Мы ненавидим тех, кого любим, потому что они способны причинить нам больше всего страданий. Лин Старлинг ©
Акутагава Гин — «черная ящерица» портовой мафии, миловидная девушка четырнадцати лет, умело скрывающая свой пол от всех коллег. О том, что она далеко не парень знает только лишь Осаму, частенько подъебывающий ее на эту тему.Плоскодонка. Может тебе полностью «перевоплотиться»? Ты, Гин, наверное, лесбиянка. А может, и наш дорогой Рюноске девушка?
Ответ на все это и другие не очень приятные фразы был, есть и будет всегда один: «Пошел ты, хуев садист». Акутагава не любила ругаться, однако для сохранения образа жестокого и грубоватого парня приходилось это делать. В последнее время маска, которую она носит практически 24/7, начала сливаться с ее настоящим лицом, и от этого ее брату становилось страшно. Терять милую младшую сестренку не хотелось, ведь только она напоминала парню о хоть и не радужном, но все же детстве. Гин помнила каждый шрам на теле брата, помнила то, как он ими обзавелся, помнила, как Рюноске старательно выгораживал Дазая, говоря, что он за дело над ним издевается, а не просто так. Она не верила, обвиняла старшего коллегу за всю боль родного человека и втайне мечтала перерезать ему горло, пока он будет спать. В конце-то концов, что такого в том, чтобы помочь человеку осуществить его мечту — убить. Шатен ведь и сам умереть страстно желает. Акутагава знала, что Осаму считает смерть освобождением, и была, по сути своей, хорошим человеком, готовым дарить желающим это самое спасение. Герой с черной душой и руками по локоть в крови. Девушка была единственной, кто верил в силу Рюноске, кто говорил вдохновляющие фразы, вместо того, чтобы безжалостно пиздить. Именно поэтому становилось действительно больно не от того, что шатен ломает старшего, а от того, что он, кажется, больше любит своего наставника, нежели ее. Почему именно его? Что в нем такого особенного, что ты за ним так носишься? Каждый раз мысленно кричит Гин, глядя на покалеченного брата, понимая, что вслух почему-то произнести никак не может, несмотря даже на то, что каждый такой раз безумно хочется. Ей хочется его спасти, но она пока не знает, как… *** — Вот твой кофе, — на стол, возле рук Рюноске, опустилась черная кружка со стандартным «keep calm and drink coffee». — Сахар уже положила. — Спасибо, — тонкие пальцы обхватывают горячую кружку. Тепло и приятно. На соседний стул приземляется Акутагава-младшая и, с теплотой во взгляде посмотрев на брата, задает вполне логичный для выходного вопрос: — Куда сегодня пойдем? — Куда хочешь. — Почему всегда выбираю я? — вопросительно глядит на Рюноске Гин. — Во-первых, ты младше, а во-вторых, девушка. — Странная логика у тебя, брат. — Возможно. — подросток неопределенно повел плечом и, сделав глоток кофе, уставился в одну точку, будто размышляя о чем-то важном. Flashback. — А ты, хоть и без способности, гораздо полезнее своего жалкого брата, Гинни. — Он не жалкий. — не реагируя на «комплимент», отвечает девочка. — Да ну? — наигранно удивляется шатен. — Да. А будешь его гнобить, глотку тебе перережу, освобожу брата от твоих мразотных поступков. — достав откуда-то остро заточенный нож и приставив его к горлу Осаму, проговорила черноволосая. — Кончай этот спектакль, Акутагава. Тебе не идет роль дерзкого парня. — не скрывая насмешки в голосе, отвечает шатен. — Однако, будь ты и вправду такой, я бы сделал тебя своей ученицей. — Да нужен ты мне больно, преподаватель недоделанный. — практически рычит девушка, проводя ножом по шее наставника своего брата, тем самым оставляя там полоску крови, которая пачкает белоснежные до этого бинты. — Ай-ай-ай, Гин, ну что же ты делаешь? — он резко перехватывает ее руку, заламывая за спиной. — Только сегодня бинты новые намотал. Сама-то не проснуться одним прекрасным утром не боишься? — приблизив свое лицо к лицу сероглазой и немного безумно улыбнувшись, спрашивает Дазай. — Пошел ты… — за этим незамедлительно следует удар под дых, отчего Акутагава практически сгибается пополам, скаля зубы от боли. — Мда уж, дрессировка псов — задача не из легких. Ну