The tale of the grim inviting Flame and eternal kingdom Guardian(Повесть о Пламени манящем мрачном и Страже Королевства вечном)

      Узкая тропинка, ведущая за собой куда-то вперед. Давящая тишина, что нарушается лишь звуками её собственных тихих шагов по земле под ней. Освещение здесь настолько тусклое, что она едва ли может разглядеть хоть что-то дальше, чем на пару-тройку шагов перед собой. Чужое, незнакомое место в её снах. Наверное, она могла бы списать это всё на волнения из-за того, что происходит там, снаружи грёз. В Халлоунест пришла беда, и то случилось по её вине. Дворец, Тропы, Колизей – ни одно из этих мест нельзя теперь считать полностью безопасным.       Патрули на Тропах, с трудом, справляются с наплывом одичавших мшистых зверьков, что стали нападать на поселения местных жителей. Грот, в котором живёт богиня Листа и Мха, начал чахнуть, будто сама жизнь, капля за каплей, покидает его. Великая Унн впала в глубокий сон в попытке защитить своих Детей. Её собственное Дитя едва может удержать парящие каменные платформы и живые лозы от разрушения. Оно, всё же, ещё мало для полного поддержания жизни тех мест.       Колизей первым прочувствовал на себе последствия сумасшествия от «черной хвори» - его обитатели и те несчастные из гладиаторов, кому не повезло попасть под влияние болезни, едва ли узнавали тех, на кого нападали. Хозяйка Колизея не щадила ни первых, ни вторых: зверей можно снова поймать или взрастить в клетках. Жуки же не остановятся, пока не заберут с собой жизнь всех, кого видят перед собой. Бывший Чемпион защищает то, что дорого не только ей. Тинея знала, что на вторую арену Колизея приходят тренироваться разные жуки из королевства, и что там очень много молодняка. Также мотылек слышала, что, с началом заражения, часть из них окаменела. Что ж, пожалуй, это даже лучше было, чем обратиться в существо, для которого нет разницы, кого лишать жизни. Тинея слышала, что Хозяйке Колизея помогает один богомол, что достаточно давно занял там место учителя для приходящих молодых бойцов. И также она слышала, что именно об этом богомоле очень беспокоится «Тень Монарха» - Октавия. Верный страж, хорошая подруга и бесстрашный воин. Тоже женщина, которая любит. И её возлюбленный каждый раз рискует, помогая отбивать атаки зараженных, что уже несколько дней осаждают Колизей и снаружи и, когда проявляются, то и изнутри. И всё по её, мотылька, вине.       Гравий под ногами сменяется чем-то мягким и сероватым, что очень похоже на пепел от костра. Тинея, в нерешительности, сбавляет шаг, крепче обнимая себя верхними лапками за плечи. У неё с огнём всегда были не очень-то хорошие отношения. Только ее брат мог едва ли не носом в костер тыкаться, без боязни опалить себе что-нибудь. Всё-таки, старый Вереск его многому научил в этом плане.       В последние недели Актиас все время где-то пропадает, не говоря ей где, и отмахиваясь, что все в порядке. Но она прекрасно видит и чувствует, что он лжёт. Её маленький братец, с которым у них никогда не было друг от друга секретов. Её братец, который всегда искренне беспокоился за неё, и поддерживал во всём от начала и до конца. Даже когда она ехала в это королевство, чтобы исполнить волю главы их семейства. Даже когда знал, чем это может для неё обернуться. Даже тогда он, без вопросов, помогал ей. И даже когда она, оступившись, отказалась от тех, уже не своих, планов, что касались Истинного. Даже тогда он не сказал ничего, лишь крепче её обняв. Он всегда был с ней рядом и никогда не лгал. Но почему же теперь все стало иначе? Что она пропустила? Чего не увидела в этой суматохе, что творится вокруг?       