***
Юри с трудом продрал глаза и перевел взгляд на занавешенное окно, не думая ни о чем. Виски жутко гудели, словно огромный молот ударял по наковальне, и с каждым ударом ноющая боль сильнее стучала, охватывая все большую часть головы. Хотелось снова лечь на подушку, прижав ее края к вискам, как будто она могла перенять всю боль на себя. Вместо этого он осоловело посмотрел по сторонам, перевел взгляд на руки, заметив бинты с запекшейся кровью. Зависнув секунд так на десять, в течение которых он успел зевнуть, Юри вскочил с кровати, лихорадочно заметавшись расширенными от ужаса глазами. Резкое необдуманное движение. Тут же боль в голове, словно первый гром в мае, поразила его, Юри померещилось, что вся кровь, которая у него только была, устремилась в голову, заполонив собою весь мозг, лицо, в особенности, глаза. Казалось, что он начал тонуть в этом огромном озере крови и боли, и Кацуки со стоном упал на кровать. Он и не заметил, что от его потуг новые алые пятна на перебинтованных ступнях начали вытеснять собой старые бурые. Юри не любил кровь, поэтому ее запах усилился для него в десятки раз, заполняя ржавчиной весь его организм, проникая в гудящую голову и делая мигрень еще более невыносимой. С трудом сдержав рвотный позыв, Кацуки перевел взгляд на окно. В его комнате было темно, и, распахнув шторы, он только убедился, что на дворе глубокая ночь. Сколько он спал? Несколько часов или целые сутки? Юри не мог этого сказать. Он не мог сказать, где он находится. Ничего не мог и о человеке, у которого он дома, о его мотивах. — Так, ладно. Всё в порядке, всё хорошо. Там ведь и вправду была на улице сильная буря, так? Он просто заботился о том, чтобы я не простудился, ведь у меня концерт. Вот сегодня утром я встану, и мы вместе поедем к ребятам, где посмеемся над тем, в какой ужас я впал от простого гостеприимства. Пхич наверняка скажет, что мне нужно больше общаться с людьми и всё в таком духе… — под конец своего монолога, Юри нервно рассмеялся. — Какой же я все-таки глупый, — и его лицо осветила улыбка, но в считанные секунды померкла. — Глупый! Глупый! Дурак, идиот, бестолочь! Черт! Как мог повестись на такой дешевый трюк? Ты же видел всё, Юри? — спрашивал он самого себя, — Видел, каким странным блеском у него горели глаза?! Тут всякий дурак смог бы отличить, что намерения у него явно недобрые! Кацуки хотелось ходить, делать хоть что-нибудь, но ноющие ступни не позволяли этого сделать, поэтому приступ паники перешел на покусывание губ, щелканье перебинтованными пальцами. — И как же можно было так опростоволоситься? Поверить? С самого начала же было видно, что он странный, не такой! Да и эти его постоянные прикосновения… Видно же, что неспроста! И то, как он отреагировал на тур, весь побелел. Черт! За что мне это всё? Прижав руки к глазам, Юри даже не пытался унять слезы, лишь смешивал кровь на бинтах с влагой из глаз. Он искренне не понимал, за что ему это все? За какие такие грехи? В чем он так провинился? Ведь он всегда старался быть добрым ко всем. И к ребятам, и к фанатам. За что? Но за все приходилось отвечать, даже за слезы. Кровь прилила к голове, заставляя молот в висках бить еще сильнее по наковальне. И он завыл. Тихо так. Жалея и ненавидя себя одновременно. — Боже, за что мне это все... — всхлипывал Юри, утирая слёзы мокрыми бинтами, но в ответ ему была только абсолютная тишина и разрастающаяся головная боль. Замолчав, он почувствовал, насколько же тихо было дома. Тишина давила на него снаружи, изнутри, со всех сторон! Она была везде, и от нее не спрятаться! Но тут, словно небольшой лучик надежды, в этом темном царстве пустоты и тишины, за окном послышалось пение