Кровь и золото

Постижение Смерти оказалось сродни блужданию в кромешной темноте. Да, каждый из них отлично знал, что она существовала. Убедился на собственном опыте – по крайней мере, теперь уж точно. Да, они вместе исследовали завесу, видели призраков и даже учились применять убивающее заклятие, лишающее жизни одной лишь зелёной вспышкой – самое близкое к смерти мгновение – но ни одна из изученных ими сфер не представляла собой саму Смерть. Существовал всего один способ пролить свет на великую загадку вселенной. Тайну, с которой им довелось познакомиться, лишь погрузившись в непроглядный мрак. Край, к которому они приблизились настолько близко, насколько хватило смелости, хоть каждый и понимал, что никогда не сумеет прикоснуться к ней – самой Смерти. Верно, но только пока. Каким бы неоднозначным ни казалось ей одно из пяти таинств, Гермиона ни за что бы ни сказала, что изучение Смерти виделось ей неинтересным. Погружение в одну из самых противоречивых сфер оказалось не только захватывающим, но и неопределённым, каким-то туманным. И запутанным. В подотделе Смерти троица стажёров провела даже больше времени, чем где-либо ещё, что совсем неудивительно. На одном особенно мрачном занятии они часами изучали призрака, который умер уже очень давно и появился в мире живых примерно в девятом веке. Древний дух, превратившийся в заблудшее бестелесное существо, обитал внутри старой шкатулки, о происхождении которой никто сведениями не располагал. Если рассматривать все вопросы, отведённые для изучения в подотделе Смерти, призраки казались Гермионе немного более конкретным направлением, чем всё остальное. Как выяснилось впоследствии, время и условие играли ключевую роль в существовании тех, чья душа отказалась оставить мир живых. А в редких случаях некоторые привидения обладали возможностью покидать пределы пространства между жизнью и смертью – совершенно новая информация не на шутку удивила Гермиону. Оказалось, всё зависело от причины смерти человека, и почему дух возжелал продолжать цепляться за жизнь наперекор всем законам природы. Если правильно разобраться в условиях, призрак обретёт способность двигаться вперёд. Время от времени Отделу тайн везло, и на службу заступали талантливые новобранцы, готовые стать Постоянными Невыразимцами в области Смерти – не самый популярный выбор, достойные кандидатуры появлялись довольно редко. Именно они чаще всего и работали с призраками: отыскивали недавно появившихся духов и пытались разобраться, что заставило их задержаться в нашем мире. Порой находились и исключения, чью душу ещё представлялось возможным освободить. Но здесь существовал один очень тонкий момент: не стоит путать очищение души с экзорцизмом, потому как в его основе лежало изгнание. Призраков вынуждали покинуть место охоты и отправляли куда-нибудь ещё, заниматься присущими привидениям делами. В пример можно привести Миртл. Она долго преследовала своего главного обидчика, Оливию Хорнби, доводя ситуацию до крайности, и в итоге пала жертвой обряда экзорцизма, проведённого руками работника Отдела тайн. Миртл привязали к Хогвартсу, и с тех пор она не покидала пределы своего заточения. Призрака, ставшего объектом их исследований, тоже подвергли ритуалу экзорцизма, только вот никто понятия не имел, кто или зачем устроил на бестелесного духа охоту, а затем заточил в старой шкатулке. Теперь же он навечно застрял в деревянной западне и стал для новоиспечённых стажёров отличным вариантом для изучения, вдобавок ко всему ещё и переносным. Жаль только, что время не пощадило даже привидение. Оно совсем оторвалось от реальности и почти полностью утратило способность разговаривать. В промежутках между изучением призраков и исследованием завесы, новобранцам приходилось заниматься ментальной магией. Холлоуэй расстроился, но ни капельки не удивился, в один прекрасный день не досчитавшись одного стажёра. Дементоры довели Селвина до грани, и однажды, не сказав на прощание и пары слов, он просто не вышел на работу. «Двое, значит. Что ж, неплохо», — сказал тем утром Холлоуэй, буднично пожав плечами. Манера речи босса показалась