***
Чонхо ходит за братом тенью повсюду. И до кровати, и на кухню, и чуть ли не из уборной выталкивать приходится, настолько гиперзаботливым и волнующимся оказывается младший. Сан даже подумывает о побеге на работу, потому что неделя отдыха оказывается для него слишком затяжной, и уже на четвертый день самочувствие полностью возвращается в норму, а отсутствие каких-либо занятий начинает угнетать. Дома из рук у него вырывают буквально все: посуду не мой, не готовь, не убирай. Разрешают разве что есть и спать. И того, и другого — в огромных количествах. Часы, когда Чонхо находится в школе, оказываются для Сана самыми счастливыми, потому что именно тогда он может спокойно передвигаться по дому и не ощущать затылком испытующий взгляд. Вот только все эти четыре дня младший как назло не задерживается и сразу после занятий мчит домой, что не особо нравится старшему, так как близится время поездки и кое-кому нужно тренироваться, а не прокачивать навыки няньки. Уён же за это время ни разу о себе не напоминает. Даже ни одного сообщения не присылает, что несколько терзает мысли Сана. Дождавшись ухода Чонхо в школу, Чхве резко садится в кровати и берет в руки телефон. А что написать? Обычно Уён писал всегда первым. И на работу заявлялся, и диалог начинал. Все как-то легко было. А самому написать оказывается сложно и волнительно. Покачавшись из стороны в сторону и решив начать с банального, Сан набирает стандартное «привет», однако мучается над сообщением долгих десять минут, добавляя то один смайлик, то другой. Плюнув вообще на эту бессмыслицу, он отправляет лишь текст, тут же начиная волноваться, не суховато ли вышло. А с какой стати ему так переживать? Чон сам в друзья напрашивался, так что ничего криминального в попытке общения со стороны Чхве нет. Или все же есть? «Будто влюбленная школьница». На этой мысли Сан себя тормозит и решает, что он придает слишком большую значимость банальному дружескому общению, а потому идет на кухню, чтобы приготовить чего-нибудь пожевать. Можно было бы под такое дело и фильм какой включить. Вот только отвлечься не получается от слова совсем, а этот чертов Уён совсем не спешит отвечать. Парень окончательно теряет настроение, когда никакого отклика не получает не спустя полчаса, не через час, и даже не через два, и, набросав предупредительную записку и повесив ее на холодильник, выходит прогуляться до ближайшего супермаркета. Скорее всего, ему не хило влетит за своеволие от с минуты на минуту готового вернуться Чонхо, но если так пойдет и дальше, то Сан от скуки научится бегать по стенам, потому что стоять на голове он научился еще в детстве. Погода на улице прямо-таки отвратная, но парень все равно рад, что наконец вырвался из этой колонии строгого режима. Вот только одеться стоило потеплее. И кроссовки уж слишком скользят по покрывшемуся тонким слоем льда асфальту. В магазине он быстро закупается острым рамёном и газировкой и возвращается к дому уже в более быстром темпе, потому что на дорогу в один конец потратил слишком много времени и успел замерзнуть. Выделываясь попутно а-ля конькобежец, Чхве радуется, что вокруг совсем нет людей и никто не видит этого развлечения сбежавшего из дурки пациента, однако у дверей подъезда его ожидает никто иной как Уён, склонивший голову к стене и необыкновенно поникший. — Привет, чего не позвонил? Давно тут стоишь? — Сан тут же принимает серьезный вид и старается заглянуть в глаза друга, но тот смотрит куда-то мимо. — Я звонил в домофон, но никто не ответил. «Значит Чонхо еще не пришел. Здорово, можно убрать записку». Сан приглашает Уёна зайти, но стоит им переступить порог, как тут же теряется в действиях. Друзей он домой не приводил никогда, если, конечно, память не изменяет. К тому же, из-за подавленного настроения Чона атмосфера сильно напряжена. — Ты голодный? Уён отрицательно мотает головой, отчего челка падает на лоб, прикрывая глаза и отбрасывая на них мрачную тень. — Чай или кофе? — Чай. — Проходи на кухню. Сан быстро ставит чайник и достает заварку, попутно сдергивая с холодильника записку и бросая ее в мусорное ведро. До него даже доходит достать конфеты и поставить их на стол перед другом. — Как себя чувствуешь? — голос Уёна звучит как-то непривычно, но вопрос задается явно не для галочки. — Уже намного лучше, спасибо. У тебя проблемы? Выглядишь не очень. — Можно сказать и так. Чон отвечает обрывисто, будто не желая продолжать разговор, а Сан теряется в догадках, что же могло на него так повлиять. Ведь Уён всегда создавал вид человека без проблем, живущего легко и в свое удовольствие, поэтому такой контраст выбивает из колеи, а из-за отсутствия опыта в дружеском общении, у