Осознайте своё поражение

Джон – отличный танцор. Шерлок знает это. Знает так же твёрдо, как и то, что его сосед предпочитает спать на левой стороне кровати, на боку, обняв руками подушку, и что всегда моется справа налево, приберегая раненое плечо напоследок. Знает не потому что был свидетелем этих аспектов его жизни, а потому что все признаки на виду, такие же вопиющие, как мягко скруглённый нос на лице Джона. Ясные любому, у кого есть хотя бы половина мозга. Тот факт, что Джон скрывает, что он хорошо танцует (пытается, во всяком случае), как скрывает и свои мышцы под слоями клетчатой синтетики и дешёвых, плохо сидящих свитеров – просто насмешка. Нет, на самом деле, это жестокость. Шерлок обожает танцевать. Так он размышляет, свернувшись калачиком на диване в гостиной и мрачно буравя глазами крепкого коренастого человека, рассевшегося в своём кресле у камина. Человека, который не только ни разу не танцевал с ним, но даже никогда не пританцовывал в его присутствии. Джон невыносимо жесток. Под испытующим взглядом Джон ёрзает и молча вздыхает. Будь Шерлок в худшем расположении духа, он бы мог подойти и просто сорвать с Джона это унылое голубое уродство. Он часто думал, что гардероб Джона, при всей своей нелепости, не лишён смысла. Джон не какой-то милый доктор в уютном мягком свитере, на самом деле он солдат, который застрелил серийного убийцу со ста метров недрогнувшей рукой. И то, что он одевается, как первый, всегда казалось искусной маскировкой. Но то, что Джон носит эту маскировку даже в уединении их квартиры, где видит его только Шерлок, знающий правду, крайне неприятно, если не оскорбительно. Чёрт бы его побрал с его проклятыми свитерами. И сегодняшний самый обидный из всех. Шерлок никогда бы не подумал, что можно так яростно ненавидеть предмет одежды. Он находит определение этому цвету: грязно-серо-голубой, цвет воды, в которой мыли посуду. Жалкая вещь совершенно не соответствует внушительному каркасу, на который надета. Мешает как следует оценить скрытое под ней тело, пытаясь отвлечь от того, что должно быть выставлено на обозрение, и к тому же, непринуждённо висит на плечах Джона, тогда как сам Шерлок – нет. От всего этого ему хочется растерзать её в клочья. Он воображает удовольствие от процесса, когда нити достигают предела своей растяжимости, а затем лопаются в его руках, и приятный звук, с которым свитер безжалостно разрывается надвое. Материал может быть слишком прочным. Тогда подойдёт нож от Клуэдо, который торчит в стене. Двигаться быстро, чтобы Джон не успел ничего сделать. Да! Он освободит мир от мерзости, что являет собой эта вещь, и у Джона не будет другого выхода, кроме как надеть что-то получше или ходить голым. Ходить голым? Это идея. На мгновение Шерлок теряет ход мыслей. Его мозг быстро рисует соблазнительный образ. Джон встаёт, с рук свисают обрывки свитера. Обнажённая грудь часто вздымается и опускается, заставляя танцевать красиво бугрящийся шрам на левом плече. Свирепый взгляд. Опасная улыбка, больше похожая на оскал. Мускул, подёргивающийся на щеке – тот самый, что даёт о себе знать только когда Джон очень зол или глубоко целует кого-то. Что Джон сделает дальше? С ним всегда возникает этот вопрос. Для Шерлока Джон остаётся непредсказуемым. Резко выдохнув, Шерлок закатывает глаза, злясь на собственные фривольные мысли. Он отворачивается к спинке дивана и подтягивает колени к груди, крепче кутаясь в синий халат, словно в кокон. Это не может сравниться с уютной тяжестью Джона. Ничто не может. Гардероб Джона – лишь одна из тех многих вещей, что никогда прежде не удостаивались внимания Шерлока, зато теперь