Кровь и золото

Гермиона дышала размеренно. Руки не тряслись, сердце стучало спокойно. И неважно, что на улице стояла поздняя декабрьская ночь, температура опустилась ниже нуля, а снег укрыл землю белым покрывалом. Гермиона Грейнджер не дрожала. Она планировала это уже давным-давно. Первую часть задуманного девушка провернула идеально. 31 декабря, 1926 год. Да, Гермиона понимала, что её поступок мог нанести непоправимый урон телу, хоть и приняла всевозможные меры предосторожности. Да, она знала, что решение могло вылиться в непредвиденные последствия. В сущности, Гермиона на то и рассчитывала. В конце концов, что она теряла? Жизнь после войны превратилась в катастрофу. Возвращение в Хогвартс и подготовка к сдаче ЖАБА повлекли за собой целый ряд драматических событий. Одно из самых значимых – вновь ярко вспыхнувший роман с Роном, который потух так же быстро, как и зародился. За ним последовало ограждение и натянутые отношения с семьёй Уизли, и, как следствие, крепкая дружба с Гарри дала трещину. Они отдалились. Конечно, никто не ненавидел её преднамеренно – точно нет, особенно Гарри. Ничто не могло полностью разрушить их дружбу. Просто он… отдалился, обособился. Стремительность произошедшего шокировала её до глубины души. Раньше Гермиона могла представить, как сложится её жизнь. Перед собой она видела счастливое и предсказуемое развитие событий. Они с Роном собирались сыграть свадьбу, завести детей и прожить жизнь, наполненную радостными моментами. Гермиона приступила бы к работе в Отделе регулирования магических популяций и контроля над ними, продолжила бы заниматься деятельностью Г.А.В.Н.Э., возможно… Всё изменилось после расставания с Роном. Ребята, учившиеся с ней на последнем курсе, стали смотреть на Гермиону иначе, если вообще удостаивали взглядом. Джинни больше не была той доброй, отзывчивой подругой, которую Гермиона знала буквально несколько дней назад. Даже Гораций Слагхорн, однажды сказавший следующие слова: «Мисс Грейнджер, если продолжите в том же духе, держу пари, к тридцати годам обязательно дослужитесь до Министра магии!», замкнулся, начал вести себя сдержаннее в её присутствии. Слухи распространялись со скоростью света и обрастали новыми подробностями. Поговаривали, что Гермиона сама бросила Рона и совершила что-то плохое, за что поплатилась местом в «Золотом Трио». Рита Скитер обладала особым талантом и всегда виртуозно выставляла Гермиону в самом неблагоприятном свете, за что та отдавала женщине должное. После её публикаций работа в Отделе, к тому же в одном здании с Роном, казалась непосильной задачей. Мнение Гермионы изменилось лишь после встречи с МакГонагалл, на собрании по профессиональной ориентации. Женщина, в отличие от всех остальных, относилась к ней так же, как и раньше, даже несмотря на все разгромные статейки в «Пророке», запятнавшие честное имя Гермионы. Девушка откровенно призналась, что впервые за всё время не знала, как поступить и что дальше делать со своей жизнью. Её бывший преподаватель, а теперь уже директор Хогвартса, лишь подвинула на середину стола буклет и предложила Гермионе поразмыслить над предложением. На обложке красовалось лишь одно единственное слово: «Невыразимцы». Информации, размещённой в буклете, оказалось достаточно, чтобы убедить Гермиону. Внезапно перспектива остаться изгоем перестала иметь значение. В довесок к пассивно-агрессивному отношению, Гермиону вынудили работать с, как ни удивительно, Драко Малфоем. Она бы никогда не назвала то, что стало возникать между двумя отбросами общества, дружбой, но… В общем, оно имело значение. Скорее, играло важную роль. Гермиона никогда бы и не задумалась об этом, если бы не зачатки поддержки и помощи со стороны коварного студента Слизерина. «Что, если вмешательство разрушит жизни людей, и никак не сделает их лучше? Что, если пострадают живущие в настоящем времени?» — в один из моментов слабости спросила Гермиона, ставя под сомнение все замыслы, вспоминая третий год обучения, и как всё едва не вышло из-под контроля. Малфой закатал рукав и обнажил поблёкшую, но никуда не исчезнувшую Чёрную метку. Она навсегда, навечно останется с ним. «Покажи мне свою», — в ответ потребовал Драко. Гермиона послушалась, медленно обнажив отметину на коже. «Грязнокровка». Поблёкшая, но никуда не исчезнувшая. Она навсегда, навечно останется с ней. В последний раз, когда Гермиона видела Гарри – неужели прошло уже несколько месяцев? – она спросила его о шраме. Печально известная молния, олицетворявшая то, что он совершил невозможное. «Шрам ещё причиняет тебе боль?» «Нет, — улыбнулся Гарри. — Он не болит уже много лет». Но отметина Гермионы до сих пор жгла кожу.

