Я не ангел

      — Мне восемнадцать, — не переставал твердить Денис, когда они с Сашей легли в постель и занялись любовью.       — И-и-и?.. — тянул резину тот, пристроившись у ног Дениса и сжимая в руке его член.       — Я уже совершеннолет… — ахнул, когда рука скользнула вниз и тёплым дыханием обдало головку. — А-а-ах… — губы вобрали крайнюю плоть, и язык весело заиграл на натянутой струне уздечки, — Саша, ты обещал мне… — но тот делал вид, что не слышит, дразнил, старательно работая ртом. — Пожалуйста, сделай со мной «это», — мольбы смешались с наслаждением. Теперь Денис не знает чего хочет больше: кончить ему в рот или принять его в себя.       Саша сам остановился и приблизился лицом к его лицу. Слабенькие мерцающие огоньки свечей, расставленных по периметру брачного ложа, едва освещали то, каким оберегающим жалеющим взглядом он смотрит на него.       — Ты хорошо подумал, Денис? Соитие тел – это таинство, в котором люди сливаются воедино не только телами, но и душами. Времена меняются, тела сходятся и расходятся, но души срастаются навсегда – навечно. Если мы когда-нибудь расстанемся, нам будет очень больно: мы отсечём и оставим друг у друга часть своей души. Возможно, рана будет болеть и кровоточить всю жизнь. Ты готов к этому?       — Готов, — Денис произнёс без капли сомнения. — Часть моей души уже давно принадлежит тебе: с того самого дня, как ты стал моим духовным отцом, — прильнул к его губам, чувствуя на них солоноватый привкус своей плоти. — Прошу, Саша, теперь и ты подари мне часть себя, часть своей души.       — Как ты хочешь, чтобы «это» произошло?       — А есть варианты? — удивился юноша.       — Как минимум два. В такой важный жизненный момент нужно подумать о будущем и полагаться на разум, а не чувства.       — На разум? Серьёзно? — губы Дениса растянулись в улыбке, а ноги согнулись в коленках и раздвинулись. — И что же подсказывает тебе твой разум?       — То, что ты – полноценный мужчина, и тебе не подобает примерять на себя роль женщины – это унизительно.       — Следовательно, ты сам хочешь её примерить? — хихикнул Денис.       — Денис, я серьёзно, — (конечно, а как же иначе, даже к траханью он подходил со всей ответственностью), — моя семейная жизнь уже прожита и терять мне нечего, а ты только начинаешь жить. Вдруг, твоё мировоззрение с годами изменится: ты влюбишься в девушку и решишь создать с ней семью? В таком случае ты должен оставаться целомудренным, чтобы делать здоровых детей.       — Ха-ха, очень смешно, — отшутился Денис, услышав о девушке.       — Почему ты смеёшься? Ты ведь не знаешь своего будущего.       — А ты знаешь? — Денис скользнул языком в его ухо. Ах, если бы он только мог добраться через слуховой проход до серого вещества и обласкать извилины, тогда бы Саша расслабился, забил на всё и отдался чувствам.       — Я не хочу развращать твою душу, потому что люблю тебя. Ты, как и я, – последний и единственный потомок из своего рода. У тебя непременно должны быть дети, а для этого…       Бла-бла-бла… От Сашиных слов, член у Дениса занервничал, соображая своей маленькой, но неглупой головкой, что ещё немного и заветный анал накроется медным тазом.       — Знаешь, что, — его член сердито ткнулся Саше в живот, — позволь и мне пофилософствовать на эту тему, — он крепко прижал мужчину к себе и резко повернулся, перекатываясь через плечо и оказываясь в доминирующей позиции сверху. — Хочешь, чтобы я продолжил свой род? Ладно, тогда мне нужно как следует потренироваться, чтобы не опозориться перед своей девушкой и заделать ей ребёнка с первого раза. Согласен?       — Да… — Саша немного офигел от такого переворота событий и раскрыл рот, в который Денис без разговоров всунул язык.       — Раздвинь ноги! — Сашу пробрало от мозжечка до кончиков волос, когда Денис потребовал от него это. Скомандовал. Приказал. Так по-мужски: уверенно, чётко и без лишней скромности.       — Угу, — тот послушно развёл ноги в стороны, подкладывая под попу подушку. Коварный. Кажется, он заранее всё продумал и потому обрадовался.       Денис пошарил по дивану, нашёл тюбик с лубрикантом, открыл и капнул содержимым на свой член. Саша завороженно наблюдал за его действиями, вопрошая про себя: «Что за хрень он размазывает по пенису?» Об увлажнителях, снижающих трение и дарящих комфорт во время секса он слыхом не слыхивал. Жизнь священнослужителя не позволяла. Смазывание интимных частей тела, для него было противоестественным и он непроизвольно сжался, когда нечто холодное и мокрое коснулось его промежности.       — Расслабься, — просил Денис, — ты такой напряжённый… я не могу… не получается… –— он соскальзывал с намеченной цели: либо переборщил со смазкой, либо Саша задумал поиграть с ним.       — Если твоя девушка окажется девственницей, тебе придётся также туго, как сейчас, — слова в его репертуаре.       — Ты сам-то проходил через это? — усердствовал над ним Денис, стараясь пробиться через глухую стену и найти хоть какой-нибудь вход.       — А как же, священник обязан хранить целомудрие до брака и брать в жёны целомудренную девушку.       — Тогда научи меня, — Денис пылал, предвкушая скорое проникновение.       — Придерживай его за головку и жми вперёд, — инструктировал Саша, а Денис выполнял. — Как только почувствуешь, что сопротивление слабеет, жми сильнее и продвигайся маленькими толчками. Только не спеши и не врывайся со всей дури, иначе…       — Иначе тебе будет больно? — заволновался Денис, вспомнив свой первый секс с Олегом.       — Будет больно тебе, дурачок: порвёшь уздечку – она у тебя короткая. Это не страшно, со временем растянется, просто не забывай, что я не девушка, и то, что мы делаем не физиологично и не предусмотрено природой.       Он обвился вокруг девственника руками и ногами, максимально раскрываясь для него, помогая ему войти в себя. Такой волнительный момент… У Дениса замерло сердце, вспотели ладони и затряслись поджилки. Смелый и отважный минутой назад, теперь он боялся причинить Саше боль, познав, какой он на самом деле неприятный – анальный секс между мужчинами (для одного из них точно). Всё, к чему он стремился, мечтая лечь под Сашу: сделать приятно ЕМУ, подарить ему наслаждение, породниться с ним душой и телом. «И будут двое в плоть едину», — Дениса откровенно возбуждала эта цитата из Библии. Его много чего в ней возбуждало. Читая её, он представлял свою будущую с отцом Александром близость. С отцом Александром… О, да! Сейчас ему не стыдно признаться, что он влюбился сначала в священника и только потом в мужчину.       — Ну же, смелее, не бойся, толкайся в меня, — подстёгивал Саша.       Он не шевелился, дышал через раз, чтобы не сбивать мальчика с намеченного курса. Они на время перестали целоваться и ласкать друг друга – так велико было напряжение и сакральность этого момента. Почувствовав правильное и уверенное давление в центр, Саша сам толкнулся навстречу Денису, срывая с его губ испуганный, но блаженный стон:       — А-а-а… как приятно… — погрузился в горячее, головокружительное, новое, волшебное измерение, окутавшее его сильно и в то же время нежно, потихоньку затягивающее, засасывающее в себя.       