Call me by your name

-Честно, мне казалось, что я сейчас умру. – подходя к концу рассказа произнес Коля. Он поднял глаза на Бэррона, продолжил говорить. – Мне было страшно умирать. Страшно было осознавать то, что я не успел сделать столько всего в этой жизни, не успел увидеть все те места, в которых хотел побывать. Не успел завести детей и семью, построить карьеру и найти верных друзей. – Лукашенко замолчал, а Трамп не смел мешать ему. Он был слишком захвачен Колей и своими эмоциями, из-за чего Бэррон не мог нормально реагировать на вещи. – Но я знал одно. Одна причина давала мне покоя и осознания того, что всё остальное, что я перечислил прежде ничтожно, по сравнению с тем, что у меня было и есть. И это ты Бэррон. Я нашёл любовь, я нашёл поддержку, нашёл верного друга, и семью. Потому что семья – это не обязательно члены твоей семьи, а те люди, которые тебя любят, и ты их любишь, так сильно что готов идти на казнь вместо них. Ты для меня, Бэррон, интереснее любой страны или фильма. Я в тебе нашёл абсолютно всё. Всё что мне нужно было. – Николай Александрович закончил свою трогательную речь и сжал руку американца сильнее. -Боже, Коля. – запинаясь, после минуты полного молчания, начал Трамп. – Ты…Ты буквально вводишь меня в ступор весь этот день. Сначала письмо, затем эта ужасная авария, а теперь эта твоя леденящая кровь речь, что я теперь даже не знаю, что сказать. – Бэррон потер уставшие глаза рукой и снова посмотрел на Колю. Его мучила совесть, из-за того, что он не мог описать так же красочно свои чувства к Лукашенко, как это делал белорус. Тому не нужно было напрягаться для того, чтобы поразить всех новой феноменальной речью. Но Трампу это удавалось не так легко, иногда слова сами находились и непроизвольно вылетали из его рта, создавая бесподобные речи. Но сейчас все афоризмы и эпитеты были забыты. И Бэррону от этого становилось хуже. Он чувствовал ту большую разницу между ним и Колей, но затем Трамп начинал чувствовать себя ещё хуже. Потому что Николаю сейчас плохо, его ситуация не критичная, но и в полном здравии Колю сложно было назвать. С приходом Бэррона тому стало лучше не только духовно, но и физически, так как он перестал думать обо всём что с ним произошло и думал только об американце. -Тебе не нужно ничего говорить мне. Лучше снова обними меня и поцелуй. – улыбнувшись краешками губ, произнес Коля. Лукашенко ненавидел состояние, в котором находился сейчас. Он не был полностью беспомощным, но и не был полностью самостоятельно функционирующем человеком. И это его раздражало, то, что ему нужно было просить помощи, ему нужно было просить своего парня поцеловать , так как сам не мог сделать это. Тут он почувствовал такие родные и до потери сознания нужные губы, накрывающие его . Коля попытался обнять Бэррона, но капельница этому злобно помешала. И из-за этого, Лукашенко сильнее прижался губами к Трампу, иногда кусая его нижнюю губу. Они целовались пока в них не закончились силы. Пока Бэррон и Коля не насладились друг другом. Хотя вряд ли они когда-то будут сыты друг другом. Бэррон первый отстранился от него, и Лукашенко прочитал в его глазах тревогу. Он хотел что-то сказать, спросить, но никак не решался на это. Из-за чего на это решился Николай. -Что-то случилось, милый? Ты так смотришь на меня будто я умру через минуту. -Нет, просто…просто я…можно ты покажешь мне что у тебя с грудью. Тебе было так трудно дышать, что я подумал вдруг…Хотя если ты не хочешь, можешь не показывать. – медленно, часто запинаясь, проговорил американец. -Да, конечно. Моё тело полностью в твоём распоряжении. – впервые за всю их встречу, даже за весь день, ухмыльнулся своей ухмылкой Коля. От этого на душе у Трампа сразу полегчало. Аккуратно он задрал на вверх больничную кофту на белорусе. И увиденное им, сразу же испортило настроение. Грудь Лукашенко вся была в синяках, а правый бок был вовсе перемотан бинтом. Царапины, которые были совсем недавно обработаны, находились здесь совсем нежеланно. Им никто не был рад. Он хотел стереть их с идеальной кожи своего парня, чтобы они не оскверняли её. Но это было не подвластно ему. Бэррон наклонился и легонько поцеловал те места, где у Коли были синяки и царапины. Он целовал их и услышал тихий стон Николая. Лукашенко сейчас казалось, что он сейчас на седьмом небе от счастья. Поцелуи сносили ему голову, а касания, сопровождающиеся с ними, заставляли его возбудиться. -Боже, Бэррон, что ты со мной творишь? – спросил белорус, смотря на Трампа. -Я люблю тебя, вот что я делаю. Люблю и переживаю за тебя, настолько сильно, что готов сам попасть в место тебя в эту ужасную аварию. – прошептал Бэррон прямо в губы ему. -Я тоже люблю тебя, и ни