***
Он надеялся, в ближайшие несколько дней у него не будет времени думать о том инциденте. Война — это, конечно, ужасно, но Оби-Ван полагал, бой сможет отвлечь его от тяжелых и, по сути, запретных мыслей. Однако в тот же день пришло сообщение от Мейса Винду: Лессу взята под контроль Республики, а Ват Тамбор и его войска капитулировали. Рилот был освобожден, но впервые Оби-Ван не испытывал радости по поводу окончания боевых действий. Соединениям Республиканской армии было приказано оставить на планете гарнизон, а остальным войскам вернуться в место первичной дислокации для получения дальнейших указаний. Таким образом, магистр Винду остался организовывать защиту Рилота от угрозы повторного вторжения, Оби-Ван же взял курс на Корусант. Гиперскачок прошел успешно, но путь предстоял неблизкий: от Рилота до столицы Республики требовалось преодолеть двадцать тысяч килопарсек, что в переводе на стандартное время означало двое суток. Двое суток бездействия. А когда Оби-Вану нечем было себя занять, он принимался анализировать и размышлять. Собственно, в этом они с Коуди были похожи… Главный вопрос, который он задал себе, касался причины его столь необычной реакции на абсолютно естественную вещь. Все люди занимаются сексом. Сам он когда-то тоже им занимался и был уверен, за многими клонами имелся подобный грешок, хоть это и противоречило Уставу. Но он не военный полицейский, и до личной жизни бойцов ему не было дела, покуда те в полной мере исполняют свой долг. Но вот Коуди… Коуди — совсем другое дело. Вспомнился первый визит на Камино и первая встреча с Феттом, которая стала же последней. Оби-Ван дал себе зарок никогда не возрождать в памяти, что ощутил в тот миг, когда они впервые посмотрели друг другу в глаза, но подозревал, что именно в этом и крылась причина его отношения к коммандеру. То был первый и единственный раз, когда Оби-Ван испытал влечение к мужчине. Оно настигло внезапно, как удар молнии, всколыхнуло чувства и разлилось по телу бодрящим напряжением. Эта эйфория длилась лишь секунду, но эту секунду Оби-Ван во всех подробностях помнил даже спустя десять лет. И будет помнить вечно. В Джанго Фетте была искра, способная устроить пожар в душе любого человека. Она прослеживалась во всем: в том, как он говорил, как двигался, как смотрел и как сражался. От него веяло силой, уверенностью, лидерством и страстью. Глядя на него, невозможно было усомниться в том, что все, что бы ни делал этот человек — выходит у него наилучшим образом. Недаром, именно его гены избрали в качестве сырья для подготовки Республиканской армии; воинство, состоящее из его точных копий просто обречено стать непобедимым. И Коуди был ярким тому примером. Какую бы задачу Оби-Ван не поставил — Коуди ее выполнял. Какие бы трудности не вставали на пути — Коуди их преодолевал. Когда потери были неизбежны — Коуди делал все, чтобы их минимизировать. К его советам Оби-Ван прислушивался даже чаще, чем к советам Энакина. Оби-Ван уважал Джанго Фетта за его стойкость, ум и верность принципам. Не будь они врагами, то, скорее всего, стали бы добрыми товарищами. И, когда в его жизни появился Коуди, Оби-Ван почувствовал, что, будто, обрел второй шанс лучше узнать Фетта. Увидеть в нем не сепаратиста и головореза, а человека, каким он являлся без оглядки на титул и репутацию. Война уже была в самом разгаре, когда его в числе прочих джедаев торжественно произвели в генералы на заседании Чрезвычайной комиссии в Галактическом Сенате. После ассамблеи Верховный канцлер пригласил Оби-Вана в свой кабинет и некоторое время превозносил его заслуги перед Республикой. А затем, с такой гордостью, словно преподносит ему величайший дар от своих щедрот, представил ему Коуди. До него новоиспеченный генерал уже успел повидать и потерять в бою немало клонов, но, когда коммандер снял шлем, вытянулся перед ним в струну и отсалютовал, его сердце забилось быстрее, потому что чувства кричали: это он, это и есть истинный и первозданный Джанго Фетт! Тот же взгляд, тот же голос, осанка. Даже прическа и шрам на лице были такими же! Различие состояло лишь в возрасте, а также в том, что прототип выбрал не ту сторону, а копия лишена была выбора вообще. Коуди был очень похож на Фетта, гораздо больше, чем любой другой клон. Немногословный, рассудительный, принципиальный и волевой. И невероятно преданный. Продукт этих размышлений отчасти дал Оби-Вану ответ на вопрос, заданный им самому себе. Но возник новый: кем же он увлечен на самом деле — Коуди или его почившим прародителем? Вряд ли он докопается до истины, да оно и не так важно. Ведь Фетта он не знал, а был лишь пленен его обликом и харизмой. Коммандера