Обнажённая натура

«Мой дом — моя крепость». Неприступная, нерушимая, неподвластная времени. Именно таким был книжный магазин, вернее, личная библиотека Азирафаэля. С первого и последнего визита Кроули здесь ничего не изменилось. Всё так же возвышались над головой бесконечные ряды стеллажей, а старинные фолианты молчаливо оберегали свои секреты. Даже пылинки, кружащие в мягком свете электрической лампы, наверняка были теми же самыми. Атмосфера обволакивала. Убаюкивала. Кроули хотелось раствориться в ней. Пропитаться запахом книг и старины настолько, чтобы не было и намёка на дым с копотью. Пусть все проблемы останутся за дверью. Там, где сновали в поисках наживы контрабандисты, погибали от пуль люди и горели здания. Здесь же, внутри, время остановило свой бег, застряв на перепутьях давно позабытой эпохи. Это была уединённая обитель святого, каким-то чудом уцелевшая посреди современного шумного Лондона. В таком месте по определению не могло случиться ничего плохого. Кроули позволил утянуть себя вглубь магазина и усадить на уже знакомый диван с клетчатым пледом. По пути Азирафаэль задал тысячу вопросов: «Почему ты такой бледный?», «У тебя что-нибудь болит?», «Не кружится ли голова?» Художник, не привыкший к столь открытому проявлению заботы, каждый раз слегка удивлённо отвечал: «Я в порядке, Ангел. Правда в порядке». На самом деле это было ни черта не так. Шея расцвела уродливыми кровоподтёками ещё с утра. Под узкими джинсами, плотно прилегающими к ноге, трекер содрал кожу до мяса. Но хуже всего, пожалуй, пришлось спине. В ретроспективе идея убегать с сестрой Мэри на руках не казалась такой уж хорошей. Мышцы протестовали против непривычной нагрузки. Одним словом — болело практически всё тело, но Кроули стоически улыбался, не желая волновать Азирафаэля ещё сильнее. Настенные часы показывали полвторого ночи, когда на журнальном столике как по волшебству появились чашки, блюдца и молочник. Фарфор был белоснежным и таким тонким, что к нему страшно было даже прикоснуться, не то что пить из него. Роспись также отличалась от привычной заводской штамповки. Намётанный глаз художника мигом распознал ручную работу. — Красивый сервиз. Настоящее произведение искусства, — сказал Кроули, просто чтобы не молчать. На самом деле его волновали совершенно другие вопросы, но он не знал, как лучше было к ним подступиться. Азирафаэль, по всей видимости страдавший от схожей проблемы, с радостью ухватился за возможность светской беседы. — Оу, ты обратил внимание. Этот набор совсем недавно пополнил мою коллекцию. Китай, XVII век. Кобальтовая роспись. Купил на аукционе в Эссексе почти за бесценок. — Нгх, — только и смог выдавить из себя Кроули, глядя на дымящийся в чашках дарджилинг. Если раньше у него и были какие-то сомнения, то теперь он совершенно точно решил не притрагиваться к напитку. Повисла одна из тех неловких пауз, наполненных недосказанностью. «Это так по-английски, — внезапно подумал художник. — Сидеть и пить чай, отчаянно пытаясь говорить на отвлечённую тему, лишь бы оттянуть тот момент, когда придётся обнажить свои истинные чувства». На удивление первым нарушил тишину Азирафаэль: — Я так понимаю, ты получил моё послание, оставленное на стене в монастыре? — Да, и оно вызвало у меня множество вопросов. «Сколько тебе ещё известно, Ангел? Догадываешься ли ты, зачем мне потребовалось ехать в сельскую глушь за шестьдесят миль от Лондона? Осведомлён ли ты о моём сотрудничестве с контрабандистами? А о бешеной охоте за книгой пророчеств?» — Получается, ты знал о нашей встрече ещё в детстве? — спросил вместо этого он, нервно заправляя прядь рыжих волос за ухо. — То есть, когда ты впервые очутился на пороге студии, ты уже подозревал, что нас будет связывать нечто большее, чем просто сотрудничество? — Скажем так, я надеялся, что это окажешься именно ты, дорогой. Как думаешь, сколько в Лондоне проживает людей по фамилии Кроули? — Даже не знаю. Вряд ли так же много, как Смитов и Браунов. Может, сто или двести? — ткнул пальцем в небо художник. — Если верить телефонному справочнику, три тысячи пятьдесят шесть. Кроули присвистнул. Он никак не ожидал, что его фамилия окажется настолько распространённой. На секунду в душу закралось нехорошее подозрение: «А что, если всё это было ошибкой?» Может, на самом деле Азирафаэлю предназначался