all i'm sayin' pretty baby

Такие офисы Лестат видел только в журналах. Огромные, яркие, с высокими потолками, как в старинных парижских квартирах, а ещё непременно обставленные броской мебелью и другими бешеными вещичками в стиле китча. Он сидел в мягком красном кресле с длинными металлическими ножками и крутил в пальцах дорогую визитку с выгравированными на ней буквами. «Мариус Р.» — гласил изящный курсив. От созерцания бумажки его отвлёк Ларри: тот, бродя из стороны в сторону от волнения, неожиданно застыл у длинного шкафа. — Только посмотрите, сколько тут всего, — выдохнул он, проведя пальцем по золочёной статуэтке. — Награды, сертификаты, платиновые пластинки… Неужели мы смогли заинтересовать такого серьёзного парня? — Ты удивлён? — с лёгкой издёвкой бросила Таф-Куки, устроившись на длинном диване. — Кто больше всех кричал о том, что мы достойны большего, чем захудалые бары? Она с самого утра была не в настроении. Виной ли тому нервы от предстоящей встречи с продюсером или похмелье от ночного кутежа, Лестат не знал. Сам он чувствовал себя отлично: мышцы приятно ныли, напоминая о недавнем триумфе, а голова была пуста, как чистый лист — самое то, чтобы поразмышлять о новых идеях и планах на будущее. Хотя, к чёрту размышления: он будет просто брать и делать. Подумать можно и потом. — Охренеть! — изумлённо воскликнул Ларри, взяв в руки фигурную рамку с фотографией. — Это что, Джаггер? Скосив глаза, Лестат мельком глянул на фото в чужих руках. Не трудно догадаться, что улыбающийся патлатый мужик был ни кем иным, как Миком. А рядом с ним, примостившись сбоку, стоял крупный блондин. Выглядел он как мужчина в позднем тридцатнике и, надо сказать, производил внушительное впечатление. Классическая стрижка, чёрная рубашка, закатанная на рукавах, и рассудительный, источающий спокойствие взгляд. Ни разу не видев его вживую, Лестат почувствовал: от этого человека исходила энергетика невиданной силы. Казалось, господин «Мариус Р.» одним мановением руки был способен повелевать людской волей, но делать это по-каким то причинам отказывался, предпочитая договариваться. Лестат хмыкнул: наверное, только такой тип и мог устоять на ногах в жестоком и грязном мире шоу-бизнеса. Краем глаза он заметил, как бесшумно отъехала в сторону панель двери. Лестат тут же отвернулся. Он постарался напустить на себя загадочности, готовясь брать Мариуса чистой неотразимостью. Откинувшись в кресле, Лестат вздёрнул подбородок и нарочито бесстрастным, праздным взглядом скользнул к стоящей в проёме фигуре. Весь шарм момента улетучился, стоило осознать: дверь распахнул никто иной, как Алекс. — Зацените, — бросил тот, подняв перед собой белоснежную чашку. — Мне та симпотная секретарша кофе сделала. Бесплатно. Лестат расстроенно прижался виском к спинке кресла: момент был безнадёжно испорчен. Ну, он хотя бы попытался. Потёртая кожанка натянулась на плечах; поджав губы, он провёл пальцем по трещинке на гладком материале куртки. Эту самую кожанку он купил в Париже в первую неделю их с Ники самостоятельной жизни. Они возвращались с очередной подработки и случайно забрели на блошиный рынок. Лестат до сих пор помнил, как у него разбегались глаза при виде цветастых, занятных вещиц: одежды, мебели, безделушек, музыкальных пластинок и бог знает чего ещё. Он, как загипнотизированный, ходил мимо рядов с громоздившимися на вешалках костюмами; затаив дыхание, касался атласных рукавов и бархатных штанин. Николя, будучи голосом разума в их паре, шагал за ним по пятам и увещевал, что эти вещи им не по карману; что стоит сберечь последние гроши и потратить их на еду и аренду. Правда, Лестат его не послушал. Всего за несколько франков он прихватил себе куртку, шляпу и малиновый шейный платок — совсем уж пошлого вида — который тут же повязал на шею. Тогда Ники, засунув руки в карманы, долго смотрел на него исподлобья. В какой-то момент он тяжело вздохнул и, не оглядываясь, побрёл в сторону квартала, где они жили. Небо затянуло облаками, начал моросить дождь, но на душе у Лестата было светло и радостно. Он вис у Николя на плече, болтал без умолку и в какой-то момент прижался к его щеке разгорячёнными губами, пытаясь прогнать чужую обиду. Куртка до сих пор пахла тем днём. Пахла их юностью, петрикором и ещё чем-то неуловимым, но до боли щемящим. Боже, скорее бы Ники приехал. — Ого, кофе? — мигом ожившая Таф-Куки подскочила с дивана и, отжав у Алекса чашку, с любопытством отпила. — Вау. Вкусный. — Ну ещё бы, — проворчал Ал, возвращая себе чашку. — Пачка такого кофейка наверняка стоит, как год аренды нашего гаража, так что делись давай. Эй, Лестат? Алекс и Таф-Куки одновременно оглянулись на него. Под парой горящих взглядов Лестат нехотя отлепился от стула. — Что это с тобой? — подозрительно