***
Чимин подошел к Юнги, который уставился на него и разинул рот, стараясь предсказать его следующий шаг. — Вау, неужели ты удивлен увидеть меня? — Юнги закрыл рот и скорчил гримасу боли на лице. — Так просто от меня не отделаешься, Юн, — пошутил парень и прошел мимо него внутрь питомника. Юнги не знал, что сказать, и Чимин был готов наброситься на него, готовясь к нападению слов, которые извергнутся из его рта. Было ясно, что Пак нажал на нужные кнопки, но в данный момент ему было все равно, он был здесь, чтобы присматривать за собаками, а не за чьим-то детским эго. Чимин почувствовал, как два маленьких уголька в глазницах человека впились ему в спину, и был готов встретиться с ним лицом к лицу, когда сквозь негромкий лай собак услышал тихий голос. — Твоя голова… Он повернулся, чтобы посмотреть на Юнги, который пытался зациклиться на чем угодно, кроме Чимина. — С твоей головой все в порядке? — спросил он, снова почесывая затылок и по-прежнему не глядя Чимину в глаза. Теперь смятение охватило только Чимина. Он был готов к тому, что этот тип накричит на него, скажет, чтобы он убирался, пригрозит, что он уйдет, но вместо этого он стыдливо стоял, вцепившись в свои плечи. Юнги выглядел таким маленьким, и Чимин впервые заметил шрам, идущий вдоль его скулы. Лишенная пор полоска кожи поблескивала на солнце, которое, казалось, растопило любую остроту, которую парень помнил, связывая с ним. — Да, это была всего лишь легкая ссадина, ничего драматичного, — объяснил он и улыбнулся Юнги. Но парень не чувствовал ничего, кроме смущения, стоя перед ним. Почему вид Пака так сильно разозлил его? Погруженный в свои мысли и хранивший молчание Чимин подошел и встал перед ним, протягивая руку. — Давай попробуем еще раз, — весело заявил Юнги и его глаза, которые на прошлой неделе пронзили его кожу, стали круглыми и блестящими. Чимин почувствовал благодарность, когда взял его руку в свою, и слегка кивнул головой. Они работали в гармонии в течение нескольких часов. Чимин время от времени уходил выполнять разные поручения, а Юнги порхал вокруг, ухаживая за всеми собаками. — Вы, ребята, специализируетесь на больных животных или что-то в этом роде? — спросил Чимин, увидев бесчисленные шрамы и порезы на некоторых собаках. Юнги не ответил. Он был тихим парнем, но сегодняшняя тишина больше походила на уютную, в которой не было той гадости, что витала в пустоте между ними раньше. Тем не менее, Юнги все еще опасался незнакомца, но когда Чимин начал работать свой первый полный рабочий день, он попытался заставить странного мальчика взять с собой обеденный перерыв. — Эй, уже час дня, а мы еще даже не сделали перерыв. — Я не голоден, — простонал Юнги, вытирая миски с водой. — Пятнадцать минут сидения не убьют тебя, — вздохнул Чимин, хватая ключи от машины, — пойдем в магазин и что-нибудь захватим, — и тут же всякая искорка надежды в глазах Юнги улетучилась. Он посмотрел на Чимина так, словно тот попросил его помочь сбросить тело в каменоломню. — Ни в коем случае, — пробормотал Юнги и продолжил мыть миски, но Чимин заметил, что давление воды возросло. — А что, никто и не заметит, что мы ушли, магазин всего в десяти минутах езды, и к тому же… — Я не уйду из псарни, — резко оборвал его Юнги. Каким-то образом разрушив мираж дружелюбности, который они сохраняли весь день, вернулся холодный, злобный Юнги. Но Чимин не мог не думать о стыде, который висел у него на плечах этим утром, поэтому он кротко улыбнулся и взял ключи. — Ладно, ты останешься здесь в качестве сторожевого пса, а я принесу нам обед. — Я ничего не хочу, — проворчал он, и Чимин закатил глаза. — Ну, я все равно куплю тебе что-нибудь, так что в твоих же интересах сказать мне, что тебе нравится. Юнги осмыслил идею в голове. Он был потерян, он понятия не имел, что ему нужно в магазине. Чимин тупо уставился на него: — Сладкое, острое…? — Сладкое, — ответил Юнги, продолжая мыть миски. — А яблоко подойдет? — спросил он вопросительным тоном, как будто был правильный или неправильный ответ. Чимин бросил на него короткий взгляд, от которого Юнги растерялся. — Нет, забудь, мне ничего не нужно, я в порядке, просто иди и возвращайся как можно скорее. Я поем позже, это не имеет значения, лучше продолжу работать, — говорил он в основном себе, когда поднял миски и вошел внутрь, изо всех сил стараясь не дать им упасть. Чимин не мог сдержать улыбки, садясь в машину и думая о бессердечном человеке, который, очевидно, любил сладкие яблоки.***
