Завтра придет счастье

Яркий лоскуток солнечного света особо выделяется на белоснежно-ватном полотне неба, которое, кажется, совсем недавно еще сияло той волшебной летней синевой. Но даже не смотря на близость декабря, солнце еще не дремлет зимним сном, а даже напротив, пробивается сквозь небесную пелену и посылает нам осколки золотистого света. Он отражается на гладких поверхностях и опять прыгает по асфальту солнечными зайчиками, сливаясь с холодной бледностью раннего льда, который еще тонко и непрочно покрывает землю голубоватой пленкой, но уже основательно занял большую площадку. Это настораживает заботливое солнце, и оно силится растопить оковы земли, собирая оставшееся тепло. Присмотревшись к трещинкам на льду, можно заметить маленькие капельки воды, результат старания солнца. Они сверкают на свету, от чего кажется, что лед усыпан серебристыми блестками, случайно опрокинутыми из коробочки маленькой девочкой. Но это лишь часть прелести раннего льда. Особенно красивы лучистые пузыри воды и воздуха под ним, которые виснут ледяными крупными плодами на трещинках-веточках. Малое скопление различных форм пузырей дает фантазии соединять их в форму знакомого фрукта, как соединение звезд в созвездия. Кое-где можно заметить неглубокие серые лужи талой воды. К ним проложили дорожки тоненькие робкие ручейки, текущие от ледяных островков с размякшими краями. Иногда смелые капельки отклонялись и прорывались по асфальту, сторонясь удобной тропинки. Но повороты становились более резкими, и гордецы, выбившись из сил, сливались в общую дорожку, и их несло потоком других благоразумных капелек. Но вот гладкая поверхность лужи задрожала и поплыла кругами, выходя за пределы начертанных ею границ. Виновницей была неаккуратная господжо*, так беспардонно нарушившая идиллию ноябрьского утра. Задумчиво озираясь по сторонам, она совершенно не заметила лежащую вблизи преграду и случайно ступила в лужу носком сапожка. Чувство прохлады ввело ее в действительность, и она резко отдернула ножку, отходя назад. Постояв так несколько секунд, бессмысленно глядя на отражение в воде, она приложила ладонь ко лбу. Она выглядела так, как будто о чем-то забыла, а теперь пытается вспомнить. Оглядев дома вокруг себя, она беспомощно мыкнула. В ее черных глазах отразилось беспокойство и неуверенность. Взглянув на свою руку, в которой была сумочка-сетка, она просветлела и уверено пошла вперед, обходя по краюшку лужу. На вид ей было не более пятидесяти лет. Темные пряди волос, отливающие рыжим и фиолетовым, с редкими проблесками седины. Они были короткими, только самые кончики еле касались плеч. Легкое не по сезону пальто, так прелестно сочетающееся своей простотой с фруктами в сетке. Черные брюки с тонкими вертикальными белыми полосами. Внешне она особо ничем не отличалась от других, но ее поведение, несомненно, должно было обратить на нее внимание. На первый взгляд можно было принять ее за женщину, которая опаздывает на работу, но ее чрезмерная нервность, фрукты и потерянность не могли давать повод для уверенности в выше сказанном. Изредка она терла глаза, как будто была готова расплакаться, но ей не позволяет гордость. Она небрежно поправляла прическу, не смотря на ее полную презентабельность. Словом, вела себя неуверенно и спонтанно. Конечной ее целью прибытия оказалось белое здание, окруженное садиком. Оголенные ветви деревьев печально клонились к земле, а на кустарниках желтела сухая, опавшая с деревьев, листва. Земля выглядела безжизненно и хмуро с потемневшей от холодов травой. Это место было, как ни странно, любимым местом для прогулок молодых семей. Впрочем, весной и летом садик действительно цвел лучше других. Клумбы начинали заполнять яркие цветы различных оттенков и форм, и здание казалось вовсе не печальной городской больницей, а сказочной гасиендой. Господжо быстрым шагом направилась по дорожке к входу. Тяжелая железная дверь больницы тихо скрипнула, когда женщина вошла во внутрь, и сад снова погрузился в тишину осеннего утра. Внутри больница ничем не отличалась от прочих. Она была также мертвенно тиха, и приглушенный шепот казался шумом в ушах. Неуловимое цоканье каблуков о гладкий пол и осторожные хлопки дверей придавали еще большее величие этому зданию. Только внешностью оно отличалось от церкви. Но тот самый неведомый трепет продолжал содрогать тело, и неведомо почему из горла доносился лишь шепот. Этот же трепет охватил и господжо, от чего она поежилась и слегка приоткрыла губы. Отдав