Гермионе немного странной, будто он не сомневался, что оставшиеся новички, она и Джексон, не последуют примеру теперь уже бывшего товарища. «Какой оптимистичный прогноз», — подумала Гермиона, едва не поморщившись. Она шла по ступенькам, спускаясь на нижний уровень в компании двух человек. Мешающие работе мысли и чувства пришлось тут же отодвинуть на задний план – одна из важных особенностей и главных сложностей в изучении продвинутой Окклюменции. «Никаких чувств. Ноль эмоций. Полный контроль над собой». «Соберись. Дыши». «Взбодрись, Грейнджер. Ты тоже, Джексон. Сегодня с дементорами не работаем». Гермиона поспешно развернулась, бросая на наставника удивлённый взгляд. «Но ведь по плану идут тренировки ментальной магии, разве нет?» — задала вопрос она. «Верно. Но при подготовке с дементорами и ты, и Джексон показали достойные результаты, поэтому я решил перейти к практике. Применению полученных умений на людях». Джексон вздохнул с облегчением, но Холлоуэй тут же обрубил на корню зачаток надежды, зарождение которого безошибочно прочувствовала даже Гермиона. «Имейте в виду, что с дементорами мы ещё не закончили, — решительно отрезал он. — Они пока подождут, но только сегодня. А сейчас…» Холлоуэй привёл подопечных в просторное помещение, похожее на стандартный зал для проведения дуэлей. «Гермиона, — обратился босс, — начнём с тебя. Встань напротив меня. А ты, Джексон, отойди в сторону и наблюдай. Потом поменяемся. Всё ясно?» Стажёры кивнули как один. Гермиона прошла вперёд и заняла место напротив Холлоуэя. Босс расположился в другой части комнаты, но доставать палочку не спешил. «Я позволю тебе применить на мне Легилименцию, — объявил он. — Представь, что стоишь перед лицом врага. У меня есть секрет, необходимый тебе как воздух. А я в курсе, что ты не сдашься, пока не получишь ответ. Знаю, что попади тайна в твои руки, она станет моим концом – возможно, не только моим, но и всего волшебного мира». «Да уж, тайна действительно большая», — пробормотал Джексон. Попытку пошутить Холлоуэй не оценил, и не удостоил даже улыбкой. «Подходящее определение для знаний, которые вы получите здесь, в Отделе тайн, Джексон, и со временем научитесь хранить и скрывать от других. Секреты опасные, разрушительные… Настолько, что попади они в плохие руки, в волшебном мире воцарится хаос. Именно поэтому постижение продвинутой Окклюменции уже на раннем этапе обучения является обязательным и неотъемлемым требованием. Если не сумеете овладеть необходимыми техниками, ваша подготовка закончится, не успев толком начаться». «Rubiconem suum», — тихо проговорила Гермиона. Холлоуэй устремил взгляд на стажёра перед собой и утвердительно кивнул. «Совершенно верно. Я покажу вам, как использовать «Rubiconem suum». В дальнейшем вы научитесь применять «Точку невозврата» на практике. Сдаётся мне, Грейнджер, у тебя есть обоснованное предположение, что собой представляет наша техника?» «Да, — отозвалась Гермиона. Её совсем не радовало назревшее в голове заключение, каким бы логичным и уместным оно ни казалось. — Могу лишь предполагать, что «Точка невозврата» – особая способность преграждать доступ к сознанию людям, применившим против тебя Легилименцию. Техника, позволяющая во что бы то ни стало защитить свой разум. Любой ценой». «В точку», — подтвердил её догадки Холлоуэй. «Прошу прощения, — вмешался в диалог Джексон, — но я, наверное, чего-то не понимаю. Чем «Rubiconem suum» отличается от обычной Окклюменции? Что такого особенного заложено в данной технике?» «Окклюменция среднего уровня сложности призвана лишь защищать разум от вторжения извне. «Rubiconem suum» выходит за рамки обычного. Это техника высшего уровня. Необходимый шаг для каждого Невыразимца, если простой Окклюменции для продолжения борьбы уже не хватает – иными словами, если враг превосходит вас в мастерстве. «Точка невозврата» предполагает отступление, погружение внутрь себя, в самое тёмное и отдалённое место, где добраться до вашего сознания не сумеет ни нападавший… ни вы сами». Джексон поражённо вытаращил глаза. «То есть использование равносильно самоубийству?!» — воскликнул