The tale of the grim inviting Flame and eternal kingdom Guardian(Повесть о Пламени манящем мрачном и Страже Королевства вечном)

      Так странно, когда тебя вдруг зовут спустя столько веков молчания. Спустя столько времени, когда ты сам почти забыл себя, находясь на самом дне этого мира. Несправедливо? Вряд ли он задумывался тогда об этом. Да и вообще о чём-нибудь, кроме того, что видел в том подобии снов.       Крошечные существа, что населяли земли над ним, чтили и превозносили его, ставя выше любых правителей и сил. Они создавали множество странных вещей, вроде черных тотемов или тех идолов, которые, ещё до времён начала царствования Нового Света, были утеряны. Даже странно, что про его «товарища по месту обитания» почти никто из жуков прошлого не вспоминал. Впрочем, те, что жили при Бледном, тоже как-то не особо о лазурном боге вспоминали. - Знаешь, - он сидит у того самого плоского камня, - никогда не понимал этот твой пацифизм по отношению к смертным. У тебя были такие силы, а ты упрямо не желал ими пользоваться. И что в итоге? Застрял там, в своём логове, и даже не можешь теперь ничего, кроме как грезить на грани.       Тёмно-синяя лоза просвистела хлыстом где-то над его ухом, но Тёмный перехватил ее лапой, сжимая поперек и, с силой, рванув на себя. Лоза затрещала, натянувшись, после чего оборвалась, оставляя часть себя в когтистой лапе, и уводя под свод врат оставшуюся, с отметками рваных волокон по краям. Он хмыкнул, покрутив безжизненную растительность между пальцами, и сбросил ее вниз. Совсем не жалко. - А помнишь… Впрочем, о чем это я? Конечно же, помнишь: среди всех Древних у тебя самая лучшая память.       Откуда-то из-под сводов врат спускается ещё лоза, на самом кончике которой сидит бледно-голубая бабочка с серебристыми усиками. Тёмный выставляет длинный коготь, на который крошечное насекомое садится, кажется, даже совсем его не боясь. Неужели решился-таки поговорить? - Ты ведь знаешь, что всё это начал Бледный Черв, - он не спрашивает - утверждает, - он же поставил ту клятую печать на врата там, высоко над нами, из-за которой мы не могли покинуть это место.       Бабочка на его ладони хлопает крылышками, медленно разворачиваясь в сторону тех самых врат наверху. Конечно, Лазурный и об этом тоже знает и помнит. В конце концов, это было сделано буквально на его глазах. - Лайт, - Тёмный тыкает острым краем когтя другой лапы по спинке бабочки, - то дитя не смогло бы выжить, даже если бы и нашло сюда дорогу. «Ты их звал» - Его бы не пропустила печать. «Они звали тебя» - Я тоже не смог бы пройти через эти чёртовы врата!       Он пришпиливает бабочку к когтю, смотря на то, как насекомое несколько секунд трепещет крыльями, после чего замирает, рассыпаясь на голубые искорки. Когда его позвали эти маленькие частички, он не мог не ответить. Крик был таким отчаянным. - Это было милосердием, о котором ты так любил говорить. «Ты убил их» - Только одного. «ТЫ УБИЛ ИХ»       Тёмный замолчал, прикрывая глаза. Лайтер, по-прежнему, его не слышит. Слушает, но не слышит. То были необходимые смерти ради грядущего. Ведь даже среди богов выжили лишь сильнейшие. То дитя не было достаточно сильным, чтобы выжить, но, хотя бы другому повезло больше. Тёмный задумался: то было странное дитя, он чувствовал его настолько слабо в те времена, а после, так и вообще, оно будто бы исчезло. Он подумал, что умерло из-за чумных тварей или же банального голода - долгие годы это крошечное «семечко» не отзывалось, будто бы вообще перестало существовать. Но несколько лет назад он ясно слышал там, высоко над собой, где были руины… - Скажи, а тебе не жаль отдавать свои дары просто так, кому попало?       