Paper Cages

Только когда они выехали из холмов, Чимин набрался смелости заговорить. — Высадите меня там, где подобрали… — Чимин, — сказал Ли, немедленно останавливая машину. — Посмотри на себя. Ты пьян, накачан бог знает чем. Каким бы я был боссом, если бы привез тебя домой к твоей матери в таком состоянии? — Нет, нет! — Чимин заскулил. — Все в порядке, правда, я хочу пойти до… Но Ли протянул руку и прижал палец к его губам. — Чимин, я не хочу этого слышать, ты поедешь со мной домой, пока не почувствуешь себя лучше. Никто из них больше не произнес ни слова, и Чимин откинул голову назад, пока его взгляд проносился по пустым дорогам, которые приближали их к городу. В конце концов его глаза закрылись, но инстинкт выживания только усилился. Он медленно поднял палец и обхватил им дверную ручку. Он покоился там, пока парень не убедился, что Ли решил, что он спит, а затем осторожно потянул ручку. Заперто. Он знал, что есть только один выход, и если бы он был более трезвым и, возможно, немного менее влюбленным, или даже немного более осторожным, он никогда бы этого не сделал. Но в этот момент все его эмоции работали вместе, чтобы сделать что-то, что либо спасет его, либо оставит лежать в морге в течение двадцати четырех часов. — Где, — проворчал он. — Что, — Чимин пошевелился, но не открыл глаз, притворяясь еще более пьяным, чем был на самом деле. — Где же… — простонал он, уткнувшись щекой в плечо Ли, которого, казалось, забавляло пьянство мальчика. — Где ты… — он вздохнул, проводя руками по промежности Ли, поглаживая его через плохо сидящие брюки и теребя пряжку ремня. — Сэр! — взмолился он, и Ли еще сильнее вжался в сиденье, освобождая место Чимину за рулем. Он с голоду разорвал брюки. Как только его пальцы коснулись уже твердой выпуклости мужчины, он наклонил голову вперед. — Где ты находишься? Слова прозвучали приглушенно, когда он уткнулся носом в промежность мужчины, изо всех сил стараясь дышать как можно тише. Однако, этого давления было достаточно, чтобы Ли откинул голову назад в экстазе, когда его правая рука упала с руля и скользнула в волосы Чимина. Как только Чимин почувствовал прикосновение Ли, он бросил свое тело вперед, заставляя весь свой вес столкнуться с рулевым колесом, выкручивая его так далеко, как это было возможно. Он держался изо всех сил, пока Ли не ударил его тыльной стороной ладони по щеке, в отчаянной попытке вернуть контроль над рулем. Но его разум был слишком затуманен от удовольствия, и не успел он опомниться, как где-то в районе груди раскрылась подушка безопасности. Последнее, что он услышал, был пронзительный треск, прежде чем темнота поглотила его, как змея пожирает свою добычу. Это была тьма, которая поглотила его целиком и раздавила снаружи. Чимин стоял и смотрел на машину. Он ударился головой о дверную ручку и разбил губу, когда столкнулся с приборной доской, но физически он был в порядке. Он проверил свой телефон и уставился на клавиатуру, светящуюся в его руках. Ему следовало бы вызвать «скорую», но вместо этого он набрал номер таксомоторной компании, которая рекламировалась на каждой стене в университете, с лозунгом «сделайте вашу позднюю ночь безопасной», что было иронично, учитывая то, что только что произошло. Таксист был пожилым человеком, который называл Чимина «сыном» и часто спрашивал, все ли с ним в порядке. Он даже предложил отвезти его в больницу бесплатно, и когда мальчик отказался, он вручил ему пачку жевательных резинок, которые, как он объяснил, «успокоят его нервы». Чимин позаботился о том, чтобы доплатить ему за доброту. Вернувшись домой, он схватил ключ, который мама оставила под цветочным горшком, и бросился в дом, направляясь прямиком в свою комнату. Он заперся в своей ванной и, спотыкаясь, вошел в душ, когда начал срывать с себя одежду. Его рука ударилась о кнопку «вкл», и он позволил ледяной воде удариться о его кожу, а сам продолжил раздеваться. Его некогда нетронутая одежда превратилась теперь в комок пропитанного влагой материала, который весил лишь малую толику тяжести, поселившейся в груди Чимина. Его тело напряглось, чтобы удержаться в вертикальном положении, когда он прислонился к стене душа, пытаясь сохранить сознание. Не обращая внимания на алую струю, хлынувшую в канализацию, он позволил воде смыть все, что принесла эта ночь, и только когда выключил ее, Чимин услышал собственные душераздирающие рыдания, эхом отражавшиеся от стен ванной. Он не находил никакого утешения в хлопчатобумажном полотенце, которое