Снежный мальчик с чёрным сердцем

Детей обманывают конфетами, взрослых — клятвами. Фрэнсис Бэкон ©

Йокогама по ночам воистину прекрасна. Акутагава, пошатываясь, брел по знакомым улочкам, стараясь слиться с тенями, что у него всю жизнь получалось, и весьма успешно. Силы покидали его тело с каждым новым шагом, похожим на испытание воли и болевого порога. Подросток то и дело шипел от далеко не самых приятных ощущений, прихрамывал, чуть ли не падая, и вообще не был уверен, что доберется до дома. А ведь Гин наверняка переживает, места себе не находит. Луна освещала дом, в котором жил Рюноске мертвенно-бледным холодным светом, и от него очень хотелось спрятаться. Он ненавидел белый цвет, потому что это цвет снега, цвет холода и, как следствие, мучительной смерти. Той смерти, которая не забирает тебя сразу, извлекая из страдающего тела душу, а той, которая заставляет мучиться еще больше, чувствуя, как с каждой секундой конечности немеют еще сильнее, мышцы сводит от холода и недостатка витаминов, а из горла ничего, кроме кровавого кашля и хрипа вырваться не может. Подросток тряхнул головой, отгоняя совсем не радостные мысли куда подальше и натягивая на лицо улыбку. Нет, Гин таким дешевым трюком не возьмешь, но стоило хотя бы попытаться. Вдруг спросонья не поймет, в чем дело. Едва он ступил на порог квартиры, встретился взглядом с младшей сестрой, которая, судя по телефону, крепко сжатому в руке, обзванивала больницы и морги, пытаясь узнать, где же брат, ведь должен был уже давным-давно вернуться домой. — Где ты был? — по дрожащему голосу девушки можно было понять, что ей действительно неспокойно. — На задании. — Я имела в виду, где ты был после того, как миссия кончилась? — черноволосая стала нервничать еще больше, судя по тому, что начала ногой постукивать по полу. — Она затянулась. Вот, кончилась только… — Хватит мне врать! — Акутагава сказала это в разы громче, чем предыдущие фразы, при этом подалась вперед, будто собираясь дать брату пощечину, если он вдруг удумает что-то скрыть. — Тебя опять Дазай-сан покалечил? — Нет. — Врешь. — она нахмурилась, чуть отступив назад и встряхнув головой, будто не желая верить в свое же предположение. — Мне не нравится, что он относится к тебе, как к какому-то мусору! Почему ты, блять, это все терпишь?! Я устала каждый раз бояться за тебя, и, чуть ты задержишься, звонить в больницы и морги! — светло-серого цвета глаза стали наполняться слезами. — Ты знаешь, почему я все это терплю. — отросшие пряди черных волос с белыми кончиками, которые будто макнули в краску, закрыли бледные щеки склонившего голову парня. — Да-да-да. Слышала эту песню про становление сильным много раз уже. Мне интересна истинная причина, а не эта заученная хуйня, будто по шаблону сказанная. Ты одержим им? — Гин взглянула на лицо брата, выглядевшего бесконечно усталым и печальным. — Только не говори мне, пожалуйста, что влюблен. — уж с чем, с чем, а с этим девушка бы не смирилась никогда. Не потому что это Осаму, а потому, что он слишком жестокий, холодный, беспринципный, страшный… и еще миллион «слишком», отражающих далеко не самые хорошие его качества. — Нет, я не влюблен. Нет, не одержим. — Рюноске аккуратно опустил руки на плечи младшей. — Я действительно хочу стать сильнее. И, повторю в сотый раз, я делаю это для себя и тебя. — он вымученно улыбнулся, на что Гин лишь фыркнула. — Не надо мне твоих фальшивых улыбок. Ты последний раз искренне улыбался лет, наверное, в пять. — Акутагава вздохнула и убрала его руки от себя. — Серьезных ран нет? — после кивка брата она удовлетворенно кивнула и, подобно матери, произнесла: «Все, спать иди. Сегодня уже, видимо, не поговорим». *** Ему снился белый кот. Шерсть его была настолько белоснежной, что создавалось ощущение, будто зверь спустился с небес. Его хотелось приласкать. От кота веяло таким спокойствием, о каком Акутагава мог только мечтать, и то это было бы чересчур неправдоподобно. Что странно, по мере приближения подростка к коту, он увеличивался в размерах, менял окрас и становился больше похожим на тигра, нежели на домашнего котенка. Когда они оказались совсем близко, Рюноске осознал, что стоит перед зверюгой, которая гораздо больше обычного белого тигра. Не то чтобы он был специалистом в этой области, но что-то ему подсказывало, что это не просто представитель семейства кошачьих. У него были фиолетово-желтые глаза, смахивающие на цветки глоксинии. Тигр рассматривал Акутагаву с ног до головы, а потом совершенно неожиданно обхватил его мощными передними лапами и положил массивную голову на хрупкое плечо подростка. Тот весь сжался, думая уже, что его собираются съесть, однако полосатый, кажется, был сыт, а потому брюнет интересовал его только как подушка. Через некоторое время зверь отпустил подростка и взглянул на него своими умными глазами, а после откуда-то с его стороны послышалось тихое: «спаси меня». Акутагава проснулся из-за кашля, который, судя по ощущениям, разрывал многострадальные легкие подростка на кусочки. Дыхание было прерывистым и хриплым. Надо выпить лекарства. Тощая бледная рука шарит в темноте по тумбочке