Лоза, на которой раньше сидела бабочка, потянулась обратно наверх, но Тёмный ее перехватил, как и предыдущую. Нетушки, хватит пытаться убежать, раз уж начал говорить. - Тебя и среди ныне живущих никто не помнит, кроме этого… «Бога Богов», - он оскалился, обнажая острые клыки, - мне вот ещё интересно, действительно ли ты всё ему показал? А то он всё утверждал, что не убийца, как некоторые. «Он не такой, как ты» - Ну разумеется, - Тёмный смеётся, наматывая лозу на лапу и стягивая на себя сверху ещё больше, - он всего лишь объединил Пустоту, дав ей цель. Какие мелочи, правда? Как там та безумная говорила: «в священной сече боги укрощены в глубинах разума»? «Лишь иллюзии» - Ой ли? - он поднимается, оглядываясь вокруг, - даже его сиятельный брат? «Лишь отголоски разума уставшего» - Даже Лучезарность? - он шипит, словно яд сплевывая, когда произносит имя свергнутой богини. «…» - Даже Алый Кошмар? «Не убивал» - А надо было бы, - Тёмный щурится, когда по глазам попадает рассеянный свет, - из-за этого теперь столько проблем. Но… «Он не убийца» - Это ты так думаешь.       Тёмный начинает клубиться густым черным туманом, перетекая по камню у стены, и рывком перебрасывая себя на самый край платформы выше, из которой торчат металлические шипы. В этом месте теперь уже не осталось ничего и никого живого. А то, что было, навеки скрылось под его эбонитовым шлейфом. Ещё выше, ещё ярче этот нестерпимый свет, но он не отступит. Слишком долго он ждал этого. Его лазурный «враг» настолько долго погрузился в свои грёзы в прошлый раз, что практически насовсем врос своими корнями и лозами в собственную обитель. Не может даже когтем шевельнуть, всецело полагаясь на свои лозы и бабочек.       А ведь когда-то он вытащил его из тех снов, после которых Тёмный мог бы и не проснуться вовсе, уйдя вслед за прародительницей в грёзы вечности. Эксперименты Бледного в его дворце требовали слишком многого от него прежнего, который только появился из Тьмы, хотя и обладал от самого "рождения" знаниями своей прародительницы. Живокровь оказалась очень холодной. Наверное, у нее даже был какой-то вкус, вот только Тёмный вкусы тогда не различал.       На массивных створках ярко вспыхнул острозубый символ, будто бы стремясь ослепить дерзнувшего подойти так близко. Он также скалится в ответ, с силой надавливая на центр печати, и переходя на тихий рык, когда начинает жечь ладони. Нет уж, Бледный, у тебя больше над этим местом власти нет. Время, что он спал, собирая силы после того случая с принцем, та способность, которую получил от этого глупого мотылька – всё это дало ему такие возможности, о которых бледный глупец и предполагать не мог. Однако осторожность, все же, не будет лишней, когда он окажется по ту сторону врат. … Его чуть не разметало сильным ветром, когда он смог просочиться по другую сторону своей, теперь уже бывшей, «тюрьмы». Он вытянул лапу, когтями цепляясь за ближайшую стену: не ожидал. Но до чего же потрясающе оказаться, наконец, на свободе! Он знает, что, пока что, ещё не может позволить себе держать вторую оболочку слишком долго. Однако очень близко он чувствует кого-то, носящего его пустотную отметку, и даже не одного. Он хищно облизывается, растекаясь по каменному полу, и устремляясь вверх по уступам, скрываясь от яркого света в тенях под мелкими ползунами или же падающими от стен и тех столбиков, с установленными фонариками со светомушками, которые проснутся, когда здесь станет совсем темно.       Он резко останавливается, влетая в тень какого-то жучка, что шел со стороны дворца. Тот споткнулся, едва не шлепнувшись мордочкой в землю, коря себя за невнимательность, и подбирая оброненные документы. Уважаемый Лемм будет недоволен, если со сметами что-то случится.       