же он знает очень хорошо, почти так же, как самого себя. И, наверное, пришла пора перестать себя обманывать и, наконец, признаться в том, что Коуди для него не просто второй офицер, верный боевой товарищ и друг, а нечто гораздо большее. Он был один на мостике в тот момент, когда магнитная дверь открылась, и конус света обозначил на полу в синеватом сумраке стройный силуэт, оканчивающийся антенной на шлеме. Невесомой поступью коммандер приблизился и встал позади Оби-Вана, как всегда сложив руки за спиной. — Сэр, вы расстроены? — Нисколько, Коуди, — соврал Оби-Ван. — Полагаю, вы считаете меня несерьезным и профнепригодным, но я хочу еще раз извиниться и уверяю вас, что… — О, нет-нет, не стоит, коммандер, — джедай огладил бородку и усмехнулся. — Просто никак не могу взять в толк — как это у тебя вышло?! Коуди вздохнул, снял шлем и сравнялся с Оби-Ваном, чтобы тот мог видеть его лицо. — Мы всегда помогаем местным, вы же знаете. Та девушка позвала меня к себе и попросила отремонтировать систему теплоснабжения. Ее дом почти не пострадал от бомбардировки, так что работа была несложная. Когда я закончил, — Коуди переступил с ноги на ногу и откашлялся, — она вышла ко мне в прозрачной ночнушке, предложила мне бокал портвейна, горячую ванну и… себя. — Тви’леки славятся своим гостеприимством, — с улыбкой заметил Оби-Ван. Хоть и понимал, что дальнейшие слова коммандера не принесут ему удовольствия. — Продолжай. — Я отказался, сэр. Тогда она схватила меня за руку и повела в главную комнату. Начала показывать голографии, что-то лепетала на своем языке и, хотя я ни слова не разобрал, я понял, что на них — ее родные. Она всех потеряла, генерал. Отца, мать, братьев. А потом она горько разрыдалась у меня на плече. Я пытался ее утешить, и… Случилось так, что мы поцеловались, а дальше все произошло как-то само собой. Мне пришлось принять ее предложение. — Надо думать, ты и портвейна пригубил? — Что вы, сэр. Я не принимаю алкоголь, поскольку… -… предпочитаешь делать это на трезвую голову? — Простите? — Нет, это ты меня прости. Оби-Ван подивился, какую чушь сморозил. Дал волю своим темным чувствам и повел себя просто как очень неумный человек. Но он уже не обращал внимания, следуют ли его слова и действия джедайской доктрине. Сейчас он был просто мужчиной, влюбленным, обманутым и страдающим мужчиной. И, если бы не предельный самоконтроль, он бы закатил Коуди сцену, но понимал, что не имеет на этого права. Коуди же, естественно, хватило такта, но легче не становилось. Что же этот клон сотворил с ним?! Доколе тянется его власть над его разумом и сердцем — Оби-Вану оставалось только гадать. — Я много раз видел, как женщины плачут, сэр, — продолжил он. — К такому сложно привыкнуть. А та тви’лечка… юная, красивая и… нежная. Она не заслужила таких страданий. И, пережив весь этот ужас, оставшись в одиночестве, она просто хотела побыть с кем-то. Почувствовать себя в безопасности. На минуту между ними повисла тишина. Не напряженная, но наполненная глубокими и тяжелыми мыслями со стороны обоих. Коуди думал о том, что грубо нарушил Устав — в который раз, — но сильнее его терзало, что он видит грусть на лице своего генерала. Ему еще не приходилось его огорчать, а сейчас он чувствовал, словно пал в его глазах навечно. Оби-Ван же не думал ни о чем, кроме того, как сильно он ревнует. Он не ненавидел девушку, соблазнившую Коуди, но ненавидел себя за то, что сам не понял своих чувств к нему раньше и не открыл их, пусть даже без надежды на взаимность. В том, что происходило, был виноват лишь он сам. — Кроме того, я должен признаться еще кое в чем, сэр, — сказал Коуди и посмотрел на Оби-Вана. — Я не оправдал вашего доверия… — Ты обманул, Коуди, я знаю. Ты нарушил Устав не в первый раз — об этом несложно догадаться. — Я… — он опустил голову и сглотнул, — готов понести наказание. — Вот заладил-то! — воскликнул Оби-Ван раздраженно. — Санкций не будет, коммандер! Однако, если я еще хотя бы раз услышу от вас извинения, то не могу ручаться, что мы продолжим наше сотрудничество! — Простите, сэр! — Коуди подтянулся и надел шлем. — Разрешите идти? — Скажи только, ты сожалеешь, о содеянном? Оби-Ван обернулся и посмотрел сквозь зачерненное стекло шлема прямо клону в глаза. — Боюсь, что нет, сэр! — Потому что тебе стало ее жаль? — Полагаю, что так, сэр! Оби-Ван грустно улыбнулся, и положил руку на плечо своего коммандера. — Ты славный парень, Коуди. Можешь идти.***
