***
Город Бари, второй по значимости на юге Италии после Неаполя, расположился на каблучке итальянского сапожка; крупный морской порт и транспортный узел. Но если бы Бари был очередным портовым городом, то не обрёл бы известности дальше пределов Италии, не будь он местом паломничества тысяч христиан, ежегодно приезжающих сюда, чтобы прикоснуться к мощам святого Николая и попросить у него помощи. Тотчас из аэропорта Саша потащил Дениса в крипту базилики Сан Николы. По вторникам и четвергам здесь проводятся православные литургии, и Саша спланировал день прилёта таким образом, чтобы непременно попасть на богослужение. Единственный чемодан и тот был небольшим. Много ли шмоток нужно двум парням, отправляющимся в путешествие на четыре дня? Денис заметил, как Саша разволновался, едва переступив порог базилики, как испытал скрытые радостные эмоции от невидимой связи со святым Николаем. Он ещё раз пересказал Денису, как Николай чудотворец, явившись наяву, спас ему жизнь. В подвальной части крипты шла православная литургия. Рака с мощами стояла в центре храма и была ограждена решёткой, за которой выстроилась длинная очередь из паломников. Неожиданно, отовсюду послышалась русская речь. Денис огляделся: «Полно наших с чемоданами». Вдоль одной стены работала церковная лавка. Пел хор. Всего в несколько голосов, но очень складно и трогательно. Денис посмотрел на Сашу: у того слёзы катились по щекам. Намоленное место объединяет православных и католиков, и это чувствуется. После службы священники открыли решётки, и все желающие смогли приложиться к каменной плите, под которой покоились мощи святого. Зима, и поток паломников небольшой, поэтому очередь продвигалась быстро. Приложившись к раке, Денис ничего мистического не ощутил, так как устал после перелёта и устал стоять в очереди. Он никогда прежде не путешествовал, не летал на самолётах и не выезжал за пределы родного города. Как помощника путешествующих Денис поблагодарил святого Николая за благополучное прибытие в Италию и попросил его защитить их с Сашей от внезапной смерти при возвращении на родину. Вдруг у самолёта откажут сразу все двигатели? С непривычки Денису было страшновато лететь. Он то и дело вслушивался в звук работающих двигателей: они то гудели, то как будто отключались. Невольно вспомнив «Пункт назначения», ему стоило немалых усилий, чтобы не выдать свой страх Саше и рядом сидящей девочке, лет восьми-девяти. А у Саши после посещения базилики словно выросли крылья. Он был полон энергии и затаскал Дениса по городу, не давая ему отсыпаться в отеле. Глупо торчать в гостинице, когда всего лишь на четыре дня приехал в Италию. Бари, как и многие итальянские города, имеет богатую древнюю историю, поэтому здесь, в лабиринтах аутентичных выбеленных улочек, много старинных достопримечательностей и памятников архитектуры. За три дня парни объездили весь город: посетили Швабский замок и древние католические соборы, площадь с дворцом заседаний и позорным столбом (на который когда-то сажали абсолютно голых несостоятельных должников), гуляли по Старому городу и по набережной Адриатического моря, объедались домашней пастой и пиццей, а в день рождения Саши экспериментировали с Мартини и Амаретто. В Бари можно увидеть ту самую самобытную Италию, а не лакированную туристическую картинку. Пожилые сеньоры на пластиковых стульчиках напротив икон Девы Марии играют в лото и карты; итальянские мамочки возле своих домов обсуждают последние новости, а кудрявые дети гоняют мяч во дворах, сбивая туристов с ног… И всё это, конечно, сопровождается ароматами свежеприготовленной еды, звоном тарелок и шумом мотороллеров. Рано утром Саша