Иной раз думаешь, сколько же в человеке любви к жизни, людям… Несмотря на все удары судьбы, подлость, предательство, холод со стороны людей, он продолжает дарить им своё тепло… Галина Суховерх ©
Ацуши в немом удивлении смотрел на девочку, чьи пушистые ресницы были прикрыты, а радужки глаз, похожие на северные океаны, бегали в разные стороны. Объемные пряди темно-синих волос скрывали щеки; между глазами, на переносице, покоилась неровная челка; из всей прически выбивалась прядь с макушки; два аккуратных хвоста, выпущенных вперед, контрастируя с одеждой, покоились на груди. Желтая футболка с изображением котенка своими достаточно длинными рукавами скрывала худые ручки по локоть, однако мальчик все равно заметил порезы где-то в районе сустава. Страшно. Девочке всего семь лет. Сердце его болезненно сжалось при виде несчастной. Девятилетка осторожно приблизился к новой знакомой и мягко взял ее за тонкое запястье, на котором за различными фенечками скрывались почти зажившие синяки. Кека, заметив, куда направлен взгляд глаз-цветков, как она их сама мысленно назвала, попыталась одернуть кисть, но ничего не вышло — мальчик держал крепко. Спрашивать он ничего про них не стал. Повисла тяжелая, напряженная и какая-то злая тишина, создающая полное ощущения того, что сердце пронзают свинцовыми шипами. Акутагава нерешительно то сжимал, то разжимал пальцы, но в итоге, все же переплетя их с пальцами младшей, стараясь подавить дрожь в голосе, проговорил: — Пойдем, я покажу тебе дом.? — …Пошли, — синеглазая подняла голову, смягчив взгляд и став будто бы радостнее. Альбинос вел ее по коридору, мягко придерживая, ибо ему казалось, что если отпустить или сделать хоть одно неверное движение, Изуми сбежит или упадет в обморок от нехватки сил. Она, ступая маленькими ножками по темному полу практически бесшумно, старалась запереть внутри негативные эмоции, что рвались наружу, словно бешеная собака, заточенная человеком. Flashback. Худощавый бледный подросток в старомодной одежде, очень напоминающей девочке вампира, грубо толкнул ее в спину, вынуждая сделать шаг вперед в попытке сохранить равновесие. Сзади раздается хриплый, страшный голос: — Быстрее, малявка! В кабинете, в котором они оказываются, приятно пахнет свечами и женскими духами; на полках с классическими книгами соседствуют темные цветы, чьи лепестки формируют бутон; за массивным столом из темного дерева сидит молодая девушка невероятной красоты. На нее семилетке хотелось смотреть вечность, не отрывая взгляда. Акутагава же, заметив этот порыв, в очередной раз треснул девочке по затылку, процедив: «Не пялься на госпожу, это невежливо». — Приветствую, Акутагава-кун, — спокойно сказала розововолосая, тихо выйдя из-за стола и приблизившись в двоим, — здравствуй, дитя. — она тепло взглянула на гостью. — Как твое имя? — … — синеглазая не успела ответить, будучи перебитой. — Кека Изуми, — жестко. В рубинового цвета глазах мелькнуло осознание, — Сейджи Изуми мертва. — девушка сочувствующим взглядом посмотрела на приведенную девчушку, которая печально опустила голову и, кажется, зажмурилась, стиснув зубы и чуть ли не плача. — Я ее спросила, а не тебя, — подметила исполнитель и осторожно провела рукой по темным волосам, — Кека, значит? — Да, — несмело ответил ребенок, боязливо выглянув из-за челки, будто из-за шторы. — А Вы ведь Кое Озаки? — Верно, — ярко-розовые губы, с помадой под цвет теней на веках, изогнулись в полуулыбке. Изуми еще раз, уже более уверенно, посмотрела на девушку. Розово-рыжие длинные волосы были собраны в пучок сзади, вторая их часть водопадом ложилась на миниатюрные плечи, а левый глаз закрывала аккуратно, словно по линеечке остриженная, не слишком густая челка. Черты лица навевали воспоминания о нежных цветах, не растущих вот так просто в полях, без всякого ухода. Такие росли в саду у ее любимой матери… к горлу подкатывает ком, дышать становится тяжело, словно легкие залили металлом, что стремительно остывает, замуровывая собой все живое, что есть внутри. — Она убила своих отца и мать и сбежала несколько дней назад, сегодня утром ее нашли возле реки. Возможно, пыталась