high with the witcher

      Ламберт не любил ведьмачество как таковое. Дело было неблагодарным и отчаянным. Что вообще значит поставить свою жизнь вечным перманентным попыткам сдохнуть в битве с вонючим монстром? Сколько погибло таким образом?       Военная служба, где в конце ты сдохнешь с выпотрошенными внутренними органами. Игра в бравых бойцов на максималках.       Ламберт не хотел быть бравым бойцом. Он вообще не был уверен, что хотел быть хоть кем-то. В тех условиях, что он жил, не вырастают бравые и честные рыцари.       Из таких семьей дети вырастают обиженными и злыми. А уж если потом этого обиженного и злого ребенка закинули в пасть Каэр Морхена, накачали наркотой и заставили скакать без устали днями напролет, то поминай как звали.       Гена агрессии, может, и не существует, но Ламберту не нужно было никакого гена агрессии. Он сам по себе вырос в злого, жесткого, с низкими моральными ценностями и почти полностью отсутствующими стандартами человека.       В ведьмачестве был только один плюс в виде сдерживающего фактора — какую-то часть тяги к насилию и агрессии он вымещал дерясь с монстрами и бандитами. Но это не значит, что это помогало ему на самом деле. Нет, вовсе нет.       Ведь Ламберт был сшит из желания к насилию и агрессии. Он и есть воплощение враждебности и злости.       Если бы проводили конкурсы между подобных ему, то Ламберт бы выиграл.       Он хотел, чтобы люди страдали от его рук. Хотел, чтобы они испытали агонию.       Ламберт жил лишь одним больным желанием — сделать так, чтобы другие люди ощутили хотя бы на момент то, в чем жил все детство. Унижение, страх, боль и ужас.       И только по одной причине это желание не могло найти воплощение, не могло успокоиться — ведь люди страдали от его рук несколько часов, в то время как Ламберт жил униженным больше десятка лет.       Что они, блять, могут знать о боли? Какое они вообще имели право страдать? Они не знали даже половины той агонии, что испытал Ламберт.       Поэтому Ламберт был… таким.       Получающим наслаждение от чужой боли.       Не было в жизни моментов слаще, чем чувствовать, как под его руками вырывалось чужое тело, скулило и умоляло о пощаде. Нет ничего лучше, чем любовь к чужим попыткам вырваться, и знать, что все его ощущения, все его чувства — в его власти.       Не было приятнее осознания того, что твои руки могут дать сейчас как облегчение, так и мучительную, тягучую боль под слоем унижения.       Чудесные сильные руки Ламберта могли подарить прекраснейшее удовольствие, могли бы довести до экстаза.       Но Ламберт ломал ими кости и еще чаще — жизни и судьбы.       Унижение и боль — это единственное что он нес в себе.       В изнасилованиях был особый шарм. Не смотря на то, что сам Ламберт никогда не подвергался сексуальному насилию (наверное сугубо от того, что у его отца не вставало на маленьких избитых мальчиков), Ламберт нашел для себя именно этот способ как любимый. Одно действие сочетало в себе и унижение, и боль. Этим можно было подчинить себе и нащупать ту грань, когда жертва будет искренне верить весь процесс, что ей есть куда убежать.       И вновь и вновь рубить эти пути.       Ламберт был отвратителен, и это то, что он обожал в себе.       — Геральт, сколько лет, я думал ты сдох и именно по этой причине тебя воспевают в каждой таверне до того, что меня тошнит от твоего имени!       Ламберт широко, но фальшиво улыбнулся, осматривая своего давнего друга, почти брата, в местной задрипанной таверне. На самом деле Ламберт скорее паясничал, потому что лицо Геральта это единственное приятное, что он видел за последнее время.       — Тоже рад тебя видеть, Ламберт, — усмехнулся Геральт и развернулся к нему под звон монет в мешке, который он держал.       — Успел подзаработать?       — Да, утопцы. Пришлось завернуть в таверну, отмыть одно… — он посмотрел куда-то за плечо Ламберта, выдохнул и с какой-то легкой, непонятной улыбкой сказал: — чудо.       Ламберт повел бровью, едва ли не ощутив рвотный позыв от… слова и такой интонации. Он не поежился только из вежливости и того, что, так или иначе, перед Геральтом надо было держать марку и производить впечатление адекватного человека.       Он посмотрел через плечо и увидел, как к ним бежал какой-то пацан лет, наверное, семнадцати.       — Геральт, а мне скидку сделали! Узнали меня, а! А ты говоришь, что с моей лютни никакого толка!       