В Санкт-Петербурге

      Лёша Бочкарёв не смог бы сказать точно, в какой момент у него сбился режим.       Просто барабанщик ночью любил подумать, поразмышлять о чём-то, посидеть в тишине, послушать музыку, а утром — долго, за исключением особых случаев, не просыпаться, а после неспешно пить кофе в одиннадцать. Санкт-Петербург этому располагал.        Сейчас время близилось к полуночи, а парень сидел на подоконнике, любовался ночными огнями многоэтажек и ел пирожное. Оно казалось слишком приторным, медовым, но лучшим в маленькой кофейне рядом со студией, поэтому особенно жаловаться не приходилось.       Зазвонил телефон.       Лёша слизнул шоколадную крошку с губ и задался вопросом, кто же это. Подумав, он всё равно ответил — наверное, этот человек знает его, если звонит в такое время.       — Привет. Не разбудил?       Бочкарёв не ожидал услышать этот голос, не был готов, но узнал его — и тотчас обрадовался.       — Привет. Нет, всё хорошо.       — Так поздно не звонят, конечно, но я подумал, что ты не сделаешь мне ничего такого за это, — казалось, Женя Мильковский был смущён, говорил снисходительно и тепло.       — Что-то случилось? — живо поинтересовался Лёша.       — Случилось.       Пауза. Бочкарёв догадывался о цели его звонка, но не хотел раньше времени поверить в это и, как обычно, понадеяться раньше времени. Он затаил дыхание и прикусил губу.       — Что?       — Лёша, ты месяц назад писал мне, что снял наши песни. Это правда?       Правда. Вернувшись из Москвы, Лёша, уязвлённый, первым же делом поставил перед собой цель — выучить те четыре альбома, о существовании которых он просто не знал. Опыт взял своё — Бочкарёв смог сделать это за какую-то неделю.       А потом парень совершил глупость: написал солисту группы о том, что подготовился. Вот так — наивно и просто. Ответ был, но очень короткий, сумбурный, с непонятным посылом, поэтому неудивительно, что о случившемся Лёша забыл.       Барабанщик кивнул, но затем вспомнил, что Мильковский его не видит, и ответил коротким уверенным:       — Да.       — И ты ещё хочешь играть с нами?       — Ну конечно хочу!       Чувствовалось, что Женя улыбнулся — хотя Лёша и не видел его, но по голосу это было заметно.       — Ну, тогда приезжай. Мы будем рады видеть тебя.       — Через неделю буду!       — Хорошо. Напиши мне тогда поближе к этому моменту, скажу, куда и что. Договорились?       — Договорились!       Вызов завершился.       В голове вертелось слишком много вопросов: «Что случилось с прежним барабанщиком?», «Почему вы берёте именно меня?», «Надолго ли я с вами?»       Лёша с досадой подумал, что поступил именно так, как ожидалось — ответил на приглашение, как будто не мог дождаться. Следовало бы поломаться для вида и сказать что-нибудь касаемо своей особенной важности и чрезмерной занятости,, но было поздно.       Вообще-то он планировал спокойно доесть пирожное, послушать «My chemical romance» и лечь спать, но теперь его планы резко изменились. От звонка, приглашения и переполнивших эмоций настроение удивительно поднялось. Парень был так удивлён и обрадован, что не смог остаться на одном месте. Появилось желание сделать что-нибудь сумасшедшее, неординарное — как и всегда, когда Лёша чувствовал себя хорошо.       Лёша решительно спрыгнул с подоконника, накинул куртку на плечи и захлопнул дверь квартиры за собой.       Его ждал ночной город со светящимися неоновыми вывесками.

***

      — Да ты шутишь.       — Нет!       — Тогда расскажи ещё раз.       — Ночью мне позвонил Женя, поинтересовался, снял ли я их песни. Я удивился, но ответил, что, да, снял. И он сказал мне: «Ну, приезжай тогда».       Алина стояла, застыв, и даже не знала, что сказать.       Лёша же говорил, говорил быстро, но видно было, что он очень рад: он достоин, он был лучшим кандидатом и смог понравится Жене Мильковскому, раз его вызвали в Москву спустя три месяца.       Казалось, только вчера Лёша приглашал её сниматься для мерча «Восемь по Гринвичу» и улыбался, рассматривая снимки, а сейчас…       — И ты согласился? — Алина с трудом разомкнула пересохшие губы.       — Да, — улыбнулся Лёша и схватил её в объятия.       Бочкарёв не особенно любил нежность, не всегда показывал свою радость через прикосновения, никогда не спешил делиться новостями.       Сейчас он обнимал крепко, жадно и о случившемся рассказал первым, без наводящих вопросов, и это окончательно убедило Олешеву в том, что всё серьёзно.       Алина засмеялась, но сама назвала бы этот смех защитной реакцией, потому что его слова обжигали.       Бочкарёв, кажется, почувствовал.       Он опустил её, наклонился сам и посмотрел прямо в её глаза, снова заглянул в душу.       — Что-то не так?       — Нет-нет, — Алина мотнула головой, её волосы сверкнули. — Просто это очень… неожиданно. Я правда очень рада за тебя. Ты доказал им, что ты лучший!       Прежде Алина обозначала цвет его глаз как насыщенно-кофейный. Но сейчас девушка могла бы сказать точно, что его глаза немного изменили цвет — посветлели. От радости? От света солнца?       — Неожиданно! Да, именно: очень неожиданно! — согласился барабанщик и завёл локон ей за ухо.       Тепло его руки успокаивало.       Алина улыбнулась, но её распахнутые глаза, наверное, говорили красноречивее и честнее её самой.