утопиться. Мори-сан сказал отвести ее к Вам. — Это поистине ужасно, — склонив голову и прикрыв глаза, проговорила Кое, — однако я сомневаюсь, что этот ребенок мог так поступить. — Но ведь Дазай… — «будучи еще ребенком, умудрялся быть жестоким». — А ты их не сравнивай, — как-то недобро взглянув на младшего по званию, отрезала розововолосая. — Как скажете, Озаки-сан, — подросток едва заметно поклонился, так, что пряди спали на лицо, частично скрывая его и не позволяя увидеть гневный оскал. Да как посмела эта… Озаки возвышать кого-то над господином?! Изуми переводила взгляд с одного мафиози на другого, понимая, что после встречи с этой милой девушкой ни за какие деньги не согласилась бы остаться с Акутагавой ни на секунду. Она умоляющим взглядом, словно бездомная, побитая всеми подряд собака, воззрилась на свою потенциальную спасительницу с рубиновыми глазами, как бы крича: «Спасите меня, госпожа Озаки! Спасите от этих страшных людей!». И хоть семилетка не была уверена в том, что этот вариант лучше, попытаться стоило. Flashback end. — Эм… — мямлит Накаджима, — Кека, чем бы ты хотела заняться? — синие глаза сверкнули недоверием. Ей казалось, что раз Рюноске добротой не отличается, то и брат его младший недалеко ушел. — Мы можем разойтись по комнатам и заниматься своими делами, — Ацуши чуть не поседел, хотя, быть может, на его и без того светлых волосах этого просто не было видно. Новая знакомая отказывалась идти на контакт. — Ну… если ты и вправду не хочешь, то… — Но можешь предложить свои варианты, — тут же исправилась девочка, внезапно вспомнив о задании хозяина. Учитывая то, что этот мальчик дорог Дазай-сану, будет глупо его расстраивать. Надо проявить максимум заинтересованности и доброты. После этих слов Акутагава широко улыбнулся, в порыве эмоций схватив Кеку за руку. Она удивленно распахнула пушистые ресницы и непонимающего заморгала — такие смены настроения ее, если быть честной, немного пугали. Новый знакомый казался не то чтобы очень уж странным, но чувство тревоги рядом с ним не утихало ни на миг. Хотя она и отдавала себе отчет в том, что достаточно много «прожила» с тираном и воспринимать простое человеческое общение просто не может. Ацуши, скажи… так ли жесток твой старший брат, каким рисуется? *** Серое небо было похоже на огромные куски ваты, которые изваляли в грязи и пыли. Смотришь на такое, и сразу же хочется вернуться домой. Работает это практически со всеми людьми. Кроме Ацуши, которому такое было лишь в радость. Он, запрокинув голову назад, восторженно смотрел вверх блестящими от счастья глазами. Как тут не радоваться, когда к нему привели такую замечательную и милую особу, как Изуми-чан? Синеглазая, крепко держа его за руку, шла рядом, едва заметно размахивая взад-вперед небольшим рюкзаком, который Ацуши одолжил ей, чтобы носить мелкие вещи. — Изуми-чан, — внезапно обратился к спутнице альбинос, та вопросительно на него взглянула, — можно спросить, а где ваши с Дазай-саном родители? Она не сразу нашла, что на это ответить. Этой заминки Акутагаве хватило, чтобы понять — поднимать эту тему не стоило. Семилетка вздохнула и решила отвечать честно, а не делать вид, что Осаму ее кровный родственник. Вдруг он рассказывал мальчику правду; Кека тогда выглядело бы глупо. — Дазай мне не родной брат, — девочка поджала губы, — он нашел меня на улице, когда я… — она замялась. — Ну, когда моих родителей не стало, и я сбежала от органов опеки. У него тоже вроде никого нет, поэтому он сказал мне считать себя его младшей сестрой. Вот так вот. — в довершение своего короткого рассказа Изуми печально опустила голову и сжала полы своего любимого темно-синего плаща, так подходившего к цвету радужки. — Прости, — все так же внезапно, спустя минуту неловкой тишины, проговорил Акутагава и рывком, по тигриному, обнял хрупкую, словно из хрусталя сделанную Кеку, гладя ее по мягким волосам и начиная чуть покачиваться из стороны в сторону, — я не должен был это спрашивать. — Все хорошо, — заверила его синеглазая и прижалась щекой к светлым прядям. Пара шла дальше, но с уже гораздо меньшим ощущением какой-то тоски и напряженности. Глаза Изуми потеплели, в