Он буквально влетел в Ламберта, ударившись о него лбом, ойкнул, потер ушибленное место и, глянув на Ламберта почти недоверчиво, покосился и обошел его, подходя к Геральту.       — Что за ребенок? — спросил Ламберт, вскинув бровь.       — Этот ребенок причина, по которой ты слышишь обо мне в каждой таверне, — усмехнулся Геральт, уложив руку на его плечо.       — Я не ребенок, мне двадцать! Скоро двадцать один! — воспротивился Лютик, сложив руки на груди. — Хотя ты-то вообще выглядишь как ископаемое, для тебя и Геральт, наверное, ребенок.       — Твой Геральт старше меня на десять лет, пиздюк, и помолчи лучше, пока…       — Эй, — Геральт покачал головой, и Ламберт едва воздухом от возмущения не подавился. — Аккуратнее, Ламберт. Он мне не случайный встречный.       — И что мне теперь изволишь обосраться?       — Просить два раза не буду, — помрачнел Геральт, и Лютик под его боком состроил наглую рожу, показав язык. — Пойдем лучше выпьем. Или ты спешишь?       Ламберт только покачал головой, косясь на Лютика краем глаза.       Он таких любил. Мелких и дерзких, оттого энергичных и готовых бороться до последнего. Ну и Лютик элементарно был во вкусе Ламберта — с аристократичной внешностью, юный и с широко открытыми глазами, из-за чего он казался наивным и доверчивым. У него было хорошее тело с длинными, стройными ногами и небольшая, но аккуратная подтянутая задница с упругими бедрами.       Ламберт облизнулся, глядя ему в спину, когда те обошли его, идя к одному из пустующих столиков.       Ламберт сам не заметил, как чаще задышал, и попытался быстро одернуть себя. Нельзя, чтобы Геральт заметил. Ни в коем случае.       — Так что, пацан, восхваляешь моего товарища? За просто так? — спросил Ламберт, садясь за стол.       Лютик удивленно на него посмотрел, раскрыв глаза еще шире, видимо, поразившийся внезапно вполне вежливому вопросу от человека, который едва не рычал на него. Но тот лишь фыркнул и повел плечом, садясь напротив Ламберта, рядом с Геральтом.       — Не за просто так. У нас бартер. Он мне, я ему.       — Ты из какого двора сбежал? Ясно ж благородных кровей.       Геральт непонимающе нахмурился, а Лютик на секунду замешкался, но быстро взял себя в руки и сказал:       — Не из каких, я из обычной семьи, — он ненавязчиво улыбнулся и сделал паузу, когда к ним подошла служанка, и Ламберт попросил о трех кружках пива.       — Хм, показалось, наверное. Выглядишь так… — потер подбородок Ламберт, пристально его осматривая.       — Как? — не понял Геральт, осматривая его тоже.       — Благородно, — хмыкнул Ламберт, отворачиваясь от явно затушевывавшегося такого внимания Лютика. — Да и Геральт, ты что, шутишь? Посмотри на его глаза и лицо. Совсем ребенком кажется, люди из обычных семей так молодо не выглядят.       — Генетика! — воспротивился Лютик и посмотрел на Ламберта так открыто и доверчиво, что Ламберту показалось, что у него прям сейчас встанет.       Был особый кайф, чтобы ломать таких вот — доверчивых, наивных и открытых.       — Ну ладно, храни свои секреты, — усмехнулся Ламберт и кивнул, когда перед ним поставили кружки пива. — Ну, за встречу, Геральт.       Они чокнулись так, что пенка едва не пролилась через края, и Ламберт скосил взгляд на Лютика. Ну, пил тот так, будто ему тоже лет сорок и он ведьмак.       Вытерев рот ладонью, Лютик немного поморщился и причмокнул.       — Не привык к такому пиву? — усмехнулся Ламберт, подперев щеку рукой. — Вино вам подавать десятилетней выдержки?       — Вот тут ты не прав, — сказал Геральт, усмехаясь. — Он упиться-то может посильнее меня и пивом, и элем, и водкой.       — Ой, фу, водка больше не мое, — сморщился Лютик и снова присосался к пиву.       — Это после того, как ты день пролежал и не мог даже голову от подушки оторвать? — усмехнулся Геральт, и Ламберту показалось, что тот потрепал по колену под столом. Он нахмурился, вздернув бровь, и тоже сделал один глоток.       Сколько они сидели, Ламберт все пытался вкинуть что-нибудь, чтоб узнать, точно ли Лютик не относился к какому-нибудь хорошем статусу. Ему нравились все эти персоны из высшего общества, это его заводило. И такой комплект в Лютике ему бы точно голову сорвал. Однако, Лютик отмазывался и пьяно улыбался.       Чем больше Ламберт на него смотрел, тем больше хотел. Видел, как покраснела кожа и как блестели глаза от выпитого, эти влажные губы и уже плохо соображающий взгляд. Лютика быстро начинало вести от выпитого, и тот много смеялся и еще больше говорил.       