он. «Что-то вроде того, но не совсем. Техника работает иначе, чем вы можете себе представить, — ответил Холлоуэй. — «Точка невозврата» убивает не обычными способами, а погружает тебя в состояние глубокой бессознательности – разумеется, если ей правильно пользоваться. Нарушение правил может привести к плачевным последствиям. Выполненная должным образом, техника «Rubiconem suum» затянет твоё сознание в настолько непроглядную темноту, что доступ к мыслям будет закрыт. Ты потеряешь сознание, разум отключится, а тело впадёт в вегетативное состояние. Длиться оно может сколько угодно: от нескольких часов и до нескольких дней – зависит от того, насколько далеко ты решишь перенести своё сознание». «Ах, — выдохнул Джексон. — Вот оно что. Получается, не всё настолько страшно, верно? Тогда почему приём называется «Rubiconem suum»? Ведь человек всего лишь падает в обморок?» «А ты представь себя, Джексон, — начал Холлоуэй. По острым ноткам, проскальзывающим в его голосе, Гермиона определила, что терпение босса потихоньку подходило к концу, — на месте волшебника, жаждущего выведать у меня непостижимую тайну. Попади знание в твои руки, ты обретёшь небывалое могущество. Ты всеми силами пытаешься извлечь сведения из разума оппонента, а я вдруг ни с того ни с сего впадаю в состояние волшебной комы. И всё – конец. Доступ в сознание противника полностью перекрыт. И что тогда ты решишь со мной сделать? Уложишь в тёплую постель? Или, может, терпеливо подождёшь, пока я проснусь, и попробуешь попытать счастья ещё раз? Уверен, у тебя хватит ума сообразить, что и в следующий раз я проделаю то же самое. Исход один». «Тебя просто убьют, — подвела итог всего сказанного Гермиона – прямо и без тени эмоций. — Если кто-то настолько сильно хотел выведать у тебя определённую информацию, что даже решил прибегнуть к вторжению в сознание, а затем внезапно обнаружил, что ничего сделать нельзя… Справедливости ради стоит отметить, что получить желанное можно и традиционными способами, но если ты продолжишь отступать, из раза в раз погружаться в себя и терять сознание…» «Обычно применение «Rubiconem suum» обусловлено безвыходным положением. Значит, у вас не осталось ничего, что способно хоть как-то помочь: ни палочки, ни товарищей, ни путей к отступлению. Использование «Точки невозврата» – последняя и крайняя мера. Знайте, что если когда-либо попадёте в затруднительное положение, вы, как Невыразимцы, обязаны использовать технику и защитить жизненно важную информацию. Это ваш долг. Лишь готовые унести великие знания с собой в могилу достойны ими обладать». Холлоуэй повернул голову и сосредоточил взгляд на Гермионе. «Чтобы войти в состояние волшебной комы, необходимо заполнить свою душу эмоциями, чем-то похожими на ощущения от присутствия рядом дементора. Характерное состояние пустоты, тьма, что приведёт вас туда… В мрачное место на самом дне сердца, где рождаются все ваши страхи. Неприятные ощущения и есть ключ к успешному применению «Точки невозврата». Если вы на высшем уровне владеете техникой и всеми её тонкостями, в бессознательное состояние получится погрузить и своего врага. Но здесь нужны исключительные навыки и серьёзная подготовка. Как бы то ни было, если обретёте возможность пользоваться всеми преимуществами техники, сможете спасти себе жизнь. Я применю её на тебе, Грейнджер. Тебе же необходимо почувствовать изменения, догадаться, что при поиске воспоминаний происходит что-то неладное, и выбраться наружу раньше, чем успеешь погрузиться во тьму вместе со мной. А теперь попробуй. Вторгнись в моё сознание». «Погодите, — заговорила Гермиона, покачав головой. — Получается, если я справлюсь и вернусь в реальность… вы всё равно останетесь без сознания?» — задала вопрос она. «Именно, — подтвердил Холлоуэй, растянув губы в ухмылке. — Но имей в виду, что я отлично управляюсь с техникой «Rubiconem suum». Я вернусь в настоящий мир спустя несколько минут – равно как и ты, если всё же не сумеешь отделить сознание от темноты и выбраться наружу. А сейчас… приступай». Гермиона кивнула, ощущая небольшие сомнения. Подняла палочку и направила оружие на