***

31 декабря, 1926 год. Гермиона брела по тротуару, присыпанному снегом. Она находилась на окраинах Лондона. На улице стемнело. Гермиона приметила вдалеке часовую башню, циферблат показывал половину десятого. Всё шло по плану. Отыскать сведения о приюте Вула, что уже не существовал в 2001 году, оказалось не так сложно, как представляла Гермиона. Том Марволо Риддл родился ровно в одиннадцать вечера, как раз перед наступлением Нового года. И, если верить воспоминаниям медсестры, он появился на свет быстро, обагрённый кровью матери. Разумеется, Гермиона изучила всевозможные воспоминания. Как выяснилось, Дамблдор по собственной воле завещал передать Омут памяти Отделу тайн, равно как и все воспоминания, хранившиеся в нём. Его поместили в комнату времени. Благодаря битве, развернувшейся на пятом году обучения ребят в Хогвартсе, там до сих пор шёл ремонт. Как только Гермиона вошла в ряды Невыразимцев, буквально спустя пару недель после выпуска, она не отказала себе в удовольствии воспользоваться своим положением и заглянуть в Омут памяти. Кстати, посвящение в Невыразимцы предполагало чересчур нетрадиционный тест, о котором Гермиона не могла никому рассказать из-за магических обязательств, но она сдала его на отлично, получив наивысшие баллы. Гермиона просмотрела все воспоминания. Сначала она воспользовалась Омутом памяти чисто из неудержимого любопытства, но в следующий раз вторглась в чужие воспоминания осознанно, скооперировавшись с Малфоем. Они занялись разработкой плана. Гермиона снова, снова и снова погружалась в Омут памяти. Том Риддл: сирота, студент, манипулятор и убийца. Историю Принца-полукровки она тоже посмотрела. Впервые наткнувшись на чужие воспоминания, Гермиона сильно удивилась, ведь они не принадлежали Альбусу Дамблдору. Тогда всё встало на свои места. Она вспомнила ту самую ночь, неосознанно собрав воспоминания воедино. Северус Снейп, умирающий в Визжащей хижине… Скорее всего, Гарри как-то пробрался в офис директора и наверняка просмотрел воспоминания, и тогда, в самом конце… Вот почему он бросил их. Гарри пережил так много боли и страданий. «Знаешь, мы могли бы всё это предотвратить. — Драко Малфой, его опасные предложения и маховик, не подчиняющийся временным рамкам. — Мы могли бы изменить мир, Грейнджер». Сначала Гермиона даже не рассматривала его предложение. И уж тем более не собиралась соглашаться. На протяжении нескольких месяцев она изучала дело Элоиз Минтамбл. С помощью маховика времени ведьма непреднамеренно оказалась в 1402 году и пробыла там пять дней. Её спасли, но после возвращения в 1899 год тело женщины состарилось на пять веков. Вскоре Элоиз скончалась. С точки зрения Гермионы, последствия эксперимента оказались… нелогичными. Двадцать пять потомков людей, с которыми Элоиз контактировала в прошлом, исчезли из настоящего, будто совсем не рождаясь. Вторник, последовавший за её смертью, длился два с половиной дня, а четверг – всего четыре часа. Само течение времени повредилось. В результате эксперимента погибло двадцать пять человек. В случае Гермионы жизни лишится только один. Ну, или два. «Она всё равно умирает, — напомнила себе Гермиона. — Меропа Гонт уже смотрит в лицо смерти». Она сделала глубокий вдох, успокаивая сбившееся дыхание. Гермиона основательно подготовилась, в чём ей помог Драко. Хорошо, что он обладал нескончаемым запасом галлеонов, ведь подготовка зелья для укрепления и защиты тела, к тому же способного выдержать путешествие во времени, – удовольствие не из дешёвых. Разумеется, Гермиона не собиралась торчать в другой временной линии пять дней. Да и она не сомневалась в их навыках по варке зелий. Гермиона уверена, что подготовленное общими силами снадобье должно обеспечить безопасность тела, оно не развалится на части после возвращения. Правда, Гермиона прекрасно понимала, что никаких гарантий нет. Но опять… Что она теряла? Драко предложил отправиться вместо неё, или хотя бы пойти вместе, но она отказалась. Гермиона настояла на том, что совершит прыжок в одиночку. Она знала о времени намного больше, чем Малфой, потому что изучила все тонкости в качестве работы Невыразимцем, кроме того, он будет лишь мешаться под ногами. Драко ведь не убийца. А Гермиона Грейнджер – да. Даже после окончания войны она никогда не рассказывала Гарри и Рону о том, что воспользовалась убивающим проклятием. Гермиона бросила его в Беллатрикс Лестрейндж. Она хотела уничтожить ведьму, оставившую ей шрам собственной палочкой. И, стоило произнести слова «Авада Кедавра», вложив в них истинное и твёрдое намерение, как из кончика палочки вырвалась зелёная вспышка. Жаль, что тварь умела хорошо уклоняться. Гермионе представилась всего одна единственная возможность совершить убийство, но она провалилась. Девушка понимала, что в дуэльном мастерстве не ровня Беллатрикс, да