***
— Не перегибай палку, я же говорил, — проворчал Юнги, помогая Чимину распаковывать вещи. — Ну, тогда тебе следовало пойти со мной, — огрызнулся Чимин, больше заинтересованный осмотром дома Юнги, чем распаковкой сумок. Все стены были выкрашены в кремовые тона, что не требовало особого ухода, когда дело касалось отделки. Строение дома было нормальным, но при ближайшем рассмотрении в нем чувствовалась заметная пустота. Во всех комнатах не было ни одной фотографии. Ничего, что указывало бы на течение времени. Чимин вытянул шею к высоким потолкам, которые подчеркивали холодность дома. Все ощущение тепла ускользает через потолок, убегая от семьи из двух человек. Обычно, когда кто-то жил в таком доме, они хотели выставить его напоказ, удивить гостей секретными ванными комнатами и бесчисленными спальнями. Назвать имя архитектора, который спроектировал лестницу, хвастаться шезлонгом, который был изготовлен вручную специально для них. Но Чимин не удивился, когда Юнги не предложил ему экскурсию. Он был гостем у многих светских людей и понимал, что этот дом стал для Ли важной вехой. То, что он купил, просто потому, что мог. А это означало, что как только он откроет входную дверь, он уже будет гоняться за следующей инвестицией, которая даст его эго ложное чувство безопасности. Но ничего из этого не могло остановить взгляд, который задержался на стенах. Взгляд тех глаз, которые отдали свою жизнь, чтобы Ли мог построить яркий особняк, кирпич за кирпичом. Оставив Юнги искать дом среди безымянных спален его призрачных братьев и сестер. Юнги достал четыре пиццы. — Боже, ты останешься на неделю? — Как пожелаешь, — игриво ответил Чимин, кладя сыр в холодильник. Затем он услышал звон стекла и смех Юнги. — Ты купил вина? Чимин оглянулся и увидел, что Юнги стоит, как маленький ребенок, который только что украл сигареты у родителей. — Да, и что тут смешного? — Не знаю, это просто… вино, — сказал Юнги, встряхивая бутылку. — Ты когда-нибудь пробовал его? Юнги покачал головой. — Мой отец пьет только пиво, и я всегда ненавидел его запах. — Ну, — сказал Чимин, открывая бутылку белого вина и протягивая ее Юнги. — Настало время попробовать. Юнги бросил на него скептический взгляд. — Послушай, я не пытаюсь тебя отравить. Чимин отобрал бутылку «Совиньон Блан» и запрыгнул на кухонную тумбу, зажав Юнги между своими пухлыми бедрами. Юнги взял у него вино и сделал небольшой глоток — ничто по сравнению с глотком Чимина. — Кх-ах, — он поморщился, заставив Чимина впасть в истерику. — Что? Неужели моему малышу это не нравится? Юнги подбежал к крану и смыл аромат изо рта, в то время как Чимин глотал напиток, как будто это была бутылка воды. — Это чертовски отвратительно, — выплюнул Юнги, смахивая воду с ладоней. Чимин, хихикая, сидел на тумбе, когда он полез в пакет и вытащил еще одну бутылку. Как только Юнги услышал, что пробка вылетела, он послал ему острый взгляд. — Можешь пойти в жопу, если думаешь, что снова отравишь меня. Чимин не мог перестать смеяться над невозмутимым выражением лица младшего. — Да ладно тебе, это красное вино, тебе понравится. Чимин помахал бутылкой перед его лицом, и Юнги откинулся назад, чтобы встать перед блондином, которому откровенно не доверял. — Я терпеть не могу красное вино, поэтому знаю, что тебе понравится, — заявил он как ни в чем не бывало. — Что ты хочешь этим сказать? — пробормотал Юнги, нервно разглядывая темную бутылку. — Ну, ты любишь красные яблоки, но я предпочитаю зеленые, ты любишь рассветы, а я люблю закаты, зима — твое любимое время года, тогда как я люблю весну, — Юнги перевел взгляд на Чимина и улыбнулся, слушая все мелочи, которые, как он полагал, старший забыл. — Отлично, — сказал он, выхватывая бутылку из рук Чимина и с отвращением глядя на нее. — Но если это так же мерзко, как и в прошлый раз, тебе лучше бежать, Пак Чимин. Чимин счел пустые угрозы Юнги очаровательными и игриво пнул его по стройному бедру, делая глоток из бутылки. Отстранившись, он чмокнул губами один раз, потом второй. — Ну что? — Не так уж и ужасно, — сказал Юнги, снова осматривая бутылку. Он подошел к буфету, стоявшему рядом с плитой, и достал две прозрачные кружки, наливая в каждую вино разного сорта. Чимин знал, что где-то в доме есть бокалы для вина, но он не хотел портить доверие, которое приобрел Юнги, и, кроме того, в кружках было что-то по-домашнему уютное и странно милое, что напомнило ему о мальчике в слишком большом свитере. — Ура! — хихикнул Чимин, чокаясь кружкой с Юнги. Тост за их недолгую свободу.***
— Юнги-и-и, — пропел Чимин из гостиной, но Юнги был слишком занят, пытаясь спасти пиццу, которую Чимин оставил в духовке. — Как мне включить музыкальный канал? — крикнул он, и его голос разнесся по высоким потолкам дома. — Я сам включу, подожди минуту, — Юнги бросил пиццу на стойку, стараясь не обжечь руки. Он схватил тарелки, когда услышал, как из гостиной вырвалась стена шума. Парень тут же вскочил и бросился в гостиную, все еще держа в руке кухонное полотенце. Чимин стоял посреди комнаты, одной рукой прикрывая ухо, а другой отчаянно размахивая руками и нажимая все кнопки на пульте дистанционного управления, одновременно говоря «чш-ш-ш» стерео, как будто оно будет слушать его. — Что ты делаешь? — Юнги пытался перекричать грохочущую музыку. Это была какая-то электро-поп-песня, которая звучала так, будто была выпущена в 2002 году, и хотя он изо всех сил