high with the witcher

      — Ну и запах, — поморщился Ламберт, отпихивая ногой валяющуюся на полу толстую книгу. Библию, скорее всего. — Ты тоже заметил?       — Заметил что? — Лютик огляделся, потому что, честно говоря, он тут вообще ничего не заметил интересного. Ну, кроме того, что тут, видно, пытались изгнать дьявола из какого-то батюшки, потому что разруха была дай Бог — как бы карикатурно это не звучало в общей ситуации.       — В борделях и церквях пахнет одинаково! — развел руками Ламберт. — Ладан, вино, ароматические свечи.       — Это не ароматические свечи, — закатил глаза Лютик. — Я думал ты верующий, — он вскинул бровь, глядя, как Ламберт стоял одной ногой на иконе.       — Это мой папаня был верующим. А еще он был шизофреником. Чувствуешь связь? — он усмехнулся, присев на край одной из скамей и, доставая сигареты, закурил.       — Чувствую связь с тобой. Шизофрения передается по наследству.       — А мне-то что? Я-то знаю, что ты даже в психушке меня навещать будешь, — усмехнулся он, прищуриваясь, выдыхая.       Лютик поморщился и поежился.       Заказчик говорил, что что-то неясное вселилось в батюшку во время причастия и случилось то, что… случилось.       Изначально за задание взялся Геральт, но у него возникли дела в Австрии (черноволосые и наглые дела), так что он скинул все, что смог на Ламберта, и свалил.       Лютик не мог отказаться от удовольствия посмотреть на Ламберта в деле. Он вообще любил таскаться с ведьмаками, потому что можно найти много интересных штук, да и вообще прикольно это. Но с Ламбертом таскаться ему особенно нравилось, потому что его он просто любил.       В любом случае, даже Лютик видел, что здесь едва было что-то связанное с нечистью. Скорее всего у батюшки была предрасположенность к какому-нибудь психическому расстройству, а душнота и запах винища довели того до психоза, и никаких тебе дьяволов не надо.       Люди в панике убежали, затоптали по несчастью несколько лиц престарелого возраста и, в общем, на этом все.       — Колись, что ты придумал, — сощурился Лютик. — Ты не уйдешь отсюда, не забрав свои деньги.       Ламберт широко улыбнулся — хитро и нагло — и медленно встал, отряхнув штаны.       — Просто напизжу, что тут был какой-нибудь средневековый призрак.       — А что насчет трофея? Доказательства?       — Лютик, двадцать первый век, какие нахер трофеи?       — Геральт до сих пор этим занимается!       — Геральт не вырос со старых времен, хотя казалось бы, — фыркнул Ламберт, наматывая на палец цепочку кулона, поглядывая в сторону алтаря.       Для приличия Ламберт обошел здание вдоль и поперек, подобрав какие-то четки, мотая их на пальце. Задумчиво натянул их, дернул, будто бы проверял их на крепость, и хмыкнул себе под нос.       Лютик зевнул, лазя в соц. сетях, сидя на алтаре, закинув ногу на ногу, показывая, что он откровенно скучал.       — Мы скоро пойдем отсюда? Я хочу есть, и вообще, тут скучно, еще и ты молчишь. Кстати, почему ты всегда молчишь, когда работаешь? Клянусь, ты порой разговорчивее меня, а во время работы становишься Геральтом. Спасибо, что хоть не затыкаешь меня, — цыкнул раздраженно Лютик.       — Когда я сказал тебе закрыть рот, — Ламберт встал с корточек, оглядывая что-то под скамьями. — Ты лишил меня минета на неделю.       — А ну да, — опомнился Лютик, кивнул, довольный собой. — Какой же я умный и молодец. И… что ты так на меня смотришь? Ламберт, если ты хочешь трахаться, то не здесь. Здесь… грязно и пугающе. Посмотри, как на нас смотрит Иисус! — он ткнул в сторону висящей, треснувшей иконы. — Явно он не одобрит твои грязные помыслы, сын мой… Ламберт?.. — Лютик вскинул брови, глядя, как Ламберт откинул что-то, что нашел, и медленно стал подходить к нему, неоднозначно улыбаясь. — Слушай, я же сказал, что трахаться я здесь не буду, даже если ты… Ой! — он взвизгнул, когда Ламберт, подойдя вплотную, схватил его за бедра, и, раздвинув его ноги, втиснулся меж разведенных бедер. Лютик едва не выронил телефон.       — Как ты сказал? Сын мой? Блять, я только сейчас узнал, что меня возбуждает это дерьмо, — он усмехнулся, облизавшись.       Лютик пораженно моргнул, оперевшись на руки позади себя, и медленно опустил взгляд вниз, глядя, как ткань на черных джинсах натянулась.       — У тебя что, травмы детские какие-то? — нахмурился Лютик. — Я же сказал, что не собираюсь трахаться здесь! Тут грязно и стремно, а твоя маньячная улыбка не вселяет в меня уверенности, что уже в тебя дьявол не вселится, — Лютик согнул ногу в колене и оттолкнул Ламберта, пнув его в бедро.       Ламберт устало закатил глаза, недовольно простонав.       — Какая же скука. Да ну, Лютик, когда нам еще предоставится в пользование целая церковь?!       — Там двери нараспашку!       — Территория оцеплена.       — А знаешь, что еще оцеплено? — нахмурился Лютик, спрыгивая с алтаря. — Мое либидо в подобной… — он брезгливо огляделся. — Обстановке.       — Как ты вообще можешь брезговать?! Ты трахался со мной потным, в грязи и едва не в кишках! Ты даже отсосал мне у болота!       Лютик закатил глаза.       — Нет значит нет. И вообще, это явно нездоровая херня. Я помню, как ты мне ныл, что тебя в шесть лет причаститься заставили, и тебе стало стыдно, что у тебя мало грехов, поэтому ты наговорил отсебятину! Не может человек с таким опытом относиться нормально к этой теме!       Ламберт нахмурился, сложив руки на груди.       — Нет? — повторил он.       — Нет, — кивнул головой Лютик. — И, в конце концов… как-то это не по-хрестьянски! Не православно! Все, тема закрыта. Закачивай все свои дела, я жду тебя в машине.       Ламберт с максимально недовольным лицом проследил, как Лютик вышел из церкви и, недовольно простонав, ударил ногой алтарь. А казалась бы! Молодой любовник, везде и по-всякому! А тут зассал засраной церкви!       Тьфу.       Не то чтобы Ламберт в самом деле обиделся, что ему не дали трахнуть Лютика на алтаре, но он не упускал возможности намекнуть Лютику, что странно с его фетишами вообще иметь табу в сексе.       Лютик только цыкал и закатывал глаза, качая головой, решая не объяснять, что если Ламберта не смущает атмосфера из фильмов ужасов, то это исключительно его проблемы, которые абсолютно точно не касались Лютика.       Однако…       Однако Лютик сам не заметил, как в голове прочно засела идея секса на алтаре. Запах ладана и красного вина действительно был схож с запахом в обычном борделе в Амстердаме, а небольшая игра в исповедь казалась даже возбуждающей.       Однако Лютик понимал, что трахаться в церкви он точно не желал. Хотя бы потому что да, в их распоряжении не было церкви.       Но у Лютика была неплохая фантазия. А те четки, что крутил в руках Ламберт, действительно, казалось, были очень крепкими. Достаточно, чтобы удержать человека, если привязать их к чему-либо.       Ламберт устало зевнул, привалившись лбом к двери, пытаясь попасть ключом в скважину. Денек выдался так себе, помогать ментам дело вообще не благодарное, а особенно для кого-то вроде Ламберта, который и их, и закон крутил на одной интересной анатомической части тела.       Однако иногда неплохо платили, хотя и голову ебали дай Бог.       Ключ попал в замок с, кажется, шестого раза, и на момент Ламберт так и застыл, просто привалившись к двери и закрыв глаза. А потом резко одернул себя, пока прям тут и спать не лег. Хотя лучше уж тут; завалится спать в одежде — Лютик его с потрохами съест, потому что «ты меня что, на помойке нашел, чтобы я спал в перепачканной пылью кровати?»       Лениво открыв дверь, он непонимающе нахмурился. В нос ударил вполне узнаваемый запах ладана и красного вина. Запах борделей. Или церкви. Ламберт сам не понял, с чего, но ощутил, как защекотало в паху, и усталость на миг потухла от того, как переполошился Ламберт от запаха. Теперь абсолютно точно двусмысленного для него запаха.       Закрыв дверь и стащив кроссовки, он медленно прошел вперед.       — Лютик? У нас что, незапланированный романтический ужин? Или запланированный, а я просто мудак, который забыл очередную важную дату нашего первого поцелуя или секса?       