какой-нибудь другой Кроули? С высшим образованием, стабильным доходом и светлой просторной квартирой в центре города… По иронии судьбы художника не было и не могло быть среди этих трёх тысяч пятидесяти шести Кроули — в студию никогда не была проведена линия. Единственный телефон стоял в прихожей у мадам Трейси. Если возникала необходимость позвонить, арендаторы всегда обращались к ней. — Именно поэтому я не позволял себе надеяться слишком сильно, — Азирафаэль спрятал печальную улыбку в глотке чая. — Однако всё переменилось, как только я услышал твой голос. Кажется, ты сказал: «Вы должны мне банку растворителя». И несмотря на напускную неприветливость, я узнал его. Это был тот самый голос, который в далёком детстве шептал мне обещания, что всё будет хорошо. Я сразу понял, что ты мой Кроули. И на душе стало легко, словно я вернулся домой после почти тридцатилетнего скитания. Художник был так взволнован, что всем телом подался вперёд, сползая на самый краешек дивана. Перед глазами как наяву стоял образ маленького Азирафаэля, неотступно следовавшего за ним по монастырю. Неужели Кроули каким-то образом удалось преодолеть временной барьер и коснуться сознания перепуганного ребёнка своими успокаивающими словами? Монастырь святой Бериллы был поистине мистическим местом, где прошлое пересекалось с настоящим. Впрочем, когда речь шла об Ангеле, понятие «обыденный» утрачивало свою силу. — На самом деле, лежа в постели бессонными ночами после кошмаров, я очень часто представлял себе, как должен выглядеть обладатель голоса. — Бьюсь об заклад, ты представлял кого-то более… — Кроули не решался закончить фразу. Под левой лопаткой поселилась странная тянущая боль, заставившая его поморщиться. — Верно, более пожилого. Наверное, это глупо, просто по детским воспоминаниям мне казалось, что голос принадлежит очень взрослому человеку. Минимум лет на пятнадцать-двадцать старше меня. Бесхитростные математические вычисления подсказали мне, что к моменту нашей встречи тебе будет около пятидесяти. Я был очень удивлён, увидев сверстника. Кроули не смог удержать облегченный вздох. Вместе с ним отступила и боль. Объяснения Азирафаэля всегда были такими простыми и доходчивыми. Казалось, в его светлой душе просто не было места для осуждения. Любой другой разочаровался бы, увидев художника-недоучку вместо принца на белом коне, но только не Ангел. Он просто взял заблудшую душу под своё широкое белое крыло и ослепительно улыбнулся. — Чёрт, каким же я был кретином, — простонал Кроули, пряча лицо в ладонях. — В тот первый вечер я вёл себя просто ужасно. У меня было сильное похмелье, кончились сигареты, а сроки, как всегда, поджимали… Скажи честно, я был невыносим? Азирафаэль тактично отвёл глаза в сторону. — Признаться, я был немного удивлён холодным приёмом. Не то чтобы я ждал, что ты с порога заключишь меня в объятия, просто… Я думал, ты сразу поймёшь, кто я. Но даже, когда я назвал тебе своё имя, в твоих глазах не промелькнула тень узнавания. И тогда я понял, что время ещё не пришло. Я прождал двадцать лет, Кроули. В сравнении с этим несколько месяцев — пустячный срок. — Я хочу исправиться, — сказал художник, придвигаясь к Ангелу почти вплотную и заключая его в крепкие объятия. — Может, начнём всё с начала? Ведь я и вправду ждал тебя всю свою жизнь. Просто я не знал, что ты — это ты. Азирафаэль сначала будто одеревенел в его руках — явно не привык к столь бурному проявлению эмоций — но почти сразу же расслабился и прильнул всем телом в ответ. Мягкие руки скользнули в густую копну рыжих волос и принялись перебирать их, прямо как этим утром. Магический эффект не заставил себя долго ждать. Кроули расслабился и прикрыл глаза. Ему было интересно, позволит ли Ангел сегодня провести с собой ночь в одной постели или отправит спать на этот одинокий диван? В сердце теплилась крохотная надежда на то, что сегодня они пойдут до конца и Азирафаэль наконец-то станет по-настоящему принадлежать ему одному. — М-м-м, дорогой, ты весь пропах дымом и гарью. Как будто вернулся из преисподней, — фыркнул Ангел, поморщив свой чуть вздёрнутый нос. — Так и было, Ангел. Так и было… — У меня есть шанс искусить тебя горячей ванной, прежде чем мы отправимся спать? — Только если ты сам присоединишься ко мне, — лукаво улыбнулся Кроули. Искушение, как-никак, было его работой.