наставника и по совместительству главу Отдела тайн. «Какие именно знания мне нужно отыскать?» — решила на всякий случай уточнить она. Ухмылка Холлоуэя сделалась лишь шире. «Что-то, чего я тебе ещё не рассказывал, но ты знаешь, что необходимой информацией я владею», — ответил он. — Что-то, что тебя интересует. Уверен, выбирать есть из чего. Особенно для тебя». Гермиона рассмеялась. Что правда, то правда. «Хорошо, — согласилась она. — Тогда начнём… Легилименс!» Гермиона окунулась в сознание босса. «Душа, — подумала она, бороздя просторы чужих воспоминаний. — Хочу узнать о душе больше». Одна из самых нелюбимых тем Холлоуэя, давать ответы на вопросы по которой он систематически отказывался. Сколько бы Гермиона ни пыталась завести разговор, он твёрдо и решительно обрубал все её стремления. «Слишком сложно, чересчур запутанно, пока ещё рано совать сюда нос». «Как-нибудь в другой раз, Грейнджер», — из раза в раз давал призрачные обещания Холлоуэй. «Ну же, покажи мне всё, что знаешь о душе». Гермиона наблюдала вспышки разговоров, имевших место когда-то в прошлом – коротких и обрывистых, малоинформативных. Перед глазами мелькало собственное раздосадованное выражение лица, и довольный Холлоуэй, с весёлыми искорками в глазах поглядывающий на несчастного стажёра. Спустя короткое мгновение пространство вокруг поплыло. Давнее воспоминание замерцало и потухло, напоминая старый телевизор с плохим приёмом. Гермиона неожиданно ощутила волну холода, пронзающую до самых костей. Обрывки воспоминания заволокло тёмной пеленой. Удушающая тьма притупляла чувства, своим стремительным, молниеносным распространением поражала до глубины души. Дыхание спёрло, сделать вдох не выходило, сколько бы Гермиона ни пыталась. Она задыхалась, растворялась среди просторов тёмного и холодного мира. Мрак затягивал в свои глубины, и ей оставалось лишь бессильно падать вниз и погружаться в пустоту…

***

Гермиона прерывисто вдохнула немного стылого воздуха, краем глаза заметив кусочек ночного неба. Приземлилась она совсем неподобающим для леди образом. Стоило ступне коснуться твёрдой поверхности, как Гермиона мешком рухнула на землю. Тело содрогнулось от болезненного удара. Каждая клеточка её существа изнывала. Гермиона попыталась приподняться, упёршись ладонями в землю, но едва не подавилась воздухом. Даже малейшее движение отзывалось в теле режущей болью. В ушах звенело, в висках стучало сердце. «Магическое истощение». Желудок неприятно сдавило, и всё его содержимое оказалось на траве. Далеко не самое приятное мгновение. Гермиона уже не раз истощала запас волшебной энергии, но до рвоты дело никогда не доходило. Настолько плохо она себя ещё не чувствовала. Гермиона поморщилась и вытерла рот тыльной стороной ладони, ощущая волну отвращения. Даже убрать за собой сил не оставалось. «Вспомни тренировки». «Дыши». Гермиона втянула носом воздух и попыталась собраться. Кое-как взяла себя в руки и медленно поползла назад, подальше от влажного пятна, цепляясь за выступающую траву. Перемещаться получалось с трудом. Слабость и ломота в теле не позволяли даже на ноги подняться. Каким-то чудом Гермиона сумела принять сидячее положение и дрожащими пальцами вцепилась в палочку, осматривая себя с ног до головы. Повезло, что во время аппарации она умудрилась не расщепить себя. Но хорошие новости имели свойство заканчиваться, уступая место плохим. От некогда гладких и шелковистых волос почти ничего не осталось, тошнота снова подступала к горлу, грозясь вывернуть желудок наизнанку. Золотые спирали тоже никуда не исчезли. Завитки сверкали и поблёскивали, росли и распространялись. Гермиона спустила накидку с плеча, проследила взглядом за витиеватой линией и заметила, что она протянулась вдоль по грудной клетке – намного ниже, чем прежде, начиная закручиваться вокруг груди. Слово «грязнокровка», как и всегда, выбивалось из общего ряда и резко контрастировало с красотой таинственных линий, оставленных маховиком времени. Не в силах больше смотреть на золотые спирали, Гермиона натянула одежду на плечо, сняла с палочки кольцо и вернула зачарованное украшение на законное