О, как убийственно мы любим, Как в буйной слепоте страстей Мы то всего вернее губим, Что сердцу нашему милей!
Как назло проспав начало важной репетиции, Юри, выбегая из квартиры, надел первое попавшееся бежевое худи и черные джинсы в обтяжку. Толкнув белоснежным кроссовком тяжелую железную дверь, он впопыхах вошел в студию. — Умоляю, простите меня… — Кацудон, мать твою за ногу, ну сколько можно тебя ждать! — Мда, Юри, сегодня ты побил все свои рекорды. — Юри-сан, может что-то произошло? — Да нет, все в порядке, я просто проспал, извините меня еще раз. — Не извиню. Да, кстати, — Юрио наклонился поближе к Кацуки и заговорил тише, — Там, этот спонсор пришел, как его… ну седой который. — Что? А зачем? — солист тоже решил понизить голос. — Да хрен его знает. Бумаги же все уже подписаны. Понятия не имею что ему нужно. — Так, девочки, — Пхичит захлопал в ладоши, призывая внимание остальных, — Хватит шушукаться, за работу. Вы же помните сколько нам еще дописать осталось, а премьера уже скоро. Так что не расслабляемся, ноги в руки и вперед. — А ты кто такой, чтоб командовать тут, — заорал Плисецкий, но все равно пошел к электогитаре. — Юри, — черноволосый резко обернулся на знакомый ему голос, — Мы можем поговорить, я много времени у тебя не займу.***
Горький эспрессо обжигал язык, но это самое то в восемь утра. Дуя на кружку черного кофе, Виктор попутно собирался на репетицию группы, спонсором которой он являлся. Никифоров предпочел бы одеться попроще, а не в обыкновенный костюм, как и у большинства населения, разве что нулей по-больше. Хоть он и любил пиджаки, рубашки, брюки, но в этот раз платиноволосый боялся, что подобная деловая одежда смутит и спугнет Кацуки. Но что делать, дресс-код на запланированной встрече с офицером полиции Яковом Петровичем никто не отменял. Поэтому тяжело вздохнув, Виктор повязал галстук, допил остатки кофе и на ходу схватив со стола шоколадный пончик, направился в сторону Ауди. Уже находясь в машине, Никифоров перебирал свой портфель, в поисках связки ключей и визитки любимого ресторана французской кухни. — Алло, здравствуйте. Я бы хотел у вас зарезервировать столик у окна на 6:15. Да, на сегодня. Всего доброго. Нервно теребя связку ключей, Виктор смотрел на проплывающие облака в лазурном небе, так неожиданно сменивших серую пелену прошлой недели. Заглянув в телефон он удостоверился, что погода сегодня ночью будет прекрасной, да и всю оставшуюся неделю будут держаться теплые деньки бабьего лета, Юри должно понравится. Затем он решил проверить во сколько сегодня зайдет солнце, и убедившись, что все совпадает его планам, Никифоров убрал телефон в карман брюк.***
— Юри, а не составишь ли ты мне компанию в ресторане? В шесть, как раз после репетиции, так что вашему графику я не помешаю, — рука Виктора обнаружилась на плече Кацуки, а сам Кацуки обнаружился в непозволительной близости от Никифорова. — Д-да нет, что вы. Мы с вами только знакомы, а вы уже меня и в ресторан зовете. — Ну вот поближе и познакомимся, давайте же, за мой счет. Черноволосый начал теребить свою толстовку, о чем-то серьезно задумавшись. — А я могу вам позже позвонить или написать, а то… — Во-первых, не вам, а тебе. А во-вторых, конечно можешь, звони в любое время дня и ночи. И лучезарно улыбнувшись, Никифоров поскакал в сторону выхода, бросив напоследок: «До встречи, солнышко!» Кацуки собирался было обдумать случившееся, но ему не дал громкий голос Пхичита, возвещающий о том, что пора бы ему начать распеваться, а не лясы точить с платиноволосым красавчиком.***
— Яков~ Сколько лет, сколько зим?! — И тебе не хворать, Витя. — Итак, чего же тебе надобно, старче? — Грусть-тоска, меня съедает, Витенька, по твоей душонке нечистой, — Фельцман нарочито спокойно говорил, но в глазах его уже плясали бесы, а кончики пальцев подрагивали. — А что же с ней не так, душа как душа, коих в мире много. — Довольно паясничать, Виктор! Убивать людей налево-направо, это ли не страшный грех?! — А еще громче не пробовал? — резко изменившись в лице и сделав шаг навстречу, заговорил Никифоров, — И вообще-то всего двух нет в живых. Несмотря на то, что в кабинете Якова никого кроме них не было, а соседний офис был практический пустой, все равно Фельцман чересчур громко выражал свои эмоции. И не мудрено, Яков Петрович долгое время трудился полицейской академии, что стало причиной его резких окликов. Она же и повлияла на расстановку кабинета. Тут и там висели различные выдержки из законов, фотографии некоторых блюстителей порядка. С недавнего времени, Якова повысили до офицера полиции, и большинство времени стал проводить за бумагами, допросами подозреваемых и своих же сотрудников. — Ты пойми, Витя. Я то тебя конечно прикрою, но так не может долго продолжаться, всему есть придел. Виктор, или как его по-отцовски называл Фельцман — Витя, и вправду приходился ему чуть ли не сыном, по-крайней мере Яков так считал. Познакомились они еще с самого детства Никифорова, когда он совсем мальчишкой, выбежал из соседней от Якова Петровича квартиры, убегая от пьяного отца.***