спросила гитаристка, забыв о разговоре. — Ты какой-то тихий, красавчик. Слишком тихий. — Да не приставайте вы к нему, — отрываясь от разглядывания кабинета, внезапно подключился Ларри. — Очевидно же, что он тоскует по Ники. Тряхнув головой, Лестат собрался уже было вклиниться в их болтовню, когда разглядел на лице Таф-Куки хитрую улыбку. — Правда? — протянула та, сложив руки на груди. — Кажется, теперь Ники придётся вставать в очередь. Да, Лестат? Лукавый тон её голоса заставил непонимающе нахмуриться. — О чём ты? — наконец, спросил Лестат, поднимаясь с кресла. Ларри и Алекс тоже переглянулись между собой, и теперь на Таф-Куки пялилось три пары удивлённых глаз. Та заметно стушевалась. — Да ладно! — она всплеснула руками. — Вчера я выходила покурить и увидела, как ты уезжал на своём байке с миленьким брюнетом. И не говори, что этого не было! Шумно выдохнув, Лестат уже открыл рот, чтобы её перебить, но тут на него наскочил разъярившийся Алекс. — Ты что, изменяешь Ники? — барабанщик ткнул его в грудь длинным пальцем. — Это подло, чёрт возьми! — Я никому не изменяю! — негодующе выкрикнул Лестат ему в лицо. — Я просто покатал его на байке! — Ты никогда никого не катаешь, — с сомнением произнёс Алекс. — Даже Таф-Куки. А ведь она просилась, и не раз. Он вопросительно посмотрел на гитаристку, ища подкрепления своим словам, и Таф-Куки, ковыряя пол кончиком ботинка, сокрушённо кивнула. Лестат, запрокинув голову, заливисто рассмеялся: золотые пряди взметнулись вверх и тут же осели на плечах. Они что, подозревают его в грязных делишках? Его собственная группа? — Вы же сами кричали о том, что мы должны общаться с фанатами, — он с наслаждением потянулся, разминая затёкшие конечности. — И что я должен был сделать? Бессердечно послать эту милашку с горящими глазами? Кабинет мистера Р. рассекло звуковой волной: это Лестат со всей дури топнул о пол каблуком сапога. — «Миленький брюнет» сказал, что мы пародируем Bauhaus. — неожиданно вспомнил он замечание Луи. — Вот и рассудите, это комплимент или оскорбление? Ларри где-то позади него подавился вдохом. — О чёрт, — Таф-Куки ошарашено прижала ладонь ко лбу. — Мы. Пародируем. Bauhaus. Внезапные шаги заставили Лестата вздрогнуть: он и оглянуться не успел, как Ларри уже стискивал его плечи. — Дилетант! — рассерженно выдал тот. — Только полный дилетант, профан и невежа мог сказать такое! Вы посмотрите на него, — Ларри выдвинул Лестата вперёд, словно статуэтку на выставке. — Посмотрите на этот французский флёр! А его лирика? А вампирская тема? Какой, к чёртовой матери, Bauhaus! Всегда приятно услышать похвалу в свой адрес, особенно от Ларри, который так редко щедрился на красивые слова. Лестат подмигнул зрителям — второй половине своей группы — и улыбнулся совершенно ослепительно, как щеголеватая манекенщица. — Мда, — Алекс со скучающим видом потянул кофе. — Ловко же вы соскочили с обсуждения измен. Только ведь интересно стало. Лестат недовольно цокнул. Он понимал, что ребята шутят, но любое упоминание о Ники воспринималось слишком близко к сердцу. Кожаная куртка, напоминающая по оттенку весеннюю грязь, потяжелела на плечах. Лестат мягко стряхнул с себя чужие руки и, встав в центр комнаты, снова топнул острым каблуком о пол — даром, что не поцарапал. — Давайте проясним, — простёр он ладони к бэндмейтам. — Во-первых, мы с Ники связаны узами вечной любви, и ни одна земная душа не в силах их разорвать. Во-вторых, — Лестат загнул указательный палец. — Вы не будете запрещать мне общаться с фанатами, иначе моё самолюбие засохнет. — Твоё самолюбие слишком живучее для такой лёгкой смерти, — вклинился в его речь Алекс. Лестат громко шикнул на него, призывая не перебивать. — И в-третьих, — он откинул назад роскошные волосы: единственное наследство, доставшееся от матери. — Я Вампир Лестат. И я могу позволить себе всё, что захочу. Он настолько вошёл во вкус, что не заметил, как за его спиной распахнулась дверь. — И если я хочу покатать на байке красивого парня, то я покатаю на байке красивого парня. — воздев руки к потолку, заявил Лестат. — И это не эвфемизм для секса! Взгляды Алекса, Ларри и Таф-Куки переместились за его плечо. — Как интересно, — прозвучал приятный тембр, от которого по загривку поползли мурашки. — Жаль, что я поспел только к концу такого занимательного разговора. Затаив дыхание, Лестат обернулся. Над ним, расслабленно опустив ладони на бёдра, громоздился высокий блондин с благородными чертами лица. Зачёсанная назад короткая стрижка оттеняла его лоб, перечёркиваемый парой выбившихся прядей, а внушительная фигура скрывалась под бархатной тканью винно-красного костюма. Стоило заглянуть в глубокие голубые глаза, как Лестат осознал: он не ошибся. Что на фотографии, что в жизни этот человек