***

      Бочкарёв, странно, не суетился и не собирал вещи. Собирать ему было особенно нечего — всё умещалось в чемодан, с которым Лёша несколько лет назад уехал из Стерлитамака.       Зато все наперебой прощались с ним, делали подарки, поддерживали добрым словом, напутствовали, и Олешева недоумевала: он же уезжает не навсегда. Но потом кто-то коснулся её плеча и сказал, что правда — навсегда.       Это просто-напросто не укладывалось в голове.       Ей было горько, потому что с Лёшей она лишалась поддержки, опоры и должна была справляться со всем сама. Бочкарёв дарил её своё внутреннее тепло — снисходительное и нежное.       А ещё — отношения на расстоянии.       Алина никогда прежде не задумывалась об этом, но сейчас стала понимать, как придётся нелегко.       Было ещё обиднее, потому что барабанщик, наверное, не думал об этом, а если и думал, то, как обычно, оставил наблюдения при себе.

***

      Они проводили время в его маленькой съёмной квартире и вдвоём лежали на отсыревшем матраце, держась за руки.       Первый раз Бочкарёв смущался, открывая перед ней дверь — Алина, такая царственная и красивая, да в его съёмной квартире!       Но Олешева сняла джинсовку, села на холодный подоконник и принялась разливать им обоим кофе, который принесла с собой в термосе.       Незаметно их встречи лишились договорённостей — Алина просто приезжала к нему после пар или он встречал её.       Они слушали живую игру на гитаре, соло из композиций «Pink Floid» и только изредка обменивались несколькими словами. Иногда Лёша делал вид, что играет, и забавно мотал головой, а чёлка сыпалась ему на глаза.

***

      Алина никогда прежде говорила с ним о сложившихся отношениях, потому что они оба жили наугад и редко планировали что-то дальше концерта за два месяца. Но этот момент ей хотелось знать наверняка.       — Знаешь, — сказала она, повернулась к нему, чтобы видеть выражение его лица. — Я пыталась познакомиться с тобой, обратить твоё внимание на себя, но так инфантильно и глупо… Не понимаю, как вообще это вышло.       В её словах звучала затаённая обида, которую не получалось скрыть.       — Не говори так, — сказал Лёша, и его глаза были серьёзными. — В тебе есть, помимо общепризнанных душевных качеств, определённость, стремление к развитию, честность, внимательность.       — Внимательность?       — А кто принёс мне кофе на репетицию? — барабанщика ответил вопросом на вопрос, так, как всегда любил делать.       Улыбка, ямочка на щеке.

***

      В последние дни от Бочкарёва стало пахнуть машинным маслом, а на одежде появились тёмные пятна.       Алина решила, что он, наверное, чинит свою машину, у которой вечно что-то протекало или «потрескивало». Если так, то парень собрался уехать на ней. Она как бы невзначай спросила, взял ли он билет на поезд.       — Так я же на машине поеду, — сказал Лёша и чуть улыбнулся. — Как же я её оставлю.       Алине стало немного горько оттого, что Бочкарёв с таким трепетом и с такой нежностью говорил с своей машине — но не о ней.

***

      День отъезда настал неожиданно быстро.       Олешева представляла, как, провожая Бочкарёва, бежит за машиной и машет рукой, затем начинает отставать и отстаёт совсем, а затем останавливается и чувствует, что по щекам у неё текут слёзы. На деле всё было не так, потому что Лёша уехал ранним утром. Говорил, что не хочет опоздать, задержаться, на шоссе всегда пробки, но Алина знала: он просто не мог вынести ожидания.       Когда она ехала в автобусе с учёбы, ей пришло короткое сообщение, украшенное скобкой. В Лос-Анджелесе сейчас солнечно)       И фотография залитой солнцем автострады.