Пара неумелых, неуверенных движений и остальное случилось непроизвольно. Быстро. Очень быстро. Саша крепче обнял парня, амортизируя своим телом конвульсии его оргазма, наслаждаясь низкими, блаженными хрипами, рвущимися из его горла. Свершилось! Будто бетонная плита легла на них обоих, вжимая их друг в друга. Под ней они сплелись телами и срослись душами. Навсегда! Шумное, свистящее дыхание переросло в безгласные всхлипы. Кажется, на Дениса «это» произвело очень сильное впечатление. Слёзы счастья оросили того, кто лежал снизу, кто сжимал его в объятиях, ощущал внутри себя его дрожь и пульсацию, осушал его глаза своими припухшими от поцелуев губами. Проглатывая окончания любовных признаний и слов благодарности, Денис бессвязно шептал их любимому, пока кровь не отхлынула и не охладила немного источник его страстей.       — Тебе было приятно? Что ты чувствовал? Я не сделал тебе больно? — он сыпал вопросами, с хлюпающим звуком выскользнув из Саши наружу.       — Было совсем не больно… А насчёт приятно… м-м-м… даже не знаю… По-моему, ты даже не вошёл в меня полностью. Всё случилось так быстро: я не успел что-либо почувствовать…       Он потянулся за полотенцем, припрятанным в щели между стеной и диваном. Им они с Денисом подтирали свои ночные «хэппи-энды» (и по-хорошему, его пора было бы уже постирать). Когда он насухо вытер промежность от спермы и протянул полотенце Денису, тот уже лежал с разведёнными ногами и подушкой под попой.       — Теперь ты, — ловко смазал лубрикантом слегка обмякший от потрясения член Саши, осязая, как он наливается желанием, увеличивается и твердеет под пальцами.       Бережно, как по талому сливочному маслу, Саша кружил и скользил кончиком головки вокруг до около, ощущал как расслабляются напряжённые анальные складочки; как юное возбуждённое тело изнывает под ним от желания, и всего одно неосторожное движение отделяет его от… Толчок! Это Денис не выдерживает и первым толкается навстречу. Быстро проглатывает попой толстую головку под испуганный возглас Саши; крепко обнимает и сжимает, чтобы он вдруг не передумал и не пошёл на попятную. Его излишняя гиперопека, ненужные слова и глупые расспрашивания о боли – всё мимо ушей. Денису никогда ещё не было так хорошо! Он взлетал ввысь и падал вниз от каждого движения члена в себя и из себя; ощущал восторг и удовольствие всем телом (хотя должен был только задницей). Саша заполнял его медленно, плавно, щадяще, входил не глубже, чем на длину головки:       — О-о-о… как приятно… — ни одной здравой мысли: чувства, только чувства!       Где бы они не касались друг друга – везде кайф! От размеренных фрикций, в попе у Дениса свербило и пульсировало, и дарило потрясающие ощущения! Никаких поцелуев – очень трудно дышать! Оба задыхаются от любви!       — К-кончаю… — выстанывает Саша всего через несколько ударов сердца, и из его уст это слово прозвучало как покаяние.       Сквозь тянущую томную сладость, Денис чувствует как в попе разливается тёплый ручеек. Лиричные мужские стоны пересекаются с юношескими мольбами: «не останавливаться». Рука парня невольно тянется вниз и стискивает колом стоящий член. Саша кладёт свою правую руку поверх его и помогает догоняться, продолжая накачивать и скользить внутри него, в собственной сперме. Тени от пламени свечей танцуют на теле Дениса, подчёркивая, с какой грациозностью и изяществом он запрокидывает голову, как выгибается и сосредотачивается в момент своего второго оргазма; как мерцают на свету его карамельного цвета волосы и перламутром переливаются лужицы спермы, растекающиеся по его животу; как Саша, счастливый и обессиленный, плюхается в эти лужицы, накрывая его собою. Оба плачут, сцеловывая друг у друга слёзы счастья.