Прошло почти двадцать минут, когда Чимин вернулся в конуру, неся в каждой руке по пакету с едой. Юнги заметил это, и капли пота побежали по его бледному лицу. Чимин подумал, что мальчик сейчас упадет в обморок, когда увидел всю эту еду. — Что это за чертовщина? — спросил Юнги наполовину в изумлении, наполовину в ужасе. — Вот, что ты получишь за то, что не сказал мне, чего ты хочешь, — рассмеялся Чимин, ставя пакеты на стол и распаковывая их. — Я же просил тебя ничего мне не покупать, но ты умудрился купить все. Он достал банки с кока-колой, бутылки с водой, множество разных сэндвичей. Юнги стоял ошарашенный, и его глаза становились все шире и шире. Он перестал стонать и негромко признался: — Я никогда не видел столько еды. Что было одновременно правдой и ложью. Юнги видел чревоугодие в лучших его проявлениях, но никогда не позволял себе этого. — Ну, кое-что из этого мы можем оставить на другие дни, я просто ненавижу скучный обед, — лирически сказал Чимин, и Юнги услышал улыбку в его голосе. Он заметил, что Чимина совершенно не смущает обилие еды и денег, которые она стоит. Внезапный укол грусти пронзил его, когда он увидел, как Чимин опустошает пакеты, как будто это было ничто, потому что это и было ничто для него. Вот, что делают люди. Нормальные люди. Они идут в магазин. Они покупают еду. Они едят. Они дышат. Они живут в утешении. Они существуют. Но сама мысль о том, чтобы войти в магазин, заставляла сердце Юнги биться в два раза быстрее. Как только его ладони вспотели, он услышал Чимина. — И гвоздь программы, — объявил он, доставая сверкающий на солнце пакет с красными яблоками. Юнги уставился на восковую красную кожу и молча выхватил их из рук Чимина. — Целый пакет, — прошептал он, когда Чимин рассеянно принялся жевать чипсы. Юнги прижимал яблоки к груди, лелея их, пока Чимин болтал о женщине-кассире, которая оценивала его покупки. — Она всегда так делает, только на прошлой неделе я покупал тампоны для мамы, и она посмотрела на меня, как на профессионального педофила. Я почувствовал желание послать ее к черту, но я не хотел… — он замолчал, оглядываясь назад и видя, что Юнги все еще баюкает пакет с яблоками. — Эй, ты в порядке? — спросил он, возвращаясь к мальчику, который мгновенно вырвался из своих грез. Он сделал короткий вдох и схватил ножницы, чтобы открыть пакет. — Да, просто спасибо за это… Да, спасибо, Чимин, — неловко произнес он, и Чимин посмотрел на его тонкую талию и на то, как легко его руки могли обхватить ее. Эта мысль промелькнула у него в голове, как облако, закрывающее солнце, и он схватил бутылку с водой. — Давай посидим на заднем дворе, если мы будем есть здесь, собаки сойдут с ума. Юнги коротко кивнул ему и через несколько секунд последовал за ним, не обращая внимания на еду, которую купил Чимин, вместо этого держа в ладони единственное блестящее красное яблоко. Они сидели, как два маленьких садовых гнома, прижавшись спинами к металлической стене здания, и вытянув ноги так, чтобы солнечный жар лизал их лодыжки. Перед ними не было красивого вида, так как они были окружены пустошью мертвых полей. Пейзаж, который был проклят, убивая любую красоту, прежде чем она расцветет. — Сколько тебе лет? — спросил Чимин, когда Юнги откусил кусочек яблока, и его взгляд упал на птиц, которые всегда стаей летали над горизонтом. — Восемнадцать, — ответил Юнги, позволяя сладкому яблочному соку течь по его горлу. Чимин бросил на него быстрый взгляд, пытаясь