повёл Дениса на местный рыбный рынок. Не для покупок, а чтобы понаблюдать за повседневной жизнью итальянцев. На рынке они смотрели, как рыбаки отбивают живых осьминогов о камень (только так их мясо становится мягким и вкусным), – зрелище не для слабонервных. Вечерняя набережная Lungomare Nazario Sauro – одна из самых красивых и длинных набережных Италии. Девять километров элегантных фонарей, скамеек с романтичным видом на море, контраста света и архитектуры; здесь можно увидеть как солнце, розовыми лучами заката целуется с морем; здесь собираются барийцы после трудового дня, прогуливаются туристы и влюблённые парочки, и здесь же Денис неожиданно сделал Саше предложение: — Поцелуй меня, — положил руки ему на плечи и потянулся за поцелуем. — С ума сошёл, на нас люди смотрят! — оторопел Саша, краснея и пряча лицо от прохожих. — Мы в Италии, а здесь к геям толерантно относятся, — Денис повторил попытку, обняв его за плечи. — Здесь в основном туристы из России. Денис, прекрати сейчас же – это не культурно, — стыдливо скукожился в его объятиях. — Туристы обязаны соблюдать законы той страны, в которой находятся, а в Италии права секс-меньшинств защищены – это во-первых. А во-вторых, уже темно и нас не видно, — тут Денис обольстительно распустил свои прекрасные волосы и качнул бёдрами, имитируя девушку. — Так уж и не видно, — полушёпотом спорил Саша, — солнце же ещё не село. — Ты меня стыдишься? — укоризненно приподнял одну бровь. — Вовсе нет! Просто мне стыдно, что я… — Саша закусил нижнюю губу, стесняясь закончить предложение. — Что ты гей? — помог ему Денис, вопросительно приподняв другую бровь. — Боже, помилуй меня грешного, — взмолился Саша, озираясь по сторонам в поисках осуждающих взглядов. — Давай, целуй уже! — настаивал Денис, сложив улыбку в трубочку. — Засранец! — улыбнувшись, Саша смущённо обнял парня за талию. Лицо его было встревоженным. Показалось, что ничего хорошего не выйдет. Он бы обошёлся без прилюдного романтизма, а вот Денис… Тот уже прикрыл глаза и первый прижался мягкими губами к его напряжённым губам. Нехотя, под натиском языка, Саша разомкнул губы, и Денис вмиг ощутил странное возбуждение – радость победы! Для полного счастья недоставало восхищённых криков толпы: «Горько!». Саша почувствовал, что начинает не по-детски возбуждаться. Деликатно прервав поцелуй, он слегка отступил и с опаской огляделся по сторонам, готовый провалиться от стыда в геенну огненную. К его удивлению, никто из проходящих мимо людей, не обращал на них абсолютно никакого внимания. Они были заняты своими разговорами, увлечены закатом, фотографированием на его фоне и на фоне набережной, и высматриванием в море дельфинов. — Доволен, засранец? — буркнул Саша вполголоса и мельком указал взглядом вниз: — Посмотри, что натворил… Денис скрестил руки и, пожав плечами (будто он здесь ни при чём), отвернулся, чтобы ненароком не расхохотаться. Солнце почти село, но фонарное освещение ещё недостаточно яркое, чтобы осветить всем и вся небольшой бугорок, проступающий через плотную джинсовую ткань в районе между ног. — Поехали в гостиницу, — вдруг потребовал Саша. — Но время ранее, — протестовал Денис, — давай ещё погуляем: пройдём до театральной площади, зайдём в пиццерию и… — Я тебя хочу, — шепнул ему на ухо, да так страстно, что у парня волоски встали дыбом. — Поехали скорее… А в номере он распял его на всю ширину шикарной двуспальной кровати, обласкал и вылизал, плавно вошёл и сразу же взял сильный темп. Его серебряные крестик и кулон с изображением святого Николая, сотрясались от фрикций и звякали, ударяясь о подбородок Дениса. Тот приподнимал голову и подставлял под освящённое