На краю пропасти мы встретимся как в первый раз

В первый день, когда Цинсюань не чувствует пристального взгляда из теней городских улиц и не узнает знакомое лицо в очередном прохожем, он ощущает невероятную легкость во всем теле. Как будто тяжелый камень падает с плеч, он может снова дышать полной грудью, смеяться по-настоящему беззаботно и не оглядываться назад в постоянном страхе. В тот день он снова вспоминает, что может радоваться самым незначительным мелочам, не коря себя за это, и даже что-то напевает себе под нос, пока мастерит амулеты для новобрачных с соседней улицы. Он еще не верит, что Черновод оставит его в покое, но хотя бы один день может о нем не думать. Но все равно думает, когда на столицу опускается ночь, зябкий весенний воздух пробирает до костей, и Цинсюань ворочается без сна. Как будто ждет, что кто-то положит свою холодную руку ему на висок, чтобы прогнать кошмары — но никто не приходит. Во второй день Цинсюань сияет так же ярко — ярче, чем прежде, точно к нему вернулся божественный свет, который невозможно скрыть ни под какими обносками. “Уж не влюбился ли старина Фэн?” — смеются его друзья, давно не видевшие Цинсюаня настолько радостным, и тот с легкостью подхватывает эту шутку. И только под вечер, когда зажигаются фонари и улицы пустеют, он оглядывается через плечо и долго смотрит в пустоту, словно надеется в ней что-то разглядеть. Простояв так некоторое время, Цинсюань возвращается в храм, где прибирается до самой ночи. Прежде, когда Хэ Сюань следил за каждым его шагом, он не разрешал себе даже поднять с пола разбитую табличку, некогда гордо висевшую над входом в один из самых богатых и роскошных храмов столицы. Сегодня ночью Цинсюань ее, наконец, склеивает — чтобы решиться на такой шаг, ему понадобилось прожить в этом храме больше года, и до сих пор он уверен, что не имеет на это права. Его мысли вновь возвращаются к Демону черных вод, и теперь его гложет неясное чувство беспокойства. Хэ Сюань решил оставить его в покое? Он больше не хочет его видеть? Он отпускает Цинсюаня? Он прогневан? Бывший Повелитель Ветров не понимал, что Черновод хотел прежде, не спуская с него глаз и наблюдая за каждым шагом, не понимает и теперь, почему он так резко пропал. Перед тем, как лечь спать, Цинсюань оставляет на алтаре пару еще свежих баоцзы. Просто на случай, если Черновод все же заглянет. Не сравнится, конечно, с теми яствами, что он ел на пирах в Небесной столице, но это лучшее, что есть у Цинсюаня сейчас. Ему всю ночь вновь снятся кошмары, а баоцзы на утро так и остаются нетронутыми. На третий день Ши Цинсюань ловит себя на том, что мыслями постоянно возвращается к Хэ Сюаню. Или Мин-сюну. Нет, все же Хэ Сюаню. Спрятавшись в тени развесистой старой вишни, на которой только начали неуверенно распускаться первые цветы, он задумчиво крутит в руке веер — некогда его духовное оружие, теперь же обычная безделушка, которую даже по назначению не используешь: взмахнешь пару раз, и он окончательно развалится. Просто пустая оболочка некогда красивой вещи — такой же бесполезный хлам, как и сам Цинсюань. Но веер приятно тяжелит руку и придает уверенности, напоминает о чем-то важном. Цинсюань бережно проходится кончиком пальца по обвешалому краю бумаги и легонько качает головой. Все его друзья — от бродяг до небожителей — уверены, что он хранит веер Повелителя Ветров как воспоминание о временах, когда легким движением руки мог поднять ураган или сам взмыть над землей в воздушном потоке. Но как раз об этом Цинсюань старается никогда не вспоминать: слишком легко вновь впасть в уныние и начать себя жалеть, а на это у него тоже нет права. На самом деле божественный артефакт, развалившийся у него в руках после одного лишь взмаха, напоминает ему о чем-то другом. Или о ком-то. Ши Цинсюань улыбается сам себе. Разве он может признать, что хранит его в память о своем злейшем враге, Демоне черных вод, который передал ему веер вместе с духовными силами — резко выдернув из толпы и толкнув так, что бывший небожитель не устоял на ногах? И все же — передал. Иногда Цинсюань заходит в своих фантазиях так далеко, что представляет, как Мин-сюн чинит его духовное оружие, наполняет силами и вдыхает в него жизнь… Хэ Сюань, конечно же, Хэ Сюань, молодой господин Хэ — поспешно поправляется он. От этого имени по