Я ждала от Него подвоха — Он решил не терять ни дня. Что же, бинго. Мне правда плохо. Он опять обыграл меня. От тебя так тепло и тесно… Так усмешка твоя горька… Бог играет всегда нечестно. Бог играет наверняка.
***
— Сынок! — Маргарет выбежала из гостиной и бросилась оберштурмфюреру на шею, не обратив внимание на его странную ухмылку и взгляд, задержанный на Хильдегард. — Наконец-то ты приехал! Надолго? — На четыре дня, мама. Мне дали небольшой выходной в силу того, что я не был дома почти год. — Ну вот и хорошо, — шептала женщина, обнимая его за плечи. — Выспишься, отдохнёшь. Кстати, познакомься… Это моя помощница. Её зовут Николь. «Что? Николь?» — взгляд девушки заметался, но она лишь улыбнулась и слегка кивнула в знак приветствия. — Николь, значит, — усмехнулся оберштурмфюрер. — Интересное имя. — А это Герхард, — продолжала вещать фрау Краузе. — Ты устал с дороги? Будешь обедать? — Нет. У меня пока дела. Вообще-то я прибыл не один… Вильгельм, поможешь мне проводить нашего гостя до подвала? — Конечно! — парень с готовностью шагнул вперёд. Эрна наблюдала в окно, как Герхард открывает багажник машины и выволакивает оттуда связанного по рукам и ногам человека с заклеенным ртом. Вильгельм попытался схватить того за ноги, но пленник изловчился и ударил его, за что тут же получил по голове от оберштурмфюрера и затих. Братья потащили человека в подвал, который находился под домом, как и гараж, и имел вход с заднего двора. — Такое часто бывает, не пугайся, — Маргарет подкралась незаметно и от её слов Эрна подпрыгнула. — Из-за своей должности Герхард должен допрашивать разведчиков, предателей и прочих. — Вы меня напугали, — немного укоризненно сказала девушка. — Почему вы сказали, что меня зовут Николь? — Я звонила моему должнику из Гестапо. Он уже сделал тебе документы на имя Николь Мириам Аденауэр. Тут уж спорить нельзя. Какое имя было, такое и сделал. Если я представлю тебя другим именем, а потом кто-нибудь увидит твои документы, возникнут вопросы. — Спасибо. Имя вообще не важно. — Ещё твоя фотография нужна. Нужно будет сделать до завтра… Вскоре вернулись Герхард с Вильгельмом. Маргарет уговорила всех собраться за столом и пообедать. Хильдегард тоже пригласили к столу, как бы она ни отказывалась. Сначала ели молча, Эрна разглядывала убранство столовой, но потом хозяйка дома начала расспрашивать сына о службе, и долгими разговорами они незаметно переключились сначала на детей, а потом и на девушку. — Николь, скажите, — сказал Герхард, делая небольшой глоток из бокала с вином, — откуда вы приехали? — Я всегда жила здесь, в Берлине, — кратко ответила Хильдегард и принялась делать вид, будто увлечена поглощением еды. Оба мысленно усмехнулись, так как прекрасно знали: это чистая ложь. — Чем занимаетесь? Где работаете? — Я журналистка. Точнее, была ей. Непредвиденные обстоятельства заставили отказаться от этой деятельности, — здесь, пожалуй, не было лжи. Девушка ожидала, что оберштурмфюрер спросит, какие обстоятельства, но тот с видом судьи, обвиняющего подозреваемого во лжи, продолжал её допрашивать: — А как поживают ваши родители? Тут Эрна не выдержала такого издевательства, поднялась со своего места, шумно задвинув стул, и заявила: — Мне что-то больше не хочется есть. Спасибо, фрау Краузе. — Николь! Останьтесь хотя бы на десерт! — Маргарет даже не заметила слёз, застывших в глазах помощницы. — Сегодня у нас отличные пирожные! — Я бы предпочла прилечь. Немного болит голова. — Хорошо, тогда идите. Я сама приберу посуду, на этот раз ваша помощь не понадобится. Хильдегард пулей взлетела наверх, еле сдерживаясь, чтобы не зарыдать. Хлопнув дверью своей комнаты так, что было слышно в соседнем доме, девушка упала на кровать и позволила слезам вырваться наружу. Четыре дня, что эта сволочь Герхард будет жить здесь, покажутся для неё кошмаром. И ведь знает же, что эта тема очень болезненна для неё… У оберштурмфюрера есть её документы, личное дело, досье, все темы, на которые можно надавить. Она же не знает о нём ничего, кроме имени и звания…***