найти скрытую молодость в его лице, поскольку он определенно не носил ее в своих манерах. Поведение Юнги иногда было детским, недоразвитым, но он также ходил вокруг, как дедушка, который пережил две войны и ненавидел мир за это. Чимин издал негромкое жужжание, которое привлекло внимание Юнги. — А тебе сколько лет? — Двадцать, — ответил Чимин. Юнги не удосужился даже удивиться. — Восемнадцать — это звучит так молодо, — ностальгически рассмеялся он. — Когда мне исполнилось восемнадцать, мои друзья устроили мне вечеринку-сюрприз. Мне завязали глаза и вытащили на яхту. Это было безумие, в какой-то момент мы даже увидели дельфинов, а потом Намджун сломал палец на ноге, и Хосок. О боже, Хосок, — он рассмеялся.— Тебе бы он понравился, все думают, что он наркодилер, потому что он ослепительно улыбается все время, но парень даже не курит, он слишком боится заболеть раком легких. Обычно Юнги не утруждал себя выслушиванием других людей, особенно когда он не знал, кто эти люди, но то, как Чимин рассказывал истории, заставляло воображение Юнги вспыхивать, как будто кто-то включал маленький внутренний кинотеатр, который всегда был сломан. — Я люблю их, но это они виноваты, что я вляпался в эту историю. Юнги не знал, стоит ли его расспрашивать, или это будет считаться любопытством. Как люди узнают, что говорить в таких ситуациях? Он обдумывал возможные варианты. Либо он спрашивал Чимина, что тот имеет в виду, что могло обернуться против него, разозлить Чимина и заставить его ненавидеть Юнги до скончания времен. Или же он мог молчать, пока Чимин не спросит его о несуществующих друзьях, что, несомненно, заставило бы Юнги покрыться холодным потом. — Что… — его голос прервался на полуслове, но Чимин едва заметил это, жуя чипсы и зарываясь темными ботинками в сухую коричневую землю. — Что значит, это их вина? — спросил Юнги, в его голосе не было осуждения. — Ну, мои друзья — идиоты, я имею в виду, что внешне они не идиоты, но внутри, — он наклонился к Юнги, — они — куча дебилов, которые не знают, какой конец веника нужно держать, — Юнги издал тихий смешок над тем, как Чимин так негативно отзывался о своих друзьях, но в тоне, который сочился любовью и нежностью. Это было милое сравнение, чувство которого он никогда не испытывал. — Недавно у моего друга Хосока был день рождения, и мы решили устроить грандиозную вечеринку, которую, конечно же, устроил Сокджин, — Чимин быстро глотнул воды, когда до него дошло, что Юнги понятия не имеет, кто такой Сокджин. — Все, что тебе нужно знать о Сокджине, это то, что он любит Намджуна, что он грязно богат, и что он Король вечеринок. Юнги не мог не думать, что есть тысяча лучших способов, как этот Сокджин мог бы тратить свои деньги, но он пытался понять привлекательность этого образа жизни для кого-то вроде Чимина. — Как бы то ни было, вечеринка у Хосока шла отлично до двух часов ночи, когда половина людей была накачана кокаином или лишилась мозгов от ЛСД. Мы с моим другом Тэ решили взять немного в честь Дня рождения Хосока. Юнги слушал, поедая яблоко и наблюдая, как божья коровка переваливается через гору, которая была его башмаком. — Итак, мы с Тэ сидели наверху в комнате Сокджина, уже под кайфом, когда он достал эти маленькие розовые таблетки. Я сказал ему, что это глупо, и я не хочу умирать, и в этот момент Хосок побежал вверх по лестнице с четырьмя полицейскими позади него. Поэтому я быстро схватил таблетки и сунул их в карман. — Погоди, зачем ты их взял, если они принадлежали твоему другу? — спросил Юнги, все еще завороженный божьей коровкой. Чимин вздохнул, жуя корку своего сэндвича. — Тэ очень чувствителен к другим людям, поэтому кажется немного отстраненным, — Чимин сделал паузу, чтобы сделать глоток своего напитка. — Я знал, что либо я, либо он, либо Сокджин попадут в беду, а у Сокджина уже есть история обвинений, которые они бы использовали. — Но ты? — пробормотал Юнги. Чимин пожал плечами: — Такие люди, как я, были всегда, и