Сравнить предателя не с кем и не с чем. Я думаю, что даже тифозную вошь сравнение с предателем оскорбило бы. Максим Горький ©
Спустя 2 года
Лучи теплого весеннего солнца игриво скакали по лицу Ацуши, смешно морщащегося и ворочающегося в попытках спрятаться от света. Тигриные уши подрагивали от шумов, доносящихся откуда-то из соседских квартир; полосатый хвост, чем-то похожий на березу, вилял из стороны в сторону. Вставать не хотелось, однако проводить сестру на учебу, а брата на работу он должен был. Чихнув по-кошачьи от пыли, попавшей в нос, и проснувшись окончательно, младший Акутагава поднялся на ноги и прошел на кухню, по пути заглянув в комнату Рю, который привычно кашлял и ворочался с боку на бок. Ацуши с нежностью взглянул на него, подумав о том, насколько же хрупким выглядит подросток. Даже он, мальчик, которому через месяц исполнится одиннадцать, казался здоровее и сильнее, в чем сам он сомневался. Он понимал, что старший на несколько порядков лучше. Восхищался им, как никто. Наливая старшему брату крепкий кофе, младший с тоской вспоминал о Кеке, которая после того злополучного вечера ни разу не попадалась ему на глаза, пропала, словно рассеявшийся утренний туман. Сколько бы он не расспрашивал Рюноске о девочке, тот упрямо молчал, хмурился и отводил мрачный взгляд в сторону. Сердце альбиноса в такие моменты болезненно сжималось от мыслей о собственной вине. Мыслей, которые, подобно терновнику, опутывали сознание и раздирали в кровь душу. Прости, Кека! Младший Акутагава мысленно восклицал это каждый раз, когда образ несчастной синеглазой девочки всплывал в мыслях. Ацуши давит болезненный вскрик, когда кофе, вылившийся за края белой чашки, полился на пол и обжег его босые ступни. Он лишь болезненно ойкнул и подпрыгнул, а после начал быстро вытирать разлившийся по серой поверхности стола напиток сухой тряпкой. Сзади слышится едва заметный скрип пола; к беловолосому подходит Гин, обнимая за плечи и целуя в макушку. Тот в ответ практически урчит и тянется навстречу рукам девушки. Сероглазая отступает, садясь за стол и подпирая щеку рукой. Волосы ее взлохмачены, неаккуратный хвост почти расплелся, а под нижними веками залегли тени. Последствия бессонной ночи. Гин потирает глаза пальцами и зевает, прикрывая рот рукой. — Доброе… — зевок, — утро, Ацуши. — Доброе, — альбинос улыбается и наливает кипяток в чашку с зеленым чаем, — как ты, Гин? Опять не спала всю ночь? — Ага, — она снова зевает и жмурится, — не спалось. Да и Рю как-то нехорошо дышал, боялась, что задохнется, а я не замечу. — … — младший и сам порой просыпался посреди ночи и, стараясь не шуметь, приходил к Акутагаве, садясь возле него и осторожно гладя по волосам, следя за тем, как тот дышит. Если брюнет и просыпался от подобного, то лишь удивленно смотрел на альбиноса и вновь закрывал стальные глаза. — Не боишься переходить в старшую школу? — вдруг спрашивает мальчик, присаживаясь на соседний стул. — Если честно, немного есть такое… — неловко отвечает Гин, едва заметно краснея и заправляя темную прядь за ухо. — Странно. — обычная человеческая жизнь, все происходящее кажется чем-то непривычным и даже немного страшным.Тем же вечером
Ацуши понял, что что-то пошло не так, едва заметив, насколько убитым выглядел вернувшийся с работы Рюноске. Еще бледнее обычного, он казался мертвецом; радужки глаз словно потемнели от злости, а взгляд стал пустым и безжизненным. Да и сам подросток в целом представлял из себя, скорее, двуногое бессилие, а не человека. Когда он переступил порог дома, сразу же, не говоря ни слова, поджимая губы и заторможено поворачивая голову в сторону внешних раздражителей, прошел к себе в комнату и, оперевшись на стену, устало съехал вниз, обхватив себя руками. Ацуши был до смерти напуган. Он еще никогда не видел своего любимого старшего брата в таком состоянии. Что же с тобой случилось, Рю? — Рюноске, — беловолосый просунул голову в дверной проем, — Рюноске.? Что случилось? — брюнет молчал. — Ответь мне… пожалуйста. — в ответ лишь гробовая тишина, давящая на плечи, будто гидравлический пресс. Мальчик, больше ничего не говоря, подошел к Акутагаве и присел рядом с ним, обнимая обеими руками и кладя голову на его худое плечо. Он начинает поглаживать старшего по голове, чувствуя, как из глаз потекли, будто обжигая щеки, горячие слезы. Любимый человек не должен страдать. Рюноске лишь устало посмотрел на альбиноса и, грустно улыбнувшись, поцеловал его в лоб, едва касаясь кожи губами. Серые глаза становятся красными от слез, губы нервно подрагивают, кадык, видный сквозь тонкую кожу, то приподнимается, то опускается, так, будто мафиози хочет что-то сказать, но никак не может подобрать правильные слова. — Рюноске, — в отчаянии произносит Ацуши, — скажи, что случилось.? — … — он несильно толкается лбом в лоб младшего и, прикрыв тонкие веки, отвечает: — Он предал меня. Эти два слова, словно камнем опустившиеся на голову фиолетовоглазого, стали последним, что Рю сказал за весь вечер.