В Санкт-Петербурге

По мере работы над альбомом Алина сближалась с Соней всё сильнее. Падала в неё, как в омут, тонула, не пытаясь выбраться. Алина в принципе была общительной, всегда могла первой завести разговор. Она когда-то сломала в себе свою стеснительность и теперь умела спокойно передавать деньги на проезд в автобусе, здороваться первой, спрашивать о чём-нибудь в магазинах. Но настоящих друзей у Алины было немного. Самых близких можно было пересчитать по пальцам. Олешева научилась быть самостоятельной и самодостаточной ещё в школе, когда её никто не понимал. Она выходила во двор и играла одна, училась в художественной школе и не имела подруг, ходила на тусовки, но мало с кем общалась после. Что уж говорить про барабанную школу, в которой Алину сначала никто не воспринимал всерьёз. А с Соней они начали общаться сразу и взахлёб. И чем больше они общались, тем больше Алина сравнивала Соню и Лёшу. И убеждалась в том, что они разные. К Лёше ей надо было тянуться. Изо всех сил казаться старше, опытнее, умнее. А сейчас Алина будто повзрослела. Не только физически, разумеется, а морально. Она повзрослела и многое поняла. Что уж говорить, за всё время после разрыва Алина перечувствовала столько, сколько хватило бы на годы. И поэтому сейчас с Соней они как-то поняли друг друга — и всё. Не надо было так сильно меняться, не надо было строить из себя кого-то. Алина сравнивала их в ненавязчивых мелочах и понимала, что Лёша в сравнении с Соней проигрывал по всем фронтам. Не внешне и не внутренне. Просто с Сомусевой Алина чувствовала себя иначе. Вот и всё. Лёша обожал фильмы. Алина соглашалась смотреть с ним или совершенное старьё или непонятные новинки, чтобы его не обидеть. Хотя, надо сказать, на вкус Алины выбирал он не очень. Он правда сидел и смотрел, прилежно держал её за руку и гладил по волосам. Алина в свою очередь любила положить голову ему на плечо, под ключицу. Но они крайне редко отвлекались и большинство фильмов всё-таки досмотрели до конца. А Соня была не особенно привередлива и смотрела то, что выбирала Алина. Оказывается, она соглашалась на большинство фильмов, потому что всегда расслаблялась и не следила за тем, что происходит. Однажды она, оправдывая своё имя, реально заснула. И у Алины что-то внутри защемило от нежности. Но вот то, что ей нравилось, она была готова пересматривать вечность. Так она заставила Алину посмотреть два фильма с Мерилин Монро. Лёша много планировал и много думал. Он любил всё контролировать и во многих вещах был лидером. Но вот какой-то спонтанности и азарта в нём не было. Он просчитывал большинство своих действий: куда сходить, что сделать, чем занять других. Конечно, он принимал скоропалительные решения, но обычно это был вкус шоколадки или цвет футболки. Общаясь с «Нервами», он стал чуть раскованнее, но изменить его характер не под силу было никому. Он не был занудой и заучкой, он просто был взрослым не по годам. За такими парнями все бывали как за каменной стеной, но вот сейчас с ним Алине было скучновато. Да, спокойно, да, надёжно, но скучновато. А Соня была за любой кипиш и даже за голодовку. Она соглашалась даже на те вещи, на которые не согласился бы Лёша. Именно она поймала первый попавшийся автобус и вместе с Алиной поехала на нём до конечной. Именно она пошла с Алиной на концерт группы, которую они обе не знали и осталась там до ночи. Именно она заказывала новые блюда и без особенного страха пробовала их, не забывая при этом каждый раз загадывать желание. Лёша стал очень тактильным со временем. Он много касался других людей без подтекста, но и без нарушения личного пространства. Пожимал руки, бил по плечам, мог притронуться, чтобы обратить чьё-то внимание на что-то. Алину он брал за руку, клал тяжёлую ладонь на плечи, подтягивал к себе. Это потом вошло в привычку, и стало казаться, что он делает это так — машинально, не думая, просто потому, что так надо. Но какого-то особенного смысла в этих прикосновениях не было. Соня была не очень тактильна. Серьёзно, ей было проще посмотреть или сказать, чем взять и прикоснуться. Но так большинство её прикосновений вызывало у Алины мурашки. Мурашки начинались у локтей и ползли выше, а потом превращались во что-то одно, волнительное и прекрасное. От этого Алине иногда было тяжело дышать. Соня одновременно была и взрослым и ребёнком. Она сначала показалась строгой и серьёзной, но стала другой, стоило узнать её получше. Она любила самые простые вещи: плюшевые игрушки, хрустящие горячие пирожки с малиной из Мака, закаты. Она не стеснялась улыбаться, вести себя восторженно, даже дурашливо, словно никто не видит. С ней было просто говорить. Она не умничала и не выпендривалась. Редко говорила о том, что не знала, и не могла остановиться, если тема её волновала. Она много ругалась матом, причём знала очень много разных слов, и Алина хохотала в голос. Она часто перебивала, много жестикулировала и смеялась невпопад, но слушала, потому что крайне внимательно относилась ко всем словам. Соня была словно той, с кем они росли вместе. Соня тоже была неуверенной, немного зажатой, напуганной. Соня многого боялась, многого не умела, но она была готова идти вперёд. Так вот, не было ничего удивительного в том, что Алина уже к Соне привязалась и нечто большее. Алине очень, очень казалось, что это взаимно. И ей отчаянно не хотелось ошибиться. Ей нравилось, что у них с Соней есть очень, очень много своих секретов. Нравилось слушать комплименты, сказанные как будто между прочим. Нравилось, когда Соня звала её гулять с друзьями, а, кроме них двоих, больше никого не оказывалось. Как нарочно. В общем, Алина и Соня были больше, чем друзья и меньше, чем любовники. Всем они говорили, что просто дружат, но никто им не верил. Их взаимоотношения были самые нежные и определённо самые неловкие, но обе ими дорожили и ничего не хотели в них менять. Именно поэтому появилась песня «подруга», а в ней — такие строчки: Бьёт себе ЧБ татухи на руках Угарает и ретвитит мой аккаунт Можем вместе гореть сразу несколько дней Подряд и только с ней! Если она курит бонг, то я теку, Поцелуи максимально возле губ, Подозрительный взгляд и приколы друзей. Надо мной и с ней!