пытался ее выключить, Чимин все еще подпрыгивал в такт. — Я не знаю, как я это сделал, — крикнул он в ответ и начал трясти пульт, потому что это определенно должно было исправить ситуацию. Юнги перекинул полотенце через плечо и взял пульт из рук Чимина, но тот был в таком же замешательстве. Отец никогда не позволял ему торчать в гостиной, и когда он нажимал на кнопки, музыка становилась все громче. — Вот дерьмо! — он взвизгнул. Наслаждаясь свободой от пульта, Чимин лениво кружился по гостиной, смеясь над Юнги. Юнги не мог не усмехнуться мальчику, парящему в периферийном поле его зрения. Обычно он бы испугался, но из-за Чимина, а может быть, из-за вина, он не мог удержаться от смеха, когда музыка сотрясала стены. Наконец, после нажатия каждой из кнопок музыка оборвалась, и Юнги резко обернулся. — А-а, я понял… — он осекся, увидев Чимина, стоящего с вилкой в руках. — Да, ты действительно спас мои барабанные перепонки, Юн, — поддразнил он его, бросив вилку и побежав на кухню за пиццей, которую, как он утверждал, сам же и приготовил. А его маленькая тень быстро следовала за ним. Они вдвоем растянулись на угловом диване, Чимин на одном конце жевал пиццу, а Юнги на другом, свернувшись калачиком. Они смотрели какое-то драг-шоу, которое так любил Чимин, и Юнги по-настоящему увлекся им, спрашивая каждые пять минут, кто есть кто, и восхищаясь разными стилями макияжа королевы. — Ух ты, посмотри на ее подводку для глаз! — Она сшила это платье? — Очевидно, Трикси победит, потому что она единственная, кто еще не нажил себе врага. Он говорил как ни в чем не бывало, и Чимин с трудом удерживался от смеха, глядя на Юнги, свернувшегося калачиком с кружкой вина, которую он уже несколько раз наполнял, свесив замерзшие ноги с дивана и не отрывая глаз от телевизора. — Я не понимаю, почему Валентина не подготовилась к фонограмме и не выучила слова, если она знала, насколько слабым было ее выступление. Если бы это был я, я бы пел эти тексты во сне! Чимин не мог сдержать себя при мысленном образе Юнги, повторяющего слова песни. — Что? — крикнул ему Юнги, когда он проглотил последний кусок пиццы. — Это правда! К этому нужно готовиться! Он говорил о шоу с серьезностью лейтенанта, посылающего свои войска в бой. — Так ты хочешь сказать, что всегда учил песню под фонограмму? Юнги фыркнул, как будто это Чимин был тем, кто был смешон. — Нееееет, — он протянул «е» так очаровательно и по-детски, когда опустил голову вниз и попытался объяснить Чимину. — Я, наверное, проиграю, когда дело дойдет до танцев, потому что я не умею делать шпагат и все эти трюки, — он развел руками. — Но я бы знал текст как свои пять пальцев, — объяснил он, протягивая ладонь перед Чимином, пытаясь подчеркнуть свою точку зрения. Чимин с нежностью смотрел на него, пока тот размахивал ладонью перед лицом, хихикая от вина. — Ты полон сюрпризов, Юнги, — пробормотал Чимин, и Юнги отдернул руку и посмотрел на свои колени. Его щеки покраснели от вина или от жарких слов Чимина, но, когда представление закончилось, он взял тарелки и пошел убирать. — Я вернусь, — заверил он Чимина, как будто не собирался уходить всего на четыре метра. — Не могу дождаться, — передразнил его Чимин, переключая каналы и стараясь больше не нажимать на кнопку стерео. Когда Юнги вернулся, он протянул Чимину свою кружку и сел рядом. — Ах, я люблю эту песню, — сказал Чимин, увеличив громкость до оглушительной. — А это кто? — Это же она! — Чимин перевел взгляд с Юнги на экран телевизора и обратно. — Юнги, это Бейонсе! — О да, она тебе нравится, верно? — уточнил Юнги, не обращая внимания на Чимина, который подпрыгивал на стуле. — Она нравится всему миру! Всякий раз, когда мы идем в клуб, и они играют ее песни, я и Чонгук практически занимаем танцпол. — Не знаю, она постоянно орет, — крикнул Юнги, морщась, словно от боли, и Чимин игриво стукнул его по голове. — Заткнись, у нее невероятный вокал, и взгляни на нее, она потрясающая! — Не знаю, для меня это звучит, как визг, — ему нравилось легко поддразнивать Чимина. Пак же включил музыку погромче, чтобы заглушить Юнги, и начал петь, перекрывая его стоны. Затем Юнги медленно схватил пульт и выключил звук, а Чимин продолжал выкрикивать слова, исполняя свой собственный концерт, и через несколько тактов он понял, что музыка прекратилась. — Ты давно должен надеть кольцо…* Юнги! Неужели ты всерьез только что заглушил Королеву Би! — Юнги просто смотрел на него, когда он наклонил голову и держал пульт в руке. — Я хотел услышать твой голос, — признался он. — О, заткнись, — сказал Чимин, хватая пульт, не обращая внимания на поддразнивания Юнги. — Нет, правда, у тебя красивый голос. Ты не говорил мне, что умеешь петь, — объяснил Юнги, и вся игривость исчезла из его тона. Чимин попытался снова включить музыку. — Что я могу сказать, я человек многих талантов, — саркастически ответил он, не в силах принять комплимент. — Да, я знаю, — сказал Юнги, опустившись на колени и положив голову на колени Чимина, подняв голову, чтобы встретиться с ним взглядом, и тихо рассмеялся, когда телефон Чимина внезапно зазвонил. Он посмотрел на него. Тэ: позвони мне — Что случилось? — спросил Юнги, нахмурив брови и глядя на презрительное выражение лица Чимина. — Тэ хочет, чтобы я ему позвонил. Чимин нажал кнопку вызова и поставил телефон на громкоговоритель, позволив Юнги слышать разговор. — Наконец-то ты услышишь, с чем мне придется иметь