излучал колоссальную энергию. Она, разве что, была другого пошиба, чем у самого Лестата: Мариус будто горел тягой к поиску неизведанного — например, фрагментов человеческого бытия, представляющих хоть какую-то художественную ценность. Может, именно эта тяга заставила его стать музыкальным продюсером: чтобы вытаскивать из выгребной клоаки мира таких, как они. Самоучек, имеющих за душой крохотную горстку амбиций и целый колодец настоящего таланта. — Думаю, вы прочитали имя на визитке, но я считаю нужным представиться, — умное лицо озарило располагающей улыбкой. — Меня зовут Мариус. Рад видеть вас в своём скромном офисе. Он, шагнув вперёд, по очереди пожал руки замершим Алексу и Ларри. Глядя на это, Лестат досадливо сжал губы: ему не нравилось, когда его персону так бесцеремонно обделяли вниманием. Тем временем Мариус, склонившись перед Таф-Куки, по-джентельменски взял её ладонь в свою и изящно поцеловал мягкую кожу костяшек; гитаристка, растерянно приоткрыв рот, тут же залилась краской. — В скромном? — заносчиво бросил Лестат, пытаясь обратить льдистые глаза на себя. — Твой офис похож на дворец. Его можно назвать каким угодно, но не скромным. Отпустив округлую ладошку Таф-Куки, Мариус выпрямился. Он не спеша повернулся к Лестату — дорогая ткань красного пиджака сминалась под весом его широких плеч. — Всё познаётся в сравнении, не так ли? — вкрадчиво произнёс он и протянул руку. — Это всего лишь филиал. Мой главный офис находится в Лос-Анджелесе. Мариус стоял перед ним, ожидая ответного рукопожатия, и изучающе разглядывал самого Лестата. «Наконец-то», подумалось ему, «Наконец-то ты перестал делать вид, что меня тут нет». Он прибегнул к старому плану: вздёрнул подбородок, томно опустил веки и подал Мариусу ладонь, совсем как Таф-Куки несколько мгновений назад. Пускай поцелует. Это ему в наказание за пренебрежение. Впрочем, Мариус не растерялся; от природы обладая высокой проницательностью и способностью читать людей, он сразу понял, с кем имеет дело. Хотя, Лестата даже читать не нужно: стоит лишь бросить беглый взгляд на его густую шевелюру, сапоги на каблуке, и заметить самовлюблённое выражение лица, как всё сразу станет понятно. Сухие губы Мариуса прижались к тыльной стороне его ладони. Секунды растянулись, как замедляющийся маятник; Лестат глядел и глядел на склонившегося перед ним рослого красавца и не мог сдержать внутреннего ликования. Наконец, от его руки отстранились; Мариус выпрямился и вопросительно посмотрел на него сверху вниз, как бы спрашивая, удовлетворён ли он. Что ж, пока Лестату хватит. На время. — Я провёл ночь, слушая это, — Мариус шагнул к своему огромному столу, выуживая из бархатного кармана кассету. Их демо. — Откуда она у вас? — восхищённо выдохнул Ларри и как заколдованный шагнул за продюсером. — Вы что, были на нашем концерте? Обивка кресла приняла в себя высокую фигуру. Мариус, устроившись поудобнее, по-хозяйски закинул ногу на ногу. — Нет, — опечаленно вздохнул он. — К сожалению, ваш первый концерт в Новом Орлеане я пропустил. Но, — крупные руки вытащили из ящика стола тонкую стопку бумаг, — Я совершенно точно побываю на втором. Документы аккуратно легли на стол. Лестат, как и ребята, не сумел сдержаться и подался вперёд, пытаясь вчитаться в мелкий шрифт. — Тогда как? — испытующе поинтересовался Лионкур, упираясь ладонями в край стола. — Как ты достал наше демо, Мариус? Красный бархат пиджака покрылся складками, стоило Мариусу интригующе откинуться на спинку. — Не буду выкладывать все карты сразу, — таинственно ответил он, переплетая пальцы. — Просто скажу, что у меня есть помощник. И ему очень, очень понравился ваш концерт, — Мариус на мгновение отвёл взгляд, припоминая что-то. — Вообще-то, вы произвели на него такое впечатление, что он вызвонил меня в ночи и приказал немедленно послушать ваши записи. Алекс и Таф-Куки не сводили с него пытливых глаз; Ларри, казалось, был полностью поглощён витиеватыми пунктами договора. Лестат же, перегнувшись через стол, наклонился к аристократическому лицу Мариуса и, подставляя на обозрение открытую шею, заглянул в голубые глаза. — Ну и? — вопрошающе бросил он, склонив голову набок. — Каково твоё мнение о нашей музыке? Непоколебимо выдержав его взгляд, Мариус выпрямился. Неожиданно он придвинулся ближе, чуть ли не ударив Лестата своим длинным, прямым носом. — Броско. Оригинально. Мрачно и одновременно артистично, — широкая ладонь пригладила и без того прилизанные волосы. — Но больше всего меня поразил ты, Лестат. Точнее, твоя манера исполнения, — Мариус, протянув к нему руки, поправил распахнутый воротник его рубашки. — Такая элегантная, но парадоксально дикая. Будто бы Жак Дютрон вскочил на мусорку и принялся кричать в стиле Нины Хаген. — Как мило, — довольно