Тёмный осторожно щурится из занятой им тени, оглядываясь по сторонам, в то время как жучок поднимается чуть выше трамвайной станции. Вот оно что, там шахта лифта! Тёмный даже не знал о ее существовании. Это весьма удобно. Жучок тянет рычаг и, спустя несколько минут, сверху опускается лифт с кованными красивыми решетками на дверях, в который жучок заходит, вновь поворачивая такой же рычажок, только поменьше. Из разговора с ещё одним жуком, который вошёл в лифт где-то чуть выше, Тёмный понял, что этот путь ведёт прямиком в столицу. Как удобно! Он чувствует, что там есть те, кто будет гораздо лучше на вкус, чем те, кого он почувствовал ранее.       Лифт звенит, останавливаясь, и выпуская пассажиров. И снова свет, эти противные лампы со светомушками, он терпеть их не может. Но не стоит привлекать к себе сейчас лишнее внимание. На дорогах столицы он снова меняет тени, перескакивая от одного жучка к другому. Находит здание, от которого так сладко пахло, но… - Зачарован, - он перетекает в тень большого здания напротив, пока никто не видит, - Святилище…       Пробиться сквозь зачарованную защиту он пока не сможет. Но никто не может помешать ему попасть туда чуточку позже. Но сначала…       Он видит невысокого жука, который выходит из какой-то лавки и останавливается, чтобы посмотреть на своё отражение. На отливающем синем хитине шеи, Тёмный видит чернеющее матовое пятно, которое жук недовольно почесывает, что-то бубня под нос. Змейкой проскользнув под тень жука, он тихо усмехается, чего никто не слышит. Скоро ужин. ------------------------------------------------------------------------------------------------------------ - Я хотел бы знать…       Тинея, до хруста костяшек, сжимает пальцами браслет с левой лапки. - Вам, должно быть, интересно, откуда здесь этот идол?       Мотылёк вновь бросает взгляд на статуэтку, блестящую гладкими эбонитовыми боками и острыми рожками, затем переводя взгляд на монарха. «Пожалуйста» - Это принадлежало моему брату, - голос молодого короля безупречно спокоен и беземоционален, - он сказал, что это от плохих снов поможет, или что-то в этом роде. «Великий…» - Леди… Тинея, - Вессель подходит очень близко, опускаясь перед ней на одно колено, - посмотри на меня, пожалуйста.       Тинея отводит взгляд изумрудных глаз, чувствуя, как усики прижимаются к голове, а крылья предательски подрагивают. Она не может. Монарх, осторожно, берет ее лицо в свои ладони, заставляя посмотреть на себя, и замечая в прекрасных глазах чистейший страх. Его леди знает, что это за идол, пожалуй, даже больше, чем смог узнать из книг он сам. Но чего она боится? - Прошу, - ее голос дрожит, а в уголках глаз появляются ярко-жёлтые точки, - не надо. - Ответь мне, пожалуйста, - монарх слышит, что в воздухе начинает что-то пощелкивать, но не видит что, - я просто хочу знать. - Прошу, - мотылёк даже не пытается освободиться, только лишь обхватывает себя очень крепко за плечи и под грудкой, - не…       Когда по покоям прокатывается ядовито-желтая волна, ударяясь обо все возможные поверхности, и, заискрив, при соприкосновении с незримыми ранее, но ставшими видимыми теперь, защитными серебряными печатями, Вессель, от неожиданности, отпускает Тинею. Та же, в тихой панике, пытается забиться как можно дальше и глубже в подушки за собой, что аккуратно уложены на широком ложе. Она что-то шепчет, закрыв одной парой лапок глаза, другой комкая покрывала под собой. Она ведь просила, она, правда, не хотела. - Тинея? - Прошу, не подходите, - мотылёк сжимается в комочек, насколько возможно это сделать в ее одеждах, будто бы желая исчезнуть, - я не хочу снова… прошу.       