дело, — пробормотал он, когда зазвонил телефон. Юнги никогда не видел его таким взрослым, и это почему-то рассмешило его. — Чш-ш-ш, — прошипел Чимин, прикрывая рот рукой, что заставило его рассмеяться еще громче. Юнги сел, чтобы отхлебнуть вина, и откинулся на колени Чимина, когда Тэ ответил: — Чим-Чим, это ты? — Да, Ким Тэхен, это я. — Как поживаешь? — Тэ, чего ты хочешь? — спросил Чимин, игнорируя его вопрос. Юнги схватил его руку, в которой не было телефона, и начал играть с ней, проводя пальцами по впадинам и изгибам розовых костяшек пальцев Чимина. Поигрывая серебряным кольцом, которое носил Чимин, и даже надевая его на собственные руки, он любовался им. — Ах да, Чимин, я сделал очень плохую вещь! — Тэхен вздохнул в трубку. Чимин закатил глаза и одними губами произнес слово: «Чонгук», обращаясь к Юнги. — Что случилось, Тэ? — Чонгук, — выпалил он, — случился Чонгук. Чимин покачал головой, он никогда не выглядел таким скучающим. — Опять, — вздохнул Чимин. — О, Чимин, не говори об этом так. Чимину пришлось сдержаться, чтобы не рассмеяться, и он почувствовал, как Юнги дрожит от сдерживаемого хихиканья. — Тэ, не волнуйся, вы, ребята, всегда так делаете и каждый раз ведете себя так, будто ничего не произошло. Чимин повторял один и тот же монолог Тэ каждый раз, когда встречался с Чонгуком. Он поклялся, что они поженятся, и Тэ все еще будет звонить ему с теми же угрызениями совести. Он услышал, как Тэ всхлипнул, а Юнги перестал смеяться и надул губы, сочувствуя убитому горем идиоту. Чимин отмахивался от этой ситуации, потому что знал, что тот был пьян, но он также знал, что настоящая причина, по которой Тэ плакал, была в том, что он так боялся любить Чонгука. — Послушай, Тэхен, пожалуйста, перестань плакать и послушай меня, — он выпрямился, и Юнги устроился у него на коленях, цепляясь за советы Чимина, вероятно, больше, чем Тэхен. — Когда это Чонгук сердился на тебя? Серьезно, — Тэхен хранил молчание. — Не знаю, — проворчал он, как ребенок. — Вот именно, идиот, он никогда этого не делал, потому что любит тебя так сильно, он всегда пялится на тебя и пытается досадить тебе, потому что он любит тебя, Тэ. Чимин бросил быстрый взгляд на Юнги и выдержал его взгляд. — Ты значишь для него все. Он сглотнул, глядя прямо в эти угольные глаза. — Он не смог бы перестать любить тебя, даже если бы попытался, — и Юнги совершенно затих у него на коленях. Последовала короткая пауза, прежде чем Тэ прервал его: — Ах, спасибо, Чиминни, ты же знаешь, что я люблю тебя, правда? — Да, Тэ, — засмеялся в ответ Чимин. — Но, Чимин, на самом деле я звонил не насчет Чонгука. Чимин нахмурил брови в замешательстве. — Что ты имеешь в виду? — Ну, я-я… — Тэхен запнулся, и Чимин почувствовал вину в его голосе. — Тэхен, что ты сделал? Юнги посмотрел на него с беспокойством, вспомнив, что Тэхен был причиной того, что Чимин был почти заключен в тюрьму, и он сел, уставившись на парня. — Ну, ты же знаешь, Чонгук любит быть связанным… Чимин от стыда закрыл лицо руками и понизил голос. — Тэхен. — Мы хотели попробовать что-то новое, а у меня ничего другого не было… — Тэхен, тебе лучше не говорить того, что, я думаю, ты собираешься сказать. Юнги сидел с растерянным выражением лица, ища ответы на вопросы Чимина. — Мы были в машине Усуна… — Усун — это тот человек, который продавал тебе наркотики, из-за которых я чуть не попал в тюрьму! — Чимин атаковал в ответ, все еще держа голову в руках и наклоняясь вперед. — Да! — воскликнул Тэ, — это тот самый парень! Он, казалось, гордился тем, что Чимин опознал этого человека. — Ну, ты же знаешь, что мы с ним не сходимся во взглядах, но ему нравится Чонгук, я имею в виду, кому он не нравится, он такой милый со своими длинными распущенными волосами и… — Тэ, — Чимину пришлось прервать его, потому что он знал, что Тэхен может болтать о Чонгуке годами. — Итак, мы воспользовались его машиной, и, типа, — его голос понизился, — возможно, я воспользовался твоим ремнем, — Чимин промолчал. — И, возможно, я оставил его в машине Усуна, — Чимин молчал. — И он, может, хочет убить меня прямо сейчас… Так что, возможно, я не смогу вернуть его обратно. Чимин был готов взорваться, когда Юнги поперхнулся вином. Он быстро попытался вытереть красную жидкость, извергающуюся изо рта, и упал обратно на колени Чимина, умирая от смеха. — Чимин! Чимина-ха-ха-ха, — Тэ начал смеяться в трубку. — Я рад, что ты видишь смешную сторону этого, я так волновался. Ладно, увидимся завтра, Чиминни, развлекайся со своим парнем! Чимин повесил трубку и откинул голову на спинку дивана. — Что мне делать с этим ребенком? — Юнги продолжал хихикать. — Подумать только, я чуть не угодил за решетку из-за этого идиота, а он тут все свое дерьмо теряет, — пробормотал Чимин, приглушая телевизор и делая глоток вина. Юнги еще глубже уронил голову на колени, больше не смеясь. Он протянул руку и погладил Чимина по лицу. — Красивый подбородок, — пробормотал он себе под нос, — везде такой прекрасный. Чимин улыбнулся ему сверху-вниз, но обнаружил, что Юнги смотрит на него с чем-то близким к печали. Они посидели так с минуту, пока Юнги не нарушил молчание. — Ты все еще принимаешь наркотики? Чимин рассеянно крутил в пальцах темную прядь отросших волос Юнги, пока они смотрели какое-то шоу о женщине, выбирающей свадебное платье. — Нет, с тех пор, как все это случилось, — пауза. — Ты скучаешь по ним? — тихо спросил Юнги, проводя