Он даже навскидку прикинул, и вспомнил, что поцеловались они по пьяне впервые в конце зимы, а переспали — в середине марта. Исключительно из-за того, что Геральт не забывал помахать перед лицом Ламберта кулаком и напомнить, что все, что он сделает с Лютиком, он потом сделает с ним. Только по этой причине между поцелуем и сексом протянулось аж две недели.       Но сейчас было лето, и Ламберт не припомнит, что у них было какое-то событие летом. Ну, кроме того, что они в прошлом году ездили в отпуск к океану, и Ламберт в первый же день обгорел так, что остальное время просто лежал мордой в подушку и стенал о том, как ненавидит блядское солнце.       На кухне и в зале ничего не было. В рабочих кабинетах тоже. Он заглянул в спальную, и на секунду замер, присвистнув.       В комнате было дымно от ароматических палочек, ладаном пахло так четко, что Ламберт сам ощутил себя тем священником, который словил психоз прямо посреди причастия.       — Детка? — Ламберт сделал шаг вперед, приметив на кровати, свисающие с кованного изголовья (исключительно идея Ламберта, чтоб удобно было привязывать к нему), четки.       Он вскинул бровь и замер, когда Лютик прижался к нему со спины, жарко выдыхая в шею.       — О, смотрю, ты все-таки проникся моей идей религиозного секса? — усмехнулся он и медленно повернулся к Лютику. — Ох ты ж… — он осмотрел его. — Это даже лучше, чем секс на алтаре. Я просто хотел тебя как батюшку, но это… Я уже говорил, что ты поражаешь меня каждый раз все больше? — он повел бровью и закусил губу, медленно проскользнув ладонью к открытому бедру.       — Итак, хочешь исповедаться мне? — он встал на носочки, закусив его нижнюю губу.       На Лютике был, Ламберт клянётся, самый блядский и развратный костюм монашки, который можно было придумать. Который сидел абсолютно по фигуре, показывая каждый изгиб его молодого, пластичного тела — так точно, что совсем не оставлял места для фантазии. От шеи до груди — полупрозрачная ткань из мелкой чёрной сеточки, дающая Ламберту наблюдать упругие нежно-розовые соски и поблескивающий пирсинг на них.       И охуенный вырез от бедра. Прекрасный вырез на еще более прекрасных бедрах. Его идеальные бедра, которым сам бы Ламберт посвятил пару песен, если бы только умел петь.       — О, черт, да, я согрешил, — прохрипел Ламберт, лапая его за бедро и полностью забыв о том, что хотел спать.       — Но мне кажется, что одна грязная монашка тоже знает о грехах не понаслышке?       Он резко сжал его талию и, развернув, толкнул на кровать. Лютик хитро прищурился, забравшись на нее с ногами, и, оперевшись на локти, красиво изогнулся, убирая с плеч ткань от апостольника.       — Ебать, как ты охуенно выглядишь, — прохрипел еле слышно Ламберт, ощущая, как каменело в паху.       — Так что насчет твоих грехов, сын мой? — он улыбнулся, поманив к себе пальцем, и Ламберт подошел ближе, оперевшись коленом на кровать, оглядывая его с легким прищуром.       — Я грешен. После знакомства с одной девицей… Блуд буквально стал частью моей жизни.       — Ох, ты совратил ее, мой бедный мальчик? — Лютик закусил губу, погладив себя по бедру, и Ламберт проследил за этим голодным взглядом, сглотнув.       — Ей тогда еще не было восемнадцати, — прохрипел Ламберт и только сейчас понял, как сильно его завел факт того, что во время их первого секса Лютик едва возраста согласия достиг. — Буквально выкрал у отца…       Ламберт рыкнул и схватил за щиколотку, подтянув к себе и разведя его ноги в сторону, заглядывая под подол рясы. Он облизнулся, осматривая, и поднял мутный взгляд на улыбающегося Лютика.       — Черные кружевные чулки и стринги? Ты меня разбалуешь, свет очей моих, — прохрипел довольно Ламберт, смотря в глаза и шлепнув по бедру.       — Собираешься изменять своей бедной девочке? Совратил, принудил к сексу… А теперь?..       — А теперь я хочу наказать одну не совсем благочестивую монашку, — он растянулся в наглой усмешке, подавшись вперед, целуя.       