А Боги смеялись все утро и вечер. Смешила их фраза: «Случайная встреча»… «Случайная встреча» в толпе многолюдной… Средь сотен людей… — настоящее чудо! Так в жизни бывает порой… невзначай: «Случайная встреча» — знак свыше — с луча…
***
— Итак, как тебя зовут? — Вы уже спрашивали. Меня зовут Анна Шмидт. — Нет, как тебя по-настоящему зовут? — Откуда вы знаете, что это не моё имя? — Ой, деточка, за столько лет, сколько живу я, было бы грешно и глупо не научиться отличать правду от лжи! Впредь тебе лучше мне не врать, ведь я это увижу. — Моё настоящее имя — Эрна Хильдегард Губер, — немного помолчав, сказала журналистка. — Вот и славно! Расскажи, как живёт моя дочь в тех ужасных условиях, — попросила хозяйка дома, сложив руки на груди. Из разговоров с дворецким Эрна узнала, что её зовут Маргарет Краузе. — Я заселилась в общежитие после больницы и попала в комнату, где жила Бритта и ещё две девушки. Как живётся в комнате общежития? Продуктов не хватает, холодно, приходится спать в кофте, а в целом нормально. Кухня общая, так что ещё готовить трудновато, — девушка смотрела на Маргарет украдкой. Сколько ей лет? Должно быть, не меньше шестидесяти, но выглядит женщина отлично, на все сорок. Хорошие условия позволяли ей держать себя в здоровом теле, пользоваться медициной, косметикой. — Когда она мне позвонила, я уж хотела бросить трубку, но тут она заговорила про тебя. Ты, верно, знаешь, за что я так не люблю свою дочь? — Знаю, Бритта мне рассказала. Но я не люблю вмешиваться в семейные дела, — уклончиво отвечала Хильдегард. Это очень понравилось Маргарет, она сразу подобрела. — Молодец. Не люблю тех, кто суёт свой нос куда не надо. Итак, всё же я выслушала её. Меня очень впечатлила твоя история. Всю ночь не спала, обдумывала сказанное — и всё же согласилась тебя принять. Бедная моя девочка, сколько тебе пришлось натерпеться! Сначала один лагерь, потом другой. Как ты только сбежала? Одному Богу известно! Ужас! Я хочу тебе помочь. Ты можешь быть моей помощницей. Ничего такого сложного делать не надо, — Маргарет следила за реакцией Эрны. Та слушала её внимательно, ловя каждое слово. — Перечисляю обязанности: нужно будет присматривать за детьми, пока меня нет, иногда ходить в магазин, помогать с уборкой, накрывать на стол. Я стараюсь делать всё сама, ведь меня учили с детства хозяйничать по дому, поэтому помощников, кроме детей, у меня нет, однако не получается успевать всё и сразу. Дом-то большой, дел тоже немало. И я старею, теряю хватку. Честно признаться, давно подумывала нанять горничных, посудомоек, нянек, но как представишь, что эти вертихвостки будут мелькать перед глазами, всячески мешать, шариться в вещах и — не дай Бог! — что-то украдут, так это желание сразу пропадало… — Почему вы решили доверять мне? — задала глупый вопрос журналистка, — то есть, я хотела сказать, почему вы думаете, что я… — Я поняла. Тебе некуда идти, ты не украдёшь и не сбежишь. Но я знаю, ты девочка честная, поэтому даже при хорошем расположении дел не стала бы этого делать. Так, о чём я? А, ещё вот: готовить тебе не нужно будет. Повара у меня есть, приходят и уходят. Ещё, возможно, надо будет отводить Эрику к учителю по фортепиано. Бедная женщина сломала ногу и не сможет теперь ходить к нам вести уроки. Нужно будет приходить к ней домой. За всё плачу исправно, даже премии есть за прилежную работу. Сумма, думаю, тебя устроит. — Я поняла вас, фрау Краузе. Мне не очень важны деньги. Вы приютили меня, этого уже достаточно. Но… у меня нет документов. Я не смогу свободно разгуливать по улицам, зная, что меня ищут. — Напомни, почему ты попала в лагерь? — За сотрудничество с врагом. Но я этого не делала! Произошла