***

Ванная комната находилась на первом этаже за очередным внезапным поворотом стеллажного лабиринта. Это было узкое вытянутое помещение, характерное для старых домов в центральной части Лондона. Двустворчатое окно было стыдливо заклеено матовой плёнкой, чтобы скрыть происходящее внутри от посторонних глаз. — Чистые полотенца лежат на верхней полке в шкафчике. Там же ты найдешь мыло, шампунь и новую зубную щётку, — сказал Азирафаэль, замявшись на пороге, словно дальше его не пускал невидимый барьер. Кроули лишь хмыкнул в ответ и повернулся к висящему над раковиной зеркалу, так чтобы иметь возможность исподтишка наблюдать за выражением лица Ангела. Ничуть не стесняясь чужого присутствия, он скинул с плеч пропахшую дымом рубашку и бросил её к своим ногам. Руки уже легли на пояс брюк, когда покрасневший до корней волос Азирафаэль смущённо отвернулся в сторону. Уходить он не спешил, впрочем, как и принимать дерзкое предложение художника о совместном купании. Брюки упали на кафельный пол, звякнув россыпью забытой в карманах мелочи. — Я хотел спросить, — неуверенно начал Азирафаэль, по-прежнему глядя куда угодно, только не на Кроули. — Ещё вчера я заметил этот странный браслет у тебя на щиколотке. Что это такое? Художник прикусил губу. За эти несколько недель он настолько привык к наличию трекера, что уже стал воспринимать его, как продолжение собственного тела. Как объяснить выбор столь странного аксессуара Ангелу, не вызвав при этом подозрений, оставалось загадкой. Кроули ещё не был готов к признанию об истинном роде своей деятельности. Да, это было некрасиво по отношению к Азирафаэлю, буквально вывернувшему перед ним свою душу наизнанку, однако художник боялся. Между ними всё только-только начало налаживаться. Вдруг уродливая правда оттолкнёт Ангела? Разочарует единственного человека, который поверил, что Кроули чего-то да стоит? Лучше будет подождать, пока наберётся достаточно компромата, чтобы надолго упрятать Вельзевул и её дружков за решётку, а потом уже выложить все карты на стол. Как никак «Я подделываю картины, потому что не могу найти себе нормальную работу» и «я помог разоблачить преступный синдикат» — две совершенно разные вещи. — Разве любопытство — это не грех? — парировал художник, игриво вильнув бедрами в попытке переключить внимание собеседника. Последняя деталь одежды, а именно обтягивающие чёрные боксеры, присоединилась к куче смятой одежды на полу, и Кроули повернулся к Азирафаэлю лицом. Тот украдкой, словно вор, бросил взгляд на обнажённую фигуру, да так и не смог отвести глаз. Художник нарочито небрежно облокотился на раковину, демонстрируя гибкость своего худого тела. Он знал, что свет единственной лампы падает на него под самым выгодным углом. — Будешь только смотреть или всё же присоединишься? — ухмыльнулся он. Азирафаэль застыл, как соляной столп. Казалось, он даже забыл, что нужно дышать. Кроули запоздало подумал о том, что Ангел впервые столкнулся с объектом своих тайных желаний без расслабляющего действия вина или травки. Это был настоящий вызов его врождённой стеснительности. Одно дело раздеваться, держа в уме благую цель, вроде позирования для картины. Совсем другое — находиться голым в тесном помещении с другим обнажённым мужчиной, который, к тому же, подаёт совершенно недвусмысленные сигналы. Однако никто не обещал, что будет просто. Художник не собирался облегчать Азирафаэлю задачу. Плавно покачивая бёдрами, он приблизился к Ангелу почти вплотную и положил ладонь на обтянутое тканью пиджака плечо. — Давай, я немного помогу тебе? — предложил он, одним ловким движением развязывая идеальный узел бабочки. — К-кроули, — испуганно запротестовал Азирафаэль, пытаясь перехватить чужую руку, расстегивающую пуговицы его жилетки. — Что-то не так? — невинно поинтересовался художник, наклоняясь к раскрасневшемуся лицу чуть ближе, чем это было необходимо. — Только не говори мне, что ты моешься прямо в одежде. Это было бы слишком эксцентрично даже для тебя, Ангел. Жилетка распахнулась, открывая доступ к следующему слою одежды. Кроули знал, что на Азирафаэле их было непозволительно много, поэтому поспешил исправить это недоразумение, атаковав идеально выглаженную рубашку. — Давай хотя бы выключим свет! — взмолился Ангел. — В чём дело? — Кроули слегка прикусил порозовевшее ушко. — Я уже видел тебя голым в студии. Если я закрою глаза, то могу представить каждый изгиб твоего тела, каждую родинку, каждый волосок… — Это другое, — оставшийся в одной майке и брюках Азирафаэль, обхватил себя руками, словно желая защититься. Кроули на секунду отстранился, внимательно заглядывая ему в глаза. — Почему? Что-то изменилось? — Тогда ты был одет, — отвёл глаза в сторону Азирафаэль. — Сейчас на твоём фоне я буду