рукой по коленной чашечке Чимина и прижимаясь щекой к его бедру. — Нет, — и это было правдой, Чимин любил ощущение кайфа, но это никогда не было тем, чего он жаждал. Они снова погрузились в сладостное молчание, глядя на экран телевизора, и только один из них видел, что происходит в движущихся изображениях. — Я не хочу, чтобы ты умирал, — прошептал Юнги, и Чимин понял, что это было очень серьезное заявление. У них было много наркоторговцев, которые приходили на псарню, что не беспокоило Чимина, но он попытался представить, как Юнги борется с их бесчисленными угрозами. — Не волнуйся, я никуда не уйду в ближайшее время, — попытался пошутить он, все еще проводя руками по сухим пушистым волосам Юнги, и если бы он посмотрел на него, то увидел бы недоверие в его глазах. — Ты когда-нибудь был на свадьбе? — спросил Чимин, наблюдая, как женщина примеряет очередное отвратительное платье. — Нет, а ты? — ответил Юнги, позволяя воздуху снова стать легким. — Один или два раза, мне даже удалось отменить одну, — хихикнул он, проводя кончиками пальцев по краям своей кружки. Юнги вскинул голову и посмотрел на него, его лицо исказилось от смущения. — И что же ты сделал? Улыбка Чимина превратилась в дьявольскую ухмылку. — Это была свадьба моих родителей. Это было в ночь перед свадьбой, когда я прокрался в кабинет моего отца и отправил всем его контактам электронное письмо, объяснив, что моя мама получила ужасные новости от доктора, и что она была бы признательна, если бы каждый дал им день или два, чтобы обработать новости, прежде чем связаться с ними. Юнги уставился на мальчика и невольно улыбнулся, представив себе, как Чимин коварно печатает на клавиатуре своего отца, пытаясь дотянуться до клавиш. — Но почему? — спросил он. Чимин сделал еще глоток, но на этот раз, когда он посмотрел на Юнги, в его глазах уже не плясали озорные огоньки. — Моя бабушка, — сказал он, принимая молчание Юнги, как поощрение к продолжению. — Мы тогда жили в Пусане, всего в десяти минутах езды от ее дома. Он легонько сжал руку Юнги, чувствуя сухожилия, скрывающиеся под кожей. — Она потеряла дедушку несколько лет назад, и мы все знали, что она не сможет долго прожить без него, — он посмотрел на Юнги, чувствуя себя незащищенным, но каким-то образом в безопасности, когда младший погладил его руку. — Ты должен был видеть замешательство на лице моих родителей, когда единственными людьми, которые прибыли, были странные родственники, с которыми я не мог связаться по электронной почте. — Значит, они ее отменили? — Конечно, — усмехнулся Чимин, — единственная причина, по которой моя мать вышла замуж, была в том, что она могла заставить людей шептаться о ней в течение дня, она даже не любит моего отца. Яд его слов обжег уши Юнги. — А как же твоя бабушка? — спросил он, и упоминание о женщине мгновенно сняло напряжение с тела Чимина. — Ну что ж, мы должны остаться в Пусане, а это значит, что я должен оставаться рядом с ней, пока она смотрит в окно, наблюдая за сменой сезона в последний раз. Его голос стал тише, создавая атмосферу, повторяющую близость, которую он разделял со своей бабушкой. Чимин обнаружил, что не может встретиться взглядом с Юнги, и сосредоточился на холодных кончиках пальцев, которые грациозно скользили по выпуклости кости, выступающей из его изящного запястья. — Она была единственной, кто читал мне сказки и учил меня отличать плохое от хорошего, — он исповедовался с болью грешника, который не может покаяться. — Ты же знаешь… — Чимин вздрогнул, прежде чем прикусил губу и набрался храбрости, чтобы посмотреть на Юнги своими остекленевшими глазами. — Когда меня арестовали, мне было все равно, что подумают мои родители, они, кажется, думают, что я не способен сделать ничего плохого, — он усмехнулся, качая головой. — Но когда я сидел в этой камере, я не мог перестать думать о своей бабушке. Он открыл глаза, которые жгли слезы, и быстро убрал свою руку от руки Юнги, откинув голову назад, позволив своему голосу рассыпаться на осколки горя. — Она бы возненавидела меня, Юн, — выдохнул он, делая глубокие вдохи, пытаясь набрать в легкие побольше воздуха. — Она бы так меня возненавидела, что назвала бы фальшивкой. Она все видела насквозь, — его губы задрожали, скрывая цунами эмоций. — Именно поэтому я и любил ее. Юнги сел и наклонил голову Чимина вперед, заставляя их найти друг друга. Его глаза были опухшими, когда он сдерживал слезы. Слезы, которые должны были пролиться много лет назад. Он посмотрел на Чимина с самым сладким чувством сочувствия и сжал губы в короткую улыбку. Он провел пальцем по мускулам челюсти Чимина, пытаясь найти трещину в греческой статуе божественного творения. — Ты очень похож на нее, — проворковал он. Чимин судорожно вздохнул. — Она была моим любимым человеком, той, кто всегда заботился обо мне. Я даже не могу описать, как она выглядела… — Ангел, — сказал Юнги, крадя слово из уст Чимина, которое упало в глубокий вздох. — Вот именно, ангел. Улыбка Юнги стала шире, и он прижался грудью к груди Чимина, его дыхание послало волну тепла вниз по шее Чимина, когда он прошептал ему на ухо: — Чимин, у меня есть для тебя секрет. Глаза Чимина метнулись к глазам Юнги, которые были наполовину прикрыты от опьянения. Он сглотнул, испугавшись на мгновение, вспомнив скрытые части Юнги, которые ему еще предстояло открыть. — Я думаю, ты мой ангел, — прошептал он, закрывая ладонями рот