мурлыкнул Лестат, умащенный этой речью. — Если ты сохнешь по Дютрону, могу сделать кавер на «Оппортуниста» специально для тебя. На чистом французском. Je suis le roi des convertis, — процитировал он строчку из песни и маняще махнул золотой копной. Мариус, которого только что хлестнули волосами по лицу, явно хотел ответить на заманчивое предложение, но его прервал осторожный стук в дверь. Не дожидаясь ответа, посетитель несмело повернул ручку; в образовавшейся щели показалась знакомая мордашка в очках. — Мариус, ты здесь? — подал голос репортёр, стискивая в руках охапку листов. — Я принёс черновики статьи… Он испуганно вздрогнул, когда его ушей коснулся оголтелый крик: — Дэниел! — Лестат подскочил к нему со скоростью молнии и схватил за тощие плечи. Парень, завидев жадный взгляд фронтмена, в страхе метнулся в сторону, пытаясь спрятать шею: видимо, слишком свежи были в его памяти воспоминания о вчерашнем «укусе». — Нет! Я не хочу! — в страхе лепетал тот, пока Лестат стискивал его вместе с бумажками. — Привет, Дэниел, — сочувствующе поприветствовал того Мариус, наблюдая за развернувшейся сценой. Он кивнул бэндмейтам, возвращая себе внимание. — Дэниел — мой помощник. Тот самый, — Мариус достал из футляра дорогую перьевую ручку. — У нас с ним сделка. За вознаграждение он сводит меня с молодыми группами, пока их не отхватили другие лейблы. Подавившись вдохом, Лестат сжал щёки несчастного репортёра, который от бурного приветствия был ни жив, ни мёртв. — Так это был ты! — он поправил съехавшие с чужого носа очки. — Ты рассказал ему о «Бале Сатаны». Ты дал ему наше демо! Решив, наконец, отблагодарить Дэниела от души, он поцеловал его в щёку, отчего последний, окончательно потеряв связь с реальностью, выпустил из ослабевших рук черновики. Ворох бумаг разлетелся по полу; один лист приземлился аккурат у ног Таф Куки, и та, наклонившись, с любопытством подняла страницу. Опираясь о край стола, она зачитала вслух абзац: — Группа «Бал Сатаны» произвела фурор и встряхнула подмостки Нового Орлеана, опутывая зрителей сетями мистицизма. Жуткие мифы под сопровождение ударных и тяжёлых партий баса не оставили равнодушными даже самых искушённых слушателей, а обаяние Вампира Лестата, живого мертвеца и по совместительству фронтмена «Бала», способно пригвоздить к полу, не давая отвести взгляда от развернувшегося в центре города шабаша. Если вы не успели присоединиться к кровавому культу, то у вас есть ещё один шанс: группа даёт второй концерт в эту субботу. Таф Куки ошарашено замолчала: лист в её пальцах пошёл вмятинами — так сильно она стискивала бумагу. В кабинете повисла тишина: замер даже Лестат, так и не выпустив из рук воротник куртки Дэниела. — С ума сойти, — пробормотал Ларри, падая на диван. — Дэниел, это очень круто. Я серьёзно, — он кивнул репортёру, стоящему посреди кабинета. — И мне не послышалось? Второй концерт? — Всё верно, — Мариус разложил документы на четыре стопки. — Я решил, что нужно закрепить вчерашний успех. А после, если вы готовы, мы обсудим подготовку к записи вашего первого альбома. Боязливо отступив от Лестата, Дэниел присел на корточки и принялся собирать разбросанные листы. — Да! — воскликнул Ларри, снова вскочив на ноги. — Я за, чёрт возьми! Алекс? Таф? Гитаристка, вернув лист Дэниелу, вдруг широко улыбнулась. — Конечно, я за. Не за этим ли мы пришли? — она весело хлопнула Алекса по плечу, и тот, не удержавшись, схватил её за плечи и радостно поднял над полом. — Эй, ты с ума сошёл! Отпусти меня! — Таф Куки звонко засмеялась. В эту минуту они выглядели как дети, которые выиграли на ярмарке самый большой приз и теперь купались в куче конфет. Но Лестат, так и не сдвинувшись с места, разделять всеобщее ликование не торопился. Он, тяжело сглотнув, уставился на бумаги, придвинутые к ним крупной рукой Мариуса. Кроме заголовка отсюда трудно было разглядеть остальной текст, но ему оказалось достаточно сосчитать: соглашений лежало четыре. Вздохнув, он в несколько шагов сократил расстояние между собой и столом. Бледная рука легла на бумаги; Лестат, подвинув договор обратно к продюсеру, спокойно и серьёзно, без малейшего намёка на недавнее безрассудство, произнёс: — Мариус, нас пятеро. Послышался гул каблуков: это Алекс опустил Таф Куки обратно на пол. Ларри, сбросив с себя дурман эйфории, недоумённо посмотрел на фронтмена. — Пятеро? — задумчиво повторил Мариус; он обвёл взглядом присутствующих, пытаясь отыскать потерянного участника. — Но кто пятый? Лестат сокрушённо помотал головой. Ему следовало сказать об этом сразу, но он, ослеплённый манящими перспективами, совсем позабыл о лучшем друге. — С нами играет скрипач. Его зовут Николя, — Лестат отрешённо провёл пальцем по пунктам договора. — Мы не можем принимать такое важное