Лютик ответил почти тут же, уткнувшись пяткой в его пах, оглаживая, заставляя Ламберта вздрогнуть от простой и даже почти грубой ласки.       Ламберт медленно отстранился, испытывающий сжигающее желание снова заглянуть под рясу, но Лютик усмехнулся и поманил к себе пальцем. Ламберт, вздернув бровь, подался ближе, и охнул, когда Лютик схватил его за медальон и потянул на себя, грубо целуя. Он стащил с него кожаную куртку и повалил на кровать, усаживаясь сверху.       — Ох, видимо, вы ошиблись дверью, — покачал головой Лютик, оперевшись о его пресс. — Потому что я собираюсь заняться очищением вашего бренного тела. Совращение малолетних это… Это ужасный грех.       — Католики бы с вами поспорили, — уверенно сказал Ламберт с таким серьезным лицом, что Лютик едва не рассмеялся.       Ламберт уложил руки на его колени, оглаживая его ноги сквозь ткань гладких чулков, поглядывая на виднеющуюся из разреза кружевную резинку чулков, закусив губу.       — Так вы отпустите мои грехи? — он сжал ладонь на бедре, и Лютик охнул, поерзав на нем.       — Это не решается за пять секунд, — Лютик закусил губу, медленно расстегивая его рубашку, проходясь ладонью по испещренной шрамами груди и прессу.       Ламберт удивленно раскрыл глаза, когда Лютик заломил его руки над головой и привязал четками к изголовью кровати. Ламберт вскинул брови, присвистнув.       Лютик подмигнул ему, удобнее устроившийся своей прекрасной задницей на его бедрах.       — Помнишь, как это было? — спросил томно Лютик, нависнув над ним.       — Охуенно. Это было охуенно. Ты такой невинный и неопытный, — он поерзал, чуть подтянувшись выше, чувствуя, как впились четки в его запястья, держали плотно, вырваться из такого так легко не выйдет. — Такой маленький, — хрипло прошептал Ламберт, глядя, как Лютик скреб ногтями по низу живота, над полоской ремня.       — Тяжелый грех, — глубокомысленно подытожил Лютик, поднимаясь раскрытой ладонью вверх, гладя пресс и грудь.       — Знаешь, что тяжелее? Смотреть на тебя в ебучих чулках, с этим охуенным вырезом, и без возможности коснуться.       Лютик рассмеялся, а потом посмотрел в глаза, хищно улыбнувшийся и повел плечом.       — Это часть исповеди, сын мой. Тебе нужно продемонстрировать терпение.       — Терпение, зная, что ты сидишь в чёрных стрингах? Пф, детка, такой ты у меня смешной.       — А это еще один грех, — Лютик прижался указательным пальцем к его губам, и Ламберт тут же обхватил его, вылизывая. — Как можно так внаглую смотреть на исподние служителей божьих?       — А как служитель божий может надевать кружевные чулки и стринги, м? Явно уж это было с расчетом на то, что какой-нибудь грешник заглянет вам под юбку.       Лютик закусил губу, пройдясь задницей по вставшему члену, едва не простонав:       — Это провокация. Проверка на ваше благочестие.       — У меня ни блага, ни уж тем более чести, — прохрипел Ламберт, ерзая. — Давай, моя девочка, удиви папочку. Ты же так многому чему научился со мной за эти годы.       Лютик хитро прищурился, облизав губы, и, стащив с себя апостольник, наклонился к нему, целуя, жадно вылизывая его рот и кусая губы. Прижался как можно плотнее, потираясь о него всем телом, и Ламберт сдавленно простонал в его рот. Лютик отдалился, укусив сначала за губу, а потом — за подбородок, и спустился ниже, кусая и вылизывая шею.       Ламберт, казалось, едва не млел, то порыкивая, то выстанывая что-то неясное. Лютик вылизал жилку на его шее, укусив за горло, и спустился ниже. Лизнул широко ключичную ямку и, подняв взгляд, чмокнул в кулон.       Его руки жадно оглаживали этот превосходный, невероятный, напряженный пресс, едва скребя ногтями и откровенно лапая. Спустился ниже, укусив за сосок, и Ламберт дернулся, кратко простонав. Лютик провел по нему широко языком, и быстро спустился поцелуями вниз. Застыл над ширинкой, зажав меж зубов кожу и отдалился, с напором огладив выпирающий член, который явно требовал к себе гораздо больше внимания.       — Слушай, ты решил меня до обморока довести, да? — спросил Ламберт, и вместо ответа Лютик снова поцеловал его, лапая сначала за член, а потом — за пресс и грудную клетку, гладя и сжимая. Ламберт вообще быстро и легко возбуждался, а долгие ласки его едва не гореть заставляли.       Он что-то неясно промычал в поцелуй, почти возмущено, и Лютик ущипнул за сосок. Ламберт вздрогнул и мстительно укусил за нижнюю губу, оттягивая, а потом прикусил кончик языка, обхватывая губами.       Лютик видел краем глаз, как напряглись его руки, и как он сжал их в кулаки, и, облизнувшись, он медленно отдалился, смотря с чертовщиной в глазах. Потянулся к тумбе справа, которая только для незнающего была обычной прикроватной тумбой, а на деле — мини баром.       Ламберт непонимающе нахмурился, сбито дыша, буквально готовый скулить от того, как жесткая ткань неприятно терлась о колом стоящий член. И бонусом еще бесконечные ерзания этой невероятной круглой задницы на нем.       — Самое время выпить, Лютик! — рыкнул Ламберт, а потом резко замолк, когда одной рукой Лютик стал медленно расстегивать его ремень. Все внимание тут же перенеслось на этот момент, и Ламберт напрягся всем телом в ожидании.       Расстегнув ремень, он медленно потянул за язычок молнии, и залез рукой за ширинку, гладя и сжимая член сквозь тонкую ткань боксеров. Ламберт простонал сквозь зубы, тщетно дергаясь бедрами на встречу к более откровенным ласкам.       — Я, блять, сейчас либо взорвусь, либо загорюсь, — прохрипел Ламберт, мутным взглядом смотря то на тонкое запястье в его ширинке, то на лицо Лютика.       — Я потушу, — пообещал он и достал из холодильника бокал вина, забросив туда лед и резко отпивая.       Ламберт напряженно смотрел на это и мутным взглядом проследил за тем, как красные капельки стекли по подбородку и шее. Он шумно сглотнул, снова дернувшись бедрами, пытаясь потереться о ладонь.       Лютик усмехнулся и навис над ним, позволяя Ламебрту слизать остатки вина с его кожи.       Ламберт широко провел языком по губам, подбородку и шеи, нещадно кайфуя с контраста холодного вина и горячей кожи Лютика.       — Блять, так хочется тебя сейчас за задницу схватить, ты бы знал, — прошептал Ламберт, укусив за горло, и Лютик сдавленно простонал.       Лютик отстранился, укусив за губу, и допил все вино, облизав губы. Глядя прямо в глаза, он расстегнул пуговицу на его штанах и, запустив руку за полоску белья, ухватился за основание. Ламберт едва не проскулил, откинув голову назад. Лютик приспустил белье и штаны, с нескрываемым наслаждением пялясь на его член. Он его просто обожал, просто обожал. Особенно зная, сколько прекрасных оргазмов Ламберт принес ему благодаря своему члену.       Ламберт впился пальцами в прутья изголовья, и с трудом посмотрел Лютику в глаза, когда тот приспустил белье еще сильнее, а потом, глядя в глаза, высыпал в свой рот половину маленьких кусочков льда со дна бокала.       Ламберт широко раскрыл глаза, а потом успел только простонать и не по-человечески изогнуться в спине, когда Лютик взял его член в рот. Жар его рта и холод льда… обжигал, блять, буквально обжигал. Ламберт толкнулся бедрами вперед, закусив губу и зажмурившись от такого мощного удовольствия.       Лютик плотно обхватил губами его член, насаживаясь ртом, даря Ламберту такое… необычное удовольствие. Лед постепенно таял, и холодная вода стекала вниз, к яйцам. Ламберт долго простонал, двигая бедрами вперед, желая толкнуться в его рот глубже.       Лютик, подняв взгляд, медленно отстранился, и Ламберт разочарованно и надсадно простонал, откинув голову назад.       — Взорвусь, — резюмировал он, и Лютик хрипло рассмеялся, хлопнув его по бедру.       — Изначально я хотел использовать воск, — прошептал Лютик, доставая льдинку из бокала и проходясь ей по линии пресса. Ламберт напрягся и прорычал сквозь зубы. — Но подумал о том, что застывший воск придется ножницами отрезать от твоих волос, — он закусил губу, глядя как холодные капельки стекали вниз, собравшись у пупка. — Так что лед, — он улыбнулся, доставая еще один подтаявший кубик и коснувшись им шеи, заставив Ламберта откинуть голову и со свистом вдохнуть сквозь зубы. — Хотя ты, конечно, сын мой, больше ассоциируешься у меня с огнем, — он прошелся почти растаявшей тонкой пластинкой по соску, и Ламберт крупно вздрогнул, дернувшийся так, что четки неприятно впились в кожу.       