глазах Акутагавы поселилась надежда, но нормальное общение и даже дальнейшую дружбу с этой закрытой, но, безусловно, милой особой. Внезапно оборотень почувствовал очень приятный запах, доносящийся откуда-то из-за угла, куда он сразу же потянул свою спутницу. Чтобы поспеть за тигром, Изуми пришлось немного ускориться. Чего он так сорвался? Как оказалось, бывший Накаджима уловил невероятно манящий, как он выразился, аромат, пройти мимо которого — преступление против своего голодного организма. То, что этот самый организм кормили около часа назад, Кека решила не озвучивать, мало ли. Она уже успела предположить, что раз в Ацуши скрывается огромный тигр, ему нужно гораздо больше еды, чем обычному человеку. — Что ты будешь, Изуми-чан? — альбинос подвел ее к прилавку, за которым стояла невысокая пожилая женщина, торгующая разными вкусностями. Как бы девочка не старалась скрыть блеск в глазах, у нее не получалось. Настолько дикой она себя еще никогда не чувствовала: так радоваться виду ярких кондитерских посыпок… Словно ребенок из очень нищей семьи, словно ребенок войны. — Блинчки с клубникой, — отчего-то слишком робко произнесла семилетка, — и мороженое. — она указала пальцем на нужный вкус. — Хорошо, — и уже обращаясь к женщине, беловолосый сказал: — Нам, пожалуйста, блинчики с мороженым и клубникой, зеленый чай и тайяки. Через несколько минут Ацуши протянул Кеке блинчик; выглядела она так, словно держит в руках величайшее сокровище. Глаза-океаны засияли, пальцы осторожно обхватили угощение, семилетка посмотрела на альбиноса, как на свое спасение. — Ты чего? — заметив странную реакцию младшей, спросил Ацуши, по-птичьи склонив голову вбок. — Спасибо большое, Ацуши-кун, — синеглазая постаралась непринужденно улыбнуться: догадалась, что выглядит странно, — просто Дазай обычно не покупает мне подобное. Он считает, что это не очень полезно. — Странно, — подметил мальчик, прикладывая палец к подбородку и задумчиво смотря в небо, — мне Дазай-сан разрешал есть все, что я захочу. Черт! — Просто у меня есть некоторые проблемы со здоровьем, а брат переживает, — выкрутилась Изуми, махнув рукой, мол, все как обычно, не заморачивайся. — Хорошо, что у тебя есть такой брат, — улыбнувшись и откусив кусочек от десерта, подметил Акутагава, — нам очень повезло. — Нам? — темноволосая недоуменно вскинула тонкую бровь. — Ну да, — беловолосый неловко почесал затылок, — Рюноске ведь не мой родной брат, — заметив слегка удивленный взгляд спутницы, он продолжил, — он нашел меня на улице, когда я сбежал из приюта. Этой осенью. Неужели не понятно, что мы не родные? — Я поняла… просто есть в вас что-то очень похожее, но неуловимое. Вы будто друг друга… отражаете, — она, едва заметно нахмурившись, словно вспомнив что-то плохое, — у меня такого человека никогда и не будет наверное. Ацуши протестующее замахал руками, смутившись, что было видно по его слегка покрасневшим щекам. Он поджал губы и резко мотнул головой, встряхнув светлыми прядями. — Нет-нет-нет! Что ты? Рюноске гораздо лучше меня! — фиолетово-желтые глаза при упоминании брюнета загорелись так, словно для Ацу он — свет в окошке. Осознав это, Изуми хитро ухмыльнулась, что не укрылось от зоркого взгляда нового друга. — Ты… ладно. Прекрати меня смущать. — Хорошо, я не буду. Но ты и вправду ничем не хуже. И почему ты именно такой, какой есть? Кем же надо быть, чтобы, живя среди тиранов, оставаться таким светлым? Дальнейший путь до дома прошел в молчании. Изуми с некоторой скукой смотрела по сторонам, подмечая, что жизнь в родном городе кипит, все меняется. Вот, любимый магазин одежды, который часто посещала ее мать, закрыли. Вместо него теперь какое-то кафе. Бар, в котором отец с друзьями частенько выпивал долгими осенними вечерами, тоже закрывается, двое рабочих в униформе снимают вывеску. От этих мест останутся лишь воспоминания и фото, так же, как и от тех, кто уже покинул этот мир. А есть ли смысл в том человеке, о котором никто ничего не помнит? От которого ничего не осталось. Наверное, нет. Прославившееся герои, прославившееся злодеи… какая разница, герой ты или злодей, если в конечном счете