серебро губы, целуя крест и образ. Саша силился продлить наслаждение, задержаться в этом многоступенчатом кайфе, но сдался слишком быстро и выплеснулся в горячее, мучительно сладкое; задыхался и купался в нём, отдавая всего себя до последней капли. Облегчённо выскользнул наружу, и его семя потекло из растянутого юного тела на простынь. Ладошка музыканта звонко опустилась на твёрдую ягодичную мышцу – теперь очередь Дениса. Саша покорно встал перед ним в коленно-локтевую и едва успел перевести дух, как почувствовал уверенное давление сзади. Боли не было – Денис всё делал правильно, заполнял его нежно и сразу так мощно, что у Саши выделялся остаточный эякулят, даря ему дополнительное удовольствие. Едва сдерживая оргазм, Денис «выныривал» наружу и любовался ярко-розовой, зияющей мужской наготой, такой пошлой и доступной; ласкал языком разомкнутые стеночки, сходил с ума от рефлекторной игры мышц, сжимающихся вокруг языка и расслабляющихся при вхождении члена. Яички налились нестерпимо приятной тяжестью. Она требовала немедленного облегчения, и Денис принялся кончать. Войдя до упора и замерев в блаженном экстазе, кончил Саше глубоко – в самое сердце!.. Они вернулись из поездки довольными и счастливыми, но тут наступил Великий пост и подставил всё нажитое счастье под удар. Денис учился и продолжал работать в церкви. Саша из грузчика перешёл в охрану автокомплекса и работал сутки через двое. Денис был недоволен его решением, хотя они проводили время друг с другом не меньше, чем раньше. По возвращении из Италии Саша очень изменился. Как будто романтическая поездка не скрепила, а лишь расстроила их отношения. Святитель Николай постарался? Оставив священство, он вёл себя странно, что было вполне ожидаемым и естественным для человека, оказавшимся в тупиковой ситуации, когда далее невозможно было нести свой крест и исполнять данную Богу клятву. Денис замечал за ним всё больше и больше странностей. Например, после секса Саша уединялся, запирался в комнате и просил не беспокоить его; ночью, как только Денис засыпал, он уходил от него на другую кровать, а Денис просыпался в одиночестве. Где-то на окраине города Саша нашёл маленький церковный приход и ходил туда, пока Денис был в училище. Втайне от Саши, Денис убрал домашний иконостас, снял со стен почти все иконы, сложил их в коробку из-под синтезатора и спрятал под кровать. А чтобы бывший священник случайно не наткнулся на неё, уборку в квартире всегда делал сам, дабы при виде клочьев пыли, у того не возникло желания взять тряпку и заглянуть под кровать. Осталась небольшая карманная раскладка иконок, молитвослов, псалтырь и Библия, которые Денис не рискнул запрятать. Саша читает их ежедневно и потому сто процентов заметит пропажу. Впрочем, об исчезновении иконостаса и больших икон, Саша наверняка догадался, но почему-то не подавал виду и молчал. С ним что-то творилось. Ссылаясь на Великий пост, он плохо ел, перестал устраивать кинопросмотры по вечерам, отлынивал от секса, стремился к молитве и одиночеству. Денис догадывался в чём причина и в один из дней, когда Саша был на сутках, ликвидировал в доме все оставшиеся иконы и православную литературу. Он мучался от ревности и от недостатка внимания и хотел досадить религиозному фанатику. Если не срубить дерево, то хотя бы ободрать все листья. Но какого же было его удивление, когда он застал Сашу в комнате, за чтением покаянных канонов. Денис совсем забыл, что для того, чтобы помолиться, современному человеку вовсе не обязательно иметь под рукой молитвослов и Библию – достаточно иметь телефон. Однако, телефона у Саши в руках не было – он молился по памяти и это