The tale of the grim inviting Flame and eternal kingdom Guardian(Повесть о Пламени манящем мрачном и Страже Королевства вечном)

      Длинные белые коридоры, уходящие настолько далеко, что даже начинаешь сомневаться, есть ли там, за ними что-то вообще. Большие панорамные окна, оплетенные тонкими нитями стеклянных узоров с гербом королевства. Лавочки, стоящие почти у каждого окна, на которые можно присесть как для обычного отдыха, так и чтобы почитать книги, что небольшой аккуратной стопочкой лежат на круглом столике рядом. Маленькие вазочки с благоухающими в них цветами, или большие высокие, что стояли в углах у подножия высоких витых колонн, – все они были призваны создавать ощущение спокойствия при перемещении по коридорам Дворца. Лифты, без сомнения, тоже были весьма полезным изобретением для перемещения между этажами. Конечно, лестницы во дворце тоже были, но подниматься от самого нижнего этажа дворца до самого верхнего, все же, было гораздо удобнее именно на лифте, что также представлял собой некое кованое чудо кузнечного искусства.       В некоторых залах, что прежде были пусты, теперь раскинулись внутренние оранжереи с удивительной красоты цветами и редкими растениями, что принесла с собой из своих Садов Белая Леди. Слуги с радостью и небывалым энтузиазмом тогда взялись за облагораживание и украшение пустых помещений растениями, так что, к концу первого года после восстановления дворца, половина таких комнат превратилась в маленькие копии дорожек из далеких Садов. Королева была этому очень рада – после переезда во дворец она тосковала без привычной ей растительности и цветочных ароматов, к которым успела привыкнуть и привязаться, будучи «добровольной изгнанницей» в Садах.       Для прочих несведущих, все вокруг было неким цветущим и благоухающим раем. Но не для него. Нынешний монарх Халлоунеста прекрасно помнил, что находилось ранее в той зале слева, на третьем этаже Дворца, вдоль стен которой сейчас раскинулись ползучие стебельки со свисающими на них гроздьями серебристо-белых маленьких цветов. Здесь сейчас не было шипов и тех жужжащих механизмов, которые он помнил, когда был еще совсем крохотным жучком. Не было, но он будто бы слышал их отголоски в своей голове всякий раз, когда оказывался у дверей этой залы. Когда-то, на стене среди колонн, располагалась сплетенная зачарованная печать, которую он видел даже чаще, чем собственное отражение в стеклах окон в коридорах дворца. Сейчас же ее здесь не было, исчезла вместе с падением старого королевства и гибелью старого монарха. Он был уверен, что Бледный Король умер, хотя и не говорил этого вслух – Ее Величество могла расстроиться от подобных речей.       Белая леди. Нынешняя королева Халлоунеста, со-правительница, что до сих пор обучает его всем тонкостям правления. Он не был создан для подобного, у него была совсем другая роль, но… «Я могу выглядеть достаточно молодо, но на деле мне гораздо больше, чем ты можешь себе представить, сын мой. Хоть я и древнее существо, но отнюдь не бессмертна. Потому, когда придет мой час, я хочу быть уверена, что королевство сие будет храниться в надежных лапках мудрого правителя, который сможет защитить и уберечь свой народ от повторения прошлого и опасностей будущего».       Защитить. Это он понимал гораздо лучше, чем все прочее. Ведь именно для этого он и был создан и взращен Бледным Создателем. Король считал его лишь Сосудом, сам же Вессель, глубоко в душе своей, называл монарха Отцом. Даже когда в который уже раз оказывался на грани смерти в этой самой комнате среди штыков, что подобно вспышке света на острие клинка, взмывали из-под пола вверх, к сводам, и жужжащих острозубых пил. Когда сражался с тем молчаливым слугой, закованным в белые доспехи, что орудовал искривленным когтем-лезвием, и получил болезненную травму на левую лапку.       Даже когда тело его стало вместилищем для Свергнутой Богини, что было скованно печатями, которые причиняли неимоверную боль. Даже когда он потерял правую свою лапку из-за чумы, что поразила его тело, разрывая хитин снаружи и выжигая его разум изнутри. Даже тогда он верил, что «отец» вернется за ним, как только найдет другой способ избавиться от заразы. Бледный Король так и не пришел. Больше никогда обреченный Полый Рыцарь, чьей великой жертве с широкого жеста бывшего монарха, установили памятник в центре столицы, не видел его. Сияющий создатель, Бледный Монарх, «отец» - он просто исчез, забыв о нем. Осуждал ли Вессель его за подобный поступок? Он не видел в этом смысла, ведь он был лишь Сосудом в те времена, не более. Было глупо надеяться на что-то.       