место. Золотые линии скрылись из виду, прихватывая вместе с собой и проклятие, выжженное на коже чёрными буквами. Скрыв испещрённый мерцающими линиями участок кожи, Гермиона наконец-то обратила внимание на окрестности. Место приземления её немного позабавило. Наверное, лес Дин стал для Гермионы чем-то вроде островка безопасности, ведь именно здесь она снова и появилась. Уже не в первый раз. «Место, где можно спрятаться, — призадумалась она. — Скрыться от всего мира и остаться незамеченной». Полянка в глубине леса тоже была ей знакома. Ощущая на кончике языка горьковато-сладкий привкус ностальгии, Гермиона остановила взгляд на раскидистом дереве с выступающими над землёй корнями. Она узнала и его, только сейчас оно казалось не настолько массивным, как в будущем. Гермиона поднялась на ноги и медленно посеменила в сторону до боли знакомого дерева. На губах расцвела тоскливая улыбка, стоило пальцам осторожно коснуться тёмной коры – магическое истощение усилило ощущение жёсткости и шероховатости, кольнувшей нежную кожу. Надпись пока ещё не нашла своего отражения на дереве, но в будущем буквы обязательно появятся на стволе. Вот здесь, прямо над этим корнем. «ГДГ». Гермиона вырезала их на стволе дерева ещё во время войны, когда они с Гарри переместились в Королевский лес Дин. Совсем маленькая, призрачная надпись. Собственные инициалы. Использовала она не палочку, а камень с острым углом. Гермиона точно не знала, с чего вдруг посчитала важным нанести буквы традиционным способом, но что произошло, то произошло. Пока они с Гарри прятались в лесах, она решила пойти на небольшой, присущий скорее маглам акт сопротивления. Ей хотелось оставить о себе напоминание. Надпись как бы гласила: «Здесь была я…» Она ведь тогда прекрасно знала, что существовала немалая вероятность в скором времени проститься с жизнью. Гермиона и Гарри находились в чаще совсем одни. Лес стал для лучших друзей первым местом, куда они аппарировали после ссоры и ухода Рона… что, как ей казалось, в конечном итоге и превратилось для него в точку невозврата. Гермиона прильнула к стволу отмеченного дерева и горько заплакала. Непрошеные эмоции вырвались наружу, бурным потоком обрушивая на неё всю свою мощь. Каждое чувство, старательно отодвигаемое куда-то в сторону, скрываемое за семью печатями, хлынуло в реальный мир, превращаясь в вихрь до дрожи нежеланных ощущений. Гермиона навеки застряла в чужой временной линии и никогда уже не сумеет вернуться домой. Никогда больше не увидит любимых родителей, дорогих сердцу тётю и дядю, кузенов – маглов, кого и вовсе не интересовала политика волшебного мира и тому подобные вещи. Ей уже не представится возможности повидать Драко вместе с его надменным, до скрежета зубов раздражающим взглядом серых глаз. Гермиона больше не увидит ни глупой улыбки Гарри, ни усыпанное веснушками лицо Рона… Хоть в последнее время они и отдалились – своим поступком он не заслуживал её внимания – и всё же Гермиона до последнего верила, что он когда-нибудь вернётся. Он всегда возвращался. Неизменно. Но прошлое уже не имело никакого значения, ведь Гермиона затерялась в чужом времени, душа её сбилась с пути. Никто сюда не придёт, никто не спасёт. Ни Драко, ни Гарри, ни Рон. Даже Холлоуэй или сотрудники Отдела тайн не сумеют добраться до неё. Она навсегда оставила позади собственный мир – без шанса на возвращение. Временная линия, где она родилась и выросла, двигалась вперёд, и бег свой продолжала уже без Гермионы. Сомнений больше не осталось, хоть принятие и далось ей болезненно. Гермиона очутилась в совсем ином мире, и выбраться отсюда не сможет никогда. Она прекрасно понимала, что глупо сейчас убиваться и страдать, ведь она уже давно знала, что процесс необратим. Продолжая скрываться в мире иллюзий, Гермиона до последнего не отпускала спасительную ниточку. До самого конца надеялась, что ошибалась. Теперь же надежда погасла, потухла, словно свечка на ветру, оставляя после себя лишь обгоревший фитиль. Гермиона сидела на краю большого дерева и плакала, пока собственные мысли разрушали её до самого основания. Тяжело вздымалась грудная