Ламберту буквально голову срывало то, как разгоряченной кожи касался холодный лед, пронимая аж до мурашек, заставляя член дергаться на каждое новое касание.       — Такой же пылкий и горячий, — облизнулся Лютик и, взяв новую льдинку, прошелся ей по нижнему прессу, а после прижал к члену, соскользнув к яйцам, из-за чего Ламберт откровенно застонал, дернувшийся бедрами к нему навстречу. Лютик, неожиданно сам для себя, едва тоже не простонал. — Сука, я тоже скоро взорвусь.       — Так может ты наконец оседлаешь меня и хорошенько трахнешь себя моим членом, м? — явно с большим трудом проговорил Ламберт. Его уже едва ли не потряхивало от возбуждения.       Лютик улыбнулся и, взяв в рот остатки льда, снова опустил голову и взял член до половины. Ламберт застонал и дернулся бедрами вперед. Лютик прикрыл глаза, начиная двигать головой и, уложив руки на его крепкие сильные бедра, старательно сося и вылизывая его член.       Его бедра были напряжены так, что о них кирпичи можно было бить. И, когда Лютик смял в холодных пальцах напряженные яйца, Ламберт кончил с гортанным стоном, казалось, что едва не взмолился Господу Богу, закатив глаза.       Лютик медленно отстранился, сглотнув сперму и, облизав губы, поднял мутный взгляд на Ламберта.       Тот устало выдохнул и откинул голову назад. Его руки расслабились, четки натянулись сильнее.       — Эй, только не говори, что ты уже все, — возмущенно крякнул Лютик, вскинув голову.       — Ты сам видишь, что я… все, — выдохнув, качнул головой Ламберт.       Лютик повел бровью, недовольно поджав губы и сложив руки на груди.       — Да дай мне хотя бы отдыша… Ох, блять, — прервался Ламберт, когда Лютик склонился к нему, целуя в шею и широко проведя языком. — Ненасытный ты мой.       — Твой, — мурлыкнул Лютик, жадно оглаживая ладонями его тело. — Ты ведь не хочешь пропустить главное шоу, сын мой?       — Ты про то, что под этой рясой? О, черт, конечно же не хочу.       Лютик усмехнулся, потеревшись членом о его бедро, и сам вздрогнул от этого касания. По телу прошлись мурашки от предвкушения и он быстро выпрямился, как можно медленнее стаскивая с себя рясу.       Ламберт облизался, посмотрев ему в глаза, а после опустил взгляд вниз: оглядел проколотые соски, напряженный живот, крепкие упругие бедра и, наконец, эти ебучие чулки, от вида которых Ламберту снова поскорее хотелось кончить, хотя у него толком и не встал.       — Нравится? — мурлыкнул Лютик, оглаживая его член, чувствуя, как он твердеет под его самыми простыми ласками.       — Не наслаждаться этим — грех.       — Я думал ты любишь погрешить, — фыркнул Лютик, сжав член у основания.       — Я решил встать на путь света. Вы заставили меня… одуматься.       — Надеюсь та девочка сможет вас простить, — грустно выдохнул Лютик, а потом улыбнулся, погладив себя свободной рукой по бедру, заставив Ламберта поджать губы и сглотнуть.       — О, моя маленькая девочка тогда так кричала, что, думаю, меня и Господь Бог простил.       — Ай-яй-яй, — Лютик схватил его за челюсть, вскинув голову, смотря в глаза.       — Не упоминай имя Господа всуе, сын мой, — он соскользнул по нему своими бедрами и отвесил неплохую пощечину.       Ламберт зашипел и посмотрел на него мутным взглядом, член под ладонью дернулся.       Лютик закусил губу, снова сжал челюсти и склонился, целуя. Ламберт почти простонал в поцелуй, становясь в его руке совсем твердым и готовым. Лютик медленно отстранился, закусив его губу, и поднялся чуть выше, подставляя к губам грудь, и Ламберт тут же обхватил губами сосок, посасывая.       Прикусил за пирсинг, оттянув, и снова обхватил губами. Лютик открыто застонал и царапнул его плечо.       