Белая Леди – она была другой. Добрая, милосердная, понимающая. Вессель помнил, как она смотрела на него, еще маленького жучка, всякий раз, когда оказывалась рядом. На дне ее прекрасных сапфировых глаз таилась печаль, что была непонятна маленькому Сосуду, но чьи причины понимал его создатель. Вессель часто слышал в разговорах между ними ее тихое « а может быть…» и его холодное чеканное «нет». Леди, без сомнения, любила своего короля, часто обращаясь к нему «мой милый Черв», «возлюбленный мой Черв». Даже если он делал что-то, что огорчало ее, она все равно продолжала верить ему и поддерживать любые начинания.       Бывало, король надолго отлучался по делам, оставляя его то на слуг, то на Леди. Хотя та, в таких случаях, забирала Сосуд с собой: на прогулки или по дворцу или же навестить свои любимые Сады. Да, королева Халлоунеста очень любила бывать в другом конце королевства, где раскинулись чудесные Сады, с любовью взращенные ею. Они проводили там много времени и тогда, когда Сосуд закончил обучение, а Грезящие еще не отошли ко сну. Вессель помнил, как Белая Леди разливала по чашкам ароматный чай и играла на арфе, чьи дивные звуки уже взрослый Сосуд бережно сохранил в своей памяти. Король полагал, что от этого ничего не случится, ведь его творение Чистое, свободное от каких-либо чувств, не имеющее изъянов. Подобное, впоследствии, стоило ему всего королевства. Но Леди, кажется, не винила Сосуд в произошедшем.       Простила? Она смогла это сделать, ведь смысла терзать из-за ошибок собственных невинное существо, королева не видела. Он был творением ее возлюбленного Черва, что исчез из их мира. Она приняла поверженное дитя Пустоты и Бога как родного сына. Были ли у Ее Величества дети и куда они делись? Он не спрашивал, а Леди не поднимала эту тему сама. А после появления его чудом выжившего младшего брата, кажется, и вовсе перестала вспоминать об этом. В ее глазах, что ныне имели цвет помутневшего сапфира, вместо печали теперь поселились радость и надежда. И он не мог позволить себе потерять их. - Так поздно и не спите, Ваше Величество? - тихий голос позади заставил Весселя обернуться, по привычке принимая оборонительную стойку с выставленным перед собой Гвоздем. - Это вы, - молодой правитель убрал оружие и легко кивнул, как бы извиняясь, - что заставило вас подняться в такой час, уважаемая Тинея? Время достаточно позднее для каких бы то ни было прогулок по дворцу. - Нам более привычны сумерки, нежели дневной свет, Ваша Милость, - мотылек сложила обе пары лапок на груди, поклонившись, - не очень удобно для прочих, но с этим ничего уж не поделаешь. - Всё ли устраивает вас в ваших апартаментах? - Вессель отошел чуть в сторону, жестом разрешая гостье подойти ближе, - все ли ваши пожелания выполняются нашими слугами? - О, не стоит беспокоиться, Ваша Милость, все как никогда замечательно, - Тинея протянула лапку, касаясь белых маленьких цветов над головой, - такие простые и невзрачные, на первый взгляд, когда по одиночке. Но такие красивые, когда вместе.       Молодой монарх кивнул, то ли соглашаясь с гостьей, то ли в ответ на какие-то свои мысли. Она заметила, что король очень задумчив, хотя и умело поддерживает разговор, как подобает монаршей особе. Гвоздь за спиной у него тоже отнюдь не для красоты – мгновенная реакция и стойка воина тому подтверждение. Даже если он удивлен особенностью ее вида, то ничем это не показывает. Вежлив, нейтрален, сдержан, даже можно сказать холоден. Ничего лишнего. - Ваш брат тоже осматривается? - Вессель бросил взгляд на приоткрытую дверь, из-за которой пробивался узкий луч света от лампы со светомухами. - О нет, - мотылек несильно махнула одной их лапок, - полагаю, он занят либо цветами в своей комнате, либо чтением. Он очень много читает. Порой, мне кажется, что даже слишком много. - Знаний не бывает много, - молодой монарх вздохнул, поправляя брошь в виде печати королевства, что держала накидку, - изучать окружающий мир всегда интересно. - О, Актиас считает также, - тихо и мелодично рассмеялась Тинея, несильно хлопнув крыльями за спиной, - даже в том, что он уже сотню раз видел, может найти что-то