он обернул вокруг своего тела так туго, как жгут, как будто это каким-то образом удерживало его от разрушения. — Не сейчас, — сказал он заплаканному мальчику в зеркале. Ему хотелось утешить его, напомнить, как он молод, сказать, что все будет хорошо. Но он не мог… не тогда, когда был еще один потерянный мальчик, который нуждался в большей помощи. Солнце уже взошло, но Чимин все еще бодрствовал, благодаря сочетанию травмы и кофеина, когда выскочил из своего вольво и помчался через двери питомника. Было девять часов, а это означало, что Юнги скоро начнет завтракать. — Юнги! — крикнул Чимин, и маленькая прядь черных волос взметнулась вверх, предлагая ему малейшее облегчение, которое он чувствовал весь день. — О, вот это сюрприз, — хихикнул Юнги, ставя металлические чаши и направляясь к Чимину, который обнял его, прежде чем схватить за руки. — Юн, мы можем поговорить? Может быть, на заднем дворе? — Конечно, — ответил он, не уловив настойчивости в словах Чимина, когда он небрежно переплел их руки и направился туда, где они обычно обедали. — Что случилось с твоей губой? — спросил он, и на его лице появилось беспокойство, когда он уставился на порез, который шел как трещина вдоль края губы Чимина. — Ничего страшного, не волнуйся, — отмахнулся Чимин, радуясь, что Юнги никогда не задавал слишком много вопросов. — Юн, — вздохнул он, играя с рукой своего возлюбленного, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Ты же знаешь, я сделаю для тебя все, что угодно. Он позволил себе вдохнуть свежий утренний воздух. — Я просто хочу, чтобы ты сделал для меня одну вещь… только одну, — сказал Чимин, крепче сжимая руку и глядя на Юнги полными слез глазами. Рот Юнги слегка приоткрылся, когда он вцепился в голос Чимина. — Окей… — Уходи отсюда со мной. Юнги на долю секунды задержал на нем взгляд, но потом опустил глаза, его руки безвольно сжались в руках Чимина, и еще до того, как он произнес слова: «Я не могу», Чимин понял, что потерял его. — Нет, Юн, все в порядке, я знаю, — заверил он его, отчаянно пытаясь остановить мысли мальчика, стремящиеся ускользнуть в темноту. — Я знаю, что это страшно, но ты должен доверять мне, — он притянул руки Юнги ближе к своей груди. — Ты не можешь здесь оставаться. Юнги вырвал руки из хватки Чимина и, нахмурив брови, уставился в землю. — Юн, у тебя нет выбора. — Почему ты так себя ведешь? — спросил он, все еще глядя в землю. — Потому что тебе нужна помощь. — Нет, — ответил Юнги, отпрянув от прикосновения Чимина. — Я никогда не просил тебя что-то исправить, я никогда не жалуюсь… — Это потому, что у тебя не было возможности пожаловаться. Юнги усмехнулся и обхватил голову руками, почувствовав, как Чимин начал медленно баюкать его, и на этот раз у него не было сил отодвинуться. — Юнги, — мягко сказал он, — я знаю, что ты хочешь уйти от своего отца и всего этого… Но прежде, чем Чимин успел закончить фразу, Юнги сжал руки в кулаки, от чего костяшки пальцев побелели, и человек, рыдавший в его объятиях, превратился в зверя, больше всего похожего на злобного питбуля Мистера Ямамото. — Что? — ответил он, и его голос прозвучал гортаннее, чем обычно. — Послушай, нам не обязательно обсуждать это сейчас, но мы можем помочь тебе. Тебе больше не нужно оставаться с ним. Юнги уставился на Чимина, и на этот раз он не мог представить себе нимб над своей головой, как бы ни старался. — Пошли, — Чимин сжал пальцы в кулак. — Мы можем вернуться за твоими вещами позже. Слезы наполнили глаза Юнги, когда он вырвал свою руку из хватки Чимина. — Я не уйду, — решительно заявил он. — Зачем мне вообще оставлять моего отца, Чимин? Я люблю его. Потрясенный до глубины души, Чимин теперь стоял поодаль, пытаясь перевести искаженное восприятие любви Юнги во что-то, что он мог понять. — Он говорит мне, что я хороший! Отец дал мне дом, работу, еду, одежду, тепло, и, — он внезапно замолчал на полуслове, но Чимин, не колеблясь, закончил за него: —  Порезы и синяки, боли в животе, бесконечные рабочие смены, отсутствие свободы и извращенное понимание любви. — То, что ты этого не понимаешь, не делает это менее реальным! — Я не понимаю? — Чимин повысил голос и саркастически рассмеялся. — Он издевается над тобой, Юнги, тут нечего понимать! — Ты лжец! — закричал Юнги, падая на землю и хватаясь за ноги. — Ты лжец, ты только и делаешь, что лжешь. Ты не любишь меня; тебе нравится идея спасти меня, и теперь ты злишься, потому что я не хочу подыгрывать. — Значит, я лжец? — Чимин усмехнулся. — Я не тот, кто