Собственный член стоял колом и яйца начинали ныть, так что Лютик потянулся свободной рукой к ящику, продолжая другой прижимать его голову к своей груди.       Ламберт проскользнул к другому соску, снова оттянув за пирсинг, и вновь посасывая и легонько прикусив. Лютику показалось, что он сам кончит не касаясь к члену, поэтому он с трудом отдалился от этого превосходного рта и посмотрел мутным взглядом в глаза. Оба тяжело и сбито дышали, предвкушая крышесносный секс.       Лютик щелкнул крышечкой смазки и вылил на свои пальцы. В нос ударил запах абрикоса и Ламберт едва не застонал. Они так часто пользовались именно этой смазкой, что он уже на абрикосы смотреть спокойно не мог.       Лютик тут же обхватил ладонью его член, смазывая, и Ламберт вдохнул сквозь зубы, прошипев:       — Не будешь растягивать себя? Занялся этим до моего прихода? — тяжело дыша, спросил он, медленно толкаясь в ласкающую его руку.       — Мг, — протянул Лютик, закусив губу и неотрывно пялясь на член в своей руке. — И… — он посмотрел Ламберту в глаза и завел одну руку за спину, чуть привставая, и Ламберт закусил губу, глядя на его лицо. Возбужденный он выглядел так хорошо, и кожа покрасневшая эта, и губы искусанные, и взгляд томный.       Лютик поднял руку, показывая чуть влажную от смазки анальную пробку, и Ламберт буквально застонал в голос, и уж точно не от руки на своем члене.       — Блять-блять, я чуть прямо так не спустил.       Лютик неоднозначно ему улыбнулся и убрал руку от его члена, снова приподнимаясь бедрами и снова взяв его за член. Ламберт глядел как завороженный на это, закусив губу, казалось, что даже не дышал. Когда головка коснулась расслабленного, влажного входа, Ламберт чуть снова не застонал от предвкушения. Хотелось толкнуться бедрами вперед, но кое-как сдержался.       Лютик закусил губу и с тихим стоном опустился на его член, едва глаза не закатив. Ему вторил и Ламберт, сжав руки в кулаки, из-за чего четки больно впились в тонкую кожу на запястьях. Под глазами едва звезды не взорвались от того, как восхитительно это было. Как было каждый раз охуенно ощущать как в нем — в его Лютике, в его маленьком мальчике — туго, мокро и жарко.       Лютик со стоном опустился сразу до основания, и Ламберт ощутил, как собственное сердце забилось быстрее. Лютик был… прекрасен. И эти гребаные чулки, и его фигура, и даже то, как он двигался на его члене, начиная издевательски медленно, будто его собственный член не готов был взорваться. Будто бы Ламберт не видел, как дрожали его эти невероятные аппетитные бедра.       Лютик застонал, начиная двигаться более быстро, теряя голову от того, как прекрасно было чувство наполненности, как хорошо чувствовался этот твердый горячий член. Лютику в такие моменты казалось, что он просто хотел прожить так всю свою гребаную жизнь.       Он закусил губу, опустившись до основания, делая толчки короткими, но максимально глубокими, так, как он любил, из-за чего член в режиме нон-стоп стимулировал простату, и удовольствие было многим более интенсивным, чем обычно.       Ламберт дышал хрипло и тяжело, впившись ногтями в собственную ладонь, натянув четки так, что те, казалось, держались на честном слове. Лютику бы очень не хотелось, чтобы они порвались, потому что иначе Ламберт просто повалит его и трахнет жестко и быстро. Но те держались.       Лютик сжался на нем и откинул голову назад, царапая низ его живота. На чёрном белье проступило пятно от смазки, и член дернулся, когда Лютик шлепнулся ягодицами о бедра Ламберта, и Ламберт двинул ими вперед, входя до основания.       — Господи-блять-прости, — прохрипел Ламберт.       — Господа всуе, — напомнил Лютик, отвесив новую пощечину, и почти готов был поклясться, что услышал сдавленный стон и как бедра Ламберта напряглись сильнее.       Он прижался к нему теснее, из-за чего член немного выскользнул, и сменил толчки на более размашистые, параллельно целуя и оглаживая его напряженное тело без возможности насытиться тем, насколько прекрасно было это тело, как великолепно ощущались четкие линии мышц под ладонями.       