Она видит, какой он приходит во дворец: уставший, голодный, частенько едва ли не валится с ног, будто пешком всё королевство оббегает. И он почти каждый раз заново перетягивает бинтами тот шрам, что у них парный. Сама она не помнит почти, как он появился, а Актиас никогда о нём не распространялся особо. Просто, мол, есть и есть, и пока не беспокоит, то лучше о нём и не вспоминать. Шрам, и правда, никогда на родной земле, Тинею не беспокоил, о нём даже не знал никто, кроме брата, да дедушки Вереска. Здесь же, когда рана не так давно открылась, первые сутки лапка нестерпимо болела, даже не смотря на то, что её дорогой король так старался эту рану залечить. И вот совсем недавно шрам перестал и кровоточить, и вообще болеть, будто бы разом чем прижгли. Но только у неё – у брата всё осталось с этим по-прежнему. И Тинея не понимала, почему.       Пепел ровной кромкой заканчивается, открывая мотыльку впереди тлеющие уголья, что переливаются в сумерках от тёмно-бордового до темно-красного. Тинея останавливается, не решаясь идти дальше: она не Актиас, её огонь и уголья не жалуют, что на яву, что в грёзах.       Тихий шорох, маленькие, слишком знакомые ей, искорки – Тинея вскрикнула, увидев того, кто был впереди, на пепелище среди вороха углей.       Он танцевал, воздев лапки к пурпурно-чёрному небу над собой. Каждый шаг его ворошил уголья под ним, заставляя их шипеть и вспыхивать, обдавая искорками всё вокруг себя. Он кружился на месте, не открывая глаз. Останавливался, опуская лапки и заводя нижнюю пару за спину, верхнюю же прижимая к пушистой грудке. Делал шаг вперед – и снова, скрадывая скользящий поклон, вовлекал себя в это кружение, не дальше пары шагов во все стороны. Уголья не жгли его ноги, искры не опаляли его крылья и пух. Он танцевал на ярких угольях среди пепла, будто бы то была его родная стихия. «Никто не может заставить огонь подчиниться, - вспомнила Тинея слова старого Вереска, - его нужно уважать, с ним нужно считаться. И коль сможешь стать с ним наравне, он позволит тебе выжить в своих испепеляющих объятиях»       Она никогда не смогла бы быть на равных с этой стихией. Она предпочитала тишину пустоты, которой служила всю свою жизнь. Но, как оказалось, пустота отнюдь не так безмолвна и бесчувственна, как она думала раньше. И Пустота не есть Тьма. И приняв одно за другое, можно жестоко поплатиться.       Тинея обернулась на звук за спиной, лишь на мгновение отвлекшись от танцующего на угольях брата. Всего лишь миг – и черная волна, с жутким рёвом прорезав тишину этого не сна и не кошмара, погребла под собой и ее, и вспыхнувшее впереди алым поле, где так и не перестал танцевать, до самого конца, ее младший брат… - КХАА-ААХХ-КХХ! - словно бы ее резко дернули, Тинея подалась грудкой вверх, закашлявшись, и хватаясь одной парой лапок за одеяло, другой же стараясь прикрыть рот, чтобы не разбудить монарха, который до этого момента спал с противоположной стороны от большого окна комнаты. - Тинея! Что случилось? Снова?       Она отрицательно помотала головой, чувствуя на своих плечах тёплые ладони Весселя. Его сон стал настолько чуток, что он едва ли не от шороха с её стороны тут же проснулся, в несколько широких шагов оказываясь рядом. Тинея вздрагивает, когда он, осторожно, одной лапкой, приподнимает ее личико и чуть поворачивает на себя, чтобы увидеть ее. Светомушки лениво жужжат, едва освещая комнату тусклым мерцанием. Но этого вполне достаточно, чтобы монарх увидел испуг в глазах своей леди. Она не очень хорошо спит в последнее время, и ночные кошмары очень плохо сказываются на её состоянии, что и без того