было… невероятно! Работая в церкви три года, Денис хорошо знал содержание, последовательность молитв и время, необходимое для неторопливого прочтения. Чтобы прочесть один покаянный канон, требуется не менее пятнадцати минут, а на акафист уходит полчаса. Саша ежедневно читал по три канона: Иисусу Христу, Богородице и Ангелу-хранителю. Плюс, вычитывал акафист святителю Николаю, а потом ещё псалмы Давида и Соломона. На все эти молитвы уходило почти полтора часа, и все их он помнил наизусть, произносил слово в слово. Денис стоял в дверях и ревновал, будто вовсе не сокрушенные молитвенные воздыхания слушал, а предательские стоны изменника; будто не коленопреклонение перед пустым иконостасом наблюдал, а застукал Сашу с любовником. А однажды он услышал его телефонный разговор с настоятелем мужского монастыря. Саша интересовался монастырским уставом, расспрашивал о документах, необходимых для зачисления в монастырь. Он не заметил, как Денис вернулся из училища и, увидев его вошедшим в комнату с мрачным лицом, незамедлительно попрощался с игуменом, обещая перезвонить. — Значит я был прав: ты в самом деле хочешь стать монахом, — обиженно буркнул Денис и хотел выйти подышать воздухом. Проклиная свой затянувшийся пубертатный период, он пытался справиться с ревностью и раздражительностью. Как видно – безуспешно, потому что Саше, вот уже в который раз, пришлось успокаивать его. Снова в прихожей. А что ещё делать, когда Денис, чуть что, сразу ломится к входной двери, что его манит, и не желает спокойно обсудить ситуацию? — Не буду лгать тебе, Динь, но я и правда думал о принятии пострига, — неожиданно признался Саша, когда соки любви истекли из обоих. — Тебя я не брошу, не бойся, так что напрасно ты прячешь от меня иконы. Верни их, пожалуйста, на место. — А я не помню куда их положил, — не краснея начал врать Денис. — Я делал уборку, а у иконостаса скопилось столько пылищи и паутины, что мне пришлось снять иконы, чтобы хорошенько прогенералить. Возможно, я по ошибке их выкинул вместе с бумажным хламом, — состряпал глупую виноватую физиономию. — И зачем ты мне врёшь? — быстро разоблачил его Саша. — По-твоему, за шесть лет священства я не научился отделять правду от лжи? Ты спрятал мои иконы под кровать: в коробку из-под синтезатора, — слегка пристыдил, призывая парня к покаянию. А Денис, вместо того, чтобы извиниться: — А я ещё и книги твои повыбрасывал. Они – сплошные пылесборники. Если есть интернет, зачем вообще нужны эти книги? Прошлый век! А календари висели старые позапрошлогодние и только портили интерьер. Пришлось отодрать их и выкинуть. — Зачем ты так со мной? — опечалился Саша, не веря его словам и своим ушам. — Потому, что я тебя люблю, а ты… — задрожал подбородок у Дениса, — …а ты Его любишь… а ты в монастырь… — Кончай уже дурить! — рявкнул Саша, потеряв терпение. — Ни в какой монастырь я уходить не собираюсь! Я же сказал, что просто думал об этом и всё. И всё! — достаточно грубо взялся за гладкий юношеский подбородок, фиксируя плаксивый взгляд напротив своего, и ущипнул, приводя Дениса в чувства. — Люблю тебя, — поцеловал, мстительно прихватывая зубами его губы. С наступлением светлого Христова Воскресения их отношения пришли в норму. Саша прекратил самобичевания и много времени проводил со своим парнем. Они вместе смотрели кино, сочиняли музыку на синтезаторе, пели караоке, готовили пищу и развлекались в постели (восполняя потерянные в оргазмах калории приготовленной пищей). Проявив несказанное благородство, Денис вернул на место иконы и книги, за что Саша отблагодарил его первоклассным минетом. Ему безумно нравился вкус его члена и спермы, а Денису не нравился, и он