парня совсем не получается пробиться через эту стену. Чхве размешивает сахар, и удары ложки о стенки кружки — единственное, что нарушает нагнетающую тишину. Хочется спросить, почему Уён ничего не писал эти четыре дня, и почему не ответил на сегодняшнее сообщение, но при этом пришел, да еще и в таком скверном настроении. Хочется, да язык почему-то не поворачивается. Парни уже долго сидят с допитым чаем, когда приходит Чонхо и обрушивает целую лавину извинений за брата и огромное количество благодарностей, будто в ту ночь их было мало. Уён терпит это несколько минут, то кивая, то отнекиваясь, и сдавленно улыбается, а затем направляется к выходу, сопровождаемый отбивающимся от младшего Саном. Последнему, кстати, весь этот театр совсем не нравится, потому как он знает, что на самом деле Уён брату не нравится. Мол мажор, да и вряд ли в друзья метит. Чонхо вообще оказывается проницательнее Сана, но кто бы там понимал или хотя бы слушал. Уже почти в спину уходящему, старший все же выдает: — Если вдруг будет настроение, то ты всегда можешь со мной поделиться своими проблемами. Мы ведь друзья, — для убедительности он даже поднимает сжатый кулак и бьет второй рукой по предплечью, показывая всю силу мужской дружбы. Уён на это лишь тихо благодарит и, прощаясь, уходит, а Сан ощущает себя так, будто сделал или сказал что-то не то. Но ведь не вытряхивать же из него откровения нужно было? Да и молча отпускать тоже было бы странно. Позднее он скорее всего напишет другу еще раз, а пока пойдет ужинать вместе с братом и отчитываться о состоянии своего здоровья.***
После работы Сонхва чуть не забывает о запланированной встрече, вспоминая лишь благодаря присланному Хонджуном смеющемуся смайлу. Этот миньон будто следит за ним, прямо-таки предсказывая действия. Садясь на автобус, парень думает, о чем ему разговаривать с этим человеком, и неожиданно вспоминает некоторые подробности своего сна. Приплыли. Теперь это не даст ему покоя на протяжении всей встречи. Как-то сложно здраво воспринимать собеседника, осознавая, что во сне ты его отымел. Может, еще не поздно свалить? Зачем им вообще сближаться? Пак достаточно сильно распереживался насчет цвета своей ориентации и даже не заметил, как доехал до нужного места. Неплохо бы проехать мимо, но прям на остановке он видит улыбающегося Хонджуна и понимает: пути назад нет. Этот придурок определенно знал, что в последний момент Сонхва попытается слинять. Приняв невозмутимое лицо, мол и зачем ты меня вытащил, парень выходит из автобуса, но тут же внезапно для себя расплывается в улыбке и здоровается самым приветливым голосом. Первым. А все благодаря обескураживающей ауре Кима. — Прогуляемся? Или посидим где-нибудь? Ты, наверно, проголодался после работы? — спрашивает Хонджун, а Сонхва задумывается, не поискать ли на одежде средства слежки и не избавиться ли от этого телефона. — Лучше куда-нибудь зайти. — Окей, я знаю отличное место. Хонджун кивком предлагает пойти, попутно спрашивая, как прошел день и что было интересного, будто они знакомы вечность. Да и никакой скованности он явно не ощущает, в отличие от Сонхва, который уже вот-вот под землю провалиться готов, изо всех сил стараясь не смотреть на чужие губы. Одет Ким, кстати, офигенно, из-за чего не залипнуть оказывается еще сложнее. В противоположность обычной дешевой куртке и простым ботинкам Сонхва, на Хонджуне красуются какой-то дорогущий анорак и дизайнерские белые кроссовки. Да и в целом парень выглядит так, будто только-что вышел из салона, а не провел тяжелый рабочий день, на который уже успел пожаловаться. — Ты же ешь лапшу? — Да. — Тогда нам сюда. Хонджун-то замечает смешное поведение Сонхва, но виду не подает. По его актерской игре всегда плакал оскар. На удивление, кафе, в которое заходят парни, оказывается небольшим и уютным. А с учетом уже относительно позднего времени, еще и приятно безлюдным. Сделав заказ, они располагаются за столиком у окна, продолжая разговаривать по инициативе Хонджуна. — Давно живешь в Сеуле? — Всю жизнь. — Вот как, — Ким улыбается и отпивает из кружки кофе. — А кем работаешь? — Консультантом в магазине. А ты? — Занимаюсь торговлей, — отвечает Хонджун, опуская некоторые моменты. — Ты, кстати, очень красивый. — Чего? Не успевшего в полной мере выразить степень своего ахуя брюнета прерывает подошедший официант, расставляющий перед парнями заказ. Еда пахнет так аппетитно, что живот, не получивший за весь день ничего съестного, скручивается и предательски урчит, на что Ким тихо смеется, но, ловя суровый взгляд собеседника, замолкает и начинает уплетать свою порцию так, будто это он тут самый голодный на всю округу волк. Да и такой