университет вряд ли собирался выгонять меня. Мне нечего было терять. Чимин собирался продолжить, когда Юнги ляпнул: — Что это такое? — Что? — спросил Чимин. — Кокаин? Я имею в виду, что я вряд ли могу пойти и продавать его, но… — Нет, — оборвал его Юнги. — Университет. На что это похоже? — и он посмотрел на Чимина, как ребенок, просящий родителей почитать ему сказку на ночь. — О, — Чимин опустился еще ниже. — Это невероятно. Я имею в виду, что я не очень хорошо учусь, и экзамены убивают меня, но я люблю все книги и стихи, которые мы изучаем, — он посмотрел вверх, глядя на облака, удивляясь, когда его воображение перестало превращать их в формы, — но я пропустил весь раздел Шекспира, который мне нужно знать для экзамена, так что я пытаюсь пройти через Гамлета прямо сейчас. Он посмотрел на Юнги. — Ты когда-нибудь изучал Гамлета? — Юнги покачал головой. — Ну что ж, тебе повезло, — саркастически заметил он, допивая свой напиток и удовлетворенно вздыхая. — Так что да, я собираюсь получить степень бакалавра, которая каким-то образом принесет мне долгосрочное удовлетворение, — Чимин хихикнул над своими напыщенными словами, снова переключив внимание на Юнги. — А как насчет тебя? Ты, должно быть, не ходил в здешнюю школу. — Нет, — решительно заявил Юнги, — я учился на дому. — О, круто, — ответил Чимин, представляя, как мама учит его квадратным уравнениям и неправильным глаголам. — Ты же знаешь, что, наверное, образованнее меня. Люди, которые учатся на дому, всегда имеют такие интересные перспективы, потому что они не подвержены влиянию системы. Сказал я… — Чимин посмеивался над собой. — Который сделает все, чтобы получить диплом. Юнги был благодарен Чимину за то, что он выставил себя дураком, и подумал, не было ли это сознательным усилием, и не имело ли это для него значения. — У тебя был учитель? — Не-а, — Юнги поерзал, покусывая яблочную сердцевину. — Мой отец научил меня всему. Он не дал Чимину больше никакой информации на эту тему, когда извлекал яблочные семена из сердцевины. — Ты знаешь, я обычно держал кучу этих семян в своей спальне, — сказал Чимин, когда облака, наконец, отступили, и он почувствовал, как приятный жар поцеловал его кожу. — Это было какое-то странное хобби или? — удивился Юнги. Чимин расхохотался, и его глаза превратились в два полумесяца. — Нет, дело не в этом, — хихикнул он. — Кто-то сказал мне… Подожди, теперь, когда я думаю об этом, я почти уверен, что это был Тэ. Во всяком случае, он сказал мне, что если ты съешь их, то яблоня вырастет в твоих легких и задушит тебя. Юнги не смог сдержать улыбки, не столько от рассказа, сколько от того, как кожа вокруг глаз Чимина сморщилась, когда он попытался сдержать смех. — Он даже сказал мне, что видел человека с веткой, растущей из его уха! Бьюсь об заклад, он все еще думает, что это правда, — Юнги никогда не встречался с Тэхеном, но было ясно, что Чимин обожает его. — Так что да, моя бабушка любила яблоки, как ни странно, красные тоже были ее любимыми, — сказал он, кивнув в сторону сердцевины в руках Юнги. — И мне снились кошмары о деревьях, растущих из ее ушей, поэтому каждый раз, когда я ловил ее на том, что она ест яблоко, то ждал и крал семена, — Чимин посмотрел на горизонт, и улыбка на его лице стала спокойной. — Я действительно думал, что спасаю ей жизнь. Юнги почувствовал, как волна нежности накрыла его, как старый шерстяной джемпер, когда он представил себе мини-Чимина, бегающего вокруг с банкой, полной яблочных семечек. Он снова подумал, что у Чимина, очевидно, не было таких светлых волос, как в детстве, но как бы он ни старался, он не мог представить себе, что из его ангельского личика вырастет темная прядь. Юнги понял, что смотрел на него, когда Чимин встретился с ним взглядом. — Ты был странным ребенком, — выпалил он, но было уже слишком поздно, когда Чимин увидел безмятежную складку его губ и самодовольно взял семена из рук Юнги, отправляя их в рот, как будто это были розовые