старался увернуться всякий раз, когда Саша хотел целоваться во время и после орального секса. Вот так и проживёшь, не узнав вкуса собственных семечек. Неинтересно. Саша не мог этого допустить и, сделав вид, что проглотил, незаметно «влил» в Дениса сперму при поцелуе. Великолепный мерзавец! Почувствовав гадость во рту, Денис поперхнулся, начал кашлять, плеваться и выражаться нехорошими словами. Саша не просто смеялся – ржал как укуренный дебил! Ему было весело! В отместку Денис щипал его за яйца и соски. Первое вызывало щекотку до потери пульса, а второе было для Саши не совсем приятным и на время отрезвляло от истеричного смеха. — Благословите, Ваше Высокопреосвященство, — смеялся Денис, целуя Саше руки, которыми он защищал свои яйца от щекотки. И тут смех бывшего священника резко пресёкся. А Денис продолжал вовсю смеяться, как вдруг, по изменившемуся лицу Саши понял, что сморозил что-то не то. Ну кто его за язык дёрнул? Словно сам чёрт дёрнул! Саша отвернулся, уткнулся лицом в матрас и… заплакал. Денис обомлел. Что теперь делать? Как искупить свою вину перед ним? Он ласкал и целовал его, перебирал волосы на затылке, просил прощения и готов был расплакаться вместе с ним. Саша повернулся и строго запретил ему винить себя и каяться в несуществующих грехах. Упрекнул себя в слабости духа и неспособности противостоять воспоминаниям и пообещал, что больше не станет лить слёз по прошлой жизни. Как не старался, не смог. Денис смотрел как он мучается, угасает, духовно деградирует. Часто находил его в комнате стенающим и молящимся на коленях перед иконами, оправдывающимся, что всего лишь молится о своих крёстных детях и усопших родных; или уныло лежащим на постели и притворяющимся спящим после суток. Он перестал следить за собой, у него снова как у священника, стали отрастать борода и волосы. При встрече он целовал Дениса в лоб, а не в губы как раньше; в постели удовлетворял только его, а сам отказывался достигать разрядки; много разговаривал с ним, наставлял, чтобы тот не бросал учёбу и работу в церкви; успокаивал, что любит и не оставит его одного; днём весело и беззаботно проводил с ним время, а ночью уходил в свою комнату и плакал. Обидевшись, Денис уволился из церкви, что для Саши стало настоящим ударом. Замкнувшись в себе, он пытался скрывать тоску и разочарование. — Скажи, ты счастлив со мной? — однажды спросил он Дениса, сливаясь с ним в акте любви. Тела переплелись, запах эндорфинов щекотал ноздри, язык онемел и мысли путались, но Денис всё же смог вымолвить: «Да!» — прежде, чем гейзер белесоватой жидкости, сладострастно выплеснулся из него. Быстрее обычного пришёл в себя и распахнул глаза, ощущая на себе тяжёлый взгляд раскаяния. А внутри опустошенность и сухость: Саша снова не кончил в него. — Почему? — юноша чувствовал себя отвергнутым, непривлекательным и часто обижался. Ему казалось, что его любимый человек больше не испытывает к нему влечения. — Потому что я люблю тебя, — его ответ показался Денису лицемерным. — Ты не меня, а Его любишь, — ревниво кивнул он в сторону иконостаса и потянулся за полотенцем. — Денис, мы оба погибнем, если не остановимся. Земная жизнь – мимолётный миг по сравнению с вечностью. Или ты не хочешь спастись? — Хочу, но что если… — над чем-то задумавшись, неспешно вытирал живот от семени, — …что если «там» ничего нет? Почему мы должны отказывать себе в комфортной жизни и удовольствиях, и боятся того, чего не существует? — сказал и зажмурился. Сейчас ему крепко достанется от великого богослова. — Я так и думал, что рано или поздно ты соблазнишься и поколеблешься в вере, — упрекнул его Саша и отобрал полотенце для собственных