выглядеть просто ужасно. Я бледен, как поганка, и у меня висят бока… — Тише, Ангел, — художник приложил палец к его губам, прерывая поток самобичевания. — Откуда эта неуверенность? Ты прекрасен, и ты должен знать это. Кроули обошёл Азирафаэля, чтобы обнять его со спины, и неспешно, шаг за шагом, подвести к зеркалу. — Пожалуйста, посмотри на себя, — художник положил голову Ангелу на плечо, а затем аккуратно приподнял пальцами его подбородок, вынуждая выполнить просьбу. — Что ты видишь? Две пары глаз, карие и небесно-голубые, уставились в отражение. Губы Азирафаэля дрогнули. — Н-не заставляй меня произносить это вслух, Кроули. — Разве твоя религия не учит: «Полюби ближнего, как самого себя?» Выходит, что в первую очередь нужно полюбить себя, не так ли? — Только не приплетай сюда это, — выдохнул Азирафаэль, с силой сжав края раковины. Кроули послушно умолк. «Проще один раз увидеть, чем десять раз услышать», — рассудил он. Его руки огладили грудь и бока Ангела, спускаясь к поясу брюк. Глаза Азирафаэля удивлённо расширились, когда тёплая ладонь скользнула в его нижнее белье и сжалась вокруг мягкого пока члена. — Что ты задумал, Кроули? — нервно поинтересовался он. — Сделать тебе приятно, — художник прижался к напряжённой спине всем своим горячим обнажённым телом и поцеловал Ангела в шею. — Хочу, чтоб ты увидел, как прекрасно твоё лицо, когда я ласкаю тебя. Вопреки сдавленным словам протеста, член в руке Кроули заинтересованно дёрнулся. За прошлую ночь художник уже успел изучить некоторые реакции тела Азирафаэля. Самыми чувствительными были соски, которые он уже успел огладить сквозь плотную ткань майки. Однако Ангел так же отзывался короткими мелодичными стонами на укусы в шею и плечо. — Я хочу, чтобы ты назвал пять вещей, которые прекрасны в тебе, — низко прошептал он в чужое ухо. Азирафаэль стыдливо прикрыл глаза. — Господи, всё это происходит не со мной. Это так… — Возбуждающе? — предположил Кроули, сжав чужой член немного сильнее, чем требовалось. — Смотри в зеркало. Азирафаэль был чертовски упрям, когда дело касалось его внутренних установок. И всё же грубая ласка вынудила его повиноваться — скорее инстинкт, чем осознанное решение. Расфокусированный взгляд вперился в зеркало. — Вот так, молодец, — похвалил Кроули, продолжая методично двигать рукой вверх-вниз. Очень скоро он ощутил, что на открытой головке выступили первые капли смазки. Лёгкое круговое движение большого пальца помогло собрать их и размазать по всей длине, облегчая трение. Расстёгнутые штаны постепенно сползали всё ниже и ниже, пока не очутились в районе щиколоток, утянув под своим весом и нижнее бельё. Азирафаэль вздрогнул, ощутив, как обнажённый член мазнул по прохладному краю раковины. — Можешь начинать перечислять, — Кроули спрятал довольную ухмылку в изгибе чужого плеча. Свободной рукой он задрал футболку почти до самого подбородка, обнажая пухлый живот и грудь, покрытую светлыми кучерявыми волосами. Они были невероятно мягкими, прямо как тонкие нити шёлка. В них хотелось зарыться пальцами и бездумно перебирать их. Впрочем, этим можно было заняться и позже. Сейчас художника куда больше интересовали затвердевшие от возбуждения горошины сосков. Он поочерёдно ущипнул их, получив в ответ несдержанный стон. — Итак, Ангел, я жду, — потребовал Кроули чуть более строго. — Мне говорили… ах… что у меня красивые глаза? — попытался Азирафаэль, хотя его интонация была скорее вопросительной, чем утвердительной. — Чепуха, у всех людей красивые глаза, — проворчал художник. — Постарайся лучше. — Я не знаю, Кроули, правда не знаю. Давай оставим эту тему, — взмолился Ангел. Ловкое движение руки на члене заставило его запрокинуть голову, устроив её на плече своего мучителя, и сладко простонать. — Давай я подскажу тебе, — довольно промурчал Кроули. — Ты издаёшь просто потрясающие звуки, когда не пытаешься сдерживаться. Я хочу слышать их как можно чаще. Эта фраза была убийственно банальной — цитата из третьесортного ромкома или бульварного романа. Однако она оказала на Азирафаэля внезапный эффект. Естественно, сначала он смутился и попытался закусить губу в попытке приглушить очередной стон. Создавалось такое ощущение, что Ангел не был до конца уверен, что сейчас прозвучал комплимент, а не насмешка. Однако, одного короткого взгляда в зеркало на серьёзное лицо Кроули оказалось достаточно, чтобы развеять сомнения. Азирафаэль неуверенно округлил губы и позволил ещё одному стону сорваться с них. — Молодец, — похвалил Кроули. — А теперь громче. Азирафаэль послушался, неосознанно подаваясь бёдрами навстречу движениям руки художника. Контраст между горячей ладонью и холодным бортиком кафельной раковины, об который тёрлась головка члена, создавал невероятный эффект. Голос гулким