Монарх, молча, отходит от неё, оглядываясь вокруг, и начав приводить в порядок покои, поднимая упавшие статуэтки и прочую мелочь, что странная «волна» смела с их мест. Нетронутым остался лишь идол. - Идол Пустоты, - Вессель чувствует слабое сопротивление, когда садится рядом с Тинеей, и обнимает ее, - говорят, жуки прошлого делали такие, чтобы поклоняться своему божеству. - Истинный, - Тинея тихо шепчет, почти переставая сопротивляться, - он есть сама Тьма. Что необъятна, и древнее любого из богов. Милостив и справедлив к верным слугам своим. Жесток и беспощаден к прочим неучтивым… К предавшим.       Мотылёк резко хватается за горло одной парой лапок, буквально складываясь пополам, другой же все ещё цепляясь за плащ молодого короля. Жесток к предавшим, а она предала своего бога. Он не прощает ошибок, а она ошибается раз за разом, принимая совсем не те решения, что он от нее ожидает. За подобное следует расплата. Так всегда было. …Снова вокруг темно, снова она в этом месте, в которое предпочла бы не возвращаться. Слишком открытое - не спрятаться, слишком замкнутое - не сбежать. Пойманная в ловушку без выхода – то, чего она боится больше всего. Зеркальные стены, в которых она не отражается, но зато отражается кто-то другой. Кто-то, чьи движения слишком плавны для простого смертного жука. Кто-то, чья аура начинает душить, стоит подобраться ближе, чем на пять широких шагов к любому из стекол. Кто-то, чей взгляд словно заставляет ее застыть на месте подобно изваянию, не в силах двинуться или даже хоть что-нибудь крикнуть. Оскал хищника, который чувствует жертву, даже не утруждая себя погоней, – уверен, что добыча никуда не денется. И эта добыча - она. Стекла вокруг начинают дрожать, когда это существо подходит в отражении очень близко и останавливается, касаясь прозрачной преграды между ними. Стекло трещит со всех сторон – ужасный звук, от которого Тинее хочется зажать уши, но она все еще парализована силой странного и пугающего существа. Тысячами осколков, сверкающим, бритвенно-острым, дождем осыпаются стены, а существо вырывается и настигает ее, скрывая под тяжелыми, вязкими черными водами, хлынувшими вслед за ним из-за сломанной преграды… …Она хрипит, выгнувшись, и перекатываясь, затем, на бок, заходясь в приступе сильного кашля. Горло будто бы расцарапано сотнями маленьких острых осколков из ее видения – больно даже и полслова сказать. По губам стекает черно-желтая субстанция, похожая по густоте на кровь, которая пачкает пушистую грудку мотылька, и покрывало, в которое она уткнулась лицом. - Тинея, - её поднимают, стирая с пушистых щек выступившие от боли слезы, - позволь, прошу.       Она бы отказалась, не исчезни голос, и замахала лапками, будь в них силы сейчас. Страшно. Страшно и больно. Ее не отпустят – договор с тем существом в силе. Она не в силах помешать исполнению – свою-то долю в условиях она уже забрала. Вернула бы обратно, да не примут. Уже нет. С самого начала это было лишь уловкой. Как же глупо она поступила!       Тёплые пальцы монарха осторожно и мягко скользят по хитину тонкой шеи, а сами ладони светятся слабым бледным светом - лечит ее. Она чувствует, как царапающая боль проходит, вновь возвращая ей способность говорить. Молодой король не только в дружеском поединке с братом, да дворцовых тренировках свои силы применять умеет, но об этом мало кто вспоминает вообще. - Прошу, - снова голос Весселя такой, что Тинея хочет исчезнуть, испариться, стереть себя из памяти короля, - я хочу знать, Тинея. Прошу тебя.       Она не может выдержать прямой взгляд монарха и отворачивается, ненавидя себя за это. Как и за то, что оказалась, в итоге, слишком слаба, чтобы подавить «отдачу», из-за которой мог пострадать Вессель несколькими часами ранее там, в дворцовой библиотеке. - Ты знаешь про идол и древнего бога, - Весселю не нравится, что его леди прячет взгляд, но он не будет груб с ней, - молчишь о причинах этих… приступов, что с тобой, с недавнего времени, происходят. Тинея.       