Чимина, напоминая ему, чтобы он никому не говорил. — Это секрет! — предупредил он его, по-детски надув губы. Юнги чувствовал вибрацию смеха Чимина под своими руками, пока, наконец, не отстранился, когда младший умолял его заговорить. — Кажется, вино ударило тебе в голову, — простонал он, пытаясь скрыть смущение. — Клянусь! — Юнги сопротивлялся. — Иногда я даже вижу небольшой нимб, — объяснил он, водя пальцем по макушке Чимина. — Светится прямо здесь. Чимин взглянул на Юнги, который смотрел на него так, словно он действительно был чем-то ангельским. — Ну, этому ангелу нужно пописать, — решительно заявил он, вызвав у младшего приступ хихиканья, когда тот скатился с бедер Чимина. — Я возьму еще святого вина на обратном пути, — пошутил он, пока шел по коридору, изо всех сил пытаясь найти ответы среди пустоты дома.***
— Ты всегда здесь жил? — крикнул он Юнги, доставая из холодильника вторую бутылку белого вина. — Ага, — Юнги позволил слову сорваться с его губ. В данный момент он растянулся на диване, держа телефон Чимина и ожидая, когда тот заметит его отсутствие. — Ты хочешь остаться здесь навсегда? — спросил Чимин. — Что ты имеешь в виду? — Я имею в виду, — он прошелся по комнате, вскидывая руки в диких беспорядочных жестах, — если бы ты мог пойти куда-нибудь или сделать что-нибудь, что бы ты сделал? В воздухе повисла пауза, пока Юнги разглядывал свои белые хлопчатобумажные носки. Он никогда не думал о будущем, он запрограммировал себя на то, чтобы выживать каждый день. Юн не замечал его до этого самого момента, когда сидел под веселым взглядом Чимина и понял, что даже не может представить себя стариком. — Я не знаю, — пробормотал он, всепоглощающее чувство стыда сжимало его тело, пока оно не исчезло. Даже при неограниченной свободе воображения жизнь, полная счастья, была ему чужда. Чимин посмотрел на него, и когда он сел, то держался на расстоянии. Он заметил, как Юнги начал сдирать кожу со своих пальцев, его глаза сосредоточились на кружке. Физически он был рядом с Чимином, но мысленно он ушел куда-то, куда Чимин не мог дотянуться. Ещё нет. — Эй, — пробормотал он, соскальзывая вниз и садясь на землю перед Юнги. Его руки все еще дрожали, а взгляд был по-прежнему отсутствующим. — Юнги, посмотри на меня, эй! — Почему я не могу представить, Чимин? — спросил он, и его голос сорвался на имени Чимина. Чимин осторожно разжал дрожащие пальцы, позволив фарфору звякнуть о деревянный стол. — Все в порядке, — сказал он, взяв руки Юнги в свои. Юнги закрыл глаза и попытался успокоиться, позволив теплу Чимина сжечь бабочек, жадно порхающих под его кожей. — Все в порядке, — повторил он, — потому что знаешь, что? Я могу это представить. Юнги приоткрыл глаза и посмотрел на Чимина, который обхватил ладонями его щеки. — Я вижу это так ясно. Там есть маленький домик из красного кирпича, цвета, как и яблони, растущие в палисаднике. По щеке Юнги скатилась слеза, но по тому, как его губы вытянулись навстречу руке, Чимин понял, что на этот раз его маленькую тень не захлестнула печаль. — А еще я слышу старый скрипучий рояль. Он не настроен, но в сочетании с твоими фальшивыми нотами он звучит идеально. И я даже чувствую запах древних книг, которые заполняют полки, каждая из которых была выделена маркерами и исписана из-за тебя, — он засмеялся, когда Юнги повернул голову, пряча улыбку в руке Чимина. — А как насчет тебя? — пробормотал он. — Меня? — драматично объявил Чимин, вскакивая и наклоняясь ближе к лицу Юнги. — Я буду рядом с тобой, буду тратить деньги на еду, одежду и ядовитые вина, — поддразнил он, с каждым словом слегка толкая Юнги в бок, заставляя младшего падать навзничь в приступе смеха. — Стой! — он заскулил, когда Чимин продолжал посылать небольшие толчки через его тело, каждый из которых заставлял его смеяться громче, чем раньше. — И я буду мучить тебя своим пением до тех пор, пока твои уши не начнут кровоточить, — усмехнулся Чимин, забираясь на диван и обнимая тело Юнги, которое продолжало извиваться под его щекотливыми тычками. — А я куплю тебе кота, настоящего, и одену его в бриллиантовые ошейники, и ты будешь притворяться, что ненавидишь их, — фыркнул Чимин, и Юнги попытался сдержать улыбку. — Чимин! — он заскулил, сморщив лицо, пытаясь убежать от прикосновения мужчины. — Боже, — вздохнул Чимин, протягивая руку, чтобы взять лицо Юнги, где его рот был слегка приоткрыт, позволяя симфонии хихиканья пролиться из его губ. — Я собираюсь испортить тебя, — прошептал он. Затем он наклонился вперед и стал покрывать шею и грудь Юнги небрежными, почти комичными поцелуями, от каждого из которых у Юнги болели ребра от смеха. — Я собираюсь дать тебе все… Сделаю отвратительно счастливым… Я сделаю из тебя маленького мальчика. Юнги не мог остановиться. Он парил, застряв в воздухе. Левитируя вокруг сладких слов Чимина и неузнаваемых звуковых эффектов, которые проскользнули мимо его собственных губ. — Я дам тебе все, что ты когда-либо хотел, — пообещал Чимин, отодвигаясь и выпрямляясь, выравнивая свои мягкие бедра с выступающими косточками таза младшего. — Все, — негромко повторил он, все еще пытаясь отдышаться, и смех Юнги стал более приглушенным, когда он увидел Чимина. Искусственный свет телевизора испускал слабое голубое свечение, которое мерцало на мраморной коже Чимина, как морская рябь в ясный летний день. По мере того, как менялись сцены, становились заметны различные черты его