ничего, кроме памяти не останется? Даже ее можно стереть. За этими размышлениями Кека и не заметила, как они с Ацуши оказались возле двери подъезда. Беловолосый заботливо открыл перед ней дверь, пропустив девочку вперед. Все, как учила Гин. Только идя сзади девочки, альбинос заметил, что та немного прихрамывает и явно пытается это скрыть. Постепенно в голове складывалась логическая цепочка. Шрамы на локтях, синяки на запястьях, хромота… Теперь поверить в бесконечные, как сама вселенная, рассказы старшей сестры про жестокость Осаму становилось все проще и проще. Акутагава печально вздохнул — очередной человек оказался не таким, как он себе напридумывал. Вечером, уже собираясь ложиться спать, Кека, натягивая на худое тело белую ночную сорочку с длинными рукавами и доходящую до середины голени, коротко взглянула на желто-зеленые пятна на бедрах, поверх которых виднелись новые, сине-фиолетовые. Сильно выпирающие ребра создавали ощущение, что на девочке можно изучать строение человеческого скелета, что было не так — Осаму, вопреки всем издевательствам, никогда не морил голодом своихИ ты снова стал сам собой, и видишь мир, каким он есть: Без образов людишки, везде настоящие, но пустышки. И они решат — мы лишь играли, но на деле, Как несчастен человек, лишенный ролевой модели.
— Кека, скажи, — неловко переминаясь с ноги на ногу, начал альбинос, — почему у тебя так много синяков на ногах и следы от порезов на руках? Это тебя Дазай-сан так… — Нет! — вскрикнула Изуми прежде, чем дослушала, что скажет Ацу. — Это я сама! — Ты мне врешь, — уже жестче произнес мальчик, сжав косичку, — ответь, пожалуйста, мне очень важно это знать. — Нет… — сквозь зубы, ощущая, что по щекам крупными каплями потекли горячие слезы, со злобой в голосе ответила синеглазая. Она сцепила вместе руки с такой силой, что кости должны были захрустеть. — Если ты боишься, что тебя накажут, то… — Дазай тут не причем. Ты и сам мне говорил, что он хороший человек. — Но ты покалечена! — Акутагава тронул ее худое плечо, отчего девочка болезненно зашипела. — Да не трогай ты меня! — Кека вскочила со стула, едва не упав и подхватив тот за металлические ножки, швырнула в тигра, но, как и планировала, промахнулась. — Тебе меня не понять! Носишь свои розовые очки, все у тебя хорошие! И Рюноске, и Дазай, и все остальные, а это не так. — семилетка упала на острые колени и, сгорбившись, закрыла лицо двумя руками, начиная плакать и трястись. Она провалила задание — долго не проживет. — Я все знал с самого начала, — внезапно произнес беловолосый, переступая расческу, упавшую на пол, и медленно, словно боясь спугнуть, подошел к соседке, — я знал, что Дазай-сан и Рюноске работают в Мафии. Я не глупый и понимаю, что невинными и добрыми там люди не бывают, но если человек пытается показать свои лучшие стороны, — он встретился взглядом с синими глазами-океанами, — значит, они у него все же есть, и стоит дать ему шанс на исправление. — фиолетовоглазый обнял Изуми, которая начала плакать еще сильнее, размазывая слезы по лицу кулачками и утыкаясь лбом в ключицу Ацуши. Спустя несколько минут, когда мальчик начал засыпать, до его слуха донесся звук поворота ключа в замочной скважине, отчего он мгновенно оживился и понял — они пропали. Видимо, Осаму вернулся раньше, чем планировал. Альбинос подскочил, начав носиться по комнате, дабы вернуть стул на место и оттащить Изуми в комнату, но было поздно. Шатен, сняв верхнюю одежду, в гробовой тишине прошел на кухню и вернулся оттуда уже со стаканом воды. Он присел на стул и, оперевшись локтями на расставленные чуть шире, чем обычно, ноги, громко и четко проговорил: — Что же ты, Кека-чан? Провалила свое первое задание, а ведь могла бы стать частью важной организации. В будущем, разумеется. Однако, что рассуждать на эту тему. Тебе уже все равно ничего не светит. А ты, Ацуши, молодец, сам до всего догадался. Осаму поднялся и, подойдя к дрожащему от страха мальчику, приобняв его одной рукой и улыбнувшись в своей манере, подобно сумасшедшему, спросил: — Не хотел бы ты, когда чуть подрастешь, стать частью Портовой Мафии? — где-то сбоку раздался отчаянный крик девочки.