решение без него. Раздался громкий шлепок: это Ларри, смирившийся было с особым положением Ники, хлопнул себя по лбу. — Серьёзно? — он приблизился к Лестату, пытаясь заглянуть ему в лицо. — Вместо подписания контракта мы будем тянуть кота за яйца и ждать, пока Ники соизволит снизойти до нас со своей пиликалкой? Игнорируя его разъярённый тон, Лестат терпеливо смотрел на Мариуса. Тот многозначительно сощурился, очевидно, взвешивая в голове все «за» и «против». — Хорошо, — наконец, объявил он, сгребая бумаги обратно. — Где он? Когда мне его ждать? — Завтра, — заверил его Лестат, благодарно кивнув. — Он приедет завтра. Мы отыграем второй концерт в полном составе и обсудим подписание контракта все вместе. Отстранившись, Ларри рассерженно закатил глаза. Неуверенно протянув руку, Алекс пытался остановить брата, но безуспешно: тот, оттолкнув чужую ладонь, стремительно пошёл к двери, явно собираясь разобраться со вспышкой гнева в коридоре, а не у всех на виду. Глядя на его прямую как жердь спину, Лестат нервно укусил себя за щеку; ему стало совестно. Конечно, они были группой, и решаться на дальнейшие решения без Ники было бы неправильно. Но и терпению Ларри тоже есть предел. Тот, уже собираясь выйти, в мгновение ока отшатнулся, чудом избегая удара: дверь молниеносно распахнулась. Деревянная панель с силой ударилась о стену, поднимая жуткий грохот, и даже Лестат, давно привыкший к крикам и битью посуды благодаря своей семье, вздрогнул. Он перевёл взгляд с Ларри на дверной проём, в котором застыла тёмная, низкая фигура. Собственное дыхание сбилось. Лестат, распахнув глаза, изумлённо наблюдал, как в кабинет входит, нет, вплывает подобно некому неземному существу, молодой человек. Тонкий стан, скрытый лёгким чёрным пальто, напоминал выточенное в мраморе туловище статуи, а его лицо, обрамлённое медными кудрями, походило на лик ангела, каких можно увидеть только на старинных полотнах. Вопреки здравому смыслу, Лестат ощутил, как облик юноши сковал его собственное тело железными тисками, а на глаза навернулись непонятно откуда взявшиеся слёзы. Он моргнул, пытаясь совладать с бурей нахлынувших чувств. Никто не смог бы остаться равнодушным при виде подобной красоты. Незнакомец изящно вышагивал по кабинету, сведя руки за спиной; его карие глаза, сравнимые по глубине только с драгоценным опалом, хищно вцепились в сидящего в кресле Мариуса. Тот, завидев гостя, немедленно поднялся; в трансе он глядел на приближающегося парня, который ростом едва дотягивал ему до груди, и его широкие плечи вдруг зашлись в странном приступе дрожи. Лишь сейчас, рассмотрев посетителя как следует, Лестат заметил нездоровый, страшный блеск в его тёмных глазах. Вот, значит, кто он. Кроткий мальчик со взглядом распутника. Испорченный Тадзио. — Арман. — имя, словно заклинание, слетело с губ Мариуса, и тот судорожно стиснул в пальцах край стола. — Зачем ты пришёл? Юноша, подойдя к нему вплотную, медленно поднял взгляд. — Представь себе, я пришёл за своим чеком, — холодно произнёс тот, размыкая изящные ладони. — Сегодня третья пятница месяца, Мариус. Или ты забыл? Нахмурив светлые брови, Мариус оглянулся на висящий рядом календарь, а потом зачем-то поднял рукав пиджака, проверяя время на наручных часах. — Точно. Пятница, — бесцветно произнёс он, снова пряча запястье за красной тканью. Опустив руки по швам, он добрую минуту изучал красивое лицо. Голубые глаза окутало тоскливой пеленой, и внушительная фигура Мариуса стала выглядеть слабой и беззащитной. — Ну? — ядовито выплюнул чертёнок с ликом Антиноя. — Если у тебя нет дел, это не значит, что я буду стоять тут весь день. Лестату показалось, что пространство огромного кабинета сузилось до размеров крошечной комнаты. Здесь было слишком много людей: он сам, его музыканты, прижавшийся к стене Дэниел, который не сводил потрясённого взгляда с тёмно-рыжей макушки. И, конечно, эти двое, своим непонятным поведением вытесняющие весь воздух. Плечи Мариуса окончательно поникли: отвернувшись, он сгорбился над бумагами и, сжав ручку, размашисто подписывал чек, пока Арман выжидающе глядел на него сверху вниз, лениво положив ладонь на стол. Его внешность стирала любые намёки на возраст: ему можно было с уверенностью дать как пятнадцать, так и тридцать. Истина, должно быть, лежала где-то посередине. Выпрямившись, Мариус осторожно протянул чек. Глазом не моргнув, Арман выдернул бумагу из чужих пальцев и, развернув, изучающе посмотрел на выписанную сумму. — Так много? С какой стати? — надменно бросил он, пряча чек в карман пальто. — Только не говори, что решил меня пожалеть. Лицо Мариуса исказилось в мучительной гримасе. — Нет, — безэмоционально ответил он, следя за каждым движением Армана. — Продажи переиздания увеличились, вот и всё. Со