рассказывает моему отцу все подробности наших отношений. — Он мой отец, Чимин, а чего ты от меня ждал? — крикнул Юнги, и когда Чимин услышал полное отсутствие раскаяния в его голосе, он понял, что впервые с тех пор, как встретил его, он по-настоящему испугался парня. Не потому, что боялся причинить ему боль, а потому, что никак не мог понять, как бесстыдно он променял личные воспоминания Чимина на одобрение отца. — Но почему? — голос Юнги дрогнул. — Почему этого не может быть достаточно для тебя? Я не могу дать тебе больше, Чимин-а. Вот и все. Его гнев перешел в агонию, а голос дрожал от боли. — Я не могу сказать тебе, что люблю тебя, потому что это несправедливо. Я не могу уйти. Я не могу существовать в твоем мире. Я не смогу там выжить. Колледж, друзья, вечеринки, экзамены, семейные ужины. Я, блять, не могу этого сделать! Это твоя жизнь, а не моя! Чимин попытался проследить за словами Юнги и найти источник его эмоций, но каждый путь, по которому он шел, был сложным и окутанным вопросами, на которые, как он знал, у него никогда не будет ответов. Поэтому в минуту отчаяния он сделал единственное, что мог. Он был честен. — Я знаю, что ты не любишь меня; не так, как любишь его, — признался он, позволив тишине повиснуть между ними, прежде чем продолжить: — Конечно, я знаю, потому что если бы ты действительно любил меня, то не сказал бы ему, что сделал. И если бы ты хоть немного заботился обо мне, ты бы покинул свой дом… и своего отца вместе со мной. Чимин чувствовал, как его тело дрожит, как чайник, готовый вскипеть от любого следующего чувства. — Я всегда знал, что ты убежишь, — прошептал Юнги. — Не смей, блять, переводить стрелки на меня, — голос Чимина прорезал воздух, когда он указал на Юнги. — Ты заставляешь меня бежать. Потому что если я этого не сделаю… — он глубоко вздохнул и откашлялся от слез, которые всю ночь стояли у него на глазах. — Он собирается убить тебя, Юн! — и в этот момент Чимин разлетелся вдребезги внутри и снаружи, глядя на младшего мальчика и видя только его Юнги. Юнги, который сказал ему, что не любит его. Юнги, который провел последние четыре месяца, обманывая его. Юнги, который принес ему столько ужаса и смерти. Но Чимин знал, что жил в кошмарном сне. Он всегда так делал, но теперь у него был кто-то, чьи демоны танцевали в гармонии с ним, и это было все, что ему требовалось, чтобы продолжать любить Юнги. — Я не хочу, чтобы ты умер, — всхлипнул он в ужасе. Умоляя, чтобы его держали. Умоляя, чтобы его любили. Но Юнги просто позволил ему разбиться изнутри. — Тебе нужно идти, — пробормотал он хриплым от волнения голосом. Когда Чимин снова посмотрел на него, он попытался найти что-то, хотя бы одну черту, которую можно было бы ненавидеть, но было бесполезно. Он не мог сдаться. — Нет. Я хочу, чтобы ты был честен сам с собой, просто забудь обо мне и признайся в том, что уже знаешь, — умолял он. Юнги покачал головой и посмотрел прямо в глаза Чимину, произнося слова, которые, как он знал, заставят его уйти. — Я не люблю тебя, Чимин. И никогда не полюблю. Он почувствовал, как две руки прижались к его полой груди, в которой только что разбилось сердце, и прошептал: — Мне не нужно, чтобы ты меня любил, мне нужно, чтобы ты мне доверял! — Чимин взорвался, но сколько бы он ни кричал, он не мог выдавить ни капли эмоций из холодного Юнги. — Хорошо, оставайся здесь и притворяйся, если хочешь. Но когда ты сидишь там, поглощенный своей ложью, тебе лучше помнить, что единственная причина, по которой я стоял здесь, прямо перед тобой, была в том, что я был чрезвычайно сильно влюблен в тебя. Каждую вещь, которую я делал в течение последних четырех месяцев, я делал потому, что я люблю тебя, Юнги. И тебе не нужно отвечать на мои чувства, но я хочу, чтобы ты признал, что тебя любили. Тебя так бесстыдно любили. Потому что, когда этот человек в конце концов убьет тебя, а он это сделает, я не позволю твоей памяти обо мне быть созданной тобой же ложью, которую ты говоришь себе, чтобы твой разрушенный мир продолжал вращаться. Слова Чимина атаковали тишину, как пулемет, не оставляя после себя ничего, кроме зловещей тишины битвы, в которой не было победителей. Тело Чимина задрожало от энергии, которую он не мог описать словами, когда он дал Юнги последний шанс сказать хоть слово. Одного слова было бы достаточно. Но не было произнесено ни звука, и пока молчание затягивалось, Юнги не сводил глаз с голой земли и поднял глаза только тогда, когда услышал свист мотора удаляющейся машины.