пилюли, которые предложил принять Тэхен. — Ну, будем надеяться, что Тэ солгал, и дерево не прорастет в моих легких, — хихикнул Чимин, поднимаясь на ноги и смахивая крошки от своего обеда. Войдя внутрь, он улыбнулся про себя и заметил, что ему удалось заставить Юнги взять целый час перерыва на обед, и с каждой неделей их перерывы становились все длиннее и длиннее. — Иди работай, Чимин, или я задушу тебя раньше, чем это сделает яблоня, — пригрозил ему Юнги, вызвав у Чимина приступ смеха. Тем не менее, он начал подметать, ухмыляясь про себя, когда представил себе руки Юнги, прижатые к его горлу.***
Шли недели, и Чимин поймал себя на том, что предвкушает возвращение к работе. Ему не терпелось пообщаться с Юнги, поговорить с ним, поставить его в неловкое положение. Даже посреди пары он задавался вопросом, что делает мальчик. Каких собак он будет сейчас мыть? Или он будет их выгуливать? Он все еще оставался загадкой, и после четырех недель Чимин знал только, что Юнги учится дома, он ненавидел говорить о себе и не знал, кто такая Бейонсе. — Я не слушаю такую музыку, — объяснил он. — Итак, что тебе нравится? — спросил Чимин, и как только он закончил свой вопрос, Юнги умчался прочь по дорожке. Он знал, что худощавый мальчик склонен волноваться из-за самых незначительных вещей, но это казалось более резким, чем обычно. Пак позвал его по имени, но Юнги не обратил на это внимания и продолжал лениво бежать по склону холма. Чимин старался не обращать на это внимания, продолжая подметать полы, пока через несколько минут не услышал негромкое пыхтение, словно исходившее от старого черного пса. Но когда он обернулся, то увидел слегка вспотевшего Юнги, который стоял, тяжело дыша, со старым айподом в руках. — Что это такое? — сказал Чимин, подходя и беря айпод, проводя пальцами по толстым кнопкам, которые были вершиной технологического прогресса в 2008 году. — Это, — выдохнул Юнги, — мой айпод. Чимин вспомнил, что в детстве у него был точно такой же, и он включил его, пролистывая музыкальную галерею. — Разве это не круто, — радостно сказал Юнги, стоя рядом с Чимином и глядя на треснувший экран. — Это не то, чего я ожидал, — признался Чимин, просматривая библиотеку, которая состояла из Баха, Моцарта, Бетховена, всех классических композиторов, о некоторых из которых Чимин даже не слышал. Он уже собирался пошутить насчет того, что на старом приборе нет ничего из этого века, как вдруг увидел, что Юнги сияет от счастья, глядя на этот кирпич, и решил держать рот на замке. Парень редко видел Юнги таким счастливым, и ему хотелось, чтобы у мальчика было больше причин улыбаться. — О, это… это мое любимое, — взволнованно пробормотал он, распутывая наушники и передавая их Чимину, который быстро вставил их в уши, когда Юнги нажал кнопку воспроизведения. Тут же в голове Чимина замелькали мягкие клавиши пианино. Они повторялись, и он чувствовал, как сливаются две руки, то сближаясь, то отталкиваясь, застревая в повторяющихся подъемах и падениях, словно грудь, дышащая весенним воздухом. Произведение было в мажорной тональности, но Чимин слышал, как борются две руки, как дерется пара. Было тепло, они спорили ни о чем, они заканчивались раньше, чем начинались. Это было так знакомо, но он знал, что никогда не слышал такого. Это напомнило ему весенние пикники, когда он бегал по полям, и бабушкин смех с каждой секундой становился все более далеким. Затем музыка стала постепенно увеличивать силу звука, она заставила его бежать. И вот, внезапно он почувствовал открытость. Порыв ветра коснулся его кожи, когда пальцы ног повисли над обрывом. Он смотрел прямо перед собой, и что-то внутри него хотело упасть туда. Чимин уже собирался опустить глаза, когда его потащили назад в поле, к бабушке, в безопасное место. Его ноги путались в росистой траве. Когда музыка продолжалась, его тело металось взад и вперед, бросаясь из поля комфорта в забвение обрыва. И вдруг его тело обмякло. Дергать было некого. Он просто