Второй шанс

Никто не мог понять, что случилось с императором. Бессердечный деспот превратился в блеклую тень самого себя: покинув свои покои, он поселился в покинутом Рубиновом дворце, где когда-то жила единственная настоящая принцесса Обелийской империи. Одинокая принцесса Атанасия Де Эльджио Обелия. Его сокровище, оставшееся после смерти Дианы. Единственное, что он должен был ценой своей жизни беречь, как зеницу ока. Если бы… Дженнет никак не получалось навестить отца. После того, как ей сообщили, что мужчина переехал в тот злосчастный дворец, Маргарита почувствовала, как её ноги подгибаются от детских воспоминаний прошлого, когда сестра была ещё жива. До дрожи в коленях принцесса боялась зайти за порог центрального входа покинутого пристанища отверженной, вспоминая, с каким счастьем вбегала сюда, чтобы увидеть прекрасное личико девушки. Её кукольные глаза наполнялись хрустально-чистыми слезами, когда перед глазами появлялся её светлый образ. Подобно живой, Дженнет начинала лихорадочно дышать, истерично плача. Атанасии давно уже не было на этом свете… Но её гложило чувство, словно она где-то здесь. Рядом. Ей было страшно увидеть хоть какую-то знакомую вещь. Вспомнить всё то, что та для неё сделала, и возненавидеть себя ещё сильней. Не спасла, не помогла, не уберегла единственную родную сестру… Новая спальня Клода была совсем недалеко от опустевших покоев принцессы. Он выбрал самую небольшую комнату, что была ближе к запретным дверям. Хоть он и никогда и не думал туда заходить, желая лишь изредка посматривать на запертые двери, он прекрасно понимал, что бессовестно врал самому себе. На самом деле ему не хватало духу опустить ручку вниз и войти внутрь. Император знал, что ничего не найдет в её покоях. Все купленные вещи, драгоценности, платья давно были проданы или переданы обратно в королевскую казну. Там не было ничего лично для неё. Но его рука продолжала дрожать. И он не знал, что с этим делать. Каково это - быть одержимым тем, кого уже давно не было в живых? Будь у него силы, Обелия бы рассмеялся. Эта страшная история повторяется… Что с Дианой, что с ней. Он всегда был ими одержим, но никогда не хотел признавать этого, боясь утратить в любви последние частички самого себя. Но, в конце концов, он потерял любовь, а не себя. Будь всё как раньше, прежде, чем он казнил Атанасию и не подпустил к себе предателей, он бы мог положиться на Феликса и спросить у него дельного совета, как раньше. Но Робейн покинул его после казни личной горничной принцессы — Лилиан Йорк. Единственной женщины, которой не было плевать на жизнь его ребёнка. Наверное, именно эта горничная была единственной нитью, удерживающей старого друга рядом с ним. Она была ему дорога? Настолько, что он был готов предать его? Клод потерял всех, кого мог назвать своими близкими. В попытке уберечь лживую иллюзию шаткого мира внутри себя, он превратил настоящий мир в Ад. Всего, чего он хотел: Не знать горя и отчаяния, не разочаровываться от предательства. Чтобы все было равнодушно, однотипно и спокойно. Но тем, кто предавал, мучил, разочаровывал и обижал, был только он. Именно он отнимал чужие жизни, растаптывал светлые надежды, унижал и принижал ценности других, не ставя ни во что. Залив хрустальный стакан до краёв очередным горьким напитком, мужчина рухнул на кушетку, чувствуя себя абсолютно пустым. Он получил то, чего так желал, но какой ценой? Не будь в нём столько страхов и неуверенности, знай он о том, что его единственная дочь хотела просто ласкового взгляда, намного раньше… — Прости… — прошептали его губы в безмолвную пустоту. Клод понимал, что ему никто не ответит, но чувствовал, что обязан это сказать. Хотя бы раз. — Мне очень жаль… — Жаль? — император едва поднёс стакан ко рту, когда услышал незнакомый голос. — Тебе жаль? — Кто здесь? Обелия огляделся, но ничего едва ли можно было что-то разглядеть в тишине полутьмы. Во дворце не было прислуги, как и гостей — он никого не хотел видеть. Тогда откуда этот