— Раз. Два. Три. Четыре. Пять, — голос Пита, до этого зычно разлетающийся по всему дому, вдруг затих. — Я иду искать! — протараторил он, и лестница заскрипела под его быстрыми шагами. Захлопали двери. Раздался визг Корделии этажом ниже, а спустя пару минут — дружный взрыв хохота. Там, где был Пит, тихо не было никогда. Им тринадцать, а это первое лето, которое они проводят вместе. Первое, но ни в коем случае не последнее. — БО! Она тихо засмеялась, сильнее вжимаясь в окно позади, как будто это могло помочь и спрятать ее лучше. Занавески надёжно прятали ее от глаз всякого, кто зашёл бы в их с девочками комнату. Сама она сидела на подоконнике, подтянув к груди острые коленки. С лица почему-то никак не сходила глупая улыбка. Но она быстро пропала, когда раздался щелчок открываемой двери. Бонни всего тринадцать. Ее родители разведутся только в следующем году. Она пока не ненавидит свою мать, но уже замечает некоторую холодность в отношениях родителей. Квиддич ещё не стал для нее делом всей жизни, хотя она уже проявляет к нему интерес. Бо перестала дышать и даже крепко прикусила нижнюю губу, чтобы ненароком наружу не вырвался случайный вздох. Пит ходил удивительно громко и топал как целое стадо слонов, но сам этого даже не замечал. — Я вижу тебя сквозь занавески, — со смешком произнес он. Его голос уже сейчас был хриплым из-за выкуренного им приличного количества сигарет. Питу всего тринадцать, а он уже курит, будто и правда надеясь таким образом избавиться от душащего в своих тисках горя. Его мама умерла всего два года назад. Ему все ещё больно. — Вылезай, Бо. Она не шевелилась ровно до того момента, пока чужие руки не отдернули в сторону занавеску и не стянули ее с подоконника, бросая прямо на ближайшую к окну кровать. Руки Пита прошлись по ее ребрам, спрятанным за тканью футболки. Его пальцы были обжигающе холодными. — П-перестань! — из ее горла периодически вырывались то громкие визги, то звонкое хрюканье. Была бы здесь ее мать — обязательно бы наругала за такое невоспитанное поведение. Она попыталась лягнуть его пяткой в живот, но Пит ловко перехватил ее щиколотку, и в следующий же момент его пальцы прошлись по всем чувствительным местам на стопе. — ХВАТИТ! Ей уже было физически больно смеяться, но вырваться из его хватки никак не получалось. Ее визги были настолько громкими, что не прошло и минуты, как дверь в комнату открылась во второй раз и в проёме показались три головы. — Веселитесь… — И без нас? Фреду и Джорджу ещё тринадцать. Они мечтают о том, что когда-нибудь откроют свой магазин приколов. Пока что они отрабатывают все свои шутки на Рональде. Им ещё тринадцать и пока что их самая серьезная шалость — взорванный мужской туалет в Хогвартсе. — Как-то не по-дружески, — закончила Корделия мысль близнецов и тут же ткнула их под ребра, заставляя пройти внутрь. Ей ещё только тринадцать. Она все ещё принимает слишком близко к сердцу нападки слизеринцев и по ночам мочит в слезах свою подушку. На ее лице все ещё есть место для искренней улыбки, а давать отпор обидчикам она научится только в следующем году. Тогда же она и примет для себя самое важное в жизни решение — стать мракоборцем. — Спаси-и-ите, — буквально провыла Бо, ужом извиваясь на маленькой кроватке, пытаясь спастись от ледяных, но таких проворных пальцев Пита. Джордж резко подался вперёд и схватил с одной из кроватей подушку, а в следующий же момент она больно опустилась на голову Питу. Тот замер, оторопело, и уставился на друга. Бо, воспользовавшись заминкой, выползла из плена его рук и на всякий случай отбежала подальше. — Ты в порядке? — со смешком спросила Корделия, заключая ее в кольцо своих рук. — Отлично просто. Бо была красная, как помидор, но ее глаза сверкали весельем. Им всего тринадцать. Они ещё не думают о том, что будет, когда они вырастут. Их детство не омрачено ужасами войны. Пока что они просто живут. Любят. Дружат. И делают все для того, чтобы стать друг для друга семьей.