стороны раздался шум: Алекс, отвернувшись, громко чихнул. Кажется, только сейчас Арман понял, что находится здесь не один. Повернувшись к невольным зрителям, он хмуро оглядел Дэниела, растерявшего весь гнев Ларри и, наконец, вперился тёмными глазами в стоящего напротив Лестата, который так и не смог оторвать взгляда от посетителя. На тонких губах заиграла злая усмешка. — Мариус, — неспешно протянул Арман, поворачиваясь к продюсеру спиной. — Почему бы тебе не объяснить своему сброду, что пялиться на людей — неприлично? Таф Куки, всё это время прятавшаяся где-то у Лестата за спиной, негодующе ахнула. Ощутив, как в нём самом разгорается искра злости, Лестат сжал кулаки; этот выскочка может оскорблять его сколько душе угодно, но он не позволит унижать свою группу. — Мы — не сброд, — процедил он сквозь сжатые зубы. Арман издевательски поднял бровь. — Да ну? — он шагнул к Лестату, нисколько не страшась его напускной ярости. — Кто тебе об этом сказал? Продолжить ему не дали. Мариус, громко хлопнув ладонью о стол, гаркнул: — Хватит! Лестат, — он стрельнул глазами, призывая отступить, и Лионкур, сглотнув, повиновался. Не хватало ещё затеять драку в первый день знакомства с продюсером. Подойдя к Арману вплотную, Мариус опустил ладонь на тонкое плечо. — Спасибо, что зашёл, — обняв его одной рукой, он мягко потянул Армана в сторону выхода. — Увидимся в следующем месяце. Возмущённый таким обращением, парень, поджав губы, с силой оттолкнул его от себя. Конечно, высокому и крупному Мариусу такой жалкий удар не принёс ни капли дискомфорта, но он всё равно отступил в сторону, будто пронзённый кинжалом. Последний раз метнув на него горящий взгляд, Арман шагнул к двери, когда на него вдруг налетел красный как рак Дэниел. — Простите, я… — сбивчиво пробормотал тот, шаря рукой в сумке. — Я ваш большой поклонник. То есть… Очки снова съехали с носа, и Дэниел, поспешно поправив дужку пальцем, выхватил среди беспорядочных вещей футляр с кассетой — потёртый и явно заслушанный до дыр. Прищурившись, Лестат разглядел на обложке бледное мальчишеское лицо, но репортёр так сильно суетился, что закрыл изображение ладонью, мешая дальнейшему рассмотрению. — Вот, — он протянул Арману кассету и маркер. — Если вам не трудно, пожалуйста… Можно ваш автограф? Несколько секунд Арман молча пялился на дрожащие ладони. Потом, обернувшись к Мариусу, он ткнул в сторону репортёра большим пальцем. — Это ты его подговорил? Отступивший в сторону продюсер, сложив руки на груди, отрицательно качнул головой. Тогда Арман, ещё раз подозрительно взглянув на Дэниела, принял у того маркер. — Удивительно. Обо мне ещё кто-то помнит, — язвительно объявил тот, перечёркивая собственное лицо аккуратной каллиграфической подписью. Наблюдая за этим с широко открытыми глазами, Дэниел, кажется, забыл, как дышать. А ещё — Лестат заметил — парень не терял времени зря, пытаясь рассмотреть кумира во всех подробностях. Его восхищённый взгляд раз за разом метался от медных кудрей до прямого носа и обратно. Он ойкнул, когда Арман вручил кассету обратно в трясущиеся руки и, одарив парня непроницаемым выражением лица, хлопнул дверью кабинета. Сверхъестественные тиски, наконец, отпустили Лестата. Дышать стало ощутимо легче. Он провёл ладонью по взмокшему лбу, когда Таф Куки, набрав полную грудь воздуха, воскликнула: — Вот же засранец! Игнорируя её гневный выпад, Мариус, кусая губу, резко ломанулся к двери. — Мне нужно выйти, — глухо бросил он, прежде чем скрыться вслед за загадочным юношей. Они остались в кабинете впятером: бормочущая ругательства Таф, Алекс, что недоумённо чесал затылок, и совсем уж потухший Ларри. А ещё Дэниел, который так и стоял у двери, неверяще пялясь на подписанную кассету в собственных руках. — О. Мой. Бог, — отрывисто просипел парень, прижимая заветный футляр к груди, и вдруг со всей дури подпрыгнул вверх. — Он говорил со мной! Он дал мне свой автограф! Лестат вместе с бэндмейтами наблюдал, как Дэниел дёргается в припадке эйфории, потрясая в воздухе кассетой. Тяжело дыша, тот прижал ладони к разгорячённым щекам, и тогда Алекс, коснувшись губ пальцем, спросил: — Дэниел, кто вообще этот парень? Репортёр, отвлекаясь от рассматривания красивой подписи, поднял на них удивлённые глаза. — Вы правда не знаете? — сказал он таким тоном, будто Алекс поинтересовался, что такое таблица умножения. — Арман очень талантливый певец. Ну, по крайней мере, был им. Аккуратно открыв крышку футляра, он вытащил небольшой вкладыш с чёрно-белой фотографией. На ней был запечатлён Арман — совсем ещё подросток, стоящий в классическом костюме около микрофона. Он бесстрастно смотрел в объектив, но в карих глазах не было того ада, что Лестат наблюдал пару минут назад: лишь кротость и юношеская печаль. — Я знаю