пальтишко в гардероб, она на цыпочках подошла к вахте и приглушенно прошептала: – Сорок седьмая палата, – она судорожно глотнула воздух, – Анджела Шум. Пожилая дежурная медленно подняла голову, оторвавшись от книги, и посмотрела неподвижными глазами на посетительницу. Они были водяными и выцветшими, что придавало ей еще большее безразличие. Седые волосы по плечи, неаккуратно покрашенные веки, родинка над верхней губой. Последнее считается пиком кокетства, возможно, когда-то она была прекрасной женщиной, но возраст и невзгоды жизни слишком отразились на ее внешности, оставив лишь морщины. Дежурная придвинула к себе журнал и раскрыла его, ловко переворачивая страницы тонкими белыми пальцами. Зрачки мелко задрожали, и, найдя нужную страницу, она медленно надела очки, висевшие на цепочке у нее на шее. Пройдясь взглядом по строчкам, она с хрипотцой произнесла: – К больному сейчас нельзя, – она помолчала, пошевелив губами, – врач запретил. Судорожный вздох вырвался из губ Шум. – Я могу видеть доктора Илича? – робко спросила женщина, мня края блузки. Дежурная неопределенно кивнула и быстро перевернула пару страниц. Поискав глазами, она тихо проговорила: – Двадцать первый кабинет. Третий этаж. Господжо благодарно улыбнулась. – Благодарю! Всего хорошего, – она торопливо направилась к лестнице. *** Лепестки хризантемы ослепительно белели, наклонившись чашечкой набок. Тусклый свет проникал сквозь щели жалюзей, играя в воде стакана с цветами. В черных неподвижных глазах отражались отблески воды, слышалось спокойное дыхание. От яркости света в глазах плыли черные точки, перемигиваясь всеми цветами радуги. Слишком тихо. Белая пухленькая ручка потянулась к нижней полке тумбочки. Подушечки пальцев слабо ухватились за край зеленой книжечки с изящной застежкой и с усилием потянули на себя. Та послушно скользнула по гладкой плассмасовой поверхности, но, оказавшись на краю с перевесом на пустоту, предательски выскользнула из рук и упала на пол, подпрыгнув пару раз. Как выстрел в тиши, так и тяжелый вздох разрезал безмолвие комнаты. *** Белый кулачок неуверенно сжимался, подрагивая в воздухе. Согнув запястье вниз, рука медленно опустилась, безвольно повиснув. Неожиданно собравшись, она снова поднялась и громко постучала в дверь. Приглушенный голос ответил: – Войдите, – послышалось покашливание. Нажав на ручку, ладонь надавила на дверь, открывая. Черные сменные туфли скользнули через порог, и женщина вошла в кабинет, прикрывая дверь. Господжо Шум подняла глаза на знакомого ей врача, с нескольким волнением приоткрывая губы и вдыхая воздух. Доктор Илич был пожилым человеком, хотя точный его возраст узнать было нелегко. Он выглядел таким в течении последних двадцати лет. У него были белоснежные волосы, кудрями спадающие с его головы. Спокойное, благородное лицо с выразительными бледно-голубыми глазами. Аристократичная бледность и губы, сложенные в печальную улыбку. – Здравствуйте, Анджела Шум, Вы по поводу Ростислава Шум, я не ошибся? – спросил он мягко. – Здравствуйте, да, я хотела бы узнать, что с ним? – женщина подошла к столу и отодвинула стул, садясь. – К сожалению, мы теперь ничем помочь не можем, – доктор сплел пальцы обеих рук и положил перед собой, – антител пришел в еще большую действенность, организм уже не в состоянии справляться с ним. Гемоглобин достиг критического уровня, мы уже не можем его восстановить в полном объеме. Даже малейшая простуда, даже обыкновенный насморк может свести его жизнь на нет. Поэтому мы вынуждены оставить его в больнице, и даже Ваше присутствие может повлечь серьезные последствия. К тому же ожирение еще более усложняет ситуацию. Помимо увеличения жировых тканей в брюшной также их количество увеличивается и в грудной полостях. Если быть точным, в этом случае особенно важно обрастание жиром околосердечной сумки и самого сердца, могущее привести к серьезным сердечным расстройствам, а также обильное отложение жира в грудной или брюшной полостях в так называемом средостении, между легкими, стесняющее как дыхание, так и кровообращение, особенно в легких. Мать с отчаянием посмотрела на доктора и уже приоткрыла рот, чтобы спросить наиболее важный для нее вопрос, но он опередил ее: – В связи с инфарктом работоспособность сердца ухудшилась, от чего состояние больного также сошло на упад. Я сожалею, но ему осталось не более двух недель, – Шум вздрогнула и медленно опустила голову на руки, содрогаясь. *Господжо – уважительное обращение к особе женского пола в Сербии.