Лютик даже чуть в драку какую-то не влез, но Геральт быстро все уладил одним словом и взглядом.       — Ишь, за твоей пташкой надо пристально следить, — покачал головой Ламберт. — Видно, что любит впутываться в неприятности.       — Эй, я тут вообще-то! — воспротивился Лютик, скуксившийся в забавную морду.       — Надо, — проигнорировал его Геральт, кивнув.       — Я и сам могу! Один! До тебя один был!       — Целых три месяца? — уточнил Геральт. — Все, Лютик, хватит тебе уже, иди спать.       — Не хочу спать, — заныл Лютик и вцепился в руку Геральта, когда тот стал забирать у Лютика его кружку с пивом.       — Хочешь. Пойдем, я тебя провожу, уложу. А то упадешь еще, или все-таки влезешь в драку. Ламберт, подожди минуту, сейчас унесу этого спать.       — Ну Геральт, нет! Тут Ламберт, я хочу с ним побольше поговорить! Он классный! И смешной!       Ламберт искренне рассмеялся. От того, как круто в нем ошибся Лютик, но вины его, конечно, тут не было — Ламберт давно привык отыгрывать нормального человека.       — Ламберт никуда не денется, правда же? Он тут за заданием, еще пару суток будет тут.       — Буду-буду, — махнул рукой Ламберт, попивая свое пиво. — Лети уже, птенчик.       Лютик смущенно улыбнулся, а потом ойкнул, когда Геральт подхватил его на руки, унося в комнату. Ламберт проводил их взглядом, сощурившись.       Геральт вернулся через минут десять, видимо, потратив какое-то время, чтобы уложить того спать. Он вернулся, тяжело выдохнул и отпил свое пиво. Ламберт, неприятно усмехнувшись, спросил:       — Поебываешь его?       Геральт подавился пивом и, резко поставив кружку обратно, вытер рот рукой.       — Не криви мне рожу, Геральт, я вижу, как ты на него пялишься. Взглядом не то что раздеваешь, а уже ебешь в самой неприличной позе.       Геральт посмотрел на него очень недовольно и обвиняющие.       — Ламберт, сколько лет прошло? И сколько должно пройти, чтобы ты, блять, наконец научился мнимой тактичности?       Ламберт хрипло рассмеялся и, поведя плечом, сказал:       — Геральт, я пьяный, я не хочу быть тактичным.       — Не ебу я его, понял?       — Но хотел бы? — уточнил Ламберт, подперев щеку кулаком, вскинув бровь.       Геральт лишь грузно кивнул головой, хмурясь.       — А что тебе мешает? Ты смотри, я могу спать пойти, а ты к нему в комнату, он в таком состоянии даже не поймет, что в него член засунули.       — Ламберт, ты что, с ума сошел? — искренне удивился Геральт. — Во-первых, это насилие, во-вторых… ты же сам понял, что он ребенок! Он, конечно, то еще шило в заднице, да и сам ебет кого не попадя дай Бог, но для такого рода отношений он точно не созрел.       Ламберт присвистнул, закатив глаза, криво усмехаясь.       — Так что, ждешь, пока дозреет?       — Ламберт, — грубо прервал его Геральт. — Хватит. Я не хочу обсуждать Лютика с тобой в таком плане.       — А это уже обидно, — фыркнул Ламберт, а потом махнул рукой, зевнул и сказал: — Ну и впрочем, хер с этим. Ты что про бруксу говорил, пока Лютик не полез с каким-то мужиком спорить?       Геральту удовлетворенно кивнул и продолжил свой рассказ. Ламберт слушал его вполуха, все думая о Лютике и о его ногах. И как грубо их можно раздвинуть, сжав за бедра.       Ламберт и вправду остался на утро, но уже с более слабым энтузиазмом, потому что понимал, что пока рядом с Лютиком Геральт — тот ему не даст даже пальцем тронуть Лютика. Даже если это будет по обоюдному согласию. Поэтому Ламберт предпочел свалить уже в середине следующего дня под очень грустный взгляд Лютика и его явно жалостливые: «может, останешься? Хочешь, я о тебе тоже балладу напишу?». И улыбнулся так, что Ламберту захотелось затащить его в комнату, связать его и просто выдрать. И уже похуй, согласен он или нет, Ламберт знал, что в любом случае кончит с удовольствием.       Но он предпочел свалить, чем утешать себя глупыми надеждам и ждать момента, когда Геральта рядом с ним не будет. А по наблюдением Ламберта такого ждать придется лет двадцать.       Так что Ламберт ушел. И через сутки, выполнив еще одно задание, затащил в постель какую-то молодую девчонку с голубыми глазищами. Она даже сначала была против, и Ламберта это возбудило почти так же, как и все эти доверчивые взгляды Лютика в его сторону, но девка-то с кого-то хера вошла во вкус и изнасилование перестало быть изнасилованием, чему Ламберт расстроился, поэтому выгнал ее, едва успев кончить.       