ход поспособствует кое-чьему раскрепощению. Хонджун таки особь умная, знает, как создать атмосферу и на какие рычажки жать, чтобы получить нужный результат. За едой разговор, действительно, стал клеиться куда лучше и быстрее. Речь шла уже и об увлечениях, и о смешных моментах, вспоминаемых по мере развертывания диалога. Сонхва теперь знает, что Миньону временами нравится писать музыку, но куда чаще — лежать на диване, а о нем самом становится известно его пристрастие к уборке и подробности его методов борьбы с пылью. Казалось бы, факты смешные и незначительные, но Хонджуну важно и интересно, потому что получать информацию не по щелчку с помощью наемных агентов, а самостоятельно — приятно и необычно. С Сонхва и началось все необычно, вот почему Ким не захотел просто забить на то столкновение. И жует этот парень интересно. В смысле ест-то он красиво, даже с набитым ртом, но именно это ощущение легкости, отсутствия постоянного напряжения во время трапезы, когда сидящие готовы вот-вот достать из-за пазухи пистолеты и пустить друг другу пулю в лоб, дарит Киму непередаваемое удовольствие. Да и когда б еще с ним огрызались и так вольно себя вели: шею бы уже давно свернул. Но на шее Сонхва хочется оставить разве что поцелуй. — Слушай, а почему ты все время улыбаешься? — Пак откладывает палочки и облокачивается щекой на руку. — А что, не нравится? — Нравится, просто немного смущает. По хитрому выражению лица напротив Сонхва понимает, что только что сморозил комплимент, да еще и такой провокационный. Мысленно пообещав себе больше на таком не попадаться, он с саркастичной интонацией выдает: — Скулы-то от такого не болят? Или ты уже привык этой частью лица работать? — Привык, могу провести мастер класс. А то у тебя, смотрю, проблемы с этим, — Хонджун облизывает уголок губ и подмигивает. Возмущение моментально вскипает до отметки «сейчас рванет» и Пак даже успевает схватить бутылочку соевого соуса и замахнуться ей на наглеца, но его мирно останавливают: — Эй-эй, не злись. Я просто намекнул, чтобы ты вытер остатки бульона. Вот тут, — указывает и улыбается Ким. «Вот же ж. Обещал ведь больше не попадаться. И минуты не прошло, как я снова влип». На этом, будто читая мысли, но на самом деле просто хорошо чувствуя эмоциональное состояние людей, Хонджун решает закончить со стебом. На сегодня. Ведь раззадоривать этот огонек сплошное удовольствие. — С семьей живешь или сам? — С младшим братом. — Во-о-т как, — протягивает Ким. — А ты? — Один. Так тебя ждут дома? — Скорее всего, уже да. — Давай я тебя подвезу. Сонхва не успевает ответить, так как Хонджун встает быстро и оплачивает счет. Сразу за двоих, что опять же, смущает. Стоит только затеплиться мысли, что не придется в таком случае тратиться на транспорт, как тут же приходит осознание, что тратиться все равно придется. Нервным клеткам. — Ну если тебе не сложно, — процеживает сквозь стиснутые зубы Пак, тоже вставая и одеваясь. До дома отсюда недалеко, но в такой компании — все равно, что в гору взбираться. Так думает Сонхва, пока не меняет свое мнение из-за внезапно изменившегося диалога, ставшего неожиданно спокойным. Тут-то он и подмечает красивый голос Хонджуна с хорошо поставленной дикцией и подвешенным языком, которым можно заслушаться и забыться. Да и сам Ким очень красивый. И то, как он внимательно следит за дорогой, но при этом расслабленно и легко ведет беседу, тоже приковывает внимание. Весь путь Сонхва украдкой поглядывает то на профиль миньона, то на расположенную на руле руку с длинными ровными пальцами и немного выпирающими венами, виднеющимися благодаря закатанной по локоть кофте. А миньон, хитрюга такая, все видит и специально не замечает заинтересованных взглядов в свою сторону, позволяя любоваться и очаровываться. В итоге доезжают они, как кажется брюнету, слишком быстро, из-за чего тот даже расстраивается. Но Хонджун не Хонджуном бы был, если бы не оставил после себя напоследок эмоциональный взрыв. Как только Сонхва прощается и почти выходит из машины, его хватают за руку и разворачивают к себе, настойчиво касаясь пальцами губ и нагло смотря прямо в ошарашенные глаза. — Ты так и не вытер, — спокойно произносит Ким, проводя большим пальцем вдоль немного приоткрытого от удивления рта. — Ну, пока. Хонджун улыбается и отстраняется, а Сонхва пулей вылетает из салона. Потому что — блять. И вот что это сейчас было? Этот миньон реально что-ли мысли может читать? Он узнал, что ему снилось ночью, и решил морально добить, или что? «Пиздец». Ким довольно наблюдает за скрывающемся в подъезде парнем и отъезжает с парковки. Как говорится — день удался. Хотелось бы, конечно, большего, но всему свое время.