неважное, в последние несколько дней. Он бы ей любого лекаря достал, но Тинея говорит, что они не помогут в её случае. - Был бы здесь Алый, - выдыхает молодой правитель, убирая одну из подушек от изголовья постели, и располагаясь там, облокотившись на спинку позади, - иногда мне кажется, что стоит ему появиться, как плохие сны исчезают. - Да… наверное. - Тинея, конечно же, слышала уже не раз, о подобном в отношении спутника принца, и посчитала подобное сомнительным. Но сейчас она была готова поверить чему угодно, лишь бы не видеть снова то, из-за чего проснулась. - Всё будет хорошо, моя леди, - монарх укладывает большую подушку на коленях так, чтобы его леди было удобнее расположиться на ней, - тебе нужно успокоиться и поспать. Я буду рядом, не бойся.       Тинея кивает, подбирая одеяло, и укладывая голову с длинными золотыми усиками, на большой подушке на коленях монарха. Она знает, что ему не очень удобно уже который день засыпать вот так, сидя, прислонясь спиной к деревянной спинке её постели. Но он не уйдет отсюда, даже когда она уснет, так и оставшись до самого утра и её пробуждения.       Конечно, это неправильно, и нарушает весь режим Его Величества, к которому во дворце все привыкли. Но раз уж сама королева позволяет сыну подобные вольности, то остальным как-то негоже на это жаловаться.       Она закрывает глаза, сжимая в своих маленьких ладошках широкую ладонь монарха, что покоится у её пушистой грудки там, где сердце. Ей так будет лучше. Ему так будет спокойнее. ------------------------------------------------------------------------------------------------------------       Жухлая трава и опалённые листья. Он был здесь. Налёт копоти на металле и прожжённая лоза на полу. Он был здесь. Едва найденный, и тут же потерянный след. Да чтоб Сияние всё разодрало! КОШМАР БЫЛ ЗДЕСЬ! ТАК БЛИЗКО!       Найт расшвыривает пучки травы, корней и листьев по сторонам, хватаясь за рога. Он был так близко, столько раз проходил мимо этих дорог. Но ни разу за всё время, почему-то, не додумался просто спуститься и проверить это место. И в итоге он его упустил. Упустил, когда мог бы нагнать и спасти. От чего? Найт не мог сказать конкретно, но, в, любом случае, сам факт того, что Кошмар не просто исчез, а его намеренно кто-то скрывает, причём используя чары мощные настолько, что даже он, божество в смертном теле, не может их распознать и обойти, очень принца злил.       Сегодня, едва он вернулся из очерёдного кошмара к Сердцу, то его едва не спалило своими искрами. Конечно, Бог Души и Пустоты это не Маэстро, но можно было бы и просто это показать, без подобных обжигающих эффектов. И кто же виноват, что создание Сердца Кошмара временно не может носить этому самому Сердцу эссенции кошмарных грёз?       Кошмары, в которых бывал Найт, были, по-большей части, достаточно просты, и не занимали много времени. Поэтому за ночь он спокойно мог побывать в паре-тройке, и почти не устать, добывая пламя грёз. Почти. Видимо, его недавнее общение с теневой роднёй, всё же, немного его подкосило: на сегодняшнем последнем кошмаре, он получил ряд неприятных тычек, от которых, ранее, мог бы спокойно увернуться, пропустив мимо себя. Он стал неосторожен и рассеян, это может плохо сказаться на его «алой» работе. Кошмар, вряд ли, ему за подобное спасибо скажет, когда найдется. - Ты был здесь, а я, глупец, столько раз мог бы тебя отыскать, - Найт упёрся лбом в холодную колонну, - Алый… всё-таки, я всё такой же потерянный Призрак, когда тебя нет рядом. Мой дорогой Маэстро…       Когти процарапали на колонне борозды. Найт тихо рыкнул, открывая глаза, и отходя от неё назад: хватит себя жалеть, от этого лучше не станет. Кошмар сможет о себе позаботиться, в конце концов, он – Хозяин Кошмарных Грёз, и то, что его создало, вряд ли позволит, чтобы с «сосудом» что-то случилось. Хотя Найт и не понимал полностью, что же из себя представляет Сердце Кошмара, но уяснил касательно этого нечта несколько вещей. И главной было то, что Сердце защищает свое творение, где бы оно не находилось. Чувствует ли, или угадывает, Найт не мог сказать наверняка. Но даже и так, попытаться осуществить ту мысль, что столь неожиданно пришла сейчас в его голову, все же, стоило. - Мой дорогой Пламенный Маэстро, - Найт тенью скользнул по каменному полу, сквозь бреши в стене, выбираясь наверх, где была скамейка и дорога, ведущая к вокзалу, - надеюсь, Сердце, которому ты служишь, прислушается ко мне также, как к тебе, ведь теперь… ему служим мы оба. ------------------------------------------------------------------------------------------------------------       Он снова резко подскочил на постели, вцепившись в одеяло, и разбудив его. Опять мотыльку приснился кошмар, из-за которого тот до самой зари глаз не сомкнет. Который уже раз за неделю? Алый зевнул, протирая глаза: прекрасно, теперь и он тоже вряд ли сможет уснуть, потому как Актиас будет ходить по комнате, шурша пледом, в который завёрнется с головы до пят.       Актиас роется в коробке, что стоит на одной из полок у стены. Кошмар знает, что там лежат бинты, которыми мотылек, достаточно туго, перетягивает запястье своей нижней правой лапки, что довольно часто, в последнее время, кровоточит. Наверное, у мотылька уже ушла уйма бинтов на это дело, даже интересно, почему он не пойдет хоть к какому-нибудь лекарю со своей проблемой? Алый хмыкает на собственный вопрос, поднимаясь с постели, и подходя к столу, за которым сейчас сидит мотылёк, пытаясь ровно забинтовать запястье. Актиас точно не из тех, кто свои проблемы будет кому-то постороннему рассказывать, даже если от этого его жизнь зависеть будет. Эти садистко-мазохистичные привычки из его прошлой жизни на родной земле. Кошмар ловит себя на мысли, что с превеликим удовольствием бы выжег тех, кто подобные привычки мотыльку привил – это весьма негативно сказывается практически на всем, что делает этот зеленокрылый. - Дай-ка сюда, - Алый берет один край белой материи, чуть вытягивая ее наверх, и фиксируя когтем в центре, - теперь второй край тяни, и завязывай. Вот так. - Спасибо, - Актиас отрезает ножницами остаток лоскута, убирая бинты обратно в коробку, - прости, что снова разбудил. Я… - Знаю-знаю, не хотел, - Кошмар убирает коробку обратно на полку, оборачиваясь и пересекаясь взглядом с мотыльком, - у тебя весьма… тёмные сны, я бы сказал. - Откуда тебе об этом знать? - Актиас свил усики в спираль, чуть наклонив голову на бок. - Работа такая. - отмахнулся Алый, зевая, и возвращаясь в постель. - Смотреть чужие сны? - Можно и так сказать.       Кошмар немного подбил подушку, чтобы была помягче, забираясь обратно под одеяло, и из-под прикрытых век наблюдая, как мотылёк, немного поколебавшись, тихо подходит к нему, и садится на край постели у его ног. Ожидаемо, ведь ответ на вопрос его заинтересовал. Они никогда не говорили на подобные темы, и мотыльку, естественно, любопытны слова огнеокого. - И как давно ты…- Актиас пытается подобрать слова, но его останавливают щелчком пальцев. - Сколько себя помню, - Кошмар жестом указывает на половину постели, на которой до этого спал мотылёк, - если можно так сказать. - Это весьма… необычно, - Актиас кивает, подчиняясь жесту Кошмара, и забираясь на своё место рядом, - и ты думаешь, что я тебе