стоял, восстановив полную автономию своего тела. Парень провел кончиками пальцев по траве, давая паузе выговориться. Все было тихо, только истина витала в воздухе, и Чимин не мог открыть глаза, даже если бы захотел. Затем пианино издало тихий шепот, говоря на языке, который он не мог расшифровать. Чимин посмотрел на яму, все еще не слыша слов, но знал, что она зовет его. Ее слова были священными, но они наполнили Чимина чувством, которое он не мог объяснить. Пак уже собирался бежать, когда обе руки снова начали гармонично двигаться. Этот звук звал его домой. Он отнес его обратно, и снова бабушкин смех проник между нотами музыки, плывя по ветру. Но по мере того, как они поднимались к небесным облакам, они становились все более хрупкими, угасая, оставляя ее смех без сопровождения. Он зазвенел ярче, чем когда-либо, и когда Чимин медленно открыл глаза, он понял почему. Юнги смотрел на него в ответ. Его розовые губы сжались в нежном выражении, а в глазах заблестели непролитые слезы, а с губ сорвался сладчайший смех. Чимин опустил глаза, почувствовав руку Юнги в своей. Он не помнил, когда и положил ли ее туда Юнги, но внезапная пустота захлестнула его, когда он вырвал его из рук. Он снова потянулся к ней, когда Юнги отпрыгнул назад, инстинктивно почувствовав раздражение. Чимин быстро вынул наушники из ушей. — Юн, что… — Никогда больше не прикасайся ко мне, — холодно заявил Юнги, уходя, оставив Чимина с архаичным айподом в руке и ненасытным чувством вины в сердце.***
Был уже конец дня, когда к псарне подъехала незапланированная машина. — Дерьмо, — пробормотал Чимин себе под нос, узнав человека, которому принадлежал питбуль, только что вернувшийся от ветеринара. У собаки была огромная рана, идущая от челюсти к уху, и каждые четыре часа ее нужно было смазывать мазью. — Юнги! — крикнул Чимин, — ты можешь взять вон ту справку и напомнить мне, что сказал ветеринар? Юнги посмотрел на листок бумаги, лежавший перед ним, и взял его в руки, а Чимин бегал вокруг, как обезглавленный цыпленок. — Почему ты не можешь прочесть его, — по-детски ответил Юнги, застрявший в своем плохом настроении с самого начала. Чимин сердито посмотрел на него, решив, что теперь его очередь раздражаться. — Потому что мне нужно найти его мешок с мясом и взять квитанцию ветеринара с заднего двора, и мысленно подготовить себя к тому, чтобы сказать человеку, который, вероятно, носит пистолет, что мы послали его собаку к ветеринару, и теперь он должен нам большое состояние. Его глаза сверкали в глазах Юнги, ожидавшего, когда он зачитает рекомендации ветеринара. И все же он оставался там, молча глядя на справку. — Если только ты не хочешь пойти туда и разобраться с ним, Юнги, — выплюнул Чимин. Он побежал к задней двери и схватил квитанцию, пытаясь вспомнить, как зовут этого человека. — Алло? Юнги, пожалуйста! — он отчаянно кричал, когда машина мужчины припарковалась снаружи. — Пошел ты, Чимин, мне это не нужно, — ядовито выругался он, скомкал бумагу в комок и бросил на землю, готовый сорваться с места. — Что ты делаешь? — закричал Чимин, роняя все оборудование, которое он нес, и отчаянно хватая комок. — Черт, — пробормотал он и посмотрел на Юнги, который, как обычно, был готов убежать. — Ты настолько не профессионален, что у нас сейчас клиент, и ты устраиваешь истерику. Ты не можешь просто сбежать, когда у тебя есть работа. Он смотрел на Юнги и не мог найти никаких эмоций в его роботизированных глазах. — Алло? — раздался глубокий голос, сопровождаемый хлопком захлопнувшейся дверцы машины. Чимин глубоко вздохнул и попытался скрыть свое разочарование вежливой улыбкой, когда он отвернулся от Юнги и пошел приветствовать клиента. После жаркой дискуссии, которая могла включать или не включать смертельную угрозу Чимину, человек ушел, забрав свою раненую собаку вместе с любой энергией, которая была у Чимина. Он потащил свои усталые ноги к задней стенке конуры, где стоял Юнги, держа в руках поводок. Реквизит, который