— Чёрт. Пит дернулся от звука постороннего голоса и вынырнул из свой воспоминаний. Сказать по правде, делать этого совсем не хотелось. Воспоминания о детстве всегда были самыми яркими, самыми счастливыми в его жизни. Поэтому ему как можно дольше хотелось нежиться в их теплых объятиях. Он развалился на подоконнике в комнате девчонок, высунув в открытое окно руку с зажатой между пальцами сигаретой. Тома стоял в дверях и выглядел так, будто действительно не готов был встретить кого-то здесь. — В этом доме от тебя вообще можно избавиться? — он скривился, но зашёл внутрь, плотно прикрывая за собой дверь. Пит фыркнул. — Что ты здесь забыл? Он захлопнул книгу, которая до этого лежала у него на коленях и снял ноги с подоконника, для того, чтобы хорошо видеть Тома. — Ищу Корделию. — Здесь ее нет, как видишь, — Пит пожал плечами, а затем театрально взмахнул рукой: — Так что давай быстрее ползи обратно в норку, из которой ты вылез. Тома скривил губы. Откровенно говоря, ему сейчас как никогда хотелось воспользоваться маггловским методом выяснения отношений. А именно, — взять и зарядить зарвавшемуся парню по носу. Только Корделия это вряд ли оценит. Она любила всю эту шайку сирых и убогих и каждый раз ругалась на него, если он позволял себе лишнего в их отношении. Он каждый раз не понимал: почему? Ни один из них не блистал особенным умом, а их магические способности оставляли желать лучшего. Ни манер, ни внешних данных. Ни-че-го. Только непомерно большое эго и умение влипать в неприятности. — Пожалуй, подожду ее здесь, — Тома расположился в одном из кресел и вытянул вперёд свои длинные ноги. — Не помешаю? — Помешаешь. — Вот и славно, — он ухмыльнулся. Пит недолго сверлил его своим тяжёлым взглядом. В какой-то момент он вернулся в свое начальное положение, вновь раскрыл книгу и поджёг свежую сигарету. От этого болгарского осла у него жутко болела голова. Искать информацию о подвеске матери он начал совсем недавно. Очень трудно было найти соответствующую литературу, особенно если до этого ты девятнадцать лет своей жизни книги в руки даже не брал. Пришлось зарегистрироваться в нескольких библиотеках. Даже в парочке маггловских, хоть это и не помогло особо. Информации было катастрофически мало. Ее по крупицам приходилось выуживать из каждой найденной книги и старательно переписывать в блокнот, чтобы в будущем собрать по кусочкам в одну целостную картинку. Но ещё нигде ему не удавалось найти информацию о том, как можно уничтожить темный артефакт. Пит ни на секунду не сомневался в том, что загадочный «Глаз Брахмы» являлся темным артефактом. А вот связи с семьёй Булстроудов ему найти пока не удалось. Он только смог выяснить, что одна их представительница училась сейчас в Хогвартсе на одном курсе с Гарри. Слизеринка. — Удивлён, — вновь подал голос Тома. Пит закатил глаза и оторвался от книги. — Чему? — Тому, что ты читаешь. — Да я вообще парень удивительный, — Пит глубоко затянулся и показательно выпустил дым прямо в комнату. Ему претило вести себя так по-детски, но поделать с собой он ничего не мог. Тома вызывал у него стоическое чувство отвращения, с которым он пытался бороться путем таких мелких пакостей. Он пытался вывести его на эмоции, добиться хоть какой-то реакции. Но тот всегда оставался спокоен. — Ну да, — Тома усмехнулся. Его взгляд изучающе скользнул по комнате, прошёлся по каждой аккуратно заправленной кровати, пока наконец не остановился на стопке книг в углу. — Чье это? Пит в очередной раз оторвался от своего фолианта. — Гермионы. Или Дели. В этом доме только две зубрилы. — И кто из них увлекается, эээ… Стратегией квиддича? Тома поднялся с места и подошёл к стопке, чтобы вытащить из нее упомянутую книгу. Она была довольно увесистой. Слегка потрёпанная — было видно, что ее читали не один раз, — с уже выцветшей картинкой на обложке. — Положи, — тон голоса Пита резко сменился с легкомысленного на угрожающий, а взгляд потемнел от злости. — Положи на место. — Чье это? — Тома открыл форзац, где витиеватым почерком было выведено «Б.