Больной образ Лютика все никак не выходил из головы. Он представлял его без одежды, вбиваясь в свой кулак, чувствуя, как напряглись собственные бедра, и просто мечтал о том, как зажмет его в углу и просто выебет. Без прелюдий и лишних слов.       Может, Лютик даже войдет во вкус. Хотя только от представления, как тот будет постоянно вырываться и просить его отпустить — Ламберт возбуждался еще сильнее.       Но, видимо, судьба была явно на его стороне.       Не прошло, кажется, и месяца, как Ламберт, выполнив задание и еще бонусом выбив из заказчика цену в полтора раза больше, мирно шел в снятую комнату, думая выпить и снова, блять, подрочить на лицо Лютика, перепачканное в сперме. Зареванное и покрасневшее.       Он что-то насвистывал себе под нос, а потом ощутил знакомый запах.       Запах молодого тела Лютика.       Он запомнил, как тот пах. И так часто представлял себе этот запах, что сейчас услышал его за несколько метров. На улице уже было совсем темно, но Ламберт, помотав головой, заметил позади себя идущий тонкий и длинноногий силуэт. Лютик осматривался по сторонам, шел явно осторожно.       Ламберт сначала искренне удивился, что рядом с ним не было Геральта, а потом, собравшись, окликнул его:       — Эй, птенчик, заблудился, что ли?       Лютик сначала подскочил на месте, испугано сжав ремешок от лютни, а потом, приметив силуэт Ламберта, буквально подлетел к нему, схватив его под руку и сказав:       — Дьявол, представить не можешь, как я рад тебя видеть!       — Мг, а я-то как рад тебя, — сказал совсем тихо Ламберт себе под нос, склонив голову в бок и, облизнувшийся, оглядев перепуганное лицо Лютика. — Что ты делаешь тут один? И где Геральт?       Лютик затушевался, сильнее прижавшись к его руке и опустив взгляд вниз, поджав губы. Он брякнул себе по нос:       — Ты будешь смеяться.       — Ну насмеши меня, — фыркнул Ламберт, ощущая тепло его тела. Такого прекрасного, тонкого тела, что Ламберту хотелось сорвать с него одежду прямо здесь, посреди улицы, и рассмотреть все-все. Увидеть его даже там, где не видел вообще никто. Даже Геральт, который, видно, строил из себя джентльмена и ждал мифического момента, когда Лютик будет готов прыгнуть ему на член.       — Мы поссорились и я сбежал от него. А потом заблудился.       Ламберт в самом деле рассмеялся. Но не от ситуации, а от понимания, как прекрасно сложились для него сегодня звезды. Что эта глупая малолетняя башка сбежала от Геральта, заблудилась, а теперь шлялась одна и боялась каждой тени, увидев свое спокойствие в насильнике, который дождется наиболее удобного момента и изнасилует его.       А может и не изнасилует… Ламберт словил себя на мысли, что не хотел особо унижать его или делать больно. Так что, может быть, он просто напоит его и разведет на секс. Ему казалось, что Лютик, что бы там Геральт не говорил, не так и против присесть на крепкий ведьмачий член.       — Не смейся! — Лютик нахмурился и легонько пнул его кулаком. — Знаешь, как страшно? Тут только пьяницы шатаются, жуть! А ты куда идешь, кстати?       — В таверну. Идем со мной, налью тебе выпить, тебе спокойнее так будет. Идем, птенчик, — он аккуратно уложил руку на его плечи, приобнимая за них, и подтолкнул вперед. Лютик видимо смутился, но только кивнул и пошел.       — Спасибо, — сказал он. — Ты такой… хороший. Неожиданно.       — Неожиданно? — уточнил Ламберт, вскинув бровь и поглаживая его по худому плечу.       — Ну ты очень хмурым выглядишь. Таким, знаешь… Ну, немного циничным, наверное… жестоким.       Ламберт фыркнул:       — Работа обязывает, пташка. Это ты можешь просто щебетать рядом и красоваться, а у нас работа... не самая приятная.       — Ну да, понимаю, — кивнул Лютик. — Геральт тоже часто выматывается и злым бывает. Особенно, когда что-нибудь сорвется или не так пойдет… Вообще тогда злиться начинает… Но пиво и бадья его быстро успокаивают.       — Ну вот, у него ты есть, а я один шастаю. Вот и выходит, что выходит.       Лютик внезапно грустно выдохнул и сказал с каким-то неясным состраданием и пониманием в голосе:       — Должно быть, это очень тяжело… Иметь такую работу и быть одиноким… Я бы тоже злым был, если бы у меня никого не было и меня никто не любил.       