ошибка. — Эрна скрыла от хозяйки дома, что убила надзирателя, и отвела взгляд, боясь, что та всё поймёт. Но Маргарет, казалось, ничего не замечала и что-то бормотала. Она вообще была большой любительницей поболтать. — Тебе повезло! Сотрудничество ещё можно замять. Ты же не передавала врагу никакие документы, чертежи или что-то ещё? Ничего не рассказывала? — Нет. Я простая гражданка Германии, а не военный в отставке. — Ну вот и славно! В Гестапо как раз есть очень важный человек, который мне много должен. Возможно, он сможет помочь. Сделаем тебе документы с помощью него. — Спасибо вам, фрау! Вы меня спасли. Эрна вскочила со стула и хотела вытянуть руку, чтобы отдать честь, но Маргарет её остановила. — Не нужно. Я знаю, что ты хорошая и ни в чём не виновата, поэтому и помогаю. Альберт наверняка уже приготовил тебе комнату; иди, устройся, разбери вещи. А потом можешь зайти к детям и познакомиться с ними. — Хорошо, так и сделаю. Спасибо вам ещё раз! Эрна ушла, а во взгляде фрау Краузе ещё долго теплилась доброта. Эта журналистка напомнила ей родную дочь.***
Вид из окна комнаты Эрны выходил на задний двор, где находилась площадка для игры в крокет, а у забора ни к селу ни к городу росло большое дерево — тополь, раскинувший корявые ветви над игровым пространством. Его давненько не мешало бы спилить. Сумка с вещами лежала на застеленной кровати. Сил и желания разбирать её не было, поэтому Хильдегард поставила багаж на пол, за кровать, решив переодеться и пойти познакомиться с внуками фрау Краузе. Комнаты детей находились рядом. Из первой слышалась мелодичная игра на пианино, во второй было тихо. Эрна зажала в руке браслеты, переданные Бриттой, и постучала в ту, где на высокой табуретке перед инструментом сидела девочка в голубом платье и играла по нотам какую-то лёгкую пьесу. При виде журналистки она сразу же вскочила. — Здравствуйте… — Привет, Эрика. Я теперь буду помощницей вашей бабушки. Вот, пришла познакомиться… — Очень приятно. Девочка сделала реверанс, чему Эрна мысленно умилилась, определив Эрику себе в любимчики. Пока повисло неловкое молчание, журналистка оглядела комнату. Шторы здесь закрыты всегда, даже днём. У окна стоит фортепиано, занимая собой чуть ли не половину комнаты. У стены — кровать со множеством плюшевых игрушек. Эрна набралась смелости, шагнула вперёд и разжала кулак, передавая младшей Краузе браслет. — Твоя мама просила передать. — Мамочка? — ребёнок поднял взгляд голубых, как небо, глаз, в которых застыли слёзы. — Это правда? — Да. Она очень скучает и передаёт, что очень хочет с вами увидеться, но пока не может приехать. Спрячь браслет. Сбереги его. — Хорошо… Простите. Эрика аккуратно положила талисман в шкатулку, схватила с полки ингалятор, который Хильдегард не заметила раньше, вдохнула лекарство… «Бедный ребёнок! Она больна!» Девочка смахнула слёзы, убрала прибор, принимая занятой вид, и спросила: — Вы уже знакомы с моим братом, Вильгельмом? — Ещё нет. Не хочешь сходить со мной поздороваться с ним? — Простите, но мне нужно разбирать гаммы. — Ничего. И обращайся ко мне, пожалуйста, на «ты». Дверь в следующую комнату была плотно закрыта. Даже когда девушка в третий раз постучала, никто не открывал. Эрна хотела уйти, но тут щёлкнул замок — и в дверном проёме показался Вильгельм всё в той же одежде Гитлерюгенда. — Чего тебе? — сердито спросил он недовольный тем, что посторонний человек посмел беспокоить его. Это прозвучало довольно грубо. — Можно войти? — Ровно на две минуты. Парень был заинтересован войной и политикой национал-социализма. Об этом нетрудно было догадаться по многочисленным плакатам с изображением солдат СС, школьников из