Спустя сутки «Переговорщик» встал на рейд в околопланетном пространстве Корусанта. До этого у Оби-Вана была масса времени обдумать тот разговор на мостике с Коуди. Но, чем больше он анализировал все сказанное и им, и самим собой, тем больше погружался в безумие, вызванное влюбленностью, которая, словно, неудержимая лавина погребала под собой здравый смысл. Ему было плохо. От того, что это чувство засело в душе, как щепка, и рана от нее саднила каждый раз, когда Оби-Ван пытался принудить себя думать, как джедай, а не как простой смертный. И, как бы он не старался, он не мог вытравить это чувство. Было плохо от того, что клон, поработивший его сердце и рассудок, скорее всего не испытывает взаимности, так как ставит долг превыше всего остального. И его шалости с местным населением — не в счет. Эта любовь была обречена, и в то же время у Оби-Вана, словно, выросли крылья. Когда тяжкие переживания отступали, и он думал о Коуди — о том, как он проницателен, как метко он стреляет, как он ловок, строен и красив, — его вновь настигало то эйфорическое состояние, в которое много лет назад поверг его один лишь взгляд покойного Джанго Фетта. Оби-Ван был околдован, и теперь прекрасно понимал почему. Он упрекал себя за это, но ничего не мог поделать со своим влечением. Возможно, это война сделала его таким. Возможно, перманентное чувство опасности заставило всплыть подавляемые годами самоконтроля обыкновенные человеческие желания. И несколько извратило их… Но Оби-Ван влюбился! И влюбился настолько самозабвенно, что был готов послать, как выражаются клоны, «ба шебс*» все ограничения — как моральные, так и физические! Брюшко канонерки мягко коснулось разгоряченного транспаристила. Блистер раскрылся, и потоки воздуха разметали разлетистые одежды Оби-Вана. Обыкновенно, его сопровождал Коуди с другими «призраками», но сегодня генерал прибыл один. Едва высадив Оби-Вана на посадочную площадку Храма Ордена транспортник тут же отчалил в свой закром, — Учитель, смотрите! — Асока указала пальчиком на вновь прибывшую канонерку с нарисованным на боковине нексу, и они, вместе с Энакином поспешили навстречу вновь прибывшему экипажу. Закрываясь от пыли, поднятой двигателями корабля, Оби-Ван не сразу заметил друзей. — Ну, учитель, как все прошло? — спросил Скайуокер, перекрикивая шум ветра. — Слышал, ваши ребята отлично себя показали при взятии Набата? — Все так, Энакин, — Оби-Ван кивнул. — Асока, рад тебя видеть. — И это все, что вы можете сказать? — усмехнулся молодой магистр, но он очень хорошо знал своего наставника, а потому одного взгляда хватило, чтобы все понять и больше не задавать вопросов. — Учитель Оби-Ван! Это правда, что Ват Тамбор был взят под стражу?! Ведь тогда, получается… — Асока… — Энакин тронул свою ученицу за плечо, заставив ее перестать следовать за Оби-Ваном, а тот продолжил свой стремительный путь в храм, явно не настроенный ни с кем общаться. — Мне кажется, или магистр Оби-Ван не в духе? — Верно, Шпилька, — ответил Энакин. — Не знаю в чем дело, но покуда он в таком состоянии, лучше его не трогать. Войдя в свою келью, Оби-Ван принялся срывать с себя одежды и броню. Он комкал и бросал по сторонам свои светлые мешковатые тряпки, пока не обнажился окончательно. Он вошел в душ и под бойкими струями принялся намываться, словно на нем было несколько тонн грязи. Так он себя ощущал. Многим, из сказанного Коуди, он стыдился. Еще больший стыд вызывали чувства и эмоции, которых он, как джедай поклялся избегать. Глупый, низменный, порочный Оби-Ван! Но эти ощущения… Великая Сила, как же сладко было спустя столько лет дать волю своим желаниям, раскрепоститься и почувствовать, как душа и тело наполняются жаркой истомой от одной лишь мысли о близости с тем, кого так жаждешь! — Коуди… — прошептал он, подставив лицо под теплые колкие струи, а рука потянулась к истосковавшемуся органу. Это было неправильно, но сейчас он находился в одиночестве. Никто его не увидит, никто его не услышит, своими действиями он не причинит никому вреда, просто позволит себе эту слабость в надежде, что это принесет его духу и физической оболочке успокоение. Забытые ощущения, которые он испытывал с каждым движением, с каждой секундой были так сокрушающе-сладостны, что он едва сдерживал крик. Он повторял это имя снова и снова, он выкрикивал, выстанывал его, словно Коуди был здесь, рядом с ним, в этой кабине. И это его руки, его губы совершали все то, на что осмелился наедине с собой Оби-Ван. Когда он вышел из душа, одновременно опустошенный и окрыленный, он понял, что стержень, на котором держалась его джедайская суть, надломился. Самое безумное и интригующее состояло в том, что Оби-Вану это даже нравилось. И он был готов бороться, идти до самого конца даже без надежды на успех. Сорвав с бедер полотенце, он сел за стол, открыл терминал, уложил набок влажную челку и стал писать.