Т.» — Занятно, — он захлопнул книгу. — Это та ваша подружка. Которой вы строчите письма в Америку. Как бишь ее… Барбара? Напряжение в комнате стремительно достигало своего апогея. Тома нарочно провоцировал его в ответ, и получалось у него это гораздо лучше. Потому что упоминание Бо никак не могло оставить Пита равнодушным. Их отношения были настолько непонятными и запутанными. Но такими нужными для обоих. — Бонни, — едва не скрипнув от злости зубами, произнес он. — И тебя это не касается. — Почему же? — Потому что ты в этом доме — личность проходящая. Сегодня здесь, завтра уже нет. Надеюсь, «завтра» наступит как можно скорее. — Я бы не надеялся, — Тома усмехнулась и положил книгу обратно в стопку. — Я буду здесь, пока Корделия нуждается во мне. Пит прищурился и спрыгнул с подоконника, отправляя сигарету в дальний полет в окно. От долгого сидения на одном месте у него затекла правая нога. — И с чего ты взял, что она в тебе нуждается? Он помолчал немного. Их взгляды пересеклись в безмолвном поединке. Ухмылка спала с лица Тома. Ладони Пита сжались в кулаки. — Оставь ее в покое. — Тебе-то какое дело? — Такое, что она — мой лучший друг, а ты мне не нравишься от слова совсем, — Пит в пару шагов подошёл к нему. — От тебя за версту несёт темной магией. Ты — совсем не тот, кто ей нужен. Тома резко повернулся к нему спиной, намереваясь покинуть комнату, и лениво бросил через плечо: — Это мы ещё посмотрим. Но не успел он коснуться двери, как его грубо схватили за плечи, разворачивая, и толкнули в стену. Крепко впечатывая в нее, Пит вцепился ему за грудки и навис сверху, угрожающе щурясь. — Оставь. Ее. В покое, — пророкотал он сквозь плотно сжатые зубы. Тома попытался его отпихнуть от себя, но Пит держал слишком крепко, предотвращая все попытки освободиться. Он чувствовал такую злость на этого болгарского выскочку, что чесались кулаки. — У нее уже есть тот, кого она любит, и кто любит ее. А ты их тандему нужен как танцору третья нога, то есть не нужен от слова совсем! — Погоди-погоди, — Тома вновь гадко усмехнулся. — Это, случайно, не тот, которому она заехала по причинному месту? От ответа его спасла резко раскрывшаяся дверь — в комнату влетела Корделия. Их она заметила не сразу, потому что была занята попытками утихомирить буквально искрящуюся на кончиках пальцев магию, и тихим бормотанием чего-то себе под нос. Кажется, это что-то было связано с Дамблдором, который появился в Норе с час назад. Когда же она обернулась, ее брови скептически взметнулись вверх, а губы изогнулись в каком-то очень странном оскале. — Даже не хочу знать, чем вы занимались тут… в нашей с девочками комнате. Дели сжала ладони в кулаки, кажется, сумев успокоиться. Воспользовавшись тем, что Пит отвлекся на нее, Тома со всей имеющейся силой оттолкнул его в сторону. Не переставая хмурить свои широкие брови, он поправил задравшийся пиджак и смявшуюся от кулаков рубашку. Ответа она не получила, потому что оба молодых человека были заняты тем, что обменивались уничижающими взглядами. — Я читал, — наконец сказал Пит. — Пока не пришла твоя подружка. Корделия удивлённо вскинула брови. — Читал? Он закатил глаза и что-то пробормотал себе под нос. — А мне нужно было с тобой поговорить, — немного резковато произнес Тома, видимо, недовольный тем, что Пит высказался раньше него. — И поэтому вы сейчас обжимались там у стены? Оба, как по команде, закатили глаза, а Корделия еле подавила улыбку, так и норовившую возникнуть на губах. — Мне вообще-то все равно на подробности вашей личной жизни. Обжимайтесь сколько хотите. Глядя на сконфуженные выражения их лиц, она заливисто рассмеялась. — Ладно, выкладывайте давайте, что у вас там, — наконец сказала она, падая на свою кровать. Разговор с Дамблдором оставил крайне неприятный осадок на душе. Он отругал ее по полной программе, как ничего не смыслящего в жизни младенца. Хотелось бы назвать его старым маразматиком, да язык не поворачивался — в некоторых его словах была доля правды.