спине идут мурашки. Зачем бы Черноводу это делать? Хотел ли он поиздеваться над бывшим Повелителем Ветров и напомнить, что у того больше нет собственных сил, или… или… Цинсюань прижимает веер ко лбу, усилием воли заставляя себя оборвать эти бесполезные мысли. На следующее утро, когда небо едва подернулось розовой дымкой, а пение жаворонков только начало нерешительно развеивать ночную тишину, Ши Цинсюань отправляется в путь. Он редко покидает императорскую столицу, разве что навестить Его Высочество в монастыре Водных каштанов, и ему сложно объяснить даже самому себе, почему он так привязан к этому городу. Поднебесная огромна, и не он ли говорил пытавшемуся удержать его на Небесах брату, что хочет стать бродячим заклинателем? Но Демон черных вод оставил его здесь, и Цинсюань уверен, что это не случайно. Однако сегодня подобные сомнения его не терзают. Бывший бог уверенно идет по центральной улице — умиротворяюще тихой и сонной в час, когда кролик сменяет тигра, — и крутит в руке сломанный веер. Давно уже он не был убежден в том, что поступает правильно, но сейчас — понимает: он должен найти Демона черных вод. Что делать дальше, Цинсюань пока не решил, но он всегда умел хорошо импровизировать. Он все еще боится вновь увидеть Хэ Сюаня лицом к лицу. Ши Цинсюань прекрасно знает про себя, что он трус, и принимает это, как данность. Может быть, его слабое человеческое сердце разорвется при одном взгляде на Черновода — это он тоже допускает. В первый и последний раз он видел демона в его истинном обличии в чертогах Черных вод и до сих пор не может забыть взгляда, прожигающего насквозь, ледяного голоса, который сковывал не хуже цепей, и слов, бьющих сильнее плети. И того, насколько же он был похож на его дорогого Мин-сюна — до поворота головы, до изгиба бровей, до интонаций, осанки и жестов. Обычно Цинсюань не разрешает себе вспоминать о Мин-сюне, но сегодня он нарушает все свои запреты. — Господин Фэн, господин Фэн! — запыхавшийся детский голос догоняет его у самых ворот. Цинсюань, пусть и хромает, но ходит быстро, за ним не поспеть. — О? — Цинсюань удивленно оборачивается, и на его лице расцветает теплая улыбка. — Таотао-эр? Он настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил, что все это время за ним бежала маленькая девочка — внучка хозяина трактира Ло. Старик Ло часто кормил Цинсюаня и его друзей, не требуя платы, Цинсюань же помогал ему с ведением учетной книги, потому что грамоту тот так и не освоил, зато готовил лучший суп из свиных ребрышек во всех трех мирах. А с тех пор, как бывший Повелитель Ветров усмирил духов, повадившихся портить запасы риса, старик и вовсе в юноше души не чаял. — Вот! — девочка, отдышавшись, протягивает ему сверток. — Дедушка просил передать. Сказал, что господин Фэн уходит из города и наверняка не додумается взять с собой еды, — Таотао точно копирует интонации своего деда, а сама с любопытством разглядывает Цинсюаня. — И еще сказал, что вы вроде умный, а о таких простых вещах не думаете. Ши Цинсюань разводит руками, признавая, что старик Ло кругом прав: с собой у него только палка, на которую он опирается при долгой ходьбе, и сломанный веер. Действительно, о таких мелочах, как еда и теплая одежда он не научился думать за все проведенное в смертном мире время. — Спасибо тебе и господину Ло, но вам совсем не обязательно… — Возьмите, а то я пожалуюсь дедушке! — девочка хмурится точно так же, как старик Ло, и Цинсюаню ничего не остается, кроме как послушаться. Таотао переминается с ноги на ногу и не уходит, будто хочет еще что-то сказать. Наконец, набирает воздуха в грудь и решается. — Господин Фэн, вы ведь вернетесь? Вы же помните, что обещали научить меня читать? — она требовательно дергает его за рукав и смотрит строго и серьезно, будто ей не семь лет, а все семьдесят. Цинсюань ненавидит врать. Но иногда приходится. — Конечно, вернусь, — кивает он. — Ты даже не заметишь, что меня не было. Но Таотао думает о чем-то еще и не выпускает его рукав. — Дедушка сказал, что вы возвращаетесь на Небеса. Это правда? Вы же все равно будете к нам приходить? На этот раз Цинсюаню даже не надо обманывать. Он весело смеется и качает головой: — Господин Ло может быть спокоен, на Небеса я больше не вернусь! Таотао недолго раздумывает и удовлетворенно кивает: — Ну и хорошо!