Ламберт надменно хмыкнул, сказав:       — Проблема не только в этом, — он убрал руку с его плеча, понимая, что выглядит уже слишком навязчиво, и засунул ее в карман, медленно бредя вперед. — Жизнь у меня несладкая, птенчик.       — А у кого она сладкая? — пожал плечами Лютик, и Ламберт едва не заскрипел зубами.       У любого, кого не насиловали все детство.       У любого, кого не накачивали наркотой в Каэр Морхене.       У любого, кого не заставляли тренироваться в бессознательном состоянии.       У любого, кого не тошнило каждое сраное утро своими кишками.       — Но тебе тяжелее, я понимаю, — внезапно сказал Лютик, и напряжение с плеч немного ослабло. — Мы можем не говорить об этом, если тебе сложно. Я знаю, что есть вещи, о которых лучше молчать…       Ламберт молчал.       — Ладно, извини, лезу не туда. Забыл, что ты не Геральт и мы друг друга не знаем, — он посмотрел куда-то в сторону и вздрогнул от резкого шороха. А потом едва на месте не подпрыгнул, когда из-за угла вышел одинокий, но очень громко ругающийся пьяный мужик.       — Тш, нашел кого бояться, — Ламберт снова приобнял за плечо.       — Тебе легко говорить, ты вон какой большой.       Ламберт хрипло рассмеялся, поглаживая по плечу.       — Ну я ж рядом.       — Я рад, — буркнул Лютик.       В таверне Ламберт сразу заказал по две кружки каждому. Он помнил, что Лютика начинало немного вести после первой, ко второй он уже начинал краснеть и смеяться, а на половине третьей уже просто становился элементарно пьяным.       Они что-то обсуждали — в основном Ламберт травил свои ведьмачьи байки, глядя, как все краснее становилось лицо Лютика и как блестели его глаза. К середине второй кружки он пересел уже к нему, садясь совсем рядом, так, что они касались бедрами. Лютик хихикнул, но не отсел.       Ламберт закинул руку на спинку скамьи позади спины Лютика, говоря уже вполголоса, видя, как на него смотрел Лютик. Вообще, по мнению Ламберта, Лютик уже явно был готовеньким.       — Ламберт?.. — внезапно напрягшись, промямлил Лютик, сжимая свою кружку.       — М? — протянул Ламберт, дыша едва не у уха.       — Твоя рука…       — На твоей коленке, — продолжил Ламберт, гладя упомянутую коленку, чуть сжав. — Ты против?       Лютик не ответил, только потупил взгляд и огляделся.       — Никто не смотрит, не волнуйся за свою репутацию, — прохрипел Ламберт, видя, как Лютик снова присосался к кружке, делая два больших глотка. Его взгляд был мутным и неясным. — Или хочешь чуть повыше? — он соскользнул ладонью выше, к мягкой ляжке, и Лютик вздрогнул и едва не подскочил.       — Ламберт! — он схватил его за запястье, убирая его руку со своей ноги.       Ламберт только хмыкнул и убрал руку, заказав еще кружку пива. Пугать его прямо сейчас он не хотел. А то начнет тут орать на полтаверны, что его насилуют, Ламберт потом не отбрехается.       А так Лютик позволял ему сидеть так близко и гладить его по колену. Так что Ламберт думал, что еще просто разведет Лютика на секс и, может быть, даже не сделает тому больно. Если тот, конечно, не будет выпендриваться так, как здесь.       — У тебя есть деньги? — спросил Ламберт, скучающе глядя на собственную руку, которая поглаживала его коленку и на то, как периодически ерзал Лютик.       — Я думал, ты меня угощаешь.       Ламберт поднял на него взгляд и растянулся в усмешке.       — Угощаю, — согласился Ламберт и вытер большим пальцем уголок его губ от пенки, а потом снова уложил руку на его колено, медленно-медленно поднимаясь чуть выше. — Конечно угощаю, птенчик. А спать ты где будешь, хотелось бы мне поинтересоваться?       Лютик замялся, зажевав губу.       Ламберт быстро убрал руку, когда им принесли по две кружки, и снова уложил ее на место, когда девушка ушла.       — Ты… ты не мог бы мне одолжить?       Ламберт зевнул и покачал головой.       — Лютик, ты совсем глупый, что ли? Ты посмотри, сколько тут народу. Реально думаешь, что еще остались свободные номера?       Вообще-то Ламберта напрягло, что Лютик хотел отдельную комнату. Он был искренне уверен, что Лютик явно не против с ним переспать, а значит тот должен был просто предложить им переночевать в одной комнате. Какое, нахер, одолжить?       Ламберт по-прежнему не хотел делать ему больно, но чем дольше Лютик строил себя себя скромную девственницу, тем сильнее он начинал злиться и тем быстрее уходило его терпение.       Лютик хлопнул своими глазищами, опустив взгляд.       — Пей-пей, не стесняйся, — Ламберт всунул ему новую кружку, и Лютик поднял на него пьяный, мутный взгляд. — Хочешь, у меня переночуешь? Я успел снять себе комнату.       Лютик затушевался, неуверенно сделав парочку небольших глотков.       — Если я тебя не притесняю…       — Я тебя умоляю, — закатил глаза Ламберт. — Я рад тебе помочь. Да и совесть не позволит оставить ребенка одного в не самой благоприятной деревеньке. Ограбят или изобьют, как пить дать. Учитывая, что и красть у тебя нечего.       Лютик улыбнулся ему, снова расслабившись, и сделал глоток побольше, пока Ламберт медленно и очень для него терпеливо поднимался рукой вверх, к более мягким участкам его тела.       Лютик вздрогнул, но убрать его руку не пытался.       Ламберт продолжил травить байки, следя за тем, как Лютик расслаблялся и смеялся.       Ламберт подвинулся к нему совсем близко и потянулся к его лицу. Лютик отшатнулся и ошалело заморгал, сказав:       — Ламберт, люди же смотрят…       Ламберт медленно отстранился. Радовало, что хоть Лютик отказал из-за людей, а не по какой-то другой причине, которая бы абсолютно точно ему не понравилась.       — Прости, — он смято улыбнулся, сжав ладонь на его ляжке. и Лютик вздрогнул, вжавшись в спинку скамьи. — Я просто… хочу разорвать тебя на куски, — прошептал он хрипло и низко.       Лютик сглотнул и посмотрел ему в глаза.       — Ламберт, ты мне тоже очень нравишься, но я хочу… хочу сразу сказать, что я не настроен на такую близость…       Ламберт убрал руку с его ноги и, подперев щеку кулаком, пристально посмотрел в глаза. Прикусил щеку, прикинув, что делать дальше. Если начать его уламывать здесь — испугается и сбежит, привлекая лишнее внимание. Нет, надо было отложить это все до комнаты.       Сейчас надо сделать вид, что он принял его решение и не собирается настаивать.       Поэтому Ламберт понимающе улыбнулся и даже чуть отсел:       — Тогда прости. Ты не был против все это время, и я решил, что могу…       — Я и не против тебя рядом, — сказал Лютик, неоднозначно улыбнувшийся, и Ламберт снова закусил щеку. — Я просто говорю о… ну, секс. Я никогда не был с мужчиной и не уверен, что хочу чего-то такого… И я сейчас пьяный, а ты знаешь, в таком состоянии тебе как-то все кажется легким и простым, — он хрипло рассмеялся, а потом улыбнулся ему, сказав: — Ты можешь меня поцеловать, но не здесь.       Ламберт улыбнулся ему, испытывая противоречивые чувства. С одной стороны его жутко бесило, что Лютик был уверен, что мог вести себя так. Держать его, Ламберта, на какой-то странной, непонятной периферии. А с другой его умиляло, что Лютик в самом деле был уверен, что держал все под контролем, и это его невинное «ты можешь меня поцеловать». Как будто мужику типа Ламберта нужен какой-то сраный поцелуй без логичного продолжения.       Но Ламберту сейчас это было неважно. Главное затащить его в комнату, а дальше все пойдет само.       Лютик допил свою кружку пива, все еще глупо смеясь на все шуточки и отвешивая собственные, а потом совсем не был против, когда Ламберт расплатился за выпивку и предложил уже лечь спать, сославшись на то, что устал.       Лютик, как самая наивная, глупая овечка, пошла рядом с голодным, дьявольски голодным волком, который бредил им последний месяц.       Ламберт придерживал его за талию, и Лютик игриво прижался к его боку, притираясь к нему. Мягкость его тела звала к себе так, как ничего до этого.       Ламберт открыл дверь, пропуская Лютика внутрь и, закрыв ее на ключ, спрятал его в задний карман.       Лютик что-то напевал, проходя в комнату и оглядываясь, замечая одну кровать. Он надул щеки и упер руки в бока. Покачал головой, отложив лютню, и сказал:       — Судя по всему, я сплю на полу? — он усмехнулся, посмотрев в глаза.       Ламберт склонил голову к плечу, медленно подходя ближе.       — Я думаю, для начала я могу тебя поцеловать? — он обнял за талию, прижав к себе.       Лютик вздрогнул и пораженно моргнул, но не напрягся. Он улыбнулся ему — игриво и одновременно нежно — и погладил его по тяжело вздымающейся груди.       — Если хочешь, — сказал он, улыбаясь. — Геральт был бы в ярости.       — Он будет, — пообещал Ламберт и, взяв за подбородок, медленно поцеловал. Решил насладиться сначала их обоюдным согласием, их поцелуем, которого они желали оба.       