— Долго же вы добирались сюда, профессор, — она, хмурясь, стояла в дверях, не решаясь отчего-то ступить в комнату. Дамблдор пропустил ее грубость мимо ушей и рукой несколько раз похлопал по месту на диване рядом с собой, приглашая ее. Делать этого ей не хотелось, но все же пришлось пересилить себя. Возможно, так директор быстрее от нее отстанет. — Мисс… Морган, — он слегка запнулся на ее фамилии, видимо, задумавшись над тем, какую именно использовать. Фактически, ни одна из них ей теперь не подходила. Носить фамилию «Грин-де-Вальд» ей претило, а «Морган» ей больше не принадлежала. — Вы сейчас находитесь в крайне затруднительном положении. — Да что вы? — она театрально удивилась. — Неужели это действительно мое лицо уже несколько дней подряд красуется на первой полосе Пророка? — Ваш сарказм неуместен, — глаза Дамблдора гневно блеснули из-за стекол его очков. — Вы своим появлением поставили на уши всю магическую Британию. Скажите на милость, с чего вдруг вам понадобилось сбегать из Болгарии? — У нас с Камиллой возникли некоторые разногласия, — она решила не пояснять, что разногласия у них возникли из-за ее увлеченности темной магией. Дамблдору об этом было знать не обязательно. — Скажите, профессор, как долго вы собирались от меня скрывать мое прошлое? Всю эту белиберду про магию, мою злую «половинку» и Геллерта Грин-де-Вальда в качестве моего родственника? — Я пытался уберечь… — Чушь! Она подорвалась с места. Резко хлопнуло окно в комнате, подхваченное вихрем ее магии. Дамблдор удивлённо приподнял брови. Корделия несколько раз глубоко вдохнула, успокаиваясь. — Вы плохо себя контролируете, мисс Морган. Ваши слова и действия выдают в вас ребенка, но никак не взрослую девушку. Сбежать из Болгарии было самым глупым поступком, на который вы только могли решиться. Я не очень уважаю Камиллу Грин-де-Вальд, мисс Морган, но она долгое время укрывала вас, учила и делала все, чтобы защитить. Наверное, вам больше нравится сбегать от мракоборцев, каждый раз надеясь на то, что вас не посадят в Азкабан? Скажите, что же вы будете делать, когда на вас нападут не мракоборцы, а пожиратели смерти? Корделия закатила глаза на эту тираду и отошла от дивана, занимая место рядом с окном. Все же смотреть на улицу было приятнее, чем на разгневанное лицо профессора, который отчитывал ее как ребенка. — У меня есть пара тузов в рукаве, — буркнула она. — Надеюсь, что под тузами вы подразумеваете не Тома Йордана. — Откуда вы?.. Она резко обернулся к нему и удивлённо вскинула брови. — Мне известно все, мисс Морган. И хочу вам сказать, что вашу с ним дружбу я не одобряю. — Как хорошо, профессор, что ваше одобрение мне не нужно. Вы лгали мне большую часть моей жизни. И почему-то случилось так, что до сегодняшнего дня вам было все равно на то, что в ней происходит. Дамблдор поднялся с места. Его плотно сжатые губы прятались в складках густой бороды, но потемневшие от злости глаза выдавали все его эмоции с головой. — Как хорошо, мисс Морган, что я в вашем одобрении тоже не нуждаюсь. Я делал то, что считал нужным. Ваша мать умоляла меня спасти вас, и я намерен сдержать данное ей обещание. Поэтому послезавтра же вы и мистер Йордан отправитесь обратно в Болгарию. Профессор Снейп отольет вам из своих запасов оборотное зелье и принесет его вместе с билетами на поезд. — Но… Корделия попыталась