за что в жизни не позволю тебе попасться в такую ситуацию. Ты сейчас самое ценное в моей жизни. *** Колю выписали через неделю. Конечно, у него ещё на руке был гипс, а раны не до конца залечились, но врач сказал, что состояние стабильное и ему больше не нужно оставаться в больнице. Но Александру Григорьевичу повезло намного меньше. У того был сильный перелом правой ноги и не сильно был повреждён спиной мозг. Но сейчас с ним всё хорошо, надо только не слишком много двигаться и продолжать вести пастельный режим. Но Лукашенко старшего не выписали и сказали, что он тут в меньшей мере на месяц. Президент хотел, чтобы его перевезли в Беларусь. Но врач отказался, сказав, что месяц государство сможет обойтись без президента в стране. А Николай был неимоверно счастлив. Из-за всей сложившейся ситуации, Дональд Трамп, больше для приличия ради, чем из желания, разрешил жене и сыну остаться в Нью-Йорке, настолько насколько белорусы будут находиться там. И целый месяц, а может быть больше, с Бэрроном это был наилучший подарок судьбы. Он готов ещё раз даже попасть в аварию, если после этого, Коля сможет проводить время с Трампом. В день выписки к нему пришла Меланья, а сына её с ней не было. Николай знал почему его не будет, так как сегодня у него был очень важный экзамен по алгебре, который тот даже живя в другом городе, не мог пропустить. Но всё равно, белорус встретиться с ним в большей мере через два часа и после этого не отстанет от него. И ещё, прежде чем уйти из больницы, ему надо было поговорить с отцом. Всю эту неделю, он не покидал свою палату и не виделся с ним. И как никак этот человек его, и Коля любит его несмотря ни на что. И ему становиться плохо, когда он думает в каком состоянии сейчас находиться его отец. Прежде чем войти в палату, Николай постучался и только затем зашел туда. Александр лежал на больничной койке и смотрел телевизор. Он заметил, что его сын вошёл и сразу же сделал звук телевизора по тише. -Привет, Коля. Как ты поживаешь? Как рука? – спросил Лукашенко и посмотрел на него. -Здравствуй, пап. У меня всё хорошо. Врач сказал, что через неделю можно снимать гипс. А ты сам как? Все хорошо? Может тебе что-то нужно? -Нет, сыночек. Я рад, что ты навестил меня. Мне нужно с тобой поговорить. Не волнуйся ты так сразу, ничего плохого. – Колю это не особо успокоило, но он все равно сел на кресло, стоящее напротив койки отца. – Я не хотел, чтобы мой сын был геем. Я даже представить себе этого не мог. Но такое пошло поколение, и я за эту неделю понял, что никак не смогу запретить быть с Бэрроном. Я знаю о том, что ты будешь жить у них, и о том, что Трамп навещал тебя каждый день. Приходил рано утром, а уходил поздно вечером. Он неплохой малый, но уверен ли ты, сынок, что он то, что тебе нужно? Потому что даже я приму тебя таким, то не все примут вас. А вы известные личности, едких комментариев вам просто невозможно будет избежать. – закончил свою речь Александр. -Пап, тебе это всё может показаться странным и непонятным. И скажу честно, я сам не донца понимаю, что происходит сейчас со мной. Я всё время думаю о Бэрроне. Конечно, в Минске и в интернете было куча девушек, которые интересовали меня. Девушки, с которыми я некоторое время даже встречался. Но ни одна из них не вызывала во мне столько эмоций и желаний. Я готов сделать всё ради него. Готов на всё, чтобы Бэррон просто улыбался каждый день. И мне кажется, это и есть любовь. Когда ты можешь никак подобрать слова чтобы изъяснить свои чувства к кому-то другому. Когда вы не нуждаетесь в словах, когда чувства заглатывают вас эйфорией и не желают отпускать. – Коля прокашлялся и продолжил. – И, если ты, папа, разрешишь мне быть с ним. То этого мне будет достаточно. Мне абсолютно всё равно на то, что скажут другие. Они чужие мне люди, и они никто для меня. И твоё согласие для меня будет как божьим благословением, пап. Я даже стану президентом ради этого. – закончил парень и посмотрел с надеждой в глаза на отца. -И что ты ждешь от меня после этой твоей такой душевной и эмоциональной речи?! Чтобы я запретил тебе?! Чтобы я лишил своего сына счастья?! Я не тиран какой-то. Так что иди к своему Бэррону и будь счастлив, сын. Коля не мог поверить своим ушам. Ему разрешили. Им разрешили. Боже, может это всё сон, и сейчас он проснется в самолете?! Но это всё было реальностью, правдой. И Николай, поблагодарив Александра раза сто, ушёл. Пообещав, что придет навестить его. Коля чуть ли не бежал к Меланьи, с которой он должен был ехать в дом Трампов. В машине, Лукашенко только и думал насколько ему повезло и радостно разговаривал с Меланьей. Когда они приехали до дома и зашли в него, у Коли остановилось сердце от увиденного.