эхом отразился от стен тесного помещения. — Вторая вещь, которая прекрасна в тебе — это руки, — выдохнул Кроули. Он и сам был уже порядком возбуждён, поэтому ему было невероятно сложно сосредоточиться и продолжать говорить целыми предложениями. — Это холёные руки настоящего джентльмена. Мягкие, чистые, с идеально подстриженными ногтями. Но при этом в них кроется неожиданная сила. Уверен, ты бы мог с лёгкостью поднять меня и прижать к стене. Верно, Ангел? — Кроули накрыл одну из ладоней Азирафаэля своей, мягко поглаживая, так чтобы напряжённые пальцы наконец-то отцепились от края раковины. Этим рукам нужно было найти более достойное применение. Куда приятнее было бы смотреть на то, как Ангел ласкает ими себя перед зеркалом. О, он научит этого упрямца любить своё тело во всех смыслах этого слова. Кроули переплёл пальцы Азирафаэля со своими. Теперь он мог с лёгкостью управлять его рукой — положить её на чувствительную шею, затем, слегка усилив нажатие, провести по груди и животу. — Продолжай. Покажи, как тебе нравится, — попросил Кроули. Без подсказок со стороны ладонь Азирафаэля замерла в нерешительности, слегка подрагивая. Кроули хмыкнул и чуть сбавил темп, с которым ласкал его член, словно намекая: «Я могу и подождать». Ангел всхлипнул, просяще толкаясь в чужой кулак, но художник был непреклонен. Тогда Азирафаэль сдался и начал неспешно водить рукой по своему торсу, словно никогда не занимался этим наедине с собой и в самом деле не знал, какие участки его тела были самыми чувствительными. Впрочем, скорее всего, так оно и было. Однако, совсем скоро Азирафаэль добрался до сосков. В отличие от резких, грубоватых ласк Кроули, его движения были лёгкими, едва ощутимыми. Скорее намёк, чем настоящее прикосновение. «Видимо, они и вправду супер-чувствительные. В следующий раз нужно будет действовать нежнее», — поставил мысленную галочку художник, наконец отпуская руку Азирафаэля. Тот прекрасно справлялся и без него. — Третья вещь, которая завораживает в тебе — это бёдра, — словно в подтверждение своих слов, Кроули сжал в пальцах мягкую белую плоть. — Ты как будто сошёл с полотен Рубенса. Я готов рисовать тебя часами, если только ты согласишься позировать. Самоконтроль Кроули таял буквально на глазах. Оставалось придумать ещё два пункта, но мысли путались, сливаясь в простое: «Прекрасен. Прекрасен во всём». Плохо соображая, что творит, художник несколько раз с силой провёл по собственному члену. Однако, вполне ожидаемо, вместо того, чтобы привести мечущийся рассудок в порядок, это лишь распалило его ещё сильнее. Кроули ткнулся головкой меж двух половинок идеально округлой задницы. Конечно, он не смог бы проникнуть в Азирафаэля без должной подготовки. Он и не стремился к этому. Ему просто нравилось ощущать трение. Истекающий смазкой член скользил по узкой ложбинке, которую образовывали полные бёдра. Каждый толчок приближал к оргазму. Азирафаэль и сам уже был на грани. Следуя команде Кроули, он ни на секунду не переставал ласкать свои соски. Изрядно осмелев, он перекатывал их между пальцами и даже слегка пощипывал. На зеркале проявился запотевший след от его горячего дыхания. Ангел ритмично подавался бёдрами назад в такт движениям руки Кроули. Прошло ещё буквально несколько секунд, прежде чем тугая струя спермы брызнула на раковину, лениво сползая в сливное отверстие. Азирафаэль обмяк, тяжело облокотившись на бортик и пытаясь отдышаться. Последний раз глянув в отражение на его раскрасневшееся лицо, кончил и Кроули. Он не сразу сообразил, что низкий рык, разнёсшийся по тесному помещению, принадлежал ему самому. Где-то на периферии сознания мелькнула мысль: «Нужно было спросить разрешение», но было уже слишком поздно — белёсые подтёки украсили нежную кожу бёдер. — Хах, теперь тебе… не отвертеться… от совместного купания, — в перерывах между частыми вздохами проговорил художник. — К-кажется, ты прав, — согласился Азирафаэль, убирая прилипшие кудри со лба.

***

Горячая вода быстро разморила только-только отходящее от оргазма тело. Шевелиться не хотелось от слова совсем. Кроули лениво свесил свои непомерно длинные ноги через бортик, освобождая побольше пространства для Азирафаэля. Тот сидел, обхватив колени руками, молчаливо наблюдая за тем, как лопаются пузырьки воздушной белой пены. — Что-то не так? — поинтересовался Кроули. — Тебе не понравилось? Закреплённый на худой лодыжке трекер против воли приковывал к себе взгляд. Чёртова лампочка продолжала мигать, отсчитывая удары сердца. Даже длительное нахождение в горячей воде не смогло повредить устройство. Кроули уже всерьёз начинал задумываться о том, чтобы попробовать срезать браслет каким-нибудь инструментом вроде шлифмашины, однако боялся отхватить себе в процессе ногу или