После обеда Герхард направлялся в подвал, чтобы начать допрашивать своего же коллегу, тайком передававшего документы русским разведчикам. Как ни странно, все мысли оберштурмфюрера были заняты именно ей, этой девчонкой, показавшейся ему забавной, поэтому, увидев подвешенного за руки на потолке пленника, молодой человек даже забыл, как начинается допрос. К несчастью, пытку пришлось ненадолго отложить, потому что в этот момент в подвал ворвался Вильгельм. Из-за открывшейся на секунду двери в помещении ненадолго стало чуть светлее. — Чего тебе? — Знаешь, тут такое дело, — паренёк отдышался и затараторил, — эта Николь — беглая заключённая лагеря! Я случайно узнал, слышал мельком их разговор. Оберштурмфюрер неторопливо прошёлся вдоль стеллажей с инструментами. Надел защитные очки, взял в подсобке фартук. Вильгельм и подвешенный за руки человек лишь молча следили за ним. — Чей разговор ты слышал? — как бы невзначай поинтересовался Герхард, достав из коробки топор. — Бабушки и этой Николь. Они разговаривали в кабинете. — Ты уверен, что не ошибся? Герхард говорил с братом, одновременно разыскивая что-то, чем можно было ударить бывшего коллегу-предателя. В его руках оказалась небольшая пластмассовая труба, силы которой хватило бы, чтобы заставить пленника говорить. — Говори, лживый ублюдок, какие ты передал документы и кому?! Ты ведь лучше меня знаешь о пытках. Не хочешь, чтобы всевозможные варианты были применены на тебе, — так сотрудничай, а не строй из себя героя! — Нет! Я всё сам слышал, — пустился в объяснения Вильгельм, подождав, пока брат закончит монолог, потому что тот человек особо ничего не говорил, — сначала бабушка спрашивала, как зовут эту девку. Та сказала, что её зовут Эрна, а вовсе не Николь. Потом они обсуждали её обязанности. И под конец бабушка пообещала, что сделает фальшивые документы для этой Эрны! — Вот как. — Герхард размахнулся и ударил мужчину в живот, приговаривая: «Будешь говорить, кому передал документы? Будешь, сволочь?» Тот поморщился, но не закричал. Оберштурмфюрер обернулся на испуганного брата и предложил: — Не хочешь ударить? — Я не знаю… — Слабак. — На пленника снова обрушился град ударов. Тот старался хоть как-то уменьшить боль, но положение не позволяло. Человек слегка раскачивался, привязанный за руки, умоляющим взглядом впившись в парнишку, всё так же прикусив язык, дабы не выдать, что ему больно. Щёки Вильгельма вспыхнули. Эти слова задели его до глубины души. Он, возмущённо заикаясь, произнёс: — Я-я не слабак! Хочешь, докажу? Я могу ударить! — Ну, валяй. Сжав трубу в руках, парнишка замахнулся и ударил что есть силы. Привязанный к потолку даже не покачнулся. Тогда Вильгельм стал бить ещё и ещё, судорожно перехватывая жалкое орудие пыток, пока его не остановили. — Ну ладно, убедил. Всё, хватит. Мне он нужен в сознании, — пошутил оберштурмфюрер, потрепав брата по голове. Паренёк просиял. Одобрение Герхарда обрадовало его, однако разговор не был завершён. — Ну так что? Ты сообщишь в Гестапо о сбежавшей из