«Чёрные, чёрные, чёрные реки Текут из её опущенных век. И я просыпаюсь простреленной и беспомощной, как ребёнок.» ©Екатерина Гопенко, группа "Немного Нервно" цитата взята из песни "Черные травы", как и название главы.
….Об ограблении Национальной Фабрики Монет и Марок Алисия узнает по иностранным новостям. "Срочное включение из Испании" обеспокоенно говорит ведущая, напряжённо вглядываясь в экран ноутбука. "Вооруженное нападение", "около семидесяти заложников, среди которых иностранцы", "есть раненые со стороны полиции" и Ракель с Анхелем крупным планом на фоне окружёного снайперами здания. Дыхание перехватывает. То ли от осознания ситуации, то ли от того, что она снова смотрит в лицо подруги, через столько лет. Сьерра знает, что Мурильо профессионал и в состоянии справиться, но все равно мечется загнанным зверем в клетке, от мысли, что в случае необходимости ее даже не могут вызвать, потому что она заперта на круизном лайнере посреди океана и даже если ей дозвонятся, она не сможет никуда приехать или прилететь ещё как минимум полторы недели. Херман так долго ждал этого отпуска, что когда он просыпается посреди ночи и находит ее, гуглящей новости по этому делу, Алисии становится очень неловко. Ее сводит с ума непонимание, что происходит на самом деле: источники разнятся буквально по каждому вопросу, если не считать масок Дали и Элисон Паркер, а когда Ракель отстраняют от дела, буквально нигде нет никакой информации почему. Зато на новостных кадрах, видно заходящего в полицейскую палатку Альберто и это заставляет сжимать кулаки от ярости. В последствии, она читает отчёты об операции и переслушивает записи переговоров в палатке сотни и сотни раз. Ее приглашают прочитать про это лекцию в академии - полный разбор кейса с дополнениями о том, как можно было не допустить совершенных ошибок на ее взгляд, - и Анхель, приглашенный как очевидец, сильно смущён этой встречей. Чтобы ни случилось дальше по этому делу, она будет работать с этим, что начальство явно даёт понять. Так что она слушает Ракель снова и снова, чтобы потом перемотать записи камер видеонаблюдения в кафе и начать с начала: каждый их жест и слово, прочитанное по губам. Про Ракель никто ничего не знает: отстранена на неопределенный срок, не отвечает на звонки Анхеля и не читает сообщения в социальных сетях. Ничего удивительного - никто не хочет быть на виду после такого фиаско. Когда спустя год, Алисию переводят в Мадрид, она первым делом идёт домой к Мурильо. Она правда хочет поговорить, даже если это будет разговор о погоде, потому что больше не может постоянно слышать ее на записях и видеть во снах, не встречая по-настоящему. Но дверь открывает совершенно другая женщина. – Мурильо? - по акценту становится понятно, что она иностранка, - Женщина с дочкой и матерью? Предыдущие арендаторы? Нет, честно говоря, нет, не знаю куда они переехали. Но если вы их знакомая, то может быть заберёте вещи? Они оставили довольно много… Хозяйка дома сказала, что я могу их выкинуть, но у меня честно говоря, не поднялась рука и я отнесла на чердак. Нет, она тоже ничего не знает - ей оставили оплату за последний месяц в конверте в прихожей, без какого-либо адреса для почты. Странная ситуация, честно говоря, но мало ли какие у людей могли быть причины… Я вот тоже переезжала в большой спешке. Почту я могу переотправлять вам, если захотите - думаю, что она ещё будет приходить какое-то время - я только неделю как въехала и... – Сьерра? - от этого неприятно-удивленного и одновременно презрительного тона по спине идёт холодок и Алисия стремительно оборачивается. – Викунья. - Констатирует она не менее неприязненно и они сверлят друг друга взглядом какое-то время, прежде чем женщина в дверях снова подаёт голос: – Так вы будете забирать вещи? – А это ещё кто? - Альберто смотрит так мрачно, что женщина пятится назад. – Я здесь живу. А вы тоже знакомый предыдущих арендаторов? – Что значит предыдущих? Алисию охватывает злое веселье: Ракель сбежала, окончательно сбежала от него, никому ничего не сказав, и наверняка позаботилась на этот раз, чтобы он больше не добрался до нее или Паулы. – Ракель не сказала тебе, что они съезжают? - она ухмыляется, - Тебе следовало бы быть более осведомлённым о месте жительства своей дочери. Взгляд Викунья темнеет. – Эта сука позаботилась после развода о том, чтобы я не мог видеть свою дочь чаще одного раза в пятнадцать дней. И я как раз пришел за Паулой, но какой сюрприз! - его голос, как и взгляд, полон яда, - Ее учительница говорит, что она не появлялась на занятиях уже две недели, ровно с нашей последней встречи, "по семейным обстоятельствам", если верить предоставленной записке. - Он показательно вынимает из кармана смятый листок, а затем, не глядя бросает его на землю. - И, какое совпадение, когда я позвонил няне, оказалось, что она получила расчет сразу после того, как последний раз забрала Паулу из моего дома. Две недели назад. – Так же, как и хозяйка дома… - растерянно тянет женщина в дверях, - Может быть стоит обратиться в полицию? – Я и есть полиция! - говорят они хором и тут же злобно смотрят друг на друга. – Ой. - Во взгляде иностранки читается испуг. – Поздравляю, Альберто, - Сьерра язвительно улыбается, - Ты подорвал доверие гостьи столицы к государственной системе. – Нет-нет, все в порядке, - женщина улыбается и машет руками, но это не скрывает