совсем немного, — выдохнул Дэниел, бережно пряча старое фото обратно в футляр. — У него славянские корни. Его предки бежали в Европу вскоре после Первой Мировой. Сам Арман, кажется, приехал из Италии вместе с Мариусом десять лет назад. Он записал свой первый альбом, который обрёл огромный успех. А потом… Моргнув, Дэниел обвёл группу грустным взглядом. — У него сломался голос. Настолько, что прежнего тембра ему было не видать. Вскоре слава дебюта прошла, и о нём все забыли, поэтому первый альбом стал последним. Но я, — он ожесточённо ткнул себя пальцем в грудь. — Я убеждён в том, что Арман — лучший исполнитель двадцатого века. И в этом никто меня не переубедит. Драматично закончив речь, он убрал кассету в сумку, аккуратно пряча её между блокнотом и плеером. Наблюдавшая за этим Таф Куки сокрушённо покачала головой. — Это, конечно, интересно и всё такое, — она достала из отделанной шипами сумочки початую пачку сигарет. — Но этот Арман полный мудак. Я курить. — Я тоже хочу, — Алекс галантно подал ей зажигалку и оглянулся на Лестата. — У нас, типо, перерыв? Красное кресло Мариуса зияло пустотой. Пригладив волосы, Лестат махнул барабанщику рукой, и тот вскоре скрылся с Таф Куки и, неожиданно, Дэниелом. Ларри ненароком обмолвился о секретарше и бесплатном кофе и тоже сбежал, оставляя Лестата в одиночестве. Ссутулившись, он присел на край стола: документы и прочие бумаги примялись под его весом. Обессилено вздохнув, Лестат снова запустил ладонь в волосы и закрыл глаза, представляя, что рука принадлежит Ники. Что это его ладонь, тёплая и родная, скользит по светлым прядям и путается в них длинными пальцами. До ужаса захотелось сбежать, уйти из ставшего душным кабинета, и Лестат, повинуясь желанию, спрыгнул со стола, звонко ударяя о пол каблуками. Он покинул комнату, вверяя себя в объятия длинного коридора. Засунув руки в карманы кожанки, он задумчиво побрёл вперёд, пока не наткнулся на туалет. Не то чтобы его звала нужда, но ему так сильно захотелось оказаться в одиночестве, что узкая кабинка показалась не самым худшим вариантом. Хлопнув дверью, Лестат оказался в помещении с приглушённым светом и, чёрт возьми, это был самый роскошный туалет, который он видел в своей жизни. Стены здесь обшили камнем под мрамор с золотыми прожилками. Раковины сияли белизной, а отражение в них было едва ли не чётче, чем в зеркале. Запершись в кабинке, Лестат опустил крышку унитаза и, сев на неё сверху, утомлённо спрятал лицо в ладонях. Бог знает, сколько бы он так сидел, но в какой-то момент дверь хлопнула, и в туалет — нет, не зашли — ввалились. Лестат, напряжённо прислушиваясь, предусмотрительно задрал ноги, чтобы не выдавать своё присутствие. Судя по шороху одежды и прерывистому дыханию, кто-то либо дрался, либо неистово и совершенно дико целовался. Внезапный приглушённый стон заставил его склониться в пользу второго варианта. Вся эта возня длилась так долго, что ему стало неловко; в какой-то момент он услышал, как звякнула пряжка чужого ремня, и тогда чей-то чарующий голос обрушил безапелляционное: — Нет. Я не буду заниматься с тобой сексом в туалете. Эти времена давно прошли. Вслед за фразой раздался знакомый звук, с каким влажные губы целуют голую кожу. — Перестань. Ты же знаешь, что я готов на всё ради тебя, — зашептали в ответ, и Лестат, осознав всю щекотливость ситуации, покраснел. — Только скажи. Скажи, чего ты хочешь? Ехидный смешок резанул по ушам. Вместо шуршания ткани пространство туалета заполнил гул шагов. — Возвращайся к работе, Мариус. Говорящему не ответили. — Нет, — вновь повторили холодно, настолько, что по позвоночнику пошли мурашки. — Не надо меня трогать. И не смотри так. Это ты виноват в том, что всё закончилось. — Стой, — умоляюще бросил второй голос. — Не уходи. Пойми, я не бросал тебя. Просто… В ответ на обречённые стенания лишь фыркнули. — Просто ты решил, что лучше забыть обо мне, чем подать на него в суд за клевету. Тяжёлое дыхание отразилось от мраморных стен туалета. — Я не хотел подвергать тебя ещё большей опасности! — воскликнули совсем отчаянно. — Я думал, что всё уляжется, и мы снова сможем быть вместе. Пойми, — говорящий сглотнул. — Прошу, пойми меня. Я всё ещё люблю тебя. Я не могу без тебя жить! — Лжец, — процедил тягучий голос. — Всё ты можешь. Всегда мог. А теперь иди, — вновь прозвучали гулкие шаги. — Возвращайся к своим ублюдкам и вешай лапшу на уши им, а не мне. И не забудь сказать, что выбросишь их как мусор, как только они перестанут приносить тебе деньги. Повисло гробовое молчание. Лестат, с головой погрузившийся в диалог, до боли прикусил костяшку, чтобы не издать лишнего звука. Тяжёлые шаги потоптались на месте. Потом, переместившись, достигли двери и после оглушительного хлопка потухли совсем. Лестат