новое. Диву даюсь, как ему это удается. - Возможно, он просто видит чуть иначе, чем вы? - Вессель сделал пригласительный жест лапкой, - не думаю, что есть смысл находиться здесь за разговорами. Полагаю, пройтись немного по дворцу будет полезнее, раз уж так получилось, что вам это время суток привычнее. - Вы говорите мудрые вещи, Ваша Милость, - мотылек вновь склонила голову в знак согласия и почтения, проходя вперед, выходя за двери и дожидаясь, пока Вессель тоже покинет оранжерею, - дворец прекрасен даже просто так, без детального осмотра. Но если Вы расскажете о нем что-то большее, уверена, он заиграет еще большими красками даже в вечерних сумерках. ------------------------------------------------------------------------------------------------------------       Кажется, они немного засиделись у старой исповедницы. Когда днем они приехали сюда, то поначалу ее не оказалось дома вообще, и им пришлось подождать. А когда жучиха, наконец, вернулась, то оказалось, что помимо нее, компанию «за чаем» им составит и тот шаман с Кургана. Впрочем, было бы чему удивляться, если они сдружились на общей почве еще до того, как Найт впервые навестил Джиджи после «перерождения»? - Охо-хо-хо, однако, возмужал как, мой друг, - улитка чем-то похрустывал, прихлебывая чай из блюдца, - а когда только встретились, каким маленьким ты был! Охо-хо-хо! А какой взгляд-то тогда у тебя был странный, пустой, да еще с оружием таким страшненьким заявился! - Вы все еще помните меня…. таким, - Найт смущенно поскреб когтем край маски, - ведь столько лет прошло. - Года не так важны, как то, что сделал ты за это время, - шаман назидательно поднял вверх свободную лапку, - ты же успел столь многое будучи столь малым тогда. И уж не знаю как, но заклинание мое с собой сроднил. Так необычно, уникально, я бы даже сказал. А уж то зычное заклинание из земель, где наш брат еще не бывал! - Нахваливаешь ты его, а он ведь так и не поправился с тех пор, - Джиджи подвинула вазочку с хрустящими сахарными дольками ближе к Найту, - ты кушай-кушай, а то вон как дела королевства загоняли - совсем худенький стал. - И то верно: как тот палочник, который недавно ко мне забрел, заблудившись. - поддакнул шаман, наливая себе еще чашку ароматного чая. - Тетушка Джиджи! - младший принц негромко рассмеялся, поднося свою чашку к губам – старая исповедница всегда о нем беспокоилась. И это было даже приятно в какой-то степени. - А что же ты не ешь почти, дружочек огнеокий, - шаман тронул лапкой ожерелье из крохотных масочек на шее, - аль сласти не по нраву? - Нет-нет, что вы, дядя Ахатин, - Кошмар помотал головой, - просто много сладкого мне нельзя.       Найт незаметно смерил Кошмара взглядом. Как же, нельзя ему много сладкого. А кто же тогда съел все печеньки с имбирем, что недавно приносила Хорнет? Причем он тогда ведь только буквально на полчаса из дома вышел. Или та коробка с рассыпчатыми рогаликами с кусочками шоколада, подаренная, кажется, Салюброй на прошлой неделе, тоже сама собой исчезла, без вмешательства его дражайшего возлюбленного? - Ох, как вспомню те времена, когда ты тоже был совсем малюсеньким жучком, - Джиджи поднялась, отходя к небольшому буфету и что-то там ища среди коробочек, - такой весь яркий, пестрый был. Такой чудной для наших мест! - Ну да, ну да, я это тоже помню, - Алый тихо фыркнул, затем на пару секунд уставившись на небольшую тарелочку, на которой лежали небольшие вытянутые печенья красноватого оттенка, - ой, а это что? - Да вот один гость тут недавно принес в подарок деликатес, - жучиха грузно опустилась на табурет, - а они острые оказались, ух! Из какого-то заморского овоща. Я такое не ем, а выбросить подарок лапка не поднимается. Жалко, благодарность же. - Пахнет интересно, - Кошмар на пробу откусил кусочек, после аж застучав по полу хвостом, - ммм, а вкусно-то как! - Что ж, можешь хоть всю коробку забрать, милок, раз так нравится, - исповедница кивнула на пеструю коробку за стеклом буфета, - она целая почти. - Спасибо, тетушка Джиджи. - Кошмар с удовольствием продолжил хрустеть необычным печеньем.       