Он просто забыл, как это, и ему даже показалось, что целоваться таким образом с Лютиком было приятно. Лютик погладил его по щекам, отвечая на поцелуй нежно и медленно. Его щеки были гладкими, как у девушки, а губы мягкими и горячими.       Ламберт сжал руки на его боках, сминая, и Лютик выдохнул в поцелуй. Ламберт чувствовал, как быстро забилось его сердце, и он продолжил его целовать, наслаждаясь теплотой его тела и тем, как он был расслаблен. Да, абсолютно точно, целоваться с Лютиком таким образом было приятно, но это не было тем удовольствием, которое Ламберт получал, когда насильно подчинял кого-то своей воле.       Но он по-прежнему не хотел делать ему особо больно, так что он как-то еще немного даже надеялся на то, что Лютик сам захочет и будет хорошим мальчиком. Несмотря на то, что Лютик приличное количество раз выводил его из себя за этот вечер, Ламберт до последнего хотел бы попытаться сделать это все нормально.       Лютик медленно отстранился от него, посмотрев в глаза.       — Ты… классно целуешься.       Ламберт усмехнулся, то гладя его по спине, то сминая мягкие нетренированные бока.       — Я много чего делаю классно. Хочешь, покажу тебе? — он снова поцеловал его, и Лютик вздрогнул, когда Ламберт сжал одной ладонью ягодицу.       Задница у него была ровно такая, какой он себе и представлял: подтянутая и упругая, круглая и так хорошо кладущаяся в руку, так что он довольно уложил другую руку и на вторую ягодицу. Лютик вздрогнул и отстранился, сказав:       — Нет, Ламберт, я же сказал.       Ламберт хрипло выдохнул, прижав к себе сильнее, и Лютик напрягся, непонимающе на него посмотрев.       — Ламберт?       — Ты можешь захотеть в процессе, — прохрипел он из последних сил стараясь быть хорошим.       — Ммм… Не уверен, что это правильно, когда я такой пьяный. Я не хочу об этом жалеть утром.       — То есть ты абсолютно точно не хочешь?       Лютик кивнул, наивно смотря в его глаза.       Мало лет, ума нет — прекрасно, просто прекрасно.       Наивная овца с глазами на все лицо. Чудесно.       — То есть ты согласился пойти в комнату к мужчине, который сильнее тебя, понимая, что его желание к тебе вполне однозначно, так? Ты совсем глупый, что ли?       Лютик непонимающе моргнул, а потом почти возмущено сказал, предприняв первую попытку отдалить от себя Ламберта, но тот не дал:       — Если бы я был с девушкой, которой негде было переночевать, и она бы ясно мне дала понять, что не хочет, я бы не стал ей насаждать мои желания!       — Лютик, я не двадцатилетний бард. Я ведьмак. Взрослый ведьмак. И я сильнее тебя.       Лютик глянул на него с реальным ужасом, начиная понимать ситуацию. Он снова попытался оттолкнуть его от себя, но Ламберт сильно сжал его бока, удерживая у себя.       — Ламберт, ты шутишь, да? Это шутка такая, да?       — Да, шутка, — кивнул он и вжался своим бедром в бедра Лютика, и тот ощутил вполне ясных размеров стоящий член. — Я собираюсь тебя выебать, и мне все равно на твое согласие.       Ламберт слышал, как его сердце пропустило один удар, а потом забилось тяжело и сильно, почти болезненно. Ему показалось, что он почти ощутил, как похолодел Лютик в его руках. Тот попытался отстраниться и сказал:       — Я все расскажу Геральту!       Ламберт в ответ только рассмеялся — громко и заливисто, издевательски. У Лютика от этого смеха прошлись мурашки ужаса по коже. Он уставился на него, как на психа, и, ощутив, что хватка на талии чуть ослабла, больно пнул локтем по груди и сделал рывок назад.       Лицо Ламберта сразу переменилось, он рыкнул и, схватив его за запястье, прижал к стене, заломив одной рукой его запястье над головой.       — И что? Что дальше? Тебе станет легче или что? Мне-то похуй, он тебе не факт, что поверит.       — Поверит! Останутся синяки, и… и он всегда мне верит!       — Да? Поверит? Уверен? В самом деле ты в этом так уверен?       Лютик пялился на него как запуганное животное своими оленьими глазами, ошалело моргая.       — Он не найдет мотива и решит, что ты просто решил меня подставить. Все синяки и разрывы я замажу, пройдет уже к утру. А до утра ты отсюда не выйдешь, я тебе гарантирую.       Лютик сжался, глядя, как горели похотью и бешенством его глаза. Больным, абсолютно нездоровым желанием. От Ламберта даже сейчас несло какой-то странной пугающей силой и властью.       