лица, такие как пухлость губ, или очаровательная впадинка носа, или единственная прядь волос, свисавшая на лоб, отбрасывая тень глубокой трещины, бегущей по его лицу. Все это Юнги видел и раньше, но никогда не мог оценить по достоинству. Он был самим совершенством. Чимин выглядел так же прекрасно, как и в тот первый день, и снова он представил маленький нимб, парящий над ним. — Тебя, — выпалил Юнги. Он не знал, каково это — хотеть чего-то, пока не встретил Чимина. Он не был достаточно опытен, чтобы назвать это желанием, но он знал, что чувствует непреодолимое желание ощутить кожу Чимина рядом со своей, прижать его к себе, любить его беспредельно, как будто этого будет достаточно, чтобы остановить его бегство. — Что? Юнги обвил руками шею Чимина и снова посмотрел на него с улыбкой в глазах, когда он нетерпеливо притянул его в поцелуй. Их лбы столкнулись, и губы Чимина растаяли в улыбке. Он позволил Юнги углубить поцелуй и был странно удивлен, когда тот провел языком по скалистому ландшафту его зубов. В то время как Юнги был потерян в небесных плоскостях его рта, Чимин позволил своим рукам парить вдоль края его горчичного джемпера, прежде чем осторожно просунуть руки под него, распространяя свои ладони вдоль вогнутого живота Юнги. Младший тут же мяукнул в ответ, его челюсть отвисла, позволяя Чимину взять верх. Он отодвинулся, чтобы дать Юнги возможность дышать, продолжая водить руками по груди, его пальцы скользили по ребрам, как по ребрам радиатора. Юнги схватил две пригоршни футболки Чимина, и они прижались друг к другу губами. Желание всей жизни внезапно вырвалось на свободу. Чимин поцеловал его в ответ, пытаясь дать Юнги все, чего жаждало его тело. Затем он наклонился и лизнул мочку его уха, тяжело дыша в него, что заставило Юнги всхлипнуть, когда он выгнулся дугой вверх, сжимая руки Чимина между их грудями. Чимин боролся с желанием оставить на коже Юнги маленькие алые следы своей похоти. Что-то внутри него подсказывало ему, что любая отметина, которую он оставит, будет поглощена другой, более жестокой. Так что вместо этого он усеял дорожку из нежных поцелуев вдоль его лица, словно маленькие хлебные крошки, ведущие его домой. Руки Юнги ласкали живот Чимина с такой силой, что старший жаждал его прикосновений. Его кошачьи глаза встретились с глазами Чимина, когда он потянул края своей футболки вверх, прося о помощи, поскольку похоть лишила его слов. Чимин немедленно подчинился, бросил футболку на пол и откинулся на спинку стула, когда Юнги остановился, чтобы рассмотреть его обнаженную грудь. В его глазах застыла ранимость, свидетельствовавшая о том, что он никогда не видел человека вблизи, словно Чимин раскрыл одну из величайших тайн жизни. — Ангел, — едва выговорил он, наклоняясь все ближе и ближе, когда Чимин взял его руку в свои ладони и прижал к своей груди, давая ему разрешение, которого он искал. — Мой ангел, — снова прошептал он, на этот раз глядя на Чимина и поднимая руку, чтобы убрать прядь волос с его лица. Действие, которое пробудило в Чимине домашнюю нежность, которую он не знал, куда девать. — Что ты собираешься делать, Юн? — спросил он, проводя носом по носу Юнги, подавляя любое чувство тревоги, которое клокотало внутри маленького мальчика. — Давай. — Пробормотал Юнги, глядя на свои руки, а потом снова на Чимина. — Пойдем в мою комнату. Чимин не мог удержаться от смеха, когда мальчик в горчичном джемпере позволил крови прихлынуть к его щекам, чувствуя себя незащищенным, в то время как Чимин сидел там без рубашки. — Давай я тебя провожу, — сказал Чимин, подтягивая Юнги к себе. Юнги начал отстраняться, когда Чимин легко поднял его на цыпочки и обхватил руками за талию, удерживая на месте. — Ты готов? — Чимин рассмеялся и пошел вперед, а Юнги старался не упасть со своих маленьких ног, не в силах сосредоточиться, так как был поглощен хихиканьем. — Держись, — сказал Чимин, снова начиная идти, и на этот раз Юнги обернулся вокруг такого же маленького человечка, их тела стали единым ходячим организмом. — Ты идиот, — ласково прошептал Юнги ему на ухо, то и дело спадая с ног Чимина и ведя его в спальню.***
— Последняя остановка, — объявил Чимин, когда Юнги толкнул дверь головой, и они ввалились в спальню, не останавливаясь, чтобы включить свет. Луна освещала комнату достаточно, чтобы Чимин мог видеть, как она была уныла. Справа стояли две картонные коробки, в каждой из которых лежало разное количество сложенной одежды. В левом углу лежал матрас с дырявым одеялом, а рядом — маленький столик, на котором лежали книги, которые Чимин дал Юнги. Он не знал, почему его пьяный мозг отметил, что они расположены в алфавитном порядке, но это было так, и это заставило его сердце разбиться. Что было, то было. Комната сама по себе была похожа на маленькую коробку, и темно-красные стены, казалось, придвигались все ближе, чем больше Чимин смотрел на них. Юнги заметил его пристальный взгляд и спрятал лицо в ладонях, переориентируя свое внимание, и, как и раньше, их окружение исчезло. Единственным звуком были тихие всхлипывания, которые вращались вокруг забытой планеты его сердца. Юнги безвольно пополз назад на кровать, призывая Чимина, который на полсекунды оставил его прикосновения, прежде чем Чимин снова навис над ним и почувствовал, как что-то чужое ползет по его телу. Нервозность. Он не мог в это поверить. Он. Пак Чимин. Нервничал. Он не мог сосчитать, с каким