Гитлерюгенда и высших чинов из партии. Напротив стола висела карта мира с какими-то знаками в Европе, похожими на перемещения батальонов. У Вильгельма было много книг, в том числе и известный «Mein Kampf», «Основы стратегии и тактики», «Оружие», «Лагеря». — Вещай, — обернувшись, сказал он. — Красиво тут у тебя, — издалека начала Хильдегард, не обращая внимания на грубость. — Да? Что ты можешь знать об этом? Например, о лагерях? — в отличие от Эрики, Вильгельм не церемонился, и сразу начал обращаться к девушке на «ты», считая себя выше её и умнее. «Действительно, как я могу не знать о лагерях, если я в них, чёрт возьми, была?» — хотела ответить журналистка, но вместо этого сказала: — Зато ты у нас эксперт в этом. Почему ты меня так возненавидел? Я ничего тебе не сделала. — Ты — предатель родной страны! Ты сбежала из лагеря, я слышал ваш разговор с бабушкой! И я просто буду обязан сообщить об этом куда следует! — Во-первых, подслушивать плохо. Разговор тебя не касался, зачем ты лезешь не в своё дело? Во-вторых, ты думаешь, что всё так просто? Ну, сообщишь ты, а дальше что? Медаль тебе дадут? — внутри девушки закипала злость на этого фаната идеологии. Её кулаки безвольно сжались. Вильгельм, не замечая этого, продолжал: — Меня примут в СС. Они очень ценят храбрость и честность. Мой брат там служит, и он уже добился хорошей должности! — Не дорос ты до СС. Пока годен станешь, война закончится, а потом зачем ты там нужен? — Когда Германия победит, мы тебя и всех твоих братьев-предателей расстреляем! — Не сомневаюсь. Ты один будешь лично всех расстреливать? Или помощников наймёшь? Глядя на такое спокойствие, Вильгельм взбесился. — Убирайся! Всё, две минуты прошло! — закричал он и вскочил, намереваясь вытолкать за дверь ненавистную ему журналистку. — Постой. Я знаю твою мать. Она попросила тебе передать кое-что. И я делаю это только из уважения к ней, но никак не к тебе. Вот, — Эрна бросила на кровать браслет. Парень поменялся к лице, прыгнул к кровати и схватил вещицу, прижав её к сердцу. — Откуда ты знаешь мою мать? — А, вот уже по-другому заговорил? Мы с ней жили в одной комнате общежития. Впрочем, почему ты спрашиваешь? Ты же подслушал наш разговор с фрау, стало быть, знаешь больше меня. — Я точно расскажу брату о тебе брату, — задыхаясь, прошептал Вильгельм. — Он приезжает сегодня. Будь уверена, с тобой разберутся! В этот момент внизу хлопнула входная дверь. На лице парня нарисовалась торжествующая улыбка: — А вот и брат! Как вовремя! — он бросился вниз по лестнице, чтобы встретить родственника, занимающего, по его словам, высокую должность в СС. Эрика тоже выскочила из своей комнаты, не обращая внимания на Хильдегард, побежала вниз настолько быстро, насколько позволяла её болезнь. Журналистка тоже стала спускаться в холл — надо же представиться, сказать, что она теперь помощница фрау Краузе, чтобы не возникало вопросов. Через перила лестницы были видны дети, стоящие рядом с человеком, снимающим пальто. Всё-таки Эрна видела в них значительные отличия. Какая Эрика кроткая и милая, и какой упрямый, мерзкий Вильгельм. Второе правило, о котором говорил Альберт в машине: «Не ссориться с детьми, а особенно — с молодым человеком», девушка уже не соблюла. Набрав в лёгкие воздуха, чтобы представиться, и продумав уже всю свою речь в голове, Эрна остановилась как вкопанная, увидев, кто стоит в прихожей, протягивая руки к матери и улыбаясь, словно никогда никого не убивал. Тот самый оберштурмфюрер развернулся и увидел её, застывшую в нерешительности на первой ступеньке. По его лицу проскользнула усмешка, взгляд серых глаз с удовольствием отметил, как напугана жертва. — Ну здравствуй, Эрна.