Тогда Лютик пришел к еще одному решению. Орать. Просто начнет орать — ему хватит несколько секунд, чтоб его услышали, главное, взять повыше ноту, и кто-нибудь придет. Кто-нибудь обязательно придет. Тут тонкие стены, легко услышать даже то, как человек ворочается на кровати, если прислушаться.       И он заорал. Казалось, что если постарался чуть сильнее, то сорвал бы себе голос. Ламберт зашипел и заткнул его резкой пощечиной, а после зажал рот рукой.       — Какая громкая пташка, ты погляди, — зашипел он, плотно зажимая его рот рукой. — Слу…       Он прервался, когда в коридоре раздался шум шагов, а потом басистое: «эй, у вас все в порядке?!»       Лютик вырывался и замычал в ладонь, тщетно пинаясь по коленям и ногам, стараясь не то оттолкнуть, не то просто оттоптать ему обувь.       Ламберт крикнул:       — В порядке!       — Я слышал, кто-то кричал! Сэр, с вами кто-то есть?       Ламберт зарычал и, достав из пазухи кинжал, быстро подставил его к глотке Лютика, прорычав:       — Сейчас я убираю руку, а ты максимально спокойным голосом говоришь, что увидел мышь, понял меня? Пискнешь — перережу тебе глотку и просто сбегу отсюда. И никто, блять, никогда тебе уже никогда ни во что не поверит. Знаешь, почему? Потому что трупы не пиздят.       Снова раздался голос и стук в дверь:       — Сэр?       Ламберт рыкнул и прошипел:       — Поняла меня, маленькая ты сука?       Лютик лишь рвано кивнул и судорожно вдохнул, когда Ламберт убрал ладонь от его рта, но не кинжал от глотки. Глотая судорогу и подступающие слезы, он крикнул:       — Я просто увидел мышь, простите за беспокойство!       Ламберт прислушался за шагами за дверью, а потом снова посмотрел Лютику в глаза. Он весь дрожал, был бледнее даже Ламберта, а его сердце билось так громко, что Ламберта этот ритм едва не оглушал, если прислушиваться.       — Хорошо, объясняю тебе правила. Только из-за того, что ты хорошо выглядишь: чем меньше ты сейчас выебываешься, чем меньше меня злишь, тем лучше тебе будет. Послушай, я в самом деле не хочу делать тебе очень больно, но ты заставляешь меня сделать тебе больно и максимально потрепать твою шкурку, если ты продолжишь, сука, меня злить. Ты меня понял?!       Ламберт буквально гаркнул последние слова ему в лицо, и Лютик зажмурился, закивав головой так, чтобы не порезаться о кинжал.       Ламберт видел, что тот был на грани с истерикой — его трясло, он дрожал, глаза были на мокром месте. Ламберта всегда заводило это прямо жутко, но если Лютик будет рыдать весь процесс, то это скорее разозлит Ламберта, потому что абсолютная беспомощность и поведение ебаной сопли, его раздражало.       Ему нравилось, когда жертва вырывалась и надеялась на спасение.       Поэтому он успокаивающе погладил одной рукой его по боку и медленно опустил руку с кинжалом, следя за его реакцией.       — Тшшш, — протянул он, кладя кинжал обратно в ножны, поглаживая его второй рукой, чувствуя, как того трясло от страха. И это заставляло уже самого Ламберта трястись. От возбуждения. — Просто будь хорошим. Будь очень хорошим для меня. Я не против небольшого сопротивления, понимаю, сложно принять ситуацию… Но не вынуждай меня применять свою реальную силу, ладно?       Лютик широко распахнул влажные, светло голубые запуганные до смерти глаза, смотря на него и дрожа всем телом. Он пролепетал бледными губами:       — Тебе просто нравится, когда жертва вырывается, да? Иначе ты бы применил Аксий, да?       Ламберт склонил голову к плечу, смотря непонятным, холодным взглядом. Будто разозлился. А потом он залепил тому такую пощёчину, что Лютик едва не проскулил и ударился виском о стену. Ламберт прошипел ему на ухо:       — Не думай, что ты самый умный, к каждой жертве подход индивидуальный. Думаешь, если будешь послушным, то я не захочу тебя? Плохая новость, пташка, — он больно сжал его бока, вжав в себя, и Лютик сжался, будто готовясь к удару, — но тебя я хотел даже добровольно. Вырывайся, не вырывайся — мне похуй.       Лютик зажмурился, чувствуя, как пылала щека, понятия не имея, что ему делать, чтобы свести все последствия к минимуму. Он... он не хотел боли. Его сейчас тошнило от страха, и ему казалось, что он просто откинется, если Ламберт в самом деле будет… жестким.       Он не успел даже толком сообразить, как Ламберт стал расстегивать на нем дублет. Не рвать, расстегивать. Чтобы оставить минимум следов. Лютик искренне забоялся мысли о том, что Геральт ему в самом деле… не поверит. От обиды в груди будто бы что