руку. А учитывая его везение — и то, и другое одновременно. — Нет, — ответил Азирафаэль, а затем, помолчав, добавил: — Просто у меня такое чувство, что ты что-то скрываешь от меня. Кроули очень боялся этого разговора. Боялся настолько, что счёл лучшим решением уйти с головой под воду. По ушам тут же ударила тишина. С этого ракурса мир казался необычным. Длинные рыжие волосы разметались вокруг лица, заслоняя обзор. Где-то там наверху плавали, как облака, островки белой пены. Пузырьки кислорода, вырывавшиеся из ноздрей, стремились к поверхности, чтобы с бульканьем лопнуть. Кроули представил себя в образе Элизабет Сиддал, позировавшей Милле для создания «Офелии». Юная натурщица лежала в ванной по одиннадцать часов в день, пока гений корпел над созданием своего шедевра. Стояла зима, и от холода девушку спасали лишь специальные лампы, нагревающие воду. Однажды, лампы перестали работать, но Элизабет не решилась побеспокоить художника. В результате она подхватила двустороннее воспаление лёгких и едва не рассталась с жизнью. Сильные руки подхватили Кроули и рывком вытащили на поверхность. Стекающая с волос вода заставила его зажмуриться. Наверняка, он выглядел комично, однако в голосе Азирафаэля прозвучало искреннее беспокойство, приправленное, впрочем, ноткой негодования. — Что ты творишь, дорогой? Ты мог захлебнуться, это не шутки. — М-м-м, уверен, ты бы сделал мне искусственное дыхание. Только ради этого стоит попытаться, — парировал Кроули, протирая глаза. Ответом ему послужил целый шквал брызг — раздражённый Азирафаэль не нашёл ничего лучше, чем отомстить таким вот детским способом. Кроули усмехнулся, сразу решив, что в долгу не останется. На Ангела обрушилось настоящее маленькое цунами. Глупо хихикнув, тот попытался отразить атаку. Уже скоро брызги летели во все стороны. Казалось, что вот-вот воды крохотной ванны расступятся, как в ветхозаветной истории. Кроули и Азирафаэль вели себя, как два проказливых школьника. Впрочем, им было весело — неплохая перемена после наполненного напряжённой недосказанностью вечера. — Тайм-аут, тайм-аут! — взмолился Ангел. — Я больше не могу. Кроули извернулся змеёй в тесном пространстве и притиснул его к себе, шутливо тыча пальцами в рёбра. Оказалось, что Ангел боится щекотки. — Сдавайся на милость победителя! — потребовал Кроули. — Штраф — десять поцелуев. — Хорошо-хорошо, только оставь меня в покое, исчадье ада, — возвёл глаза к потолку Азирафаэль. Оказалось, что брызги долетели даже туда, так как одна из грузных капель поддалась силе тяготения и приземлилась прямо удивлённому Ангелу на нос. — Я не собираюсь забирать свой приз прямо сейчас, — рассудил Кроули, удобно устраивая голову на чужой груди. — Оставляю за собой право востребовать его, где и когда мне заблагорассудится. Забавно будет поцеловать Ангела в каком-нибудь публичном месте вроде парка или ресторана. А может, даже рождественского показа. Кажется, Азирафаэль о чём-то догадался, глядя в полные задорных искр глаза художника, так как тут же нахмурил брови. Отлично, пусть не расслабляется, ведь это может произойти в любую секунду. Пусть почаще думает о губах Кроули. — Я хочу сводить тебя на свидание, — совершенно не к месту выдал Кроули. — Настоящее свидание. Отвезти на машине в хороший ресторан. Поужинать при свечах. Узнать друг друга поближе… Обещаю, что отвечу на все твои вопросы, даже самые неудобные. — И не попытаешься сменить тему, утопившись в тарелке супа? — с горечью пошутил Азирафаэль. Кроули не понравился этот тон и мелькнувшая в глазах Ангела печаль. — Серьёзно, дорогой, что мешает тебе ответить на них прямо сейчас? К примеру, откуда эти следы у тебя на шее? Кто-то душил тебя? Скажи мне, я же просто хочу помочь. Разве я о многом… Кроули прервал поток вопросов поцелуем. Его язык ловко скользнул меж влажных, чуть горьковатых от мыльной пены губ. Это было неправильно. Неправильно строить лучшие в его жизни отношения на лжи и недосказанности. Однако он просто не видел на данный момент другого выхода. Разве лучше будет прямо сейчас сознаться в предательстве? Сказать, что за тридцать серебряников обещал контрабандистам раздобыть компромат? Нет, после такого Азирафаэль точно выставит его из книжного взашей — прямо так, голым и мокрым, со свисающими клочьями пены вместо одежды. И прощай иллюзия безопасности, так убедительно создаваемая этими стенами и ангельским присутствием. — Первый поцелуй из десяти, — подмигнул Кроули. — Право победителя. — Как скажешь, дорогой, — ответил Азирафаэль, и от холодности его тона у художника по спине пробежали мурашки. — Пойдём, я постелю тебе на диване. Что же, провести ночь под тёплым боком Кроули было сегодня не суждено. Кажется, он успел порядком поднадоесть гостеприимному хозяину дома.

