Treason

10080 — quiet

Тэхён смотрит пустым взглядом в стену, качая ногой, перекинутой через другую в воздухе, и не реагирует на внешние раздражители. Сейчас раздражитель только один (Колли опять просит есть, хотя жрет он за троих), и его тявканье никак не действует на Тэхёна. Ему как-то резко стало на все насрать. Да, жизнь не заканчивается, да, бывает и хуже, но Ким не представлял своей жизни без одного важного компонента счастья по имени Чонгук, и вряд ли когда-нибудь сможет. Больше пяти лет, почти шесть жили бок о бок, а Тэхён ведь даже и подумать не мог, что когда-нибудь это закончится. Что когда-нибудь будет не так, как обычно, что когда-нибудь любимый человек изменит, предаст, воткнет в спину не нож, а топор. Чтобы наверняка. Телефон гудит входящими сообщениями, но ни одно из них не остается отвеченным. Руки будто приклеились к телу, трудно буквально пошевелить одним пальцем. Тэхён как будто разучился жить и без Чонгука как-то стало все в тягость. Желание становиться лучше отпало за ненадобностью, потому что не для кого, а желание жить — ну, то же самое. Тэхён уже второй день живет вот так — без желания, скучно, однообразно. Чимин как-то сказал невзначай (пошутил, но очень метко), что Тэхён похож на амёбу. Ну что ж, Ким не спорит. Только амёбам не больно, в этом их плюс. Чимин больше не шутил, потому что Тэхён не смеялся. Приходит очередное сообщение — Ким устало, словно на его плечи резко упала вся тяжесть мира, поднимает руку, чтобы проверить, кто решил вспомнить о нем на этот раз, и хмурится, кусая нижнюю губу (чтобы не разреветься). «Как ты?» — гласит сообщение. От Чонгука. Погано так, что хоть сердце выдирай из груди. Но Тэхён не выдирает, не плачет (хотя очень хочется), не кричит, несмотря на то, как раздирает глотку. Пишет «Лучше всех» и швыряет телефон в стену. Лучше. Всех. Сука. В груди клокочет необъяснимая ярость, руки трясутся от безысходности (потому что не на чем эту злость выместить), и Чонгук, такой непроходимо тупой и безжалостный, пишет, хотя знает, что ему не будут рады. Почему он не спросил через Юнги, который с ним общается? Хотя, кажется, тот и спрашивал, просто Тэхёну было лень отвечать. На место апатии приходит злость, и Ким не знает, что нужно сделать, чтобы она ушла. Разбить нос Чонгуку? Поздно, Чимин справился сам. Разгромить квартиру? Она не его. Кинуть телефон в стену? Отметка «сделано». Что ему делать-то дальше? " Ты такой жалкий и никчемный. Как тебя Чонгук вообще терпел?» — ехидничает сознание. А Тэхёну не до сознания, у него слезы безысходности перемешанной с яростью в глазах и пожар в грудине. Прям по середине. Там, где должно быть сердце. Сгорает. Тэхён врет всем и себе в частности; ему больно так, что в пору лезть на стены, что хочется лишиться чувств и забыть о том, что вообще существует какой-то там Чонгук, который когда-то украл его сердце. Хочется забыть о шести годах, оставить огромный пробел в памяти и жить так, словно ничего не было. Словно он все тот же подросток, никогда не любивший. Словно ему все те же зеленые девятнадцать и мир для него играет яркими красками. Колли все так же гавкает, а Тэхён падает на колени, обессиленно хватаясь за голову. Устал. Как же он устал. — Хватит, ну пожалуйста, — шепчет он, глотая соленые, горькие слезы, а Колли прекращает тявкать, увиваясь у его ног. Ластится, чуя чужую режущую боль, и скулит. Так надрывно и душераздирающе, что невольно становится жалко. Не глупый ведь, все понимает. Только люди не собаки. Не всегда верные, не всегда умеют ждать, не всегда понимают и делают так, как им хочется. Тэхён думает, что лучше бы он завел тогда собаку вместо любви к Чонгуку. Лучше бы он никогда не любил, лучше бы пережил мимолетную симпатию, чем сейчас залатывал дыру в груди. Не получится ни сшить, ни заклеить; тут поможет только заплатка. А где ее брать — Тэхён не в курсе. И время, как говорят в книгах и художественных фильмах, не лечит. Тэхён, сидящий на полу грудой покорёженного железа, захлебывающийся слезами — полное олицетворение безысходности. Чимин заваливается в квартиру через 10 минут тэхёновой истерики, не сразу понимает что происходит, что-то кричит о том, почему Тэхён вне зоны доступа, а потом рвано выдыхает и бросается успокаивать разбитого, поломанного Тэхёна, который уже и не держится за голову, который через силу заставляет себя дышать. «Как ты?» «Заебись. Жаль, что ты не видишь.» — Тэхён, Тэ… Успокойся, прошу тебя. Я с тобой, слышишь? — и если бы раньше Тэхён взглянул на Чимина, улыбнулся и подумал «Да нахуй все, потому что у меня есть ты», сейчас Ким не видит ничего, кроме застилающих глаза слез и Чонгука, подмахивающего бедрами в такт чужим движениям. И слышит не приободряющие слова поддержки, а стоны, преследующие его который день подряд. Что его ожидает дальше? Тоскливая рутина бытовых будней, пропитанная серостью и скукой городской суеты? Нужно учиться жить заново с зияющей дырой в груди? И куда податься в случае очередной поломки? Тэхён ведь не железный и далеко не машина, которую можно починить. Шесть лет, шесть лет отчаянной любви сейчас кажутся размытым, но очень ярким пятном. Ким помнит, что когда-то был счастлив, но теперь это счастье настолько далеко, что представляется недостижимым. И Чимин, брат, лучший друг, самый близкий человек… Разве можно на тех, кого любишь, возлагать такую ношу? Вот и Тэхён считает, что нет. А потому смотрит на Чимина, улыбается, и думает не «Да пошло все нахуй, потому что у меня есть ты», а "Да пошел нахуй я, потому что в кои-то веке ты должен перестать разгребать мое же дерьмо». Если у Тэхёна и был шанс стать счастливым, то он его проебал. Еще 6 лет назад, когда встретил Чонгука. Когда вместо тупого подката услышал «Нет ли у вас в сердце местечка для меня?». Потому что было, а Тэхён не умел врать. — Хочешь, разобьем ему еще что-нибудь? — пытается развеселить Чимин друга, на что Ким горько усмехается. Единственное, что хотелось бы разбить — сердце. Которого у него, к сожалению, нет. Ну ничего. Сейчас Тэхён встанет с колен, умоется, поймет, что телефон вообще не работает, купит новый и отзвонится Намджуну, отмазываясь тем, что ему эти два дня нездоровилось. А на следующий напялит маску на лицо, будто не его чувства размазывали в кровавое месиво из мяса, костей и внутренностей, перемолотых в эмоциональной мясорубке. Он все еще жив, так ведь? Просто чуть-чуть нездоровится. Такое бывает, когда сквозит дыра в груди. Такое бывает, когда душа кровоточит. С этим можно жить, главное перетерпеть боль. А там уже как получится, может и до счастья дойдет. Навряд ли, конечно. После Чонгука в это как-то не верится.