ничего, — хрустнув пальцами, продолжает шатен, — все рано или поздно ломаются. Flashback end. Не самое приятное, что можно вспомнить за завтраком, но это часть их жизни. Одно из многих событий, повлиявших на формирование личности. Гин, может быть, и хотела всегда и везде быть хрупкой и милой девушкой, но жизнь ей этого не позволила. Такие дети, как мы, не имеют права на слезы и нежности. Акутагава знает, что брат ее тоже хочет, чтобы она была самой собой, но так же, как она понимает, что это невозможно. Она старается хотя бы в общие выходные снимать маску и становиться такой, какой была в далеком детстве. Он помнил те времена, когда Гин еще могла с восхищением смотреть на Осаму и называть его старшим братиком, продлились они недолго. До первого избиения Рюноске, которое произошло у нее на глазах. Девушка тогда всю ночь билась в истерике, не понимая, что же новый друг творит, почему делает такие страшные вещи со старшим братом. — Можно я его убью? — резко спрашивает сероглазая, оторвавшись от созерцания содержимого своей кружки и с надеждой взглянув на Рюноске. — Что? — парень вопросительно глядит на нее, думая о том, что, вероятно, ослышался. — Ничего. Прости. — Гин снова опускает голову. Длинная прядь черной челки ложится между глазами, ресницы дрожат. — Что-то не так, Гин-чан? — Нет, все нормально. — чуть розоватые губы девушки изгибаются в улыбке. — Пойдем? — дождавшись кивка старшего, она поднимается, поправив черную юбку, что была чуть выше колен, и направляется к выходу. Если счастлива сестра, счастлив и сам Акутагава. Ему было всего лишь шестнадцать, и если кто-то назовет это лучшим возрастом жизни, он плюнет этому человеку в лицо, потому как все подобные фразы — сплошная ложь и ничего более. Возможно, кому-то действительно нравится быть подростком, но, скорее всего, этот самый кто-то никогда не подвергался насилию, никогда не жил в постоянном страхе за свои собственные жизнь и здоровье, никогда не голодал и уж тем более, никогда не был вынужден убивать, чувствуя при этом, как в затылок упирается дуло пистолета и слыша, как наставник, стоя позади, жестко и уверенно произносит: «Либо ты его, либо я тебя. Выбирай». И выбирать приходится, потому что жизнь пока еще дорога. За кривое слово в Мафии могут избить, за ошибку на задании — пытать, а за неподчинение — убить. Рюноске даже не мог понять, что из этого хуже: второе или третье. Пытки, судя по состоянию некоторых коллег после них — настолько страшная вещь, что и врагу не пожелаешь. Быть может, Дазай и был прав, говоря, что смерть — это спасение. Но, несмотря на все бесспорные минусы этой грязной работы, было то, что могло покрыть все — хорошие деньги. Акутагава, вспоминая, как они с сестрой раньше жили, невольно допускал мысль: «сейчас бы я так уже не смог», ибо человек ко всему привыкает, а особенно быстро — к хорошему. Спасибо, Дазай-сан. Чувства, которые подросток испытывал к этому человеку можно описать одним емким немецким словом. Hassliebe — ненависть любви. Точнее, наверное, и не выразишься. Любовь и ненависть, презрение и уважение, благодарность и желание убить. Ненавижу Вас, Дазай-сан. Подросток чувствует прикосновение к своей руке и, взглянув на рядом идущую, тепло улыбающуюся Гин, переплетает свои пальцы с чужими. Жизнь во тьме определенно учит радоваться мелочам, которые человек имеет. Проснулся утром — замечательно, вернулся с миссии целым — просто изумительно, не разругался с начальством — сказка, похвалил Дазай-сан — нереально. А Акутагава все тянулся за этим нереальным результатом, забывая порой о том, что есть в жизни что-то другое, не менее важное, чем одобрение конкретного человека. Я люблю Вас, сенпай, почему Вы этого не видите?! Почему продолжаете надо мной издеваться?! Это крутилось в голове каждый раз, когда хотелось орать от боли из-за шквала ударов. Хотелось выхаркивать это вместе с кровью, смотря в карие глаза, которые, вопреки всем красивым описаниям, были холодны, как лед, и пугали, словно темнота маленького ребенка. Из темноты мрачных мыслей парня выдернули пощелкивания девичьих пальцев около лица и мягкий голос. — Рюноске. Планета