клетка, тело содрогалось от непрерывных рыданий. Гермиона не знала, сколько просидела в темноте, наматывая сопли на кулак, точно глупая девчонка. Она потеряла счёт времени. Гермиона попыталась успокоиться и прийти в себя, поправить хотя бы волосы, но стоило пальцам случайно коснуться обгоревших прядей, как слёзы тут же нахлынули с новой силой. Боже, волосы. Она точно не помнила, сколько времени понадобилось маховику, чтобы залечить глубокий порез, но теперь это вряд ли имело значение. Если магия маховика времени текла в её венах, то какое она имела отношение к волосам? Они ведь не живые. По прядям не струилась кровь. «Только если здесь не замешано что-то большее, чем просто… — пронеслось в голове у Гермионы. И вот опять она пыталась нащупать спасительную соломинку. — Возможно, магия маховика пронизала не только кровеносные сосуды, заключив тело в круговорот, но и каким-то образом… зацепила душу?» Гермиона хмыкнула. Можно подумать, духовной магии не до лампочки её сожжённые, мёртвые волосы. При мысли о неизбежной – и довольно кардинальной смене имиджа – в глазах снова появились слёзы, но расплакаться ей не позволил громкий хлопок. Гермиона молниеносно подняла палочку, готовая вот-вот что-нибудь предпринять. Она проклинала себя за неспособность наложить по прибытии охранные чары. Защищаться теперь придётся нелегко. Но неожиданному вторженцу о её беспомощности знать совсем необязательно. — Кто здесь? — рявкнула Гермиона, с трудом поднимаясь на ноги и удерживая палочку наготове. — Покажись! — Госпожа Смит. Огромные, словно два блюдечка глаза Хоуки уставились на Гермиону. Изумлённые больше, чем когда-либо. Вздохнув от облегчения, Гермиона опустила палочку. — Хоуки, — на выдохе произнесла она. Но ощущение спокойствия быстро сменилось подозрением и страхом. — И как долго ты за мной следовала?! — воскликнула Гермиона. — Хоуки не следила за госпожой, — поспешила заверить домовуха. — Хоуки лишь несколько минут назад поручили проверить, как дела у молодой госпожи, ведь с вашего ухода на прогулку прошло немало времени. Уже темно. Госпожа Смит очень беспокоится. Домовуха не солгала – на улицу опустилась глубокая ночь. Гермиона уже успела позабыть, что отправилась на неспешную прогулку с Абраксасом Малфоем, и вернуться домой ей полагалось ещё засветло. Хоуки приблизилась к хозяйке, вглядываясь в тёмный силуэт. Гермиона ни секунды не сомневалась, что сейчас во всей красе олицетворяла слово «катастрофа» – опухшие красные глаза, подёрнутые пеленой слёз, испорченный наряд и сожжённые волосы, с виду даже хуже всего остального. — Но где же молодой господин Малфой? — задала резонный вопрос Хоуки, быстрым взглядом обводя безлюдный мрачный лес. — Вы… с вами всё хорошо, госпожа…? Гермиона покачала головой, не в силах придумать, как выкрутиться из сложившейся ситуации. Оставалось только рассказать правду… или хотя бы сглаженную версию. — Молодой господин Малфой обидел меня, поэтому я решила уйти. Я почувствовала, что мне как раз не хватало хорошей прогулки на свежем воздухе, но в одиночестве, и не стала спешить домой. И тогда… — дыхание сбилось, и Гермионе пришлось прерваться. — На вас напали? — вставила Хоуки. В тоне голоса миниатюрного эльфа внезапно проскользнули нотки такой враждебности, что стало не по себе. Небывалая твёрдость и открытое недружелюбие совсем не вязались с крохотной домовухой. Гермиона спешно замотала головой. — Нет, что ты… Какая же я глупая, Хоуки. Всё это моих рук дело. Хоуки растерянно выпучила глаза, совершенно не понимая, что происходит. — Не заставляй меня объяснять. Сейчас я не способна на что-то вразумительное, — попыталась выкрутиться Гермиона, жалобно всхлипывая. — Я не подумала и сделала глупость, за что и поплатилась волосами. Теперь они безвозвратно уничтожены! Гермиона накрыла лицо руками. Она прекрасно знала, что Хоуки, покорный и благородный эльф, не потребует объяснений, но вот Хепзиба в стороне точно не останется. И как, чёрт побери, отделаться от названой тётушки, самого бдительного и проницательного человека на всём белом свете? Сказать, что случайно подожгла саму себя? «Что, в