того, что ей явно не по себе. - Так вы заберёте вещи? – Да, я заберу - Викунья шагает на крыльцо, но Алисия останавливает его рукой: – Нет. Ты не будешь рыться в их вещах, а тем более, забирать что-то из них себе. – Да. Речь идёт о пропаже или похищении моей дочери - потому что без моего ведома эта сучка не имела права увозить Паулу куда-либо, ничего не сказав, и я сомневаюсь, что она бросила все так, чтобы перебраться на соседнюю улицу. И к тому же я лучший криминалист в этом городе, так что да, думаю да, именно я должен - и буду, - осматривать эти вещи. – Ты не пойдешь туда один. - На ее лице самая сладкая улыбка, но взглядом можно резать металл, - Ты позвонишь, заявишь о похищении дочери, раз ты так в этом уверен, и запросишь официальный приказ, и лишь потом зайдешь в этот дом, в своем стерильном костюме, на самом деле как криминалист, в сопровождении следователя и с фотоаппаратом. Альберто смотрит на нее долго и яростно; Алисия кожей чувствует как разрастается дискомфорт и неприязнь изначально приветливой женщины, чьего имени она так и не спросила. – Сука. - Наконец говорит он негромко. Она знает, что он хотел бы продолжить, что имеет право забирать вещи не только как криминалист, но и как родственник, в то время, как она вообще, фактически, никто для них. Сьерра почти услышала "Паула даже не знает кто ты.", но прежде чем он на самом деле произнес это, расплылась в ухмылке: – Оскорбление полицейского при исполнении. - Она указывает на значок на поясе, зная, что эта война между ними никогда не прекращалась.* – Дерьмо… - ругается Викунья себе под нос, отворачиваясь. – Спасибо, сеньора, мы вернёмся с официальным визитом позже. Извините за беспокойство. Женщина облегчённо закрывает перед ними дверь. Когда они возвращаются официально, оказывается, что на чердаке в самом деле много всего. Если точнее, Ракель не забрала практически ничего, кроме некоторых летних вещей, пары детских игрушек и двух небольших чемоданов. Они не взяли ничего из школьных принадлежностей Паулы, никакой теплой одежды и обуви ни для одной из них. Со счета в банке была снята не вызывающая подозрений сумма, несмотря на то, что хранилось там сильно больше, и были оформлены автоматические ежемесячные пожертвования в различные фонды помощи женщинам в трудных ситуациях и жертвам насилия. Она не собиралась забирать остальные деньги… Суть была в том, чтобы они медленно переводились на благотворительность небольшими суммами, пока не закончатся. Достаточно небольшими, чтобы фонды не заинтересовались автором пожертвования, а сотрудники банка не пытались отговорить от решения пожертвовать все свои сбережения разом. Алисия помнит, как полковник Прието заглатывает сразу горсть разноцветных таблеток, перед тем как в пятый раз перечитать отчёты. – Она уезжает, позаботившись о том, чтобы об этом узнало как можно меньше людей, и как можно позже, увозит с собой дочь, не ставя в известность ее отца, и не вполне дееспособную мать, так же ничего не сообщая об этом родной сестре. Она практически не берет с собой деньги, и заботиться о том, чтобы в течении года их не осталось на счету, и оставляет большую часть личных вещей, включая все теплые вещи - всех троих, - и... Сьерра закатывает глаза: повторение одного и того же по кругу весьма утомляет. – И очевидно, что она сбежала не в Норвегию. Альфонсо Прието бросает папки с отчётами на стол: – Очевидно, что она сбежала к кому-то, у кого достаточно денег, чтобы содержать ее больную мать, купить новые учебники и каждую куклу, которую захочет ее дочь и обеспечить всех их настолько теплыми куртками, насколько понадобится, даже если они уехали в Антарктиду! – Маркина. - Мрачно озвучивает общие мысли Анхель,- Я знаю Ракель долгие годы, и у нее нет других знакомых, у которых бы было достаточно денег, чтобы вывезти из страны настолько приметную группу лиц, без единой регистрации, паспортного контроля, или вообще каких-либо ниточек, по которым их можно было бы найти. И она почти не выходила из дома последний год, так что вряд ли она познакомилась с каким-то другим миллионером, который против официальных билетов на самолёт! – Черт! - полковник хлопает по столу ладонью, - Мы следили за ее почтой и ей присылали только коммунальные счета и рекламу на оба почтовых ящика! Мы не можем проверить каждую рекламную брошюру за год на предмет скрытых знаков! Как они связывались?! – Возможно, никак. - Негромко замечает Алисия, - Возможно, все было оговорено заранее и она просто ждала назначенного момента. Сьерра слышит голос Ракель наяву так часто, что кажется знает уже наизусть каждую реплику трехклятых переговоров, но ее сны черно-белые и пугающе-тихие. Женщина из ее снов моложе фотографии в личном деле - всегда такая же, какой она запомнила ее при последней их встрече: распущенные волосы, растрепавшиеся на затылке, и длинная царапина на скуле. Каждую ночь она стоит напротив и смотрит, не говоря ничего. Они обе не двигаются с места, но Алисия видит неподвижное лицо Мурильо все ближе и ближе и чувствует как грудная клетка наполняется ужасом, по мере того как немигающий взгляд напротив наполняется чернотой. А когда там не остаётся ничего кроме тьмы, Ракель в ее снах закрывает глаза. И тогда ей становится по-настоящему страшно.«Чёрные, чёрные, чёрные реки Текут из её опущенных век. И я просыпаюсь простреленной и беспомощной, как ребёнок.»