вызывает Рюноске. Прием. — А? Ты что-то спросила? Тревога на лице младшей сменилась негодованием, так он понял, что ему что-то довольно долго рассказывали, а затем внезапно спросили. — Повтори последнее, что я сказала. — Что-то про планету, вызывающую меня. — зато правда. Выражение лица стало еще более недовольным. — Серьезно? — Абсолютно. Прости, я задумался. Повтори, пожалуйста, все, что до этого сказала. — подзатыльник брюнет не отхватил только потому, что вчера пришел домой избитым и еще не восстановился. — Если вкратце, я нашла себе репетитора по химии. — в ответ на удивленное выражение лица брата, она сказала: — Да, я в ней толком ничего не понимаю, и мне нужна помощь. Так вот, я хотела попросить тебя проводить меня до нужного адреса, а потом встретить. Сможешь? — Вполне. — кратко ответил брюнет, положив руку на голову Гин, отчего та нахмурила тонкие темные брови, мол, не маленькая. — Молодец, что думаешь об учебе. Девушка, лучезарно улыбнувшись, обняла старшего и сказала «спасибо» куда-то ему в ключицу. *** День нельзя было назвать каким-то необычным. Театр, кафе, поход по магазинам — все так, как обычно и бывало в подобных случаях. Ни брат, ни сестра не воспринимали это как что-то экстраординарное, просто возможность провести целый день с родным человеком. Только это, наверное, делало их семью похожей на обычную. Каждый, скорее всего, согласится с тем, что двое подростков четырнадцати-шестнадцати лет никак не воспринимаются, как жестокие убийцы, способные вырезать не одну тысячу человек. Вечерело, на улице становилось холоднее и темнее, а Гин еще предстояло занятие, на которое ее и вел сейчас Рюноске. Район выглядел не очень благополучно, но это, по понятным причинам, особо не пугало этих двоих. Зачем переживать, когда на стройных бедрах под юбкой закреплены несколько смертоносных полосок стали, а рядом всегда есть брат, который защитит от всех напастей? Самого его только как-то защитить надо… — Удачи на занятии. — подросток мягко улыбается, обняв сестру одной рукой. И подмигнув, добавляет: — Я в тебя верю. — Спасибо. — Гин отстраняется и отходит в сторону нужного дома, оборачиваясь и размахивая рукой в знак прощания. У него есть еще часа полтора до того момента, когда нужно будет вернуться сюда. Парень решает прогуляться. В конце концов, дома он еще побыть успеет, а сердце его может остановиться в любой момент. Любой рабочий день запросто может стать последним, и никогда нельзя сказать точно, выпьет он сегодня чаю дома с сестрой, или она через несколько дней будет плакать на его похоронах, облаченная во все черное, так резко контрастирующее с бледной кожей. Акутагава тряхнул головой, отгоняя мрачные мысли, и взглянул на фиолетово-оранжевое вечернее небо портового города Йокогамы. Он любил место, в котором живет, любил встречать солнце на рассвете и провожать на закате, любил вдыхать морской воздух, стоя на набережной, любил гулять по ночам, когда людей на улицах мало, и можно полностью расслабиться, отдавшись во власть момента. Внезапно откуда-то из темного двора послышались странные шорохи и бормотание. Это вырвало подростка из раздумий, заставив напрячься и приготовиться в случае опасности активировать Расемона и вступить в бой. Шорохи становятся чуточку громче, Рюноске на полу согнутых ногах, стараясь подавить внезапный приступ кашля, заскакивает за угол, где, к своему удивлению, видит всего лишь тощего беловолосого мальчика. Однако расслабляться он и не думает, ведь кто знает, может это просто вражеская уловка. Подросток медленно приближается, стараясь не шуметь, как вдруг неизвестный мальчишка разворачивается к нему лицом, впиваясь в него взглядом своих фиолетово-желтых глаз, так похожих на цветки глоксинии. Знакомые глаза. Он немного присаживается, вытягивая руки перед собой, всем своим видом как бы показывая незнакомцу, что он не враг. Из глаз альбиноса вдруг начинают течь слезы, что блестят в холодном свете фонаря, как драгоценные камни, губы его подрагивают и он, силясь, выдыхает одно лишь слово. Помоги. А после веки его опускаются, и тело падает на землю с глухим звуком.