне… — Нет, разве это лесть? Я только хочу знать, как ты выучился. — Я много читал и учился в одном отдалённом пансионе, за обучение в котором платил мой дядя. — Я рада за тебя, Джерри. — Спасибо, Диана, но нет особого повода для радости. Счастья своего я ещё не нашёл. Лучше скажи мне правду — мадам ты или мадемуазель? — Официально — мадам, но поскольку брак мне не приносит счастья, я захотела представить себя как мадемуазель. — Что же, ты уже в браке… А я до сих пор не помолвлен. — И что? Вовсе не стоит с этим торопиться. Ты знаешь, может быть, я разведусь. Родители будут в ярости, но я… И тогда… — Что тогда? — Ничего. Позже они уходят в дом к Диане, где она представляет друга мужу. Последний смотрит на Джерри с нескрываемой подозрительностью и презрением, но Диане всё равно. Диана и Джерри пьют кофе и вдруг Диана озвучивает идею: — А поехали в Канаду, на наш остров. — Ты серьёзно, Диана? — Абсолютно. На следующей же неделе. Позднее Диана говорит о своём намерении мужу. Жан-Марк бесится: — В какую Канаду? Ты никуда не поедешь с этим художником с улицы! — Он мой приятель из детства. — Какой приятель?! Выкинь эту идею из своей головы немедленно. — Я пять лет не видела свою лучшую подругу, это ты понимаешь? Также я бы очень хотела навестить свою тетю, которая уже очень стара. А ты будешь во всём мешать, и ты ведь сам не хочешь ехать! — Да, не хочу. Но и ты никуда не поедешь. — Да перестань! Я возьму с собой ещё свою подругу Амаль. — Кто она такая? — Швея. Часто покупаю у нее платья. — Все равно нет. Остаёшься здесь. — Да я вернусь уже через месяц! Ты что, делаешь вид, что будешь по мне скучать? Или ты ревнуешь меня к этому доброму другу? Да мы оба знаем, что ты меня не любишь. — Хорошо. Езжай, езжай, куда душа велит! Пожалуйста, — и он демонстративно уходит из комнаты. А Диана уже предствляет, как она затеет новые и новые авантюры на острове принца Эдуарда, познакомится с выросшей Дельфиной и маленькими детьми Энн — та обещала сделать Диану крёстной.