Наше чёрное небо

Голова трещала невыносимо. А он ведь ещё даже не встал с дивана. Что вчера было? — отличный вопрос. Натаниэль помнил, что пошёл в клуб с Мэзэхико, напился до бессознательности… А стойте, он пошёл в клуб с альфой, ИСТИННЫМ альфой. Омега резко подорвался, ощупал своё тело, проверяя, есть ли на нём одежда. Он облегчённо выдохнул, когда почувствовал под пальцами мягкую ткань. Но расслабляться было рано, ведь если на нём была одежда сейчас, совсем не значит, что они не могли сделать это в клубе или по пути к дворцу. Мэзэхико уже и след простыл, поэтому, скорее всего, было уже не раннее утро. Натаниэль отыскал глазами зеркало, спешно подошёл к нему, прислушиваясь к своим ощущениям. «Ничего не болит», — пронеслось у него в голове. Омега рассмотрел в зеркале своё лицо, по которому был размазан макияж, растрёпанные волосы, помятую одежду. Он спустил с плеч накидку, осмотрел кожу на наличие укусов, синяков, засосов. Ничего не было. На поверхности сознания блеснула радость, а в глубине заворчало разочарование. Голова будто вспомнила, что ей нужно кружиться и болеть, и поэтому начала это делать в полную силу. Мальчик упёрся лбом в стену и сдавленно простонал. — Пора прекращать так напиваться, — настоятельно сказал он сам себе, выходя из диванной. Во рту противно пересохло, начало тошнить. Омега еле передвигал ногами, опираясь ладонью о стену коридора. Единственное, что его радовало и заставляло шевелиться — он никого не встречал на пути. — Нет, Якоб, я уже всё решил, я сделаю всё немного по-другому, — раздался приглушённый голос из-за дверей, мимо которых проходил Натаниэль. Омегу это мало заинтересовало, но следующие слова заставили его прижаться к стенке и приоткрыть дверь, чтобы всё видеть: — Но Ваше Высочество, Ваши родители составили хороший план, а Вы вносите корректировку, которая может повлечь за собой некоторые проблемы. А что если Вас уличат? Здесь Натаниэлю показалось, что стоит записать всё это на видео, мало ли. — Якоб, кто узнает, что я отравил его? Ты думаешь, у правителей мало врагов? После свадьбы он займёт трон, по печальному стечению обстоятельств умрёт отравленным, а я останусь печальным вдовцом на троне… Джастин опасливо повернулся на дверь и заметил камеру, направленную на него. Натаниэль прервал запись, но начал записывать аудио. Он не спешил уходить. Этот рыжий недоумок может ещё что-нибудь сказать. Лицо Джесс перекосило от злости. — А ну-ка иди сюда, — приказал он. — С чего бы, лисёнок? — издевательски произнёс длинноволосый. Джастин, громко стуча каблучками на туфлях, подошёл к дверям и схватил Натаниэля за тонкое запястье. Маленький омега не переставал победно улыбался. — Ты не посмеешь никому сказать, — прошипел Джесс, прямо в ухо ему. — Джастин, следи за моими словами и запомни их очень хорошо, — Натаниэль указал свободной рукой на губы. — Ты ничтожество. Мне даже не пришлось ничего делать против тебя, ты всё сделал сам. Ты сам разрушил свою жизнь. Я расскажу. Не сейчас, возможно, но знай, что одним чудесным утром ты проснёшься и упадёшь так низко, как никто. Упадёшь в самую бездну, в какой не был даже я. Омега выдернул свою руку из цепких пальцев Джесс и развернулся на пятках, хотел уйти, но вспомнил, что забыл кое о чём предупредить. — И только попробуй что-то мне сделать — ты не умрешь, нет, но будешь каждый день скрести вены ногтями и грызть артерии на ногах, чтобы скорее сгинуть. Не попадайся мне на глаза, может быть, так ты оттянешь возмездие. И только кончиком пальца тронь Мэзэхико — ты полетишь с самой высокой башни дворца. Он пошёл в выделенную ему комнату. Никто даже не попробовал остановить омегу. После таких чудесных новостей в голове немного посветлело, поэтому Натаниэль быстро умылся, кое-как распутал волосы, переоделся в футболку и шорты. В общем он был доволен своим видом, но синяки под глазами выглядели печально, поэтому пришлось их скрывать, а потом глаза оказались не очень яркими, да и губы. Очнулся он с полностью накрашенным лицом, неподходящим для обычного дня, но смывать уже ничего не стал. Он потрудился сделать несколько копий компрометирующей видеозаписи и был спокоен. Натаниэль вышел из комнаты, пытаясь сообразить, какие у него сегодня дела, желательно только неотложные, потому что всё остальное можно оставить на завтра или послезавтра, а там, может быть, можно будет уже не делать. В голову приходили только мелкие занятия, к которым было бы неплохо вернуться, но одно было самое важное, которое, скорее всего, займёт весь день — разобрать документы плавильного завода, которые ему прислали вчера вечером. Было что-то в этих бухгалтерских отчётах подозрительное, поэтому надо было всё самому пересчитать, хоть Натаниэль и ненавидел это делать. С грустными мыслями о том, что он не сможет весь день пролежать в кровати, омега брёл по коридорам дворца. Он хотел зайти к Тэ, уже приготовился стучаться, но услышал звуки громких рыданий из покоев старшего принца. *** «Хэндал… наверное, Хэндал намного лучше. Попробую это устроить, » — подумал Натаниэль, выходя из покоев Тэ, когда принц уснул. Натаниэль всё никак не мог придумать, когда же рассказать Мэзэхико — а он хотел сказать это сначала ему — что его жених хочет его