он использовал, чтобы создать впечатление, что он не ждет возвращения Чимина. Чимин стоял и смотрел на него, в то время как Юнги смотрел, как солнце клонится к закату, засыпая. У Чимина не было сил заговорить первым, он хотел, чтобы Юнги что-нибудь сказал, поэтому он смотрел, как этот человек пытается существовать, и это причиняло ему боль. Дискомфорт извивался по его телу, как ребенок, мучающий жука под стеклом, и тот факт, что все его беспокойство было из-за Чимина, разбил ему сердце. Никогда в жизни его так не любили. Конечно, люди кричали и обзывали его, но у них были на то свои причины. Он никогда не делал для Юнги ничего такого, что вызывало бы у него такую ненависть. — Я приведу Кэт на прогулку, если ты перестанешь пялиться на меня, — проворчал Юнги, снова и снова завязывая поводок вокруг своих рук, ритмично перекручивая его между пальцами, что контрастировало с ровностью его тона. Чимин вздохнул. — Юн. Юнги заметно напрягся, все еще не поворачиваясь к нему лицом. — Нам нужно как следует поговорить. Я не могу справиться с холодными взглядами, или с бегством, или с ненавистью, которую ты испытываешь ко мне, — Чимин объяснил, почему он встал перед Юнги, который продолжал молчать. — У тебя есть проблемы со мной, так скажи мне, в чем они заключаются. — Просто забудь, Чимин, — простонал Юнги, направляясь прямо в поле, в том направлении, куда он обычно бежал, но на этот раз Чимин последовал за ним. — Нет! — закричал Чимин, и это заставило Юнги обернуться. — Почему ты должен был сделать сегодняшний день таким трудным? — закричал он, внезапно выплескивая весь свой скрытый стресс на Юнги. — Почему ты не мог просто поговорить со мной? Ты никогда просто так со мной не разговариваешь. Почему ты так меня ненавидишь? Это из-за Кэт? Юнги простонал: — К черту, Чимин-а, нет. Просто иди домой, найди себе другое место, чтобы заняться этим дерьмом с общественными работами, — и он снова зашагал на север. — Ты такой эгоист! — прорычал Чимин, не в силах больше скрывать свое разочарование. Юнги продолжал идти, а Чимин продолжал следить за реакцией. — Тебе никогда не приходило в голову, как трудно мне заставить тебя чувствовать себя комфортно? Никакая реакция. — Ты хоть подумал, насколько я чувствовал себя виноватым, когда ты сегодня умчался, или как ты поставил меня в тупик, потому что десять секунд назад я никогда не видел тебя счастливее. — Заткнись, — выдохнул Юнги тихим голосом, слишком тихим, чтобы Чимин мог услышать, и он почувствовал, как его сердце забилось в ушах. — Или как я был смущен. Юнги пытался дышать глубоко и держать себя в руках, но его зрение было затуманено слезами, и он почувствовал, что напряжение в челюсти начинает ослабевать. — Почему ты, блять, не мог просто прочитать мне это письмо, Юнги? Я просил тебя сделать одну маленькую вещь, но нет, это было слишком. — Я не мог, — выплюнул Юнги в ответ, но не громким голосом, а тоном, который был сильнее и яснее, чем все, что он когда-либо говорил раньше. Ни один из них не двинулся с места, когда они стояли в пустом поле, на фоне малинового заката, который добавлял тошнотворно сладкий привкус к напряжению, которое моросило в воздухе. Чимин видел, как в глазах Юнги блеснули слезы, но старался не обращать на это внимания, сосредоточившись на темноте своих зрачков, напоминая себе о человеке, который заставлял его чувствовать себя виноватым за каждый свой поступок. Юнги уставился на него, и его веки задрожали, когда разум приказал ему отвернуться, но пристальный взгляд Чимина не отпускал его. — Я не смог прочесть письмо, — повторил он, закусив губу. — Черт, — он покачал головой и ухмыльнулся небу так, что у Чимина разорвалось сердце. — Я так и не научился читать. Никто меня ничему не учил, — он признался, глядя прямо в карие глаза Чимина, полные печали. Чимин хотел что-то сказать, но не успел он и глазом моргнуть, как Юнги уже скрылся за холмом. Направляясь туда, куда парень не сможет последовать за ним.