— Ты… Ты ебаный педик! Стой, блять, кому сказал. Щааас, сейчас я твои копны повыстригу! Худенькая фигурка подростка лет двенадцати, пыталась выбраться из огромных сальных лап отца, пивной живот которого не вмещался в замызганную майку и вываливался огромной складкой. — Я те покажууу. Схватив мальчонку за волосы и ударив об зеленую заляпанную стену, он оставил еще одно пятно на ней, но только от крови, что хлынула из носа белокурого мальчика. Он всеми силами пытался вырваться и сдержать слезы, зная, что это еще больше спровоцирует папу. — Это из-за тебя он ушла! Понимаешь?! Понимаешь, блять, или нет? Это она из-за тебя ушла! Только из-за тебя, педика сраного. ИЗ-ЗА ТЕБЯ! — М-мама… У-ушла? — поднял голубые глаза Витя, понимая, что больше не сможет сдержать слезы. «Господи, уж лучше бы отец и дальше б меня бил, да что угодно, но только не это! Только не мамочка!» — думал про себя белокурый мальчик, сидя между огромным количеством бутылок, в шитой мамой одеждой. Ее тонкими вечно холодными пальцами, но от этого они не переставали быть нежными и ласковыми. — Это ты, блять! Ты! ТЫ! Во всем виноват!!! «А вдруг и вправду она от нас ушла, п-потому что я не такой?» Собравшись с силами, Витя резко рванул на себя, и вырвавшись из грязных рук, распахнул входную дверь и выбежал на лестничную площадку. Выходивший вынести мусор Яков, напоролся на мальчишку с кровоподтеками на лице и красными от слез глазами. Отца задержали и в дальнейшем его судьба стала неизвестной, а голубоглазый мальчик долго плакал на плече у Фельцмана. — Дяденька полицейский, а с мамочкой что? Яков усыновил мальчика и растил хоть в дисциплине, но с заботой.***
Юри решил пока не рассказывать о ресторане друзьям, а то начнут хихикать, показывать пальцами. А оно ему надо? Понятное дело, что нет. Уже в двадцатый раз поглядев на номер телефона Никифорова, Юри все ни как не решался позвонить. Он и сам не понимал чего так боялся. Ведь еще вчера он решил, что не прочь провести в компании этого замечательного человека вечер. Тогда почему его пальцы дрожат мелкой дрожью и не могут нажать на номер. Когда часы уже начали показывать пол пятого, он взял телефон с мыслью: «Сейчас или никогда!», и отошел в уборную. В последний раз посмотрев на номер, он зажмурился и нажал на «Вызов». Первый гудок, второй, третий. — Алло, Юри, привет. — Здравствуйте, ой, то есть, привет, Виктор. Я принимаю ваше, то есть, твое приглашение поужинать. — Отлично! — даже через трубку телефона Кацуки видел как Никифоров широко улыбнулся, — Заеду за тобой в шесть. Удачи, не скучай! Черноволосый с облегчением выдохнул. — Вот видишь, а ты боялся, — сказал он себе и с улыбкой на лице двинулся обратно в студию. Никифоров тоже улыбался, но немного по-другому. Это была торжественная гордая улыбка, но с небольшими нотками облегчения, которые он старательно прятал. Юри просто не мог отказаться, он не мог потерять еще и его. Когда стрелка часов приблизилась к пяти, Виктор начал собираться. Узкие темные джинсы облачили его ноги, черная футболка, а поверх нее клетчатая фиолетовая рубашка были надеты на голую грудь, черные найковские кроссовки натянулись на такие же черные носки. В рюкзаке уже лежал большой клетчатый плед, пара подушек, два бокала, бутылка игристого крымского вина и сырное ассорти. По окончанию сборов, время показывало пол шестого, и Никифоров, наведя последний лоск на голове, двинулся к машине. Подъезжая Виктор увидел одинокую фигурку, сжимающую синий рюкзачок обеими руками. Юри, заметив приближающееся к нему Ауди, распахнул дверцу с характерным для машины звуком и сел на заднее сидение. — Привет, — смущенно улыбнулся Кацуки. — Приветик! Ничего не имеешь против французской кухни? — Ну, я мало что о ней знаю, но с удовольствием попробую, что ты мне предложишь. — Ну вот и