отправить в гроб. Хорошо, что он оставил копию видео на двух флэшках, потому что омега не надеялся на благоразумность Джесс. — Ах, придумал, — сказал сам себе он, заходя в покои младшего принца, надеясь, что там никого нет. Комнаты действительно пустовали. Натаниэль прошёл в кабинет, отыскал белый лист бумаги и сложил журавлика — свою любимую фигурку оригами. На его шее повисла чёрная флэшка. Омеге очень захотелось побывать на местной псарне. Говорят, что королевские гончие до невозможного ласковы к людям. А Тэ рассказывал, что у любимой рябой овчарки Мэзэхико хвостик пушистый, как у белочки. Натаниэль, честно, чуть больше любил котов, но в общем-то ему было всё равно, кого тискать. Вот уже ворота, ведущие в сад, через которые в полутёмный коридор палит солнце. Но за спиной послышались ритмичные шорохи, будто шаги. Омега хотел развернуться, но затылок пронзила резкая боль. В остатках сознания хотелось посмотреть в глаза тому, кто это сделал, но Натаниэль уже не подчинялся сам себе: ноги подкосились, руки раскинулись в стороны, пытаясь за что-то схватиться, глаза закатились, и омега повалился на жёсткий каменный пол, повторно ударяясь, но уже лбом. *** Над глазами саднило, отдавая в уши, не открывая глаз, он чувствовал, что кружиться голова. Что-то тёплое и влажное тыкалось щёку и согревало горячим тихим дыханием. Натаниэль приложил все усилия, чтобы приоткрыть глаза. Очертания серого неба и чёрных теней расплывались, не давая сфокусировать взгляд ни на чём, но вдруг перед глазами оказались четыре больших глаза: два голубовато серых слева и два жёлто-зелёных справа. Сердце Натаниэля, кажется, на секунду остановилось, воздух застрял в лёгких, и омега захрипел, не в силах даже подняться и попробовать откашляться. Хозяин зелёных глаз взял его зубами за ворот футболки, а голубоглазый подставил свою голову под спину Натаниэля, тем самым приподнимая его. Омега сдавленно закашлял, но сумел отдышаться. Он рассмотрел тех, кто помог ему: огромная угольно-чёрная пантера с голубыми внимательными глазами и золотисто-коричневая пятнистая зеленоглазая пума. На этих больших котиках висело по серебряному ошейнику. — Да блять, зачем вы меня пугаете, ну? У вас что, хозяева в очереди стоят? — одного можно извести — другой придёт что ли? — закричал омега, притягивая животных за ошейники к себе. — Не дали помереть и на том спасибо. Он погладил их за ушами. Коты ластились к нему и довольно мурчали. Чёрный кот задумчиво обнюхивал его шею и щекотал кожу усами. В голове омеги всё ещё было мутно, к горлу подступала тошнота из-за головокружения, перед глазами летали мушки, и для него не было ничего чёткого. Натаниэль почувствовал, что под носом у него мокро, а волосы на затылке стоят колом. Одной рукой он провёл по коже над верхней губой, а другой по волосам. Оказалось, что у него пошла кровь носом, а волосы были тоже испачканы кровью. — Вот, смотрите, мои котятки, что делают со мной неразумные люди, — досадливо сказал он, смотря на животных. — Вы, кстати, не могли сагрессировать как-то на тех, кто меня сюда притащил? Я понимаю, вы мои домашние котики, но можно же было хоть что-то предпринять. А вы приплелись попялить на меня или что? Коты отошли от омеги и обиженно улеглись напротив него, положив голову на лапы. Натаниэль поморщился от груды мыслей, влетевших в его голову. — Ладно, хорошо, извините! Вы же хоть знаете, как выбраться из… да, из леса? Я не в состоянии на чудеса. Чёрная пантера по кличке Глум поднялся на лапы и обнюхал землю. Пума Глоу тоже поднялся и подошёл к омеге, приглашая его залезть к нему на спину. Натаниэль забрался на пушистую спину, обхватил руками толстую шею и прижался щекой к животному, укладываясь на нём. — Милые мои, вы же съедите Джесс? Я вам разрешаю, — обессилено предложил омега. — Глоу, только идём тихонько — у меня очень голова кружиться. Только он это сказал, как перед глазами совсем всё спуталось, а потом и вообще потемнело. Сквозь пелену тумана и непонятного шума в голове, омега услышал, что его животные рычат и шипят, и кто-то, словно через стеклянный купол, зовёт его по имени. «Они плохо реагируют на чужаков. Могут и убить, » — подумал Натаниэль, приоткрывая глаза. Он еле как разглядел принца Мэзэхико в окружении солдат, который опасливо звал Натаниэля, не подходя близко к животным. — Глоу, Глум, это не чужие, всё хорошо, им можно доверять, — заверил своих котов омега, пытаясь встать со спины Глоу. Ничего не получалось. Пепельноволосый только слегка поднимал подбородок и снова падал на шею пумы. Мэзэхико начал подходить к нему, чтобы помочь, но Глум предупреждающе зарычал. — Я что сказал, Глум? Они не чужие, — уже совсем без сил Натаниэль выдавливал по слову. Пантера пристыжено отступил, давая Мэзэхико подойти к Глоу и взять на руки маленького продрогшего омежку, который уже мало что связывал в голове. — Мэзэх… — он пытался что-то хрипло сказать. — Мэзэхико, ты видел?.. Альфа ответил удовлетворительно, поэтому Натаниэлю ничего не оставалось, как снова впасть в беспамятство, но теперь дышать уже не запахом мокрой шерсти, а сладким и кисловатым одновременно запахом апельсинов, прижиматься к тёплым рукам и думать о том, что он никогда не будет так близко с альфой.