занимали все его мысли. Выходит, что Джон Ватсон не столько яд, сколько новый наркотик. Упорно подвергая себя близости с ним, Шерлок рассчитывал выработать иммунитет, но оказалось, что эта близость серьёзно влияет на мозг. Находиться рядом с Джоном – всё равно что играть в русскую рулетку, где Джон – метафорический револьвер, заряженный, взведенный и направленный прямо в голову Шерлока, и вместо пуль в каждом гнезде – наркотик с непредсказуемым действием. Иногда от пронизывающего взгляда, весомого слова или настойчивого прикосновения Джона мозг Шерлока вдруг превращается в супер-машину, как будто он принял кокаин. В других случаях Джон может заставить его мозг замедлиться, замолчать или полностью выйти из строя, как от морфия. Это опасная лотерея, но к чёрту здравый смыл, Шерлока всегда притягивала опасность. Только он ещё не встречал такой стимулятор в облике человека – до сих пор. Осознание опьяняющих перспектив вызвало стойкую тягу, как раздражающий зуд или постоянный навязчивый шёпот на границе сознания. Тем не менее, с кокаином и сигаретами он завязал, так что, несомненно, при известной выдержке справится и с Джоном. Он уже достаточно долго обходится без физической близости. Если бы он мог просто... – Так, ладно. Выкладывай. Шерлок через плечо оглядывается на Джона, который теперь опустил газету и с недовольным видом смотрит на Шерлока. – Выкладывать что, Джон? – Сначала всё утро ты сверлишь меня взглядом, а сейчас якобы игнорируешь. Полагаю, мы снова вернулись к тому, что ты замышляешь моё убийство? Поэтому говорю ещё раз, Шерлок, выкладывай. – Не болтай ерунды, Джон. – Шерлок поворачивается обратно к спинке дивана, продолжая рассматривать знакомый рисунок потёртостей на обивке. Напоминание о совершенно абсурдном предположении насчёт убийства мысленно возвращает его в переулок, где он смог прижать Джона к стене. Тогда Шерлоку пришлось изо всех сил бороться с желанием поцеловать его. Следом, естественно, он вспоминает как Джон целовал его самого. Ну, это был не совсем поцелуй. Технически это было скорее искусственное дыхание рот-в-рот… но базовые элементы одни и те же, из чего Шерлок может экстраполировать, что поцелуй Джона, скорее всего, будет мягким, тёплым и вызовет состояние тахикардии, поэтому Джону придётся снова задействовать свои приёмы реанимации. Одна только мысль об этом меняет ток крови, и кое-что приходит в движение. Шерлок сворачивается плотнее. ...И тут же подскакивает на месте, как испуганный кот. Джон только ласково похлопал его по ноге, но от неожиданности Шерлок покрывается мурашками и с трудом сдерживается, чтобы не задрожать. – Тогда, давай, ложись на спину, – велит Джон и нажимает своей крепкой тёплой ладонью ему на бедро. Шерлок оторопело смотрит на его руку. Кажется, будто она прожигает тонкий слой ткани, оставляя клеймо. По телу проносится электрическое покалывание, вызывая желание вырваться. Чтобы его унять, он трёт ступни одну о другую. – Чего ты хочешь, Джон? – спрашивает он резко. Его захлёстывает гнев в равной степени с отчаянием и... чем-то опасно напоминающим страх. Может получиться нехорошо. – Хочу укрыть тебя... утяжелённое одеяло, типа того. – Джон проводит рукой по воздуху, словно пытаясь ухватить какую-то неудобную мысль. – Ты ведёшь себя как... – Он замолкает, видимо, решив, что пояснять лучше не стоит. Жаль, потому что именно сейчас Шерлок был бы рад отвлечься на очередную лекцию о том, как правильно расценивать чьё-то поведение. – Ну, скажем, мне не нравится, когда ты весь день хандришь, – Джон начинает осторожно тянуть Шерлока за ногу, чтобы тот повернулся. – Нет, – рычит Шерлок гораздо