его прервать, но под жёстким взглядом директора умолкла, стыдясь собственной эмоциональности. Кажется, он был прав, когда говорил, что ее поведение не соответствует уровню взрослой девушки. Кассандра пыталась научить ее контролировать свои эмоции и даже достигла в этом определенных успехов. Но иногда ее бунтарская натура все же брала верх. — Мисс Морган, я пытаюсь помочь вам, — уже мягче сказал Дамблдор, улыбаясь краешками губ. — Вы можете мне не верить, но в последние пару дней я только и делаю, что пытаюсь найти доказательства вашей невиновности. Помогите же мне спасти вас. Иногда ее бунтарская натура брала контроль над ней, и это был один из таких моментов. Корделия покинула комнату, слишком резко срываясь с места. Профессор не пытался ее остановить, только сверлил тяжёлым взглядом ее спину. — Эй, Дел, стой! Она не успела дойти до лестницы каких-то пару шагов, когда дорогу ей перегородил Фред. Его лицо перекосилось гримасой сожаления, но в глазах прямо-таки полыхал огонь лукавства. Джорджа она боковым зрением успела заметить на кухне. Он играл с Джинни и Гермионой во взрывающиеся карты и, кажется, ему совсем было все равно на то, что делает его близнец. Все те дни, что она находилась в Норе, Фред Уизли только и делал, что пытался всячески перед ней извиниться. И иногда он выбирал для этого очень изощрённые методы. Например, на прошлой неделе он разбудил ее посреди ночи (а заодно и всех остальных обитателей дома) своими завываниями под ее окном. Сам он называл это пением, в то время как все остальные — пыткой. А совсем недавно, припахав к этому Джорджа и Пита, он ловил садовых гномов. После этого четыре маленьких человечка целый день бегали за Корделией и по очереди повторяли: «Давай мириться, хватит злиться» и посылали воздушные поцелуи. Короче говоря, все это было абсурдно и ужасно, а главное раздражало ее ещё сильнее. Но Фред этого не замечал и изощрялся все сильнее. Поэтому сейчас, когда у нее совсем не было настроения на все эти глупости, она решила отвадить его сразу. — Локомотор Мортис, — она взмахнула рукой, с каким-то садистским удовольствием наблюдая, как медленно склеиваются ноги Фреда. Тот удивлённо выпучил глаза, а в следующее мгновение уже упал, не в силах удержать равновесие. — Но Дел, стой… — он попытался ее позвать. Из-за того, что лежал он лицом в пол, его слова слышались слегка приглушенно. — Не заткнешься, я тебе и рот заклею, — процедила она сквозь плотно сжатые зубы и, перешагнув через неподвижное тело, стремительно начала подниматься наверх.
Из раздумий ее вывел голос Пита. — Я хотел кое-что тебе рассказать. Наедине, если можно, — он покосился на Тома. Тот сложил руки на груди, всем своим видом показывая, что никуда из этой комнаты не уйдет. — Нельзя. — А я не у тебя разрешение спрашиваю, принцесса, — процедил Пит. Это было похоже на то, как мальчики в детском саду дерутся за право играть в машинку, которая никому из них не принадлежит. Смешно, но со временем утомляет. — Хватит, девочки, — прервала их препирательство Корделия. — Уровень токсичности в этой комнате стремительно растет, и если вы не перестанете, я в ней захлебнусь. — Змея не может умереть от собственного яда, милая, — заметил Тома, ухмыляясь. Пит, явно намеревающийся сказать что-то похожее, недовольно поджал губы и сложил руки на груди. — Чёрт, а ты прав, — она улыбнулась. — Туше.***