нужд. — Грешнику не хочется думать о смерти и отвечать за свои дурные поступки, поэтому с каждым годом всё большее число людей отрицают существование Бога. И ты туда же! — Может, потому и отрицают, что с каждым годом наука предоставляет всё больше аргументов опровергающих Его существование. — Какое невежество! Наука не занимается богопознанием. Бог – это дух, а не материя, поэтому наука не может опровергнуть или доказать Его бытие. Зато благодаря научным исследованиям, мы можем удостовериться в подлинности многих фактов, в которых раньше сомневались, или считали их мифами. Прости, Денис, но я не могу притворяться слепым и идти против очевидной Истины. Я долго думал и пришёл к выводу, что… — он глубоко выдохнул и, набравшись смелости, произнёс: — я хочу уйти в монашество, — после этих слов, он боялся посмотреть в сторону Дениса. На его удивление, тот отреагировал совершенно спокойно: — А я давно знаю об этом твоём намерении, — вдруг начал куда-то собираться, а время на часах близилось к полуночи. — Куда ты? — встревожился Саша, накинувшись на него с объятиями, блокируя таким образом его попытки встать с кровати. — Я на балкон: подышать воздухом, — вырывался Денис. — Я пойду с тобой! — вскочил и второпях надел трусы на изнанку. — Отстань, я хочу побыть один! — слова прозвучали резко и хлёстко. — Одного не пущу, а то натворишь ещё глупостей. — Я не кретин и прыгать с восьмого этажа не собираюсь! — огрызнулся Денис, в гордом одиночестве направляясь к балкону. Вопреки его желанию, Саша последовал за ним. — Всего несколько минут, неужели так трудно?! Я не маленький! Пожалуйста, оставь меня одного! — А ты точно этого хочешь? — не отставал Саша. — Мне это необходимо, — настаивал Денис. — Тогда я побуду здесь, — притворился кретином и встал рядом. Денис фыркнул и, сделав вид, что не замечает его, открыл нараспашку окно. Бесконечная красота огней ночного города заполняет темноту, отражается от пестрящих витрин и погасших окон многоэтажек. Всё соединяется в каком-то волшебном круговороте тьмы и света. Основная трасса недалеко, но сигналы автомобилей почти не слышны в это время суток. Только что прошёл дождь. Денис вдохнул свежий запах озона. Сейчас бы закурить… Он никогда не пробовал курить. Если они с Сашей расстанутся, он непременно закурит… — Когда я уверовал в Бога, то сразу решил стать монахом, — откровенно начал Саша, держась от Дениса на небольшом расстоянии и вглядываясь, как и он, в ночную вдаль из открытого окна. — Мне тогда было девятнадцать. На своей первой исповеди я поведал священнику, что хочу принять иноческий постриг. Тем священником был отец Михаил и он меня не благословил: сказал, что я ещё слишком молод и не вынесу суровой монашеской жизни. Видя моё горячее стремление служить Богу, он посоветовал мне поступить в духовную семинарию и стать священнослужителем. Я начинал с алтарника, потом недолго был в сане дьякона. Мне нравилось. Я мог бы остаться дьяконом, если бы не сильное желание принять дар Святого Духа, какой получили апостолы Христовы и многочисленные поколения их учеников. Мне хотелось самому совершать литургию и таинства; вскинув руки, молиться у божественного престола, прикасаться к жертвеннику и брать в руки Чашу с Телом и Кровью Спасителя. Перед хиротонией отец Михаил посоветовал мне вступить в брак. Опять же по причине моего молодого возраста, дабы лукавый не искушал меня блудом и невоздержанием. Будущую жену мне подыскали быстро – среди певчих. Наверное, ты в курсе, что священники чаще всего берут себе в жёны девушек с клироса. Была ли между нами любовь? Думаю, да. Мы понимали, уважали друг друга, были друг к другу привязаны, ближе жены у