поверю, когда простые жуки так не могут? - А простые жуки могут выдыхать пламя и заставлять его выполнять, что душе угодно, лишь щелкнув пальцами? - Алый, усмехнувшись, выдохнул маленькое карминовое облачко, что тут же истаяло в воздухе, снова погружая пространство перед ним во мрак. - Хммм… нет, - задумчиво протянул мотылёк, снова кивая: огнеокий подтвердил еще одну его догадку, - расскажешь больше про грёзы? - Расскажешь о месте, которое было в твоем сегодняшнем кошмаре? - вопросом на вопрос ответил Алый, уловив, как мотылёк вздрогнул, на эмоциях зарываясь по самые усики в одеяло. - Я… не хотел бы это вспоминать, - Актиас выдохнул, чуть опуская край одеяла, чтобы видеть Кошмара, - итак не усну из-за этого. - Неужели? - Алый хитро прищурился, приподнимаясь в полусидячее положение, и потянувшись за трубкой, что лежала на прикроватной тумбе. - Курить в постели вредно, - заметил на это мотылек, фыркнув, - Мрак, я это вполне серьёзно говорю. - Просто смотри и молчи, ладно?       Алый поднес трубку к губам, делая первую затяжку, и затем, выдыхая уже знакомый карминовый дым, пахнущий чем-то сладким. Актиас пытался понять, что же это за запах, но, как назло, ни один из известных ему ароматов, под этот шлейф не подходил.       Кошмар провел чёрным коготком с ярким алым краем по краю дымного облачка, стягивая его в причудливую фигуру, что поплыла влево и наверх, под потолок. Мотылек, сам того не замечая, выбрался из-под одеяла, во все глаза наблюдая за тем, какие удивительные формы может создавать из дыма и искорок Кошмар, ведь раньше он ничего такого не делал. Это выглядело так необычно, и так красиво. И сладко, очень сладко. - Не люблю, когда темно, - Актиас опустил голову на одеяло в том месте, где были колени Кошмара, - сколько помню себя у дедушки Вереска, всегда засыпал и просыпался под треск костра и отсветы на каменных сводах его пещеры. - Вы с ним очень близки. - Алый провел по золотистому усику мотылька свободной лапкой, - наверное, ты сильно скучаешь по учителю здесь. - Он мне отца заменил, Мрак, - Актиас повернулся на спину, чтобы смотреть и на дымные фигурки, и на Алого одновременно, - было б возможно, я бы его сюда вместе со всей его пещерой перевёз, правда. - Верю, - Алый отложил трубку обратно на тумбу: карминовая сладкая иллюзия покрыла всю комнату, больше не было необходимости создавать ещё, - твоё запястье…       Кошмар многозначительно посмотрел на лапку мотылька, которая покоилась на прохладном одеяле. Всё-таки, подобное ненормально, что бы там мотылёк ни говорил. Актиас поднял забинтованную лапку над собой, касаясь её запястья коготками левой нижней лапки. Напоминание. Всего лишь плата, необходимая для блага самого дорогого ему существа. - Нэя не помнит, - Актиас положил лапки обратно, - это случилось так давно.       Алый кивнул, немного облокачиваясь на подушку за собой. Мотылёк почти не рассказывал ему про свою жизнь в родовом гнезде, только отдельные урывки, да и те старался подать так, чтобы они ничего интересного для Алого не представляли. Актиас вообще не любил вспоминать что-то, что касалось его семьи, кроме сестры. Или его учителя, о котором мотылёк мог говорить часами, и слушать о нём было, действительно, интересно. Жаль, что, в своё время, они мало говорили просто так. Что ж, теперь Кошмар будет это исправлять, раз случилось то… что случилось. - У неё сейчас шрам перестал кровоточить, - Актиас тихо выдохнул, когда почувствовал на глазах ладони Кошмара, что мягко прикрыли ему веки, - я забрал эту часть на себя. Теперь я это могу сделать. - Для чего вообще это… - Иначе тогда, в прошлом, она бы не выжила.