и после провала элемент неожиданности оказался не на её стороне. Если бы Джинни и Луна не вмешались и не помогли Гермионе, она бы сейчас здесь не стояла. «Но ведь сегодня я выступаю не против Беллатрикс. — Гермиона внимательно осматривала окрестности и улавливала каждый шорох, скрывшись в тени переулка рядом с приютом. — Я собираюсь напасть на слабую, отчаявшуюся женщину, практически равную сквибу». Гермиона сглотнула густую слюну, скопившуюся во рту. Она начинала осознавать, какое ужасное убийство собиралась свершить – несмотря на все обстоятельства. Она заберёт жизнь у беременной женщины. Гермиона обрадовалась, что не разрешила Малфою присоединиться к ней. Однако позволила ему снабдить себя большим кожаным мешочком, доверху наполненным галлеонами. «На случай, если всё полетит к чертям и тебе придётся пробыть в чужом времени дней пять, или ещё чего похуже», — объяснил Драко. «И как золото поможет мне, если случится что-то подобное?» — недовольно спросила Гермиона. Он окинул её таким взглядом, словно она безмозглая дурочка. Так на Гермиону Грейнджер смотрели нечасто. «Увесистый мешок золота способен творить чудеса, Грейнджер». Гермиона ощущала массу галлеонов, покоящихся в кармане. Как ни странно, но она радовалась полученным деньгам, хотя бы потому, что они напоминали о том, что о ней заботился хоть кто-то. Гермиона сунула одну руку в карман, а второй провела по цепочке на шее, обхватив маховик времени дрожащими пальцами. С минуты на минуту появится умирающая Меропа Гонт, на ходу рожая первенца. Она никогда не доберётся до приюта Вула – Гермиона позаботится об этом. Она ждала. Наконец, мирную сцену снега, мягко опускающегося на землю одной новогодней ночью, прервал женский крик. Совсем слабый и отчаянный. — П… помогите… Кто-нибудь… Собравшись с духом, Гермиона поспешила ответить на призыв. — О, слава… слава Богу, — женщина болезненно улыбнулась, заметив, как она наверняка предположила, своего спасителя. Гермиона замерла, увидев лицо Меропы, освещаемое лишь бледно-жёлтым светом фонарного столба. Она и подумать не могла, что внешний вид женщины произведёт на неё неизгладимое впечатление, ведь Гермиона много раз видела мать Тома Риддла в воспоминаниях. Она выглядела ужасно. Омерзительно. — Помогите мне, — Меропа едва не подавилась воздухом, трясущиеся руки опустились на распухший живот. Ноги женщины подкосились, и Гермиона чуть не ринулась к ней, движимая инстинктами. — Мой ребёнок, мой малыш… Гермиона впилась взглядом в лицо умирающей женщины, загрубевшее сердце внезапно наполнилось жалостью. «Нет. Нет». — Помогите мне, я не смогу добраться… до больницы… «Убей её». — Пожалуйста… «Убей её!» — Мне жаль, — выдохнула Гермиона и потянулась за палочкой. На улице не было ни одной живой души, приют находился в нескольких кварталах отсюда. — Мне жаль. Больно не будет… Глаза Меропы с перекошенными зрачками сфокусировались на палочке в руке Гермионы. Девушка больше не колебалась. Она знала много невербальных заклинаний и могла легко ими пользоваться, но убивающее проклятие к ним не относилось. Смерть требовала подтверждения. — Авада… Реакция оказалась молниеносной. Вместе с леденящим кровь криком Меропы, разрезавшим морозный воздух, палочка Гермионы выскользнула из руки и улетела прочь. Она вцепилась в её грудь с такой силой, на которую слабая, едва стоящая на ногах женщина едва ли могла быть способна. Тело Гермионы оцепенело. Она точно не знала, отчего: то ли от ужаса, то ли от яростной магии, исходившей от беременной женщины, ощутившей смертельную опасность. Так или иначе, Гермиона оказалась бессильна перед тем, что ждало её дальше. — Ведьма! — закричала Меропа, вонзив ногти в горло Гермионы и нащупав на шее предмет на цепочке. — Ведьма! Ведьма! Меропа сцепила пальцы вокруг маховика времени. Она наверняка не знала, за что именно схватилась, но это едва ли имело значение. Умирающая женщина искала хоть что-нибудь, что можно использовать в качестве оружия, и, несомненно, её попытки увенчались успехом. Меропа сжала в кулаке маховик времени и зверским движением вонзила в горло Гермионы. Он разбился, осколки стекла и золота впились в плоть. Крик женщины внезапно растворился. Заснеженные улицы Лондона двадцатого года исчезли, сломанный маховик отправил Гермиону куда-то в другое место… в никуда. Перемещение дарило ощущение содравшейся кожи, кости ломались, а конечности выкручивались под разными углами. Болезненный крик, оглушавший сознание, не смог вырваться из кровоточащей глотки, что всё горела и горела. Гермиона не сомневалась, что умерла. Последнее, что девушка успела увидеть перед тем, как чернота поглотила её, – шлейф металлической пыли, стекловидные фрагменты и крошечные кристаллики, танцевавшие за веками. «Смерть, — без тени эмоций задумалась Гермиона, — прекрасна». Она вдыхала кровь и золото.