Стоны Лютика становились все чаще и более громкими, такими, что перекрывали и скрип кровати, и неприличное хлюпанье, и все звуки, что издавал Ламберт.       Лютик вжался в него всем телом, двигаясь ритмично бедрами, откровенно кайфуя от того, как хорошо это было — ощущать его внутри.       Ламберт едва не заслушивался этими стонами, потому что стонал он чертовски красиво — так протяжно и долго, что в его удовольствии ни на секунду не сомневаешься.       Лютик сменил движения на более глубокие, отчаянно потираясь своим телом и членом о Ламберта. Меж ног уже горело и пульсировало, голова едва кругом не шла. Он чувствовал, как был напряжен Ламберт, как двигал напряженными бедрами в такт движениям Лютика.       Лютик чуть отстранился, поцеловал его, наслаждаясь этим моментом. Его горячими губами и умелым языком.       Движения стали более рваными и сбитыми, и Лютику казалось, что он скоро кончит — долгое возбуждение дало о себе знать.       Чуть отстранившийся, он посмотрел Ламберту в глаза, шлепнувшись ягодицами о его бедра, и Ламберт закусил губу, простонав сквозь зубы. Лютик лизнул его нижнюю губу и поцеловал за ухом, укусив за мочку уха, а после обхватил его шею ладонями, смыкая пальцы.       — Черт, детка, учишься всему лучшему, — прохрипел он, и Лютик провел кончиком языка по раковине уха, начиная глубоко и быстро двигаться на его члене, и сильнее сжал руки на его шее.       Ослабил хватку, давая вдохнуть, и снова сжал, целуя и вылизывая его рот. Лютик и подумать не мог, что придушивать кого-то во время секса так сложно — надо мало того, что контролировать силу, так еще и про себя отсчитывать время, чтобы не перестараться. Это здорово так отвлекало от самого процесса, так что Лютик даже невольно зауважал Ламберта за то количество раз, когда он придушивал его.       Он снова дал вдохнуть, а после сжал сильнее, перекрывая доступ к кислороду полностью, и стал двигаться рвано и быстро.       Ламберт кончил, казалось, через секунд пять в лучшем случае, буквально вдавившись своими бедрами в его ягодицы и задушено простонал.       Лютик кончил в тот же момент, уткнувшись носом в его шею и укусив за плечо, стараясь подавить вскрик. Он впился пальцами в его спину, почти царапая, и болезненно сжался на его члене.       На несколько моментов оба просто пытались отдышаться. Лютик уткнулся взмокшим лбом в плечо Ламберта, судорожно вдыхая в себя его запах, и просто едва не улегся на него, будучи абсолютно без сил.       Ламберт дышал более ровно, пульс быстро приходил в норму, и, казалось, он был в норме уже через несколько десятков секунд, будто и не устал совсем.       — У меня нет сил тебя развязывать, — посетовал Лютик, трясь носом о его шею.       Ламберт ухмыльнулся и резко дернул руками. Маленькие бусинки с треском посыпались на пол.       Лютик прищурился, усмехнувшись.       — Ах ты ж…       — Ты же не думал, что ведьмака смогут обездвижить какие-то там четки? Хотя, знаешь, — он нахмурился, растирая запястья. — Можно считать, что меня держали не они, а божья сила.       — Ты прощен, сын мой, — махнул рукой ненавязчиво Лютик, когда Ламберт, взяв его за бока, аккуратно уложил на покрывало, нависая сверху и мягко улыбнулся, гладя по волосам.       Ламберт усмехнулся, погладив по бедру и, чуть оттянув резинку чулков, залез под нее.       — А я помню, как ты в первый раз зажимался весь, едва не боялся меня, а теперь аж так.       — У меня хороший учитель, — довольно улыбнулся Лютик, погладив по шее.       Ламберт усмехнулся, а потом сказал:       — Знаешь, что еще твой учитель делает?       — Что? — он склонил голову в бок, задорно, почти по-детски улыбаясь.       Ламберт ласково улыбнулся и, чмокнув в лоб, сказал:       — Он очень сильно тебя любит.       Лютик умилился и, потянувшись вперед, ласково целуя, прошептал в поцелуй:       — Я тоже люблю тебя.       Ламберт навис сверху всем телом, отвечая на поцелуй и обнимая за спину, прижимая к себе тесно-тесно, слушая, как успокаивалось его сердце.