количеством людей переспал. Он любил секс. Он любил его, потому что это позволяло ему хоть немного не существовать. По той же самой причине он погружал свою печень в бесконечный поток алкоголя и принимал любые таблетки, которые попадались ему под руку. Успокоительное от реальности. Реальность, которую он всегда ощущал слишком подавленной, никогда не была такой полной, как та, которую он ожидал. Но теперь реальность была слаще всего на свете. Это был не первый раз, но Чимин впервые так ценил что-то, что боялся сломать. Юнги был не просто кем-то, он был мальчиком, который ненавидел громкие звуки, который носил травму в своих костях, который сделал бы все, чтобы быть хорошим. Чимин знал обо всем, в чем он должен был быть осторожен, и ни одно из них не было истинным источником его нервозности. Юнги взял руку Чимина и поднес ее ко рту, целуя его ладонь и проводя языком по синим теням вен. — Ах, — простонал Чимин от удовольствия. Юнги наблюдал за ним, зачарованный тем, как Чимин реагировал на его прикосновения. — Юнги, — Чимин пробормотал что-то, явно желая что-то сказать, но что бы это ни было, это вылетело у него из головы, когда Юнги провел языком по кончику пальца Чимина, прежде чем мягко сомкнуть губы, пока он двигал головой вверх и вниз. Язык обвивался вокруг пальца, отчаянно требуя похвалы. Чимин закрыл глаза и постарался не позволить удовольствию овладеть им. — Юнги, — повторил он, не в силах отнять руку, когда язык мальчика лег на его указательный палец. Он должен был остановить его, иначе Чимин клянется, что кончит только из-за его рта. Он быстро отдернул руку и снова прижал ее к губам, нежно чмокнув, прежде чем спросить: — Юнги, ты уверен, что хочешь этого? Ему нужно было, чтобы ответ мальчика был ясен. — Ах… — он схватился за воздух, ища тело Чимина на расстоянии между ними. — Хочу тебя! — он застонал, когда его ноги раздвинулись, как будто это было единственное, что он умел делать. Но этого было недостаточно. — Юн, эй, посмотри на меня, — сказал Чимин, проводя большими пальцами под глазами, заставляя их открыться. Он улыбнулся мальчику, который смотрел на него широко раскрытыми глазами, и его губы были обожжены роем поцелуев Чимина. — Ты уверен, что хочешь этого? — Да, да, да! — Юнги заскулил, отчаянно обхватив ногами Чимина, пытаясь снова прижать его к груди. — Юн, пожалуйста, мне нужно, чтобы ты был уверен. Он отнял руки Юнги от груди и прижал их к себе, заставляя сосредоточиться. — Ты хочешь, чтобы я прикоснулся к тебе? Юнги одарил его выражением полного замешательства, когда он кивнул головой. — Есть ли место, где ты не хочешь, чтобы я прикасался к тебе? Юнги снова покачал головой. — Ну же, милый, — сказал Чимин, поглаживая свое запястье. — Нет, я хочу тебя. Везде. Наступила пауза, когда их дыхание выровнялось. — Разве ты не хочешь меня? — спросил Юнги дрожащим от страха голосом. — О, нет, нет, — успокоил его Чимин, наклонившись и нежно поцеловав в губы. Он склонился над ним: — Юнги, я так долго хотел этого, поверь мне. Мне просто нужно убедиться, что ты этого хочешь, что с тобой все в порядке. Чимин улыбнулся ему, а Юнги тупо оглянулся, и только тогда Чимин понял, что происходит. Юнги не знал, что такое согласие. Никто никогда не просил его об этом. Стараясь не обращать внимания на бьющееся сердце, Чимин наклонился и осыпал невинно-невежественное лицо Юнги легчайшим из поцелуев. Каждый из них — безмолвная мольба о прощении от тех, кто взял то, чего никогда не было.***
Их поцелуи снова стали более страстными, и Юнги прижался всем телом к Чимину. — Моя прелестная маленькая тень, — пробормотал Чимин вдоль его ключицы, сводя младшего с ума. Мысли Юнги витали где-то далеко, он чувствовал себя так, словно застрял в чистилище между раем и адом, между жизнью и смертью. Физически его тело находилось под властью Чимина, но разум был полон ярких, ослепительных красок, сверкающих одновременно, и он надеялся, что его уши никогда не забудут, как Чимин бормотал его имя под кожей. Им обоим удалось отбросить джинсы в сторону, и Юнги застонал в экстазе, когда Чимин зажал его бедро между ног, пригвоздив к кровати. Тонкая струйка пота покрыла его бледную кожу, прилипнув ко лбу влажными волосами, когда Чимин начал снимать с груди горчичный джемпер. Он откинулся назад и позволил ему, подняв усталые руки вверх, когда Чимин бросил джемпер на пол. Юнги быстро притянул его к себе в поцелуе, обнаженная грудь усиливала разговор между их сердцебиениями. Чимин высунул язык и медленно провел им вниз по центру груди Юнги. Вкус соли и мыла смешался на его языке. Он слышал, как мальчик замурлыкал от возбуждения, и вдруг почувствовал шершавость под языком. Он отстранился, позволив луне окатить тело мальчика серебристым светом, и мгновенно капли пота, скатившиеся по его спине, превратились в лед. Кошмарные тени были отброшены на руины торса Юнги, который был отмечен, как школьная парта, переполненная граффити. Шрамы покрывали его кожу, некоторые были свежими на ощупь, другие — болезненно белыми, отражавшими лунные лучи. Большая часть его левого бока была покрыта ожогом, который распространился по всему телу, оставляя кожу блестящей и грубой, покрытой постоянными складками. Чимин заметил трагические белые линии, которые тянулись, как перекладины лестницы, вверх по его рукам, каждая из которых была на шаг ближе к смерти. Он знал, что они были порождением внутреннего демона, противоположного