лагеря? — спросил Вильгельм, — я бы и сам это сделал, но тебя они послушают, а меня — маловероятно. — Знаешь, что? — Герхард бросил трубу и довольно строго посмотрел на паренька. — Я разберусь, но ты не лезь в это дело. Никому не рассказывай, никуда не сообщай. Так будет лучше. И не будь подозрительным; вдруг она сбежит, если поймёт, что ты обо всём догадался? Мы должны действовать скрытно, не вызывая подозрений, и застать эту Эрну врасплох, понимаешь? — Я понимаю. Мне просто не нравится жить в одном доме с предательницей, может, даже не немкой, мы точно не знаем! — выпалил мальчик возмущённо. — Ты достойный гражданин Германии. Думаю, тебя возьмут в СС, — с натянутой улыбкой протянул оберштурмфюрер, — но не надо лезть на рожон… А теперь иди. Мне нужно разобраться с этим, — он кивнул на мужчину, тело которого покрылось синяками, царапинами и прочими следами от ударов. Вильгельм ушёл. Герхард взял с полки топор, замахнулся. Свет от единственной лампочки угрожающе отразился на заточенном лезвии. Пленник задёргался, закричал, видя орудие убийства возле своего носа. — В последний раз повторяю! Ты расскажешь, какие документы отдал и кому?! — стараясь казаться спокойным, спросил молодой человек. Предатель замотал головой, отворачиваясь, и Герхард уже было замахнулся, чтобы отрубить ему руку или ногу, но тут перед глазами снова возник образ этой девчонки. Он опустил топор, тихо вздохнув. — Ладно. Хватит с тебя… пока, — миролюбиво предложил оберштурмфюрер, убирая все инструменты в кладовку и замыкая её, чтобы пленный не смог ими воспользоваться при побеге. Затем он проверил состояние верёвок, на которые был подвешен мужчина, поднялся по лестнице, на прощанье бросив: «Но завтра я тебя точно убью, если не расскажешь, мразь!» И тщательно запер за собой дверь, пресекая любую возможность сбежать. Эрна не давала ему покоя. С тех пор, как Герхард увидел её в больнице, такую слабую и беспомощную, она иногда являлась к нему во сне, как и все люди, которых оберштурмфюрер загубил. Обычно его мало волновали жертвы, но эта чем-то выделялась из массы остальных серых лиц. Может быть, внешне, а может, тем отчаянным упорством, что Эрна проявила при допросе. Ещё никогда и никто не осмеливался ему перечить. Герхард не мог проявлять внимание обычными способами вроде заботы или поддержки, он наслаждался испугом жертвы или мольбами о пощаде. Оберштурмфюреру нравилось наблюдать за тем, как меняется выражение лица Хильдегард после его вопросов за обедом. Как она тщательно скрывает эмоции и слёзы, как неумело лжёт, говоря, что плохо себя чувствует, чтобы уйти, чтобы только не видеть его злорадной самодовольной ухмылки. Может, поэтому он и сказал Вильгельму не лезть в это дело, не сдавать предательницу раньше времени? И сейчас Герхард захотел навестить её. Не издеваться, не шутить, не допрашивать, а чтобы просто убедиться, что эта особа в порядке. По счастливой случайности по коридору проходила Эрика. — Эрика! Постой… Ты знаешь, где сейчас может быть Николь? — Я не знаю. Может быть, в своей комнате. — А где находится её комната? Подскажи, будь добра. Если сам буду искать — заблужусь здесь. — На этом этаже. Почти рядом с моей, через две. А зачем тебе она? — Хотел поговорить. Оставив без ответа младшую сестру, непонимающе хлопающую глазами, молодой человек прошёл дальше по коридору и заметил, что дверь в комнату Эрны была немного приоткрыта. Оберштурмфюрер бесцеремонно, без стука вошёл, как поступал всегда, и тут же увидел журналистку посреди комнаты с лезвием в руках.