***

Кроули было не привыкать спать в неудобной позе. Человеку, шесть лет довольствовавшемуся матрасом вместо полноценной кровати, грех было жаловаться. Впрочем, по сравнению с диваном у матраса было одно неоспоримое преимущество — на нём можно было вытянуть ноги. Сейчас же художнику пришлось свернуться калачиком, притянув колени к груди. В темноте книжный преобразился. Высокие стеллажи, уходящие под самый потолок, обступили Кроули со всех сторон, как молчаливые гиганты. Казалось, стоит моргнуть, и они придвинуться ещё ближе. «Возможно, это к лучшему, — рассуждал художник, — что Азирафаэль решил спать отдельно. Вряд ли бы я смог сдержаться. Снова бы начал приставать к нему с этими дурацкими поцелуями и не только… Я же не уточнял, куда именно буду целовать». Кроули поёжился, отворачиваясь лицом к спинке дивана, просто чтобы не видеть этих чёртовых стеллажей. В одном из них наверняка покоилась та самая книга, из-за которой всё и началось. Всего-навсего ворох старых пожелтевших страниц, а сколько из-за него сломанных судеб… Встреченная в библиотеке полоумная ведьма прикатила в Туманный Альбион с другого конца света, просто чтобы разыскать эти «Превосходные и Недвусмысленные Пророчества». Контрабандисты натравили налоговую на книжный магазин Азирафаэля. Размеренная жизнь, вернее существование Кроули, вмещавшееся в парадигму «работа-сон-работа» было безвозвратно утеряно. Что касается матери-настоятельницы… Художник по-прежнему считал её отпетой сукой, но даже она заслуживала спокойно умереть от старости в тёплой постели. — Предвидела ли ты всё это, когда писала свою книгу, Агнесса Псих? — спросил Кроули в пустоту. — Её никогда не существовало, — с усталым вздохом ответила тень, притаившаяся за одним из стеллажей. Кроули был взрослым мужчиной. Он умел смотреть опасности в лицо. Ради всего святого, не далее, как этим утром ему в рот совали дуло пистолета, и он даже не вздрогнул! Но призраки — это совершенно другое дело. Если с тобой посреди ночи вдруг заговорит привидение, поселившееся в книжном магазине, нет ничего постыдного в том, чтобы заголосить на всю округу надрывным фальцетом. Именно в этом убеждал себя художник, надрывая голосовые связки. — Господи, Кроули, успокойся. Это всего лишь я, — щёлкнул выключатель, и привычный мягкий свет залил помещение. Угрюмые стеллажи расступились, комната вновь стала уютной и приветливой. Вместо призрака покойной матери-настоятельницы в дверях стоял Азирафаэль. Поверх пижамы в шотландскую клетку на его плечи был накинут байковый халат. «Кажется, мне стоит пропить курс успокоительных», — понял художник, до ужаса стыдясь своей минутной слабости. — Я не мог уснуть после нашего разговора в ванной. Подумал, что если ты тоже не спишь, то мне стоит извиниться. Я не должен был давить на тебя. Если ты не хочешь мне что-то рассказывать или считаешь, что время ещё не пришло, я подожду, — Ангел помолчал, прежде чем добавить. — Я доверяю тебе, Кроули. — Спасибо, — только и смог ответить художник. «Я не заслуживаю этого, но всё равно спасибо. Я всё исправлю, Ангел, обещаю тебе. Мне больше не будет стыдно смотреть тебе в глаза». — Что же, — Азирафаэль попереминался с ноги на ногу, затем запахнул халат и перевязал его поясом. — Тогда… Спокойной ночи, дорогой? Он уже потянулся к выключателю, чтобы погасить свет и вновь направиться в хозяйскую спальню на втором этаже, когда Кроули окликнул его. — Что ты имел в виду, когда сказал: «её никогда не существовало»? — Ах, это, — Азирафаэль, смущённый внезапным вопросом, принялся теребить узел на поясе. — Пойдём, дорогой, я покажу тебе кое-что. Кроули послушно встал с дивана, попутно отмечая, что даже от непродолжительного лежания у него ломит всё тело, как у дряхлого старика. Орудие пыток. Диваны определённо изобрели в аду. Наверняка, демону, додумавшемуся до этого, начальство выписало благодарственную грамоту. Азирафаэль уверенно прокладывал путь меж абсолютно идентичных книжных полок, пока наконец не дошёл до самого укромного закутка. — Вот моя гордость, — торжественно произнес он, взмахом руки указывая на ломящийся от увесистых томов стеллаж. — Все из когда-либо написанных книг пророчеств. Первые издания. Кроули присвистнул. Ему было страшно себе представить, в какую сумму оценивалась стоимость этой коллекции. Количество нулей наверняка было заоблачным. Подумать только, а ведь ещё недавно он восхищался каким-то китайским сервизом. Рядом с этими полками определённо не стоило даже дышать. Если что-то пойдёт не так, художник не расплатится и за всю свою жизнь. Глаза моментально выхватили нужный корешок: «Превосходные и Недвусмысленные Пророчества». «Вот значит из-за чего вся неразбериха», — подумал Кроули, протягивая руку. Однако, в следующий момент он прочитал название соседней книги — оно было идентичным. И у следующей тоже. Вся полка была забита пророчествами Агнессы Псих разных цветов и форматов: золотое тиснение на шёлке, потрепанная кожа с металлическими уголками и даже обычный картон. — Я не понимаю, — нахмурился Кроули. — Откуда у тебя их столько? Разве