голос? Почему незнакомец вторгнулся в королевский город, а после, посмел пробраться в место, которое служило светлой памятью о его дочери? — Всё, что от тебя требовалось - забыть о её существовании и играть в свой карточный домик с этой химерой… — после затянувшейся тишины голос снова с ним заговорил. — Но даже этого ты не смог сделать. Почувствовав за спиной странную ману, император обернулся. Темные длинные волосы, бледная кожа… И рубиновые глаза, опасно сверкнувшие в переливе полной луны. Он не знал, кто он, но уже чувствовал серьёзную опасность. — Ты ещё кто? С легкостью узнав орнамент на темной мантии незнакомца, Клод понял, что имеет дело с придворным колдуном. — Как ты здесь оказался? Придворным запрещено здесь нахо— — Я никогда бы не служил такому ублюдку, как ты, — молодое лицо юноши не выражало ничего, кроме едкой ненависти и боли. Незнакомец скалился подобно настоящему хищнику, что вот-вот набросится на свою жертву. — Я служил принцессе, настоящей принцессе этой империи, а не вам — прогнившим кускам дерьма, которым нравилось доводить её до слез. — Я повторю свой вопрос — кто ты? — Моё имя ничего тебе не скажет, в отличие от твоего, чертов калека, — юноша фыркнул и провёл несколькими пальцами по воздуху, используя сразу несколько магических кругов. Красное сияние чужой маны ослепило на несколько секунд, подпуская нападавшего к открытой шее повелителя. Колдун крепко вцепился в неё, медленно сдавливая. Но Обелия ничуть не испугался, выжидая что случится с этим недо-убийцей, когда его защитный барьер сработает. — Насколько нужно быть идиотом, чтобы попытаться убить императора? Тот усмехнулся. — Будешь угрожать мне этим детским фокусом? — Трехуровневый барьер загорелся намного ярче огненных рун, перекладывая весь полученный урон на колдуна. Но незнакомец будто бы и не заметил, как лазурные молнии ударяют по его телу, он даже не шелохнулся, нависая перед ним. — Будь этот чертов мир намного лучше, такого как ты, никогда бы не признали императором. А впрочем… Он с силой надавил на холодную кожу Клода. — Ты потомок этого мусора Этернитаса - если этого глупца прозвали великим императором, то, конечно же, и тебя прозовут каким-нибудь распрекрасным правителем. Мужчина попытался отодрать руку от себя, но хватка была слишком сильной. Обелия едва мог вдохнуть обжигающего воздуха, пытаясь остановить нападавшего. — Надо было покончить с тобой ещё тогда, во время дебюта, но она умоляла не делать этого, твердила, что это всего лишь случайность, и ты обязательно её примешь как свою дочь… — рубиновый взгляд неотрывно смотрел ему в глаза, прожигая душу и сердце. — А ты… Ты забрал её у меня, словно она не имела никакой ценности. Лицо колдуна скорчилось от невыносимой боли. — Если она не была нужна тебе, так какого черта?.. — сиплый голос загремел на всю комнату, крича до звона в ушах. — Какого черта, ты забрал её жизнь?! Острые ногти больно впились, вытесняя из легких последний глоток воздуха. — Не важно… Ты всё равно мне ничего не ответишь, жалкий кусок дерьма… А если и ответишь, меня это не успокоит… Меня больше ничего не удержит в этом жалком месте. Почему бы не смешать империю с грязью? Словно я не переживал этот кошмар… Перед лицом образовался новый огненный магический круг, когда мир в топазовых глазах потух. Послышался оглушительный взрыв. — Однажды ты спросил меня, что бы я загадала, если бы у меня было одно желание… Её голос… Почему он слышит, почему она говорит с ним так нежно?.. — Помнишь, папа? Почему она называет своего убийцу так тепло?.. — Я наконец придумала, чего хочу. Если моё имя означает бессмертие, а твоё - нет… Хм, я бы хотела поделиться им с тобой. Это же было бы так здорово! Ты — бессмертный и я — бессмертная! Правда? Ты только представь, папа! Клод мог поклясться, что по его щекам текли настоящие горькие слезы. Но он мертв. Его тело лежит под обломками разрушенного Рубинового дворца. Так почему же он всё равно чувствует их? Почему его кто-то зовёт и тянет к свету?..