Бо всю жизнь боялась. Сначала боялась получить неодобрение матери. Со временем считаться с ее мнением она перестала, но страх никуда не исчез. Затем — боялась, что не сумеет попасть в команду Когтеврана по квиддичу. Боялась, что отец однажды может не вернуться с рейда. Боялась, что друзья когда-нибудь разочаруются в ней. Боялась, что не сможет играть в Татсхилл Торнадос. Боялась, боялась, боялась. Она устала жить в страхе, наверное, поэтому согласилась на авантюру Дункана и капитана Фичбургских Зябликов. Ей нечего было терять. В конце концов, она просто вернётся на свою скучную работу в министерство. Отец всегда говорил ей: «Бо, риск — дело благородное. Не бойся рисковать, ведь вполне вероятно, что все твои страхи окупятся». Он оказался прав, потому что Коллин Моррис в конце концов взял ее к себе в команду. Поворчал на ее слабый пас левой рукой и выразил свои опасения по поводу ее очков, но все равно взял. А потом все так закрутилось, завертелось. Ее познакомили с командой, представили прессе. А потом был первый матч, во время которого ее даже выпустили на поле во время второго тайма, когда один из охотников свалился с метлы и сломал ногу. Все начинало налаживаться, пока в один из дней она не завалилась домой посреди ночи после одной из тренировок и не увидела маму, сидящую в гостиной. Напротив нее, на столе, лежал свежий выпуск «Новостей волшебного мира», открытый на странице со спортивными новостями. Ей удачно удавалось скрывать тот факт, что она теперь снова играет в квиддич. Миссис Флорес не интересовалась спортом, поэтому о том, что она может прочитать ее имя в газете можно было не переживать. Одежду и метлу она оставляла в клубе Зябликов, а синяки и ссадины удавалось прятать магией. Но, видимо, в ее плане что-то пошло не так. Миссис Флорес обернулась на скрип входной двери. Ее брови свелись на переносице, и она поднялась с места. — Где ты была? — голос ее матери звучал угрожающе тихо. Бо бросила взгляд ей за спину, на газету, где во всю страницу красовалась колдография с недавнего матча между Фичбургскими Зябликами и Сенненскими соколами. Она судорожно пыталась соображать, что делать дальше — продолжать лгать или уже наконец сказать правду. К счастью, миссис Флорес сама избавила ее от необходимости делать выбор. — Как долго это продолжается? — Около недели. — Около недели, — эхом повторила та и подхватила со стола недопитый бокал с вином. — Около недели ты дурачишь меня, своего отца и Джерарда, который, между прочим, смог устроить тебя на работу! Тебя, отвратительно сдавшую выпускные экзамены и не попавшую ни в одну квиддичную команду! — Я хорошо сдала экзамены, — резко бросила Бо, выпрямляясь по струнке. Уязвленная гордость дала о себе знать. Она могла вытерпеть что угодно, но только не клевету. — Хорошо, но не превосходно. Если бы не Джерард, никто в министерстве даже не стал рассматривать твою кандидатуру! Миссис Флорес обреченно закрыла глаза ладонью и следующую фразу почти прошептала: — Какой позор ты снова навлекаешь на нашу семью! Мало нам было новости о том, что твоя лучшая подруга — самая разыскиваемая в Великобритании преступница! — Корделия не преступница, она лишь… Бо неосознанно начала повышать голос, раздражаясь, но мать прервала ее одним взмахом руки. Она подошла к ней ближе, останавливаясь в паре шагов. От миссис Флорес пахло приторно-сладкими духами. Бо хотелось закрыть нос ладонью, только бы не чувствовать этого аромата. Как же он ее раздражал, до тошноты просто. Когда их с матерью отношения свернули с правильного пути? Она не знала. — Не повышай на меня голос, Бонни! Я не твоя подружка, а у нас в семье — не демократия. Твой отец слишком тебя разбаловал, но я — не он, поэтому будь добра соблюдать субординацию! — Прости, — сквозь зубы проговорила Бо, глядя на плотно сжатые губы миссис Флорес. — Прощаю. Но ни в какой квиддич ты больше играть не будешь. Мы долго терпели твои выходки, но теперь мне это надоело! Я устала от тебя, твоего безответственного поведения и того позора, который ты раз за разом навлекаешь на нашу семью. Бонни буквально задохнулась от возмущения. — Ты не можешь запретить мне играть в квиддич! — Тогда милости прошу, — миссис Флорес указала рукой в сторону двери. — На все четыре стороны. Она пораженно отступила назад на пару