не двигался. Каблуки сапог соскользнули с унитаза, и он, пытаясь сохранять тишину, упёрся ногой в дверь кабинки, застыв в поистине нелепой позе. Увидел бы его сейчас Ники, умер бы со смеху. Спустя несколько секунд тишину опять нарушили шаги — плавные и лёгкие. Можно было представить, как подошвы аккуратных туфель среднего размера вышагивают по полу, рисуя невидимый узор. Наконец, ступив на мрамор последний раз, затихли и они. Впрочем, Лестат не шевелился ещё несколько минут, чтобы убедиться в своём одиночестве. Наконец, он со стоном опустил ноги и, поднявшись, размял затёкшую поясницу. Угораздило же его стать свидетелем такого… Такого. Но ничего. Главное, что он выбрался сухим из воды, а всё остальное — не его дело. Облегчённо выдохнув, Лестат повернул защёлку замка и с силой распахнул хлипкую дверцу кабинки. Над раковиной туалета, опустив лицо, склонилась фигура в чёрном пальто. — Ты любишь не только пялиться, но и подслушивать? — Арман неторопливо взглянул в зеркало, замечая стоящего позади Лестата. Лионкур, замерев было в страхе, заставил себя двигаться. В конце концов, что сделает этот малыш? Убъёт его? — Я не специально. Между прочим, я вообще в туалет пришёл, — невозмутимо ответил он, ступив ко второй раковине и в подтверждение своих слов открыл кран, чтобы вымыть руки. Сверля его потемневшими глазами, Арман вдруг обронил смешок. — Плевать, — прошептал он, переводя взгляд на собственное отражение. — Плевать. Ничего не изменится. Ты — просто очередная игрушка для его потехи. Повернувшись к собеседнику, Лестат заметил горячечное выражение бледного лица. Он, едва смочив руки, замер, так и не выключив кран. Кем Арман себя возомнил? Холодная струя воды продолжала течь, когда Лестат, нахмурившись, произнёс: — Может. Может, я игрушка, — он, подобно Арману, посмотрел на себя в зеркало. — Зато какая игрушка. Ему не нужно было оглядываться; он и так почувствовал на себе ненавидящий взгляд карих глаз. Приблизившись к отражению, Лестат завороженно провёл ладонью по щеке. — Таких, как я, больше нет. Даже если со мной будут только играть, то… — он кивнул Лестату из зеркала, сероглазому и бесконечно красивому. — Mon Dieu. Как они будут играть. Много. Долго. Так долго, что ты и представить себе не можешь. И Лестат — тот, что был в зеркале, подмигнул ему. Лестат из реальности, неверяще пялясь на своё отражение, даже не заметил, когда позади него возникла тень, а тонкая, но цепкая ладонь впилась в волосы. Следующее, что он почувствовал, был удар. — Да, — прошептал Арман, до боли выкручивая длинные пряди, и снова обрушил Лестата на зеркало. — Посмотри на себя как следует. Хорошо видно? Прижав ладони к стеклу, Лестат судорожно сжал зубы; нос горел от удара, но это мелочи. Гораздо больше его волновал бесноватый взгляд Армана, скользнувший в зеркале. Втянув ртом воздух, он попытался высвободиться, но Арман, несмотря на внешнюю хрупкость, был на редкость ловким. Вместо того, чтобы отпустить Лестата, он лишь сильнее вдавил его в зеркало, а потом с силой дёрнул вниз. На своё счастье тот успел увернуться от крана, сохраняя зубы целыми, но ледяная вода тут же брызнула в лицо, не позволяя нормально дышать. — Остуди свой пыл, Лестат, — прошипел Арман, прижавшись к нему сзади. — И послушай меня. Тонкое тело легло на него сверху, больно дёргая за волосы. Губы Армана, прижавшись к его уху, зашептали хрипло: — Я презираю тебя. Так сильно, что готов утопить прямо здесь, — он опять толкнул Лестата навстречу воде, и тот, жадно ловя воздух, зашёлся тяжёлым кашлем. — Поэтому. Не надо. Злить меня, — на каждое слово Арман опускал его лицо в переполненную раковину. Наконец, вытащив его за волосы, парень снова прижал Лестата — покрасневшего и задыхающегося — к зеркалу. — А иначе, поверь, — напоследок бросил он, наступив ему на ногу. — Я найду способ разрушить твою жизнь. Лестата отпустили так резко, что он, не выдержав, снова уткнулся лицом в раковину. Вода давно переливалась через край, плескаясь на пол, и Лестат из последних сил закрыл кран. Лихорадочно хватаясь за бортик, он успел заметить, как Арман, поправив воротник пальто, выходит из туалета. Так спокойно, будто это не он пытался только что утопить его в этой самой раковине, драматично разбрасываясь угрозами в духе шекспировской трагедии. Так некстати на ум пришли строки из «Гамлета», репетиции которого они с Ники видели тысячу раз, пока мыли полы в театре, крутясь там в качестве разнорабочих. «Ни с места. Сядьте. Я вас не пущу И зеркало поставлю перед вами, Где вы себя увидите насквозь. Что ты задумал? Он меня заколет! Не подходи! Спасите!» Засмеявшись, Лестат провёл ладонью по мокрому лицу, и опять посмотрел на себя в зеркало. Поздно отступать. Раз он уже вступил в игру, то играть придётся до конца.