около кровати, нащупывая шуршащую упаковку с бледно-розовыми таблетками. Рядом обнаруживается заранее приготовленный Гин стакан воды. Странный какой-то сон. Flashback. — Рю-чан, а покажи мне еще раз Ресемона. — просит маленькая Гин старшего брата. До того ей нравился этот дар, что хотелось иметь точно такой же, но, увы, природа наградила этим лишь Рюноске. Он, к слову, был совсем не против показывать сестре все возможности и умения своего «ручного дракона». — Да, сейчас! — мальчик немного отошел в сторону, чтобы не задеть Гин, и, громко произнеся «Расемон!», преобразовал свой черный шарф в нечто живое с красными глазами и зубастой пастью. Выглядело это всегда поистине завораживающе и невероятно красиво, превращало серую действительность в какую-то сказку, где есть принцы, драконы и волшебники, к которым Гин относила своего любимого брата, не переставая каждый раз восхищаться его даром. А Акатугаве просто было приятно, что хоть кому-то его Расемон нужен, он пока плохо представлял, как его можно использовать в бою, да и пользоваться им не умел толком. Способность жила своей жизнью, двигалась по своему желанию, лишь изредка выполняя команды хозяина. Одно радовало мальчика — дракон не вредил им с сестрой. — Эх. Вот бы и мне так же, как ты уметь, братик… — мечтательно вздыхала девочка, пока однажды до Рюноске не дошло. Можно сшить ей мягкую игрушку, похожую на его способность. Чем он и занялся, ведь день рождения Гин должен был быть совсем скоро. Им никогда не дарили цветы, торты и подарки, а потому дети пытались сами как-то выкрутиться, чтобы сделать родному человеку приятно. Мальчик долго искал подходящие материалы, что было весьма затруднительно в его положении — в трущобах продажей тканей, нитей и игл особо не промышляли, а если и были такие люди, то стоило это достаточно дорого, а потому мальчишке пришлось воровать. По ночам, пока сестра спала на стареньком дырявом матрасе где-то рядом, мальчик брал в руки иголку с ниткой и принимался за шитье — то, чем он вообще никогда в жизни не занимался, но пару раз видел, как это делают другие люди. В итоге игрушечная версия Расемона все же получилась. Выглядела она, конечно, не как качественная игрушка с витрины детского магазина, но играть ей вполне можно было. Вручал он ее счастливой сестре руками с жутко исколотыми пальцами, но гордый, от того, что своими руками впервые в жизни сшил что-то, на что можно смотреть без слез. — Спасибо! — вскричала Гин, глаза которой наполнились слезами от радости. — Теперь он будет нас защищать! — она бросилась на шею брату, едва не упавшему от постоянного недоедания и слабости. В тот раз он действительно искренне улыбался. Flashback end. Светлеющее небо окрашивалось в нежно-розовый цвет, облака, словно оборванные куски ваты, плыли по этому красивому акварельному пятну. Рюноске стоял на балконе, вдыхая свежий утренний воздух и смотря на дороги, еще не заполненные людьми и машинами. Несмотря на то, что он почти никогда не мог полноценно вдохнуть полной грудью как бы сильно не старался, такие моменты он любил. Моменты, когда разум чист, не захламлен какими-то ядовитыми мыслями и… Дазаем. — Не спится? — сзади слышатся легкие шаги и голос сестры, вышедшей на балкон непонятно зачем. — А ты зачем встала? Сегодня же выходной. — Ну… — протянула Гин, доставая из кармана домашних коротких шорт начатую пачку сигарет и зажигалку. — Куришь? — наигранно удивленно спрашивает подросток, чтобы не показывать родственнице, что давно уже об этом догадывается. Въедливый запах дешевого табака сложно не заметить. — Да. — спокойно отвечает девушка, понимая, что пора бы сознаться, — При тебе просто старалась этого не делать. — продолжает она, прекрасно помня о проблемах брата с дыханием. — Отчитывать, надеюсь, не будешь? — Буду. Не губи свои легкие, тебе всего четырнадцать. — А тебе всего шестнадцать, и ты уже убил сотни человек. Это пострашнее, чем губить легкие будет. — Не сравнивай. — фыркает старший в ответ на такое замечание. — Не отчитывай за такие мелочи. С таким нервным образом жизни не только курить начнешь. — оправдывается она, смягчив голос. Рюноске в ответ лишь кивает и вовлекает Гин в объятия, уткнувшись подбородком в ее макушку. Девушка вздыхает и обнимает его худое тело. — Ты ешь вообще что-то, помимо того, что я тебе готовлю? — Да. — Опять врешь. — негодует Гин и тыкает Рюноске пальцем в больные ребра. — Давай договоримся, — она поднимает голову и заглядывает в глаза старшего, — ты никогда не будешь мне врать. Хорошо? — Я постараюсь. — Поклянись. — Клянусь, что никогда не буду врать своей любимой младшей сестре. — он насмешливо глядит на нее сверху вниз. — Тогда ты поклянись, что бросишь эту гадость. — он вынимает из рук девушки пачку с никотиновыми палочками. — Клянусь, что брошу эту гадость. Доволен? — светло-серые глаза ее светятся детской игривостью. — Вполне. — говорит Акутагава и вновь обнимает сестру. Это один из тех немногих случаев, когда утро на самом деле можно назвать добрым. Солнце выходило из-за горизонта, небо светлело, брат и сестра Акутагава наслаждались свежестью утреннего воздуха.