тому, которого он называл отцом. Хуже всего была глубокая отметина на его впалом животе, мясистый бело-розовый шрам, который, как знал Чимин, был результатом огнестрельного ранения. Он не хотел смотреть на них. Ему ничего не хотелось делать, кроме как стереть их все губами. Но он знал, что даже время не позволит им исчезнуть. Он протянул руку и легонько провел пальцем по розовому кружку, обнаружив, что тот слегка запал. Он глубоко вздохнул, и Юнги посмотрел на него. Он мгновенно вскочил. — Это… — он попытался заговорить, но слова застряли у него в горле, когда он вцепился в глаза Чимина с безумной натурой, которая беспокоила его. — Это всего лишь собаки, — выпалил он, когда его слезы превратили Чимина в размазанное акварельное месиво. — Прикоснись ко мне, пожалуйста! — он умолял, хватая руки Чимина и проводя ими по его коже, пытаясь отвлечься от желания. Чимин не мог среагировать, он не знал, как. — Это просто собаки, так много собак, — повторил он, и Чимин понял, что он — не тот, кого пытается убедить Юнги. — Только собаки. Чимин схватил его за талию. — Юнги, — пробормотал он, удерживая мальчика на месте. — Это просто собаки, было так много собак, — снова пробормотал Юнги, лихорадочно проводя руками по волосам Чимина, притягивая его ближе, когда он начал тереться о его колени, отчаянно пытаясь сделать что-нибудь, чтобы заставить Чимина забыть, заставить Чимина снова хотеть его. Но чем больше он старался, тем сильнее тошнило Чимина. — Просто собаки, — безудержно повторил Юнги, целуя Чимина в щеку. Но блондин оставался совершенно неподвижным, парализованный отвращением, но не к шрамам, а к тому, как вел себя Юнги, и как естественно он это делал. Как будто это была инстинктивная реакция. — Юн, собаки так не делают… — Это собаки! — завопил Юнги, и его голос пронзил воздух. Он отстранился, продолжая кричать над попытками Чимина заговорить. Юнги никогда раньше не кричал на него, но он также знал, что кричит только для того, чтобы заглушить правду. Слезы застилали глаза Юнги, когда он смотрел на Чимина с маниакальным выражением, его темные волосы были растрепаны, а еще более темные глаза, которые когда-то были полуприкрыты, теперь были широко раскрыты и полны слез. Любой другой сказал бы, что он не похож на человека. Любой, кто не был Чимином. Он обнял его за талию и посмотрел на него. — Просто собаки, — повторил Юнги, пока его слова не потеряли свою силу. Его крики перешли в рыдания, когда он хватал ртом воздух. Чимин протянул руку, чтобы укачать его, и Юнги беспомощно упал в его объятия, дрожа всем телом. Его рыдания становились неистовыми и неконтролируемыми. Он взвыл от боли, как будто наконец почувствовал, что все его раны нанесены одновременно. Он не мог говорить, и Чимин чувствовал, как его легкие расширяются и сжимаются с опасной скоростью. — Ч-ш-ш… — он погладил его по волосам, его горло запершило от злости. Пак провел пальцами по выступающим вдоль позвоночника зазубринам, стараясь не замечать следов страсти, заполнивших его спину. Он был ходячим полотном боли. — Поймал тебя, — прошептал он на ухо Юнги, но слова не возымели никакого действия. — Успокойся… это просто собаки, — сказал он, и это, казалось, заставило его дыхание немного замедлиться. Он знал, что не должен питаться какой-то больной фантазией, в которую попался Юнги, но в тот момент Чимин знал, что Юнги нуждается в этой лжи. Ему нужна была ложь, чтобы оставаться в здравом уме. Если бы Чимин подрался с ним и указал на разные шрамы: четкие прямые линии, которые собака никогда не смогла бы выгравировать, огнестрельное ранение, которое было явно человеческим, следы ожогов. Он знал, что это сломит его и без того сломленный дух. Так он и сидел, оцепенев, пока Юнги беспрестанно царапал его спину, словно дикий зверь. Он оставил следы раздражения, но не смог порвать кожу, так как его короткие ногти царапали его, ища что-то более глубокое в человеке, который держал его и кормил всей сладкой ложью, необходимой ему для выживания.***
Чимин потянул Юнги вниз, вспоминая, как закрылись его глаза. Словно маленькое домино, Юнги упал на него сверху. Он беспомощно посмотрел на Чимина, как будто не знал, куда девать свое тело и можно ли вообще остаться. «Разве он не умел обниматься?» Чимин мягко притянул его к себе, позволив отдохнуть под знакомый гул сердцебиения. Юнги продолжал прерывисто дышать. Он знал, что Чимин может уйти в любую секунду, но сейчас он сжал свое тело и притворился, что не уйдет, умоляя бабочек оставить их обоих в покое. Чимин поиграл его волосами, и Юнги почувствовал, что его веки стали тяжелыми. Они были опухшими и измученными из-за бесконечных рыданий, которые он заставлял их терпеть. Каждым мускулом своего тела он боролся с желанием уснуть. Он хотел бодрствовать, наслаждаясь безопасностью, которую чувствовал, но его дыхание уже замедлилось, а решимость улетучилась, следуя за маленькими узорами, которые Чимин ласкал на его голове, успокаивая его в ритмичном затишье. — Проснись, — прохрипел он, борясь с искушением уснуть. Он не хотел снова просыпаться в одиночестве. — Пытайся, — попытался сказать он, когда Чимин увидел, как его пушистые ресницы затрепетали и закрылись. Впервые за много лет сон поглотил тело Юнги с мягким затишьем. Ни слез, ни боли в мышцах, ни пятен крови на простынях. Только нежный шепот: «Я люблю тебя» сопровождал его, когда он погрузился в блаженное забытье.