Конечно же, она знает про идол и бога. Причем настолько, что с ее слов хоть книгу пиши для Архивов: со всеми подробностями всё расскажет и пояснит, разве что не покажет. Хотя, последние приступы, очень настойчиво, стараются убедить бывшую Ищущую в обратном. - Того аромата, который обычно сопутствовал тебе раньше, тоже больше нет, - мотылек не успевает ничего ответить, как он продолжает, - но от этого даже легче. Словно пелена с глаз спала. «Нет…» - Возможно, то было нужно в самом начале, - монарх видит, как крылья Тинеи начинают дрожать, а сама она прикрывает рот ладонью, - возможно, и были совершены ошибки. У каждого есть право на подобное. - Ни у кого нет права на…«такое», - мотылек закрывает голову всеми лапками, уже не скрывая дрожь и слезы в голосе, - я не заслужила столь чистого создания, как вы, ведь я…       Вессель замолкает, даже не пытаясь, поначалу, как-то успокоить ее. - Глупый фанатизм, желание тех, кому я безразлична, - голос Тинеи скачет, она размазывает слезы по пушистым щекам, - так глупа, ненавижу себя. И вы тоже… «Не молчи…» - Я искала. «Хоть что-нибудь…» - Оступилась и ошиблась. «Что угодно, кроме тишины…» - Обманула и сама оказалась обманута. «Прогони…» - Полюбила и… - она, на мгновение замолкает, когда чувствует ладонь монарха поверх одного из усиков на голове, - такая жалкая.       Установившееся молчание давит на нее, она не смеет отнять лапки от лица, и поднять на молодого короля взгляд. Безумица. Она собственноручно только что почти подписала себе приговор – вряд ли обманутый в чистых и искренних чувствах монарх простит ей подобное, если узнает. Жалкая. Она заслужила это. «Не молчи же, прошу…» - Тинея, - его голос даже не изменился, когда он ее позвал, - посмотри на меня. «Уж лучше сразу… без лишних слов» - Помнишь, я сказал про то, что было в самом начале? - он всматривается в изумрудные глаза с ярко-желтыми точками. - Идол? - плохо у неё получается вспоминать сейчас, очень плохо. Да она и не старается.       В ответ, ее мягко заключают в крепкие объятия. Мотылек растерянно поводит так и не поднятыми усиками, и пытается немного хлопнуть крыльями, которые были плотно прижаты к ее телу все это время. - Обман, - Вессель чуть поворачивает голову, когда Тинея приподнимает лицо, - ароматов, и правда, было слишком много. Хотя они и были приятными. - Ваша… - Но ты забываешь, кто перед тобой, - монарх проводит по пушистой щеке своей леди ладонью, - возможно, твои попытки воздействия всего лишь подтолкнули в нужном направлении. А не создали заинтересованность из ничего. Понимаешь? - … - Тинея даже сказать ничего не может. Он знал? - Догадался. - отвечает на невысказанный вопрос Вессель, наклоняясь, и касаясь ее лба своей маской. - Но… - В Халлоунесте много кто носит маски: керамику ли, чтобы взять себе другой облик, или же создавая внешне будто бы другого себя, чтобы скрыть от остальных истину.       Вессель поднимает голову, ненадолго размыкая объятия, и тянется одной лапкой на стол, забирая с него черного идола, которого кладет по другую сторону от мотылька так, чтобы она его видела. Он не будет с ней грубым, никогда. - Я, действительно, счастлив с тобой, моя прекрасная леди, - монарх сцепляет ладони на широком поясе платья Тинеи, - и я очень хочу, чтобы и ты тоже была счастлива. - Ваше… - То, что ты скрываешь, причиняет тебе боль, - Вессель говорит чуть тише, чем раньше, - прошу, не таи того, что тяготит или пугает тебя. Прошу, позволь помочь тебе. - Ты… возненавидишь меня, если узнаешь правду. - Тинея почти шепчет, но знает, что монарх ее все равно услышит. - И всё же, - Вессель наклоняется, оставляя поцелуй на ее виске, - я хочу её знать. Всю.