злее, чем следует, потому что слишком остро осознаёт близость неизбежного. – Ну давай… Я же помню, что тебе это помогает, – настаивает Джон. – Ты уже несколько дней не спал… – Джон становится всё более настойчивым, и Шерлок не видит иного способа предотвратить катастрофу, кроме как нанести быстрый удар Джону в горло и сбежать через дверь. Он обдумывает этот план в течение 0,3 секунды, но в конце концов смиряется с тем, чтобы его перевернули. Он закрывает глаза, испускает дрожащий вздох и оказывается на спине – разоблачённый и сдавшийся на милость победителя. Он не может скрыть унижения на своём лице и не осмеливается взглянуть (или даже представить), как выглядит лицо Джона. Ему остаётся трястись и сжиматься в мучительном неведении. Попытка предположить, как Джон поведёт себя в ответ на это откровение (по крайней мере, девять вариантов) ускоряет его дыхание и пульс почти до состояния истерики, поэтому он старается очистить разум ото всех мыслей. Однако, затянувшееся молчание вынуждает его неохотно открыть глаза. Он обнаруживает, что Джон застыл: взгляд прикован к заметной выпуклости в паху Шерлока, а лицо перекошено от шока и недоумения. И это заставляет Шерлока вернуться к мысли об ударе в горло. – Да, Джон, у меня действительно встал, – раздражённо огрызается он. – O. – Джон отводит глаза, заметно смущённый. – Я просто не думал... – Он замолкает, шумно втянув в себя воздух, старательно смотрит в пол и потирает затылок. Его лицо краснеет. Через мгновение его взгляд возвращается к Шерлоку, и выражение лица сразу меняется. Шерлок не вполне уверен, что видит Джон, глядя на него, но знает, что сейчас балансирует между гневом и паникой, и наверняка это в какой-то степени заметно снаружи. – Ладно, – Джон кивает, делает глубокий вздох, и его глаза проясняются. Неловкость отходит на второй план. Шерлок видит, как он последовательно принимает обличье военврача – расправляет плечи, выпрямляет спину и опускает подбородок. – Так... – Его голос спокоен и ровен, а взгляд твёрд. – Ну что ж, всего лишь естественная функция организма. И как врачу, мне приходилось видеть такое достаточно часто. – Он надевает сдержанную улыбку, тоже сугубо профессиональную. Иногда Шерлок восхищается способностью Джона брать на себя прежнюю роль, но сейчас он это ненавидит – отключившийся от всего большего, что их связывает, Джон в этом образе кажется таким же фальшивым, как Шерлок, притворяющийся священником. Джон понижает голос, чтобы он звучал мягче, и продолжает со своей напускной уверенностью: – Не будем обращать на это внимание, и скоро само всё пройдёт, как только ты успокоишься. Он порывается лечь на Шерлока, но тот выставляет перед собой руку. Джон останавливается на полпути. – Пока ты сверху... разумеется, ничего не пройдёт, – отрезает Шерлок. На лице Джона сменяется целая гамма чувств. В течение нескольких мгновений он, кажется, ведёт внутренний спор о том, что означают эти слова и как следует на них реагировать в зависимости от возможных интерпретаций. Шерлок наблюдает за этим с тревогой, тонущей в потоке разочарования. Идиот. А чего он ждал? Надел этот жуткий свитер, ещё и не собирается танцевать. Шерлок вздыхает и закатывает глаза. – Хорошо, – шипит он, затем переворачивается на живот. – Я буду лежать так, а ты можешь лечь мне на спину. Сдавленный звук вынуждает Шерлока обернуться и посмотреть на своего сотоварища. Взгляд Джона устремлён к месту пониже Шерлоковой спины и, похоже, тот снова застыл. В глазах играет знакомый жар. – Да нет. Так у меня не получится. – Джон вскакивает на ноги и быстро уходит. – Я заварю чай, – добавляет он с кухни натянутым голосом.