меня никого не было и я тяжело скорбел, когда она умерла. Я был уверен, что это и была настоящая любовь… — сделав паузу, он перевёл взгляд на парня, всматривающегося в ночную даль, — пока не встретил тебя, Денис, — Саша приблизился, и его рука, как бы случайно коснулась кисти юноши. Тот откликнулся, слегка сжав его пальцы своими. — С тобой я узнал какая она – настоящая любовь, и что она, оказывается, бывает такой разной… Помню, как не верил тебе, как пытался выбить из тебя эту «дурь». Прости, я был не прав, я был таким дураком. Ты сделал меня счастливым, но… — в глазах бывшего священника защипало, — я вижу, что ты не совсем счастлив со мной; вернее, мы оба не очень счастливы, и всё из-за меня. Я не знаю, что со мной. Как бы я не старался забыть Христа и жить мирской жизнью – я не могу, я обманываю себя, я задыхаюсь без Него, без Его чаши спасения, — говорил он унылым, чуть ли не похоронным голосом. Оперевшись локтями на подоконник, Денис стоял, свесив голову из окна, и отрешённо смотрел вниз, как будто Саша разговаривал не с ним, как будто между ними находился кто-то ещё – кто-то третий, но отнюдь не лишний. Влажный ветерок приятно обдувал лицо и трепал волосы. Денису сейчас нелегко. Саша видел сквозь темноту его боль. — Одно твоё слово и я останусь, — он придвинулся вплотную и, свесив голову, вместе с ним начал рассматривать припаркованные к дому автомобили. — Мои ценности не выше твоих, я смирюсь и останусь с тобой, лишь бы ты был счастлив. — Нет, иди к Нему, — неожиданно для себя выдал Денис. — Знаешь, когда ты служил в храме, я часто смотрел на тебя и думал: «Ты просто ангел! Ты – святой!» Ну… или будущий святой, — произнёс, улыбнувшись. — Временами я ловлю себя на мысли, что запал на твой образ священника. Внутреннее чувство мне подсказывало, что в тебе что-то есть, что ты не от мира сего, а от Бога. Я так боялся открыть тебе свои чувства и, честно говоря, совсем не надеялся на взаимность. Прости, что не справился с эмоциями и выдал себя, а тебя заставил свернуть со спасительного пути. Как в воду глядел, что ты сломаешь себе жизнь из-за меня и многое потеряешь. — Я вовсе не потерял, а приобрёл, — Саша приобнял его, и они вместе стали любоваться ночным городом, хотя по сути лишь делали вид, что им интересно смотреть на мигающие огоньки круглосуточных магазинов и автомобилей. — «Спаси себя и вокруг спасутся тысячи» — так говорил святой Серафим Саровский, и я чувствую, что это и есть мой крест, моё предназначение: молиться о спасении близких, о твоём спасении. Я не оставлю тебя, пока не закончится твоя сессия, чтобы ты спокойно её сдал. К тому же, — тут они посмотрели друг на друга, оторвавшись от ночной пустоты, — у тебя будет время подумать, действительно ли ты готов отпустить меня. Одно твоё слово… — Я справлюсь, — уверенно произнёс Денис. — Ты ведь уйдёшь в монастырь не навсегда? Мы ведь ещё увидимся? — в глазах была мольба, которую Саша в сумерках ночи не увидел, но услышал в голосе. — Если на то будет воля Божья, то обязательно увидимся, — ободрил он его. — Тогда не нужно ждать, поезжай с Богом. Обещаю, я не буду плакать и вести себя как баба с членом, — они едва не рассмеялись. Саша радостно подхватил его на руки, словно невесту и, стараясь вписаться в балконный проём так, чтобы не задеть головой косяки, целуя, понёс в постель… Он всё-таки дождался, когда у парня закончится сессия, помог ему добиться отсрочки от армии, перевёл ему на карту все свои накопления, чтобы он первое время ни в чём не нуждался и, по окончании сплошной Троицкой седмицы, купил билет на поезд. В один конец. Отправиться вместе с ним на железнодорожный вокзал, смотреть как он