шагов. Ведь было понятно, что рано или поздно это случится. Но почему тогда так больно? Бо вбежала вверх по лестнице. Хлопнула дверь в ее комнату. Миссис Флорес осталась в гостиной одна. Она одним большим глотком осушила бокал с вином, а потом, не сдерживая силы, метнула его в стену. Раздался оглушающий звон, когда бокал разлетелся на миллион мелких осколков. На душе скребли кошки. Бо никогда не простит свою мать, если та запретит ей играть в квиддич. Она об этом знала. Тогда зачем нужно было говорить эти страшные слова? Для матери нет ничего важнее ее ребенка. Даже если он упрямый, чересчур гордый и взбалмошный. Для Розмари Флорес не было ничего важнее Бонни и Проспера. Но каждый раз пытаясь уберечь их от ошибок и разочарования, она натыкалась лишь на непонимание и гнев с их стороны. — Госпожа, — раздался тихий голос их домашнего эльфа. Миссис Флорес несколько раз глубоко вздохнула, приводя дыхание в порядок. — Чего тебе, Ори? — слишком резко спросила она. — Госпожа, для маленькой мисс принесли новые письма. Она забрала стопку писем из рук эльфа и, не отрываясь от чтения имён отправителей, ткнула тому в сторону осколков. — Убери здесь все. Ноа Питерсон Джордж Уизли Фред Уизли Последний, самый увесистый конверт, внутри которого что-то подозрительно побрякивало, оказался без имени отправителя. Миссис Флорес поспешила распечатать его. Моя милая Бо! Надеюсь, что ты ещё помнишь, кто я такая! Мы не виделись с тобой сколько, полгода? Я очень по тебе скучаю. Официально заявляю, что я худший друг на свете. Спешу тебя уверить, что со мной все хорошо. Наверное ты уже знаешь новые подробности моей родословной. Это было так больно, Бо, узнать, что мои родители мне не родные. Они ведь погибли из-за меня. Говорят, что время лечит, но теперь я знаю, что это не так. Время немного притупляет чувство вины, пряча его в самый дальний ящик сознания, но не избавляет от него полностью. Я научилась с ним жить. Но теперь, кажется, даже Ребекка винит меня в их смерти. Фред — такой дурак! Честное слово, Бо! У меня сердце каждый раз сжимается от боли, когда я вижу его. Как бы мне хотелось его простить, но ты же хорошо знакома с моей чёртовой гордостью? А ещё я боюсь, что рядом со мной ему небезопасно. Я окружена тьмой, Бо, и из-за этого страдают все, кто мне дорог. Как бы мне хотелось, чтобы ты была рядом. Чтобы заключила в кольцо своих рук и сказала, что все пройдет, как ты это делаешь всегда. Я очень скучаю по тебе и очень надеюсь, что рано или поздно мы свидимся. Хочется думать, что это случится раньше, чем меня упекут в Азкабан. Расскажи мне, как у тебя дела? Как твоя новая работа в министерстве? Пит ещё та сплетница, он уже все мне про тебя рассказал! Прости, что меня не было рядом в такое тяжелое для тебя время. Как бы мне хотелось помочь тебе пережить все твои волнения по поводу квиддича. Со всем уважением и любовью, представляться, с вашего позволения, не буду. P.S. Надеюсь этот маленький подарок сможет загладить мою вину перед тобой хоть немного. С прошедшим днём рождения, милая. Внутри конверта лежала коробочка с наручными часами. Заколдованными, потому что на часовой стрелке лежал маленький человечек и подбрасывал вверх снитч, который раскрывал свои крылья от каждого броска. Заметив, что на него смотрят, человечек помахал ей рукой и продолжил свое нехитрое занятие. Все письма в следующий же момент полетели в зажженный камин, а коробка с часами нашла свое место в небольшой шкатулке на подоконнике. И никакого сожаления миссис Флорес по этому поводу не испытывала. Она сразу поняла от кого последнее письмо. На втором этаже вновь хлопнула дверь, а затем на лестнице раздались шаги. Бо, с двумя сумками наперевес, двигалась в сторону выхода. — Пока, мама, — тихо сказала она, а потом выскользнула на улицу, оставляя мать одну печально глядеть себе вслед.