Уже поздним вечером, когда Найт и его спутник покинули гостеприимную жучиху, та ненадолго остановила Кошмара, отозвав в сторонку, пока шаман о чем-то разговаривал и смеялся с младшим Бледным принцем. - Давно уж принц наш не оставляет горечь позади себя, - Джиджи качнула усиками как бы указывая на Найта, - однако, по пятам она за ним идет. Хоть не снаружи, но внутри. А то опаснее вдвойне, ведь не достать ее оттуда мне. - О какой именно «горечи» вы говорите, тетушка Джиджи? - Алый поплотнее закутался в мантию: ему показалось, будто бы он ощущает на себе взгляд откуда-то сверху, где находился лифт, ведущий на Кристальный Пик. - Я много скорбей повидала, когда еще давно спала и до него, - жучиха сложила лапки на брюшке, - при нем уже другие были. А после тьма и ничего. А ныне скорбь его так глубока, хотя и есть в ней что-то… не его. Хоть принц наш и явился миру полному со всей своею горечью и сожалениями. Но столь глубокий мрак, преодоленный им, из тех земель, куда мой взор, с трудом проникнуть мог когда-то… Он, правда ли, сумел, то, что почти едино с ним? Ох, осторожен будь, хранящий свет далекого огня. Не дай ему исчезнуть.       Кошмар поклонился жучихе, после догоняя Найта и, развернувшись, помахав гостеприимной хозяйке лапкой. На вопрос же любимого он просто отмахнулся, мол «ничего такого, просто еще в гости звала, когда снова будем свободны от дворцовых дел». Найт, в задумчивости, постучал пальцем по брошке на накидке – останавливать только ради такого? Хотя, это же Джиджи, она и раньше была чудной жучихой, к которой вообще никто не ходил, да и теперь, в общем-то, к ней мало кто ходит, и ей попросту одиноко. Пожалуй, не стоит впредь настолько затягивать встречи, если обещал навестить.       Когда же за ними закрылась дверь их дома в Грязьмуте, и Найт ушел в комнату расставлять на полочках очередные подарки-безделушки, Кошмар выдохнул, прикрывая огненные глаза и чуть поднимая голову вверх.       Он не допустит подобного. Однажды его возлюбленный уже исчез, оставив Кошмара надолго с его страхами и одиночеством. Это больно. Даже сейчас, когда прошло столько лет и он снова рядом, Алый иногда во сне все еще невольно дергается и просыпается, когда приходят к нему грезы о разрушенном старом Храме. Просыпается и ищет Найта взглядом, шарит по постели рядом с собой и облегченно выдыхает, когда тонкие дрожащие пальцы касаются гладкого смоляного хитина или края маски, на которой чуть светится в ночи едва заметный узор из тонких серебристых линий.       Иногда Алый спрашивал его о времени, проведенном в том странном месте меж сном и явью. Найт не слишком любил говорить на эту тему, но понимал, что необходимо рассказать хотя бы в общих чертах. В этом месте были образы и «призраки» тех, кого уж более нет в живых. Богов как мнимых, так и вполне настоящих. Но там не было Алого. Даже тень его отца, Гримма, была в тех грезах, что удивительно. И Найт сражался с ним. Не слишком-то желая, но вынужден был продолжать бой снова и снова. До тех пор, пока не пал под его Гвоздем и сам Забытый Свет. И тогда раскололись эти странные грезы на множество осколков, Найт потерял свою прежнюю маску, а Богоискательница и саму жизнь свою, когда Пустота заволокла весь Кров, стекая из плотных облаков вниз, по колоннам, шипя и терзая тюрьму свою изнутри и прорываясь сквозь хитиновые пластины снаружи. Возможно, Найт и не хотел убивать эту сумасшедшую жучиху, но став тогда самой Тьмой, он не услышал бы ее, даже если бы она молила о пощаде. Ведь Тьма не заботится о мелких сошках, оказавшихся на ее пути.       Иногда и самому Найту снились кошмары об этом времени. Он подскакивал на постели, впиваясь коготками в хитин, под которым бешено стучало сердце, часто и рвано дышал, будто бы не хватало ему воздуха. Алый чувствовал это и просыпался следом, даже не спрашивая ни о чем.       Просто обнимал, прижимая к себе белоснежную маску, и тихо, по самой кромке ее, водил тонкими пальцами, иногда переходя на узоры. Это могло длиться очень долго. И тогда Кошмар начинал негромко и, до щемящего чувства в груди, нежно напевать старую-престарую мелодию своим бархатным манящим голосом.       Он не помнил, откуда узнал ее, не помнил слов, хотя они, наверное, и были. Ему не нужен был ответ на эти, такие незначительные вопросы, когда темное божество в его лапках так доверчиво и беззащитно льнуло ближе, постепенно переставая дрожать. Обнимало в ответ, ткнувшись маской куда-то в плечо и будто бы выдыхая свои кошмары вместе с обычным вздохом.       Алый Бог открыл глаза, отходя от стены и, услыша, что его позвали, чуть улыбнулся, направляясь на зов.       Нет, он не допустит того, что этот свет исчез.