заходит в вагон, провожать взглядом удаляющийся поезд, рыдать ему вслед на перроне, у всех на виду – нет, Денис не осилит всего этого. — Если не выдержишь суровой монашеской жизни, знай, что я всегда тебя жду. Возвращайся, как только тебе там надоест, — Денис даже пытался шутить. — Одно твоё слово и я останусь, — на полном серьёзе произнёс Саша. Тикающие секунды приближали неотвратимую развязку, а Денис почему-то молчал. «Ну же, солги мне, Денис. Попроси меня остаться». Парень вдохнул поглубже и проговорил, стараясь, чтобы голос не дрожал: — Нет, иди с Богом. За меня не беспокойся. Обещаю, я не буду плакать, — уверенно посмотрел ему в глаза, так что Саша впервые не распознал ни грамма лжи в его словах. Он обнял его на прощание и крепко прижал к груди. Губы коснулись лба. Денис почувствовал дыхание на своих волосах и зажмурился. «Саша, останься! Останься со мной! Пожалуйста! Я не хочу тебя отпускать! Я не знаю как жить без тебя! Не знаю. Я не могу… не могу…» — немного отстранился, чувствуя, как слёзы подступают. — Прощай. Ангела-хранителя. Как доберёшься, позвони, — торопил его, чтобы он побыстрее скрылся и не мешал ему оплакивать их несчастную любовь. — Спасибо, Денис. Помощи Божьей, мой ангел, — целовал он его волосы, — я буду молиться за тебя всю жизнь, до последнего моего издыхания, — его руки всё ещё крепко удерживали парня. — Уезжай, — решительно произнёс тот и попытался высвободиться. — Погоди, я ещё не закончил, — Саша потянулся за прощальным поцелуем. — Нет. Я… я больше не вынесу. Не надо, ладно? Мужчина не послушал. Всего лишь невинное, короткое прикосновение губ к губам. Только ли? Неожиданно язык скользнул глубже. Денис не удержался и откликнулся, расслабился в его объятиях, но время торопило… Точнее, истекало. Поезд не будет ждать затянувшегося между ними прощания, и в кассе откажут вернуть деньги за билет, а догорающий уголь их любви… он вдруг вспыхнул. Денис знал: Саша делает это для него. В последний раз. Укладывает его на постель, раздевает, ласкает его тело, шепчет его имя, нежно называет своим ангелом, думает только о нём и… кончает в него… О да! Он был ему благодарен за это. Благодарен за всё. Если бы он только мог забрать в загробную жизнь память об этой любви… «Спасибо тебе, мой ангел!» — мужчина смахнул пальцем выступившую слезу, перекрестил спящего, измождённого физической близостью парня и… ушёл. Ушёл навсегда. Ему ужасно хотелось остаться, заснуть рядом с ним, выкрасть у судьбы ещё один день, но тяга к монашеству была сильнее. Он слишком долго разрывался между небесным и земным, между духовным и телесным. Пришла пора воссоединить в себе цельную личность. Раннее утро. Первые солнечные лучи, прорезавшись через линию горизонта, прямиком попали в восточное окно с незадёрнутыми шторами. Красновато-огненным светом зари солнце сперва осветило висящие на стене иконы, а после лицо спящего юноши. Русые волосы, словно брызги шампанского разлетелись по подушке. Худощавые, заострённые плечи были не прикрыты одеялом, и солнечный луч мягко тронул одно из них. Денис проснулся от солнечного тепла и света. Блаженная нега пробежалась по телу, прежде, чем он осознал, что один. Совсем один. Он думал, что он справится, когда внезапно погрузился в темноту от отчаяния. Зачем он позволил ему уйти? Зачем?..***
Поздно вечером я возвратился домой, в тишину. Я знал, что всё было кончено: ты ушёл. Я думал, что я сильный, Когда погрузился во тьму от отчаяния… Ты вернёшься ко мне с улыбкой в дождливый день, Чтобы сказать: «Люби меня снова!!!» Ты будешь там со мной, спускаясь в свете луны. И я знаю, что я не ангел, но я нуждаюсь в твоей любви…(Era «I'm no angel»)