птицы, названия которой Юри не знал, да и знать было не нужно. — Окно, точно! — Кацуки осторожно сполз с кровати, стараясь игнорировать вновь давшую о себе знать боль, и сел у большого окна. Красивая трель птицы, что пронзила эту звенящую тишину, дала ему небольшое, но нужное сейчас спокойствие. Подергав ручку и убедившись, что окно закрыто, Юри уже хотел было выбить стекло, но что-то его остановило. — Если я сейчас выбью стекло и спрыгну, то он скорее всего тут же проснется, и я не успею никуда убежать. А если не проснется, то что мне потом делать? Искать ключи от калитки? Или подкоп? Нет, ключи он точно куда-то надежно спрятал. Тогда подкоп? Но чем? Чем же? — пытаясь подавить новый приступ паники, Кацуки огляделся по сторонам в поисках подходящего предмета. Выдвигая поочередно ящики прикроватной тумбочки, Юри почудился какой-то шорох, и, осознав, что слишком громко осматривает мебель, зажал рот рукой. Ничего. Вновь лишь пение птицы за окном. Выдохнув, он продолжил поиски. Из вещей, которые более-менее годились, Юри обнаружил зубную щетку и вешалку. — А если земля твердая? Да я же ничего и сделать не успею! Он тут же проснется от звона битого стекла, — Юри взглянул на дверь, — Надо позвонить в полицию. Черт, а как ты себе это представляешь? Чем ты позвонишь? Наверняка меня все обыскались и сами звонят в полицию, ведь все видели, как он себя подозрительно ведет. А видел ли кто-то, как я с ним ухожу? — Кацуки постарался припомнить тот злополучный день, прокручивая все моменты в голове. — Блять, я же специально никому об этом не сказал. Может, взглянуть аккуратно, дома ли он и проверить наличие телефона? А если заметит? А даже если не заметит, то что потом делать? Что делать?!***
— Мать вашу, что нам теперь делать?! Мы понятия не имеем, где он! — это бесновался Пхичит. Никто от него такого не ожидал от слова совсем. Ребята сидели в квартире у Юри (ключи от квартир друг друга находились у каждого на про запас) уже битый час и совершенно не представляли, что им делать. С такой ситуацией они столкнулись в первый раз, поскольку на Юри это было не похоже. Юра перевел взгляд на часы, что показывали пять минут первого, и неожиданно тихим голосом заговорил: — Может быть… нам стоит позвонить в полицию. Правда я не знаю, что мы там скажем им, ведь прошло не так уж и много времени с последней репетиции. Всего шесть часов. Нам просто скажут, мол, подождите еще, авось появится. Но мы не можем больше ждать, — Юра выглядел очень беспокойно. Да и сама эта ситуация выглядела комично. Словно Чуланонт и Плисецкий поменялись характерами. Самим собой только оставался Минами, который решил подать голос впервые за полчаса. — Юра прав, полиция сейчас вряд ли будет принимать какие-то серьезные меры, плюс мы не можем исключать, что Юри не потерялся, а просто где-то обронил телефон и сейчас идет домой. Давайте лучше вспомним, не собирался ли он куда-нибудь? Какое у него настроение было? Я не знаю, куда он собирался после репетиции, но настроение у него было явно хорошим, — Минами в задумчивости повертел шариковую ручку. — Да, я тоже это заметил, — наконец-таки присел на диван после долгой ходьбы взад-вперед Пхичит, — и я предлагал ему заехать со мной в зоомагазин за клеткой для хомячков, но он почему-то отказался. Блин, надо было спросить у него почему, — таец лихорадочно взъерошил волосы и отпил глоток крепкого кофе. Вся эта ситуация его очень напрягала. — Надо менеджеру позвонить, что-ли. Предупредить его о возможной отмене или переносе тура, — спокойный Юра очень пугал ребят, таким его можно было очень редко увидеть. — Не переживай, — Минами приобнял друга и заглянул ему в глаза, — все будет хорошо.