замечательно. Приехав в назначенное место, Виктор галантно распахнул дверцу со стороны Юри и подал ему руку, на что тот еще больше смутился, но руку принял. Их столик находился у окна, так что можно было следить за проезжающими мимо машинами пешеходами и вечернем солнышком. Уроженец Японии залюбовался видом из окна, но его отвлек мягкий голос Виктора, предлагающего ознакомится с меню. Когда Кацуки взял его в руки, единственное, что он смог понять это багеты и круассаны. — Виктор, а ты знаешь, что такое Буйабес? — Ооо, Юри, я тебе рекомендую, очень вкусно. Это суп из разных видов рыбы и морепродуктов. — Ладно, доверюсь твоему вкусу, — Кацуки улыбнулся и заправил прядь волос, что не ускользнуло от зоркого взгляда Никифорова. — Так, — потирая ладошки и глядя в меню, проговорил платиноволосый, — А я пожалуй возьму, ммм, Фуа-гра. По-моему это утиная печень, но это не точно. Ладно, попробую узнаю. Виктор оказался прекрасным собеседником, умудрившись так заболтать Юри, что он без всякой скованности смеялся, глядя на смешные фотографии Виктора и его пуделя Маккачина. Проведя двадцать минут в ожидании заказа, Кацуки успел узнать о своем собеседнике, как ему показалось, всё. И про пуделя, и про пьянки, и веселые гулянки, и о карьере. Да и он сам выложил полностью свою биографию, рассказывая как и о взлетах, так и о падениях. Ну и конечно о пьянках, под заливистый смех Никифорова. Даже когда им принесли еды, они все равно продолжали смеяться над глупыми историями друг друга. Юри давно не чувствовал себя так спокойно и ему казалось, что он знает этого человека, сидящего напротив и так тепло ему улыбающемуся, вечность. Блюда оказались на редкость вкусными, и японец зажмурил глаза, доедая последнюю ложку. — Как вкусно. — Еще бы. Ты доел? Пойдем, я хочу тебе что-то показать, — Виктор подмигнул и достал связку ключей. — Что? — Смотри какое небо красивое. А еще лучше будет смотреть с крыши. Вот у меня ключи от крыши есть. И пледик с подушками. — А ключи у тебя откуда? — Кацуки удивленно хлопал глазами. — Да я когда мелкий был, жил в том доме и спер на вахте. Пойдем быстрее, а то закат пропустим. Давай, тут недалеко, пешочком пройдемся. Ты иди пока по направлению к вон той высотке, а я сейчас машину переставлю. Встретившись у подъезда, платиноволосый открыл магнитным ключом дверь, взял Юри за руку и повел к к белому, но грязному лифту, нажимая на последний этаж. Стоя на крыше, Кацуки охватил невероятный восторг. Яркие, но последние лучи солнца, озаряли, словно кукольные крыши домиков. Сиреневое небо, поддёрнутое в некоторых местах нежно-розовыми облачками. И все это становилось в тысячу раз ярче, отражаясь от стекол и плиток домов. Никифоров, глядя на пораженного застывшего Юри, мягко улыбался, расстилая плед, ставя подушки и наливая шампанское. — В-виктор, я, я, я даже не знаю как тебя отблагодарить! Да и за что мне все это, мы же совсем недавно знакомы. Платиноволосый коротко усмехнулся, а затем коснулся губами черноволосой макушки. — Скажем так, это мое вложение в наши будущие отношения. И вручив бокал шампанского, Никифоров жестом пригласил сесть на подушки и укрыться клетчатым пледом. Так они и дальше продолжили свои рассуждения, но уже в более спокойной обстановке, лишь изредка закусывая сыром. После первого бокала шампанского, Юри уже спокойно лежал на плече Виктора, обнятый им в ответ за талию. Допивая третий бокал, Кацуки с грустью смотрел на последние розовые всполохи неба. — Хотел бы я остаться. Если б не тур по штатам. Он на месяца два, не знаю, дождешься ли ты меня. — Стоп, какой тур? Япошка повернул голову и встретился с изумленными васильковыми глазами. — Да, его перенесли и уже послезавтра вечером мы улетаем. А ты не знал? — платиноволосый покачал головой, — Прости, что не сказал. Пару минут Никифоров молча смотрел куда-то сквозь, не говоря ни слова. Затем кивнув каким-то своим мыслям, он повернул голову к Юри. — Солнце, а пойдем-ка уже спатеньки, а то ты такой сонный уже. Ко мне, у меня большая удобная кровать. — Пошли. Полдороги Кацуки благополучно проспал, поэтому совершенно не представлял где он находится, когда зашел в большой коттедж. С трудом подавляя сонливость, он добрался до расстеленной двухспальной кровати и повалился на подушки. Минут через десять зашел Виктор, лег на другую подушку и сгреб Юри в охапку. — Хотел бы я оставить все так, — проговорил он куда-то в черноволосую макушку. — Хотел бы я остаться.