смысл первого издания не в том, что оно уникально? — Подделки, — пожал плечами Азирафаэль. — Видишь ли, эта книга — нечто вроде Святого Грааля в мире букинистов. Все о ней слышали, и каждый мечтает заполучить её в свою коллекцию. Я и сам много лет гонялся за ней, пока буквально недавно не понял, что это просто мираж. Её не существует, как не существует философского камня, лохнесского чудовища и единорогов. — Их просто не взяли на ковчег, — пробурчал себе под нос Кроули. — Это не меняет сути. Агнессы Псих никогда не было. Всё что мы имеем — горстка слухов, да труды мошенников. Вот за эту, — Азирафаэль взял один из томов в руки. — Я отдал на закрытом аукционе баснословную сумму только ради того, чтобы в очередной раз убедиться, что это подделка. — Но у кого же тогда настоящая? — произнёс Кроули терзавший его вопрос вслух. — Дорогой, кажется, ты меня не слушаешь, — мягко укорил его Азирафаэль. — Нет, Ангел, ты не понимаешь, — Кроули мертвой хваткой вцепился в плечи Азирафаэля и для пущей убедительности встряхнул его пару раз. — Это очень плохо. Очень-очень плохо. Ты говорил об этом кому-нибудь кроме меня? Если они узнают, что у тебя нет книги, то мне конец. Я уже успел потратить столько денег, что Вельзевул просто продаст меня на органы на чёрном рынке, если узнает, что всё было напрасно. Азирафаэль озадаченно поднёс ладонь ко лбу художника. — Странно, жара вроде нет, — пробормотал он. — Ты точно не перегрелся в ванной? — Может, попробовать подсунуть им подделку и сбежать из страны, пока они не поняли, в чём дело? Франция, Италия, Германия. Мы посетим величайшие галереи мира! Я даже готов пожертвовать ногой ради этого, — не слушал его Кроули. — Я позвоню в больницу, — ещё сильнее забеспокоился Азирафаэль. — Да как ты не понимаешь? Она настоящая, — Кроули догадывался, что со стороны он, с растрёпанными волосами и сверкающими глазами, выглядел, как помешанный, однако просто не мог остановиться. — Я встретил девчонку в библиотеке. Американку. Она сказала, что является потомком Агнессы или что-то вроде этого. — Кроули, всё хорошо, я верю тебе. А сейчас сделай вместе со мной глубокий вздох. Раз-два-три-четыре. И выдох. Раз-два… — У меня нет панической атаки, Ангел. Меня не нужно успокаивать. Я нахожусь в здравом уме и трезвой памяти. Всё, что я пытаюсь донести до тебя, так это то, что Анафема, девчонка из библиотеки, каким-то образом знала о предстоящем пожаре. Она назвала точную дату — первая суббота марта двухтысячного года. И точное место — книжный магазин в Сохо. Она сказала, что это было в книге Агнессы Псих! — Интересно, — задумался Азирафаэль, только сейчас начавший воспринимать сбивчивые объяснения художника всерьёз. — Я должен встретиться с этой девушкой. Если книга действительно существует, то мы не можем допустить, чтобы она попала в плохие руки. Кроули облегчённо выдохнул. Он был несказанно рад тому, что сумел наконец-то достучаться до Ангела. Сейчас им нужно было действовать сообща. Отсутствие книги было внезапным открытием, резко перекроившим игральную доску. Тщательно выстраиваемая художником стратегия в одночасье оказалась бесполезной. Если вдруг подлинник «Прекрасных и точных пророчеств» всплывёт где-то на рынке или в чьей-то частной коллекции, то уже ничто не помешает Вельзевул разделаться со своим незадачливым подчинённым, а возможно и с его любовником в придачу. Кроули и без того не знал, как она отреагирует на оглушение Хастура и угон машины. Нет, нужно было тянуть время. Пусть контрабандисты по-прежнему пребывают в уверенности, что книга находится у Азирафаэля, а идиотский план соблазнения работает на ура. Ведь в пользу ярого рвения Кроули свидетельствовал тот же трекер, наверняка засёкший, где именно он проводит сегодняшнюю ночь. Это усыпит бдительность начальства, позволив художнику собрать необходимый компромат и отправить его в полицию. Правда, в качестве улик потребуется нечто большее, чем перелицовка датских пейзажей. Вот если бы ему в руки попал какой-нибудь известный подлинник, это бы в корне изменило дело. «Что же, — мысленно подытожил Кроули. — Задача донельзя проста: не облажаться, не умереть и не раскрыть карты перед Ангелом раньше времени». — Я знаю, где искать американку, — сказал он вслух. — Завтра мы отправимся в Национальную Библиотеку. Если, конечно, я переживу ночь на этом ужасном диване. Улыбка тронула уголки губ Азирафаэля. — По поводу этого… Моя кровать не очень широкая, но думаю, там как раз найдётся место для одного вечно недоедающего художника. Кроули улыбнулся в ответ. Ему определённо нравилась перспектива остаток ночи прижиматься к тёплому мягкому телу своего возлюбленного. А если ноги снова не будут помещаться на кровати, явно не рассчитанной на его рост, то можно будет просто обхватить ими Азирафаэля, обвившись вокруг него подобно змее. — Кстати, после библиотеки мы можем заглянуть в мебельный магазин. Думаю, нам надо кое-что докупить, раз уж ты переезжаешь ко мне, — предложил Ангел, протягивая Кроули руку в приглашающем жесте. Кажется, мир между ними был снова восстановлен.