общем-то, даже не ложь. В какой-то степени», — подумала Гермиона, ощущая себя до омерзения жалкой. — Не станет ли… Не станет ли госпожа возражать, если Хоуки восстановит её волосы? Гермиона замерла на месте, напрочь позабыв, что всего секунду назад собиралась разреветься, и устремила удивлённый взгляд на Хоуки, будто бы никогда в жизни не видела домашних эльфов. — А ты сможешь? — Хоуки сделает всё, о чём попросит госпожа, — решительно ответила она и добавила, гордо выпрямив спину: — Ведь Хоуки – хороший эльф. Гермиона тотчас же спохватилась и опустилась перед домовухой на колени. Положила ладони на тонкие плечи и твёрдо произнесла: — Хоуки, верни мои волосы в прежнее состояние. Домовуха утвердительно кивнула, но говорить ничего не стала. Лишь сосредоточила взгляд больших глаз на обожжённых концах и нахмурила брови, направляя на хозяйку тонкие руки. Гермиона изумлённо наблюдала, как повреждённые пряди волшебным образом восстанавливались – медленно, но ведь появлялись же. Она невольно предалась размышлениям. Разум пытался предоставить логическое объяснение чуду, происходившему прямо на её глазах – должно быть, Хоуки применила множественное заклятие исчезновения, необходимое для удаления сожжённых концов, и воспользовалось помощью многократного и сложного заклинания воспроизведения точной копии, способного из оставшейся частички живых волос сотворить новые, создавая видимость заново отросших прядей. Но Гермиону манипуляции Хоуки мало волновали, она полностью отдалась в её руки и расслабилась. Спустя несколько мгновений волосы вновь стали такими же, как раньше – длинными, гладкими, целыми. Гермиона заключила Хоуки в крепкие объятия, не обращая никакого внимания на магическое и эмоциональное истощение. — Боже, спасибо. Спасибо тебе, Хоуки, — всхлипнула она, прижимая к себе щуплое тело. — Ты – настоящее сокровище. Маленькое чудо. Искренняя похвала заставила домовуху смущённо покраснеть. — Я лишь делаю то, что положено делать хорошим домашним эльфам, моя госпожа, — скромно ответила она. Гермиона расплылась в счастливой улыбке. — Нет, ты не просто хороший, ты самый лучший эльф из всех, — произнесла она. — Но… Хоуки, ты не против, если мы не станем рассказывать Хепзибе о неприятном конфузе? Мне ужасно стыдно, да и не вижу я смысла лишний раз беспокоить её, ведь ты любезно исправила мою оплошность… Гермиона знала, что могла просто отдать приказ помалкивать. Знала и домовуха. Но то, что Гермиона обратилась к ней как к равной, положилась на доверие, значило для Хоуки многое. На тонких губах расцвела тёплая и искренняя улыбка. — Хоуки вовсе не против, — согласилась она. Гермиона вновь сдавила Хоуки в объятиях, наверное, перекрывая эльфу весь кислород, но совладать с нахлынувшими эмоциями она оказалась не способна. В другом временном отрезке Гермиона тоже обрела семью. Хотя бы что-то на неё похожее. Она просто нуждалась в напоминании. Впереди ожидалось то ещё испытание. Уехать, оставить Хоуки и Хепзибу будет непросто.

***

«Дорогой Абраксас, Искренне надеюсь, что письмо благополучно дойдёт до адресата. Пишу я тебе с целью принести извинения. Я сожалею о том, что случилось прошлой ночью. Моему поведению нет оправданий, мне не следовало позволять эмоциям взять над собой верх. Ты ничем не заслужил подобное отношение. Прошу меня простить. В желании написать тебе кроется и другая причина: намерение сообщить о своём отъезде. К тому времени, как ты получишь письмо, обо мне в Лондоне останутся лишь воспоминания. Быть может, стоило сказать, что в Америку меня тянет тоска по родному краю, но я вынуждена признаться, что отъезд всё же связан со скукой. Безусловно, волшебная Британия не лишена своего шарма, но её очарование не сравнится с великолепием зачарованного подземного мира в Нью-Йорке. Лондон мне наскучил. Надеюсь, ты не сочтёшь мои слова за оскорбление. Ведь они значат всего лишь правду. А я не из робкого десятка и не страшусь говорить начистоту. От всей души желаю тебе удачи с лондонскими барышнями, имеющими скандальную репутацию. Уверена, отбоя от поклонниц тебе в ближайшем будущем не светит. С уважением, Гермиона».