***

      — А ты знаешь, что оргазм – это маленький кусочек райского блаженства? — Саша мягко треплет густые длинные волосы карамельного цвета и улыбается. Дениска слишком хорош, чтобы отказывать себе в удовольствии трахаться с ним каждый день, не взирая на церковный календарь и дурацкие христианские уставы.       — Нет, я не знал, — улыбается тот, приподнявшись на локте, — должно быть, в раю очень хорошо, — рисует пальцем на его груди.       — Очень, — воркует над ним Саша, — в Евангелии о рае написано так: «Не видел того глаз, не слышало ухо и не приходило то на сердце человеку, что приготовил Бог любящим Его», — вдруг он резко меняется в лице: — Иконы! Я забыл занавесить иконы! — тут же вскакивает в чём мать родила, подлетает к иконостасу, крестясь и дёргая занавеску так, что оборвалась верёвка.       — Саша, брось, — Денис закатил глаза, устав от странностей бывшего священника. — Всё равно Бог вездесущий и всё знает. К чему разыгрывать этот спектакль?       — К тому, что Он не должен видеть, чем мы занимаемся, — суетился, связывая концы оборванной верёвки в узел.       — Ха! Ты сам-то понял, что сказал? — усмехнулся Денис.       Саша виноватыми глазами взирал на лики Спасителя, Божьей Матери и святых, прикрывая свою наготу, подобно согрешившему Адаму, схоронившемуся в райских кустах.       — Что с нами будет, Динь? — со страхом посмотрел на лежащего обнажённого юношу. — Я должен был привести тебя ко спасению, к вечной жизни, а вместо этого…       Он схватился за голову, сел рядом с ним и начал тосковать о его погибающей душе. Денис уже привык, когда Саша после близости уходил в себя и горевал. За этот месяц он сильно переменился. Из некогда самоуправного, твёрдого мужчины стал задумчивым, неуверенным в себе и несобранным. Путал дни недели и комнаты в квартире, вместо кухни мог зайти в ванную, мог уйти на работу в выходной; провожая Дениса до училища, оборачивался, как будто искал кого-то или что-то обронил, перестал молиться, между тем как Денис каждый день ходил в церковь. Отец Михаил несколько раз оставлял его после службы и расспрашивал: «Известно ли ему что-либо об отце Александре?» Парень краснел и отвечал, что неизвестно. Старый священник с прищуром посматривал на него. Ждал наверное, когда тот перестанет лгать и во всём сознается. А Денис не сознавался. Покинув церковь, Саше пришлось сменить номер телефона, чтобы его не донимали православные, духовным отцом которых он уже не являлся, и какое-то время он не общался с отцом Михаилом. Но когда голос повреждённой грехом совести прошёл сквозь сердце, оставив в нём тяжесть, боль и неразрешимые вопросы, Саша всё-таки решил наведаться к нему.       Было целым приключением, то как зимним вечером он дожидался его возле церковной ограды Никольского. Молясь, бродил вокруг храма кругами, чтобы не замёрзнуть; прятался от духовенства и прихожан, снующих туда-сюда с бутылками. На днях был праздник Богоявления, и те, кто не успели набрать крещенской водички, могли сделать это на протяжении всей недели. Светлая мелодия колокольного перезвона известила об окончании всенощного бдения. Саша радостно перекрестился: «Мой Дениска музицирует!» Его необыкновенный голос, внутреннее чутьё музыканта и невероятное чувство ритма восхищали Сашу, и не только его. Вот и верующие повыбегали в мороз на улицу, задирая головы кверху; вот и голуби слетелись и устроились над самой колокольней. Удивительное явление: во время колокольного звона, птицы не разлетаются, а устремляются к храму. Зайдя за угол и скрывшись от толпы выходящих из ворот прихожан, Саша пропустил Дениса, который ни о чём не догадываясь, вышел из храма и поехал домой. Саша написал ему сообщение, что придёт попозже и чтобы он не волновался. Осталось дождаться отца Михаила.       Территория церкви опустела. В храме остались лишь работники и несколько исповедующихся. Настоятель всегда уходит последним. На улице совсем стемнело, а ботинки отсырели от снега и пальцы ног стали подмерзать. Саша озяб. Сопли потекли из носа, а он всё никак не решался войти в храм. Наконец не утерпел и взошёл на паперть, не смея поднять взгляд на икону Христа-Спасителя, висящую над порталом. Машина отца Михаила уже подъехала за ним, припарковалась на стоянке у ворот и просигналила.       «Пред дверьми храма Твоего предстою и лютых помышлений не оступаю; но Ты, Христе Боже, мытаря оправдавший и блудницу помиловавший, и разбойнику двери рая отверзший, прими и меня грешного и недостойного…»       — Ну? И долго будете тут стоять, Александр Георгиевич? — отвлекаясь на проезжающие мимо церкви автомобили, Саша не услышал как отворилась большая дубовая дверь и отец Михаил вырос на пороге.       — Благословите, Ваше Высокопреподобие, — сложив ладони в лодочку, он согнулся пополам перед невысокого роста священником.       — Бог благословляет, — перекрестил его священник и, опустив благословляющую руку в ладони просящего, силком завёл его в храм.       Добровольно отрезав себя от церкви и более полугода не посещая её, Саша теперь чувствовал себя хуже Иуды. Наспех перекрестился и опустил глаза в пол, не смея поднять взгляд выше своей обуви. Ароматы ладана и воска заложили ноздри: дышать стало тяжело. То, что раньше утешало и радовало, теперь доставляло дискомфорт и усиливало желание выбежать на улицу, на свежий воздух.       «Педик припёрся в дом Божий», — укорял себя, вздрагивая от обилия витающей в воздухе благодати Святого Духа, кружащей над ним, но не пронизывающей, как не имеющей общих точек соприкосновения с ним; которая, если бы только коснулась его, – вмиг спалила дотла как сухой лист бумаги, если бы не долготерпение Бога Отца и человеколюбие Бога Сына. Денис делился с Сашей, что чувствует нечто подобное, когда переступает порог церкви. Как будто Господь, сонмы святых и ангельское воинство смотрят на него и осуждают, проклинают за то, что он имеет наглость всходить на солею и называться христианином, в то время как изо дня в день творит мерзость пред их очами. Из-за этого неприятного чувства, Денис хотел оставить храм. Пение на клиросе и работа звонаря давались ему намного тяжелее, чем раньше. Появилась лень, исчезла радость, псалмы не звучат, руки путаются среди верёвок колоколов. Теперь ему нужно заставлять себя петь и взбираться на колокольню, теперь он в храме чувствует себя неловко и уныло. Саша умолял его не оставлять служение, ведь Денис был тем единственным, кто связывал его с церковью. Только ради Саши Денис продолжал работать.       — Каяться пришёл? — спросил отец Михаил, вглядываясь в гладко выбритое лицо духовного сына.       — Нет, я пришёл просить совета, — делая задумчивый вид, Саша прикрыл подбородок.       Со сбритой бородой он наверное выглядит голым в глазах священника. «Гей», – теперь это слово у него на лбу написано. С тяжёлым сердцем он открывал отцу Михаилу, что не знает покоя с тех пор, как оставил церковь, всё время думает о своём клятвопреступлении; что днём и ночью его тянет к Богу, но он не может смотреть на иконы, читать священное писание и молиться, не может прийти в храм из-за чувства греховности и недостоинства; жаловался на то, что якобы Бог мучает его, не отпускает, мстит, преследует, везде и всюду напоминает о Себе, мешает ему радоваться жизни.       — Господь наказывает меня, я знаю, — сокрушался он, — но что мне делать, если я пожизненно лишён права священствовать? Я должен… я хочу служить Ему, но как? Как мне исполнить свою клятву? Я не имею права даже петь на клиросе. Так чего же Он хочет от меня?       — Христос тебя ревнует, — спокойно ответил отец Михаил, — Бог ревнив до людей своих, а ты не знал? — тот растерянно пожал плечами. — Радуйся, Санёк, — улыбнулся старый священник, похлопав его по спине, — в очах Божьих ты дорогого стоишь. Он не отдаст тебя на погибель, Он будет бороться за тебя.       — Но ведь это Он ввёл меня в искушение, — возразил Саша, прячась от обличающего взгляда Спасителя на иконе напротив, — это Он попустил мне упасть так низко. Зачем? Я молился, я просил Его избавить меня от соблазна, исполнял заповеди и усердно нёс своё служение, — роптал он, стараясь не впасть в уныние, но было поздно: слёзы подступили к глазам.       Отец Михаил вздохнул и, подумав о чём-то своём, молвил:       — Как бы низко не падал грешник, сколько шишек бы себе не набивал, если обратится к Богу и покается как блудный сын перед отцом, – Он всегда подаст ему руку и поднимет; а когда и из ада выведет и возведёт на вершину святости. Господь видит твоё сердце, Саша, и знает, что ты способен на нечто большее, нежели просто быть штатным священником.       Догадавшись, о чём говорит отец Михаил, Саша смутился, но ему, кажется, стало дышаться легче и голова перестала кружиться. С тоской посмотрел он в сторону алтаря и опустился перед аналоем на колени. Искренне исповедал пред Богом свои скверные дела, и отец Михаил накрыл его голову епитрахилью.       На следующий день Саша встретил Дениса после занятий. Он отпросился с работы и не предупредил парня, что зайдёт за ним. Вместо привычной дороги к дому направился к автобусной остановке. На вопросы Дениса, куда и зачем они едут, отвечал: «К нотариусу, оформлять документы». Зачем? Для чего? Больше из него ни слова не вытащишь. Денис видел в его руках серую полупрозрачную папку с паспортами и какими-то бумагами, и ему оставалось только догадываться, что задумал Саша и почему он так торопится. Вчера вечером он вернулся из церкви поздно и впервые отказался заняться сексом, ссылаясь на усталость. Верёвка над красным углом опять обвисла, и занавеска перестала скрывать иконы. Денис был уверен, что в этом и есть причина странного поведения бывшего священника. Давно нужно было перевесить лики святых в другое место, а то они смотрят прямо на кровать и мешают трахаться. Денис решил, что завтра же так и сделает, когда Саши не будет дома.       В кабинете у нотариуса, парень растерянно посмотрел на стопку бумаг, которые ему сунули под нос и которые нужно было подписывать. Их было так много, что он не успевал в них вчитываться; вписывая свои паспортные данные, без устали работал ручкой. Саша тоже строчил, подбадривая парня взглядом, чтобы он доверился ему и не боялся подписывать неизвестные документы. «Даритель» и «одаряемый» – так к ним обращался нотариус. Звучало красиво, но Денис ничего не понял и после того, как они вышли из нотариальной конторы, потребовал от Саши объяснений. Тот ответил, что расскажет обо всём дома, а сейчас им нужно срочно ехать в МФЦ.       И снова куча непонятных бумаг и голодное урчание в животе от запаха свежей, проходящей через принтер целлюлозы. «Дарственная на квартиру», – Денис обратил внимание на один из документов уже после того, как подписал его. Из лёгкого ступора его вывел обращённый к нему лично, вежливый голос девушки:       — Договор о дарении и выписка из госреестра недвижимости будет предоставлена Вам в течение десяти рабочих дней. За этот период Вы вправе отказаться от дара. Отказ должен быть в письменной форме и также подлежит государственной регистрации.       Как гром посреди ясного неба! До Дениса дошло: Саша только что переписал на него, то есть подарил ему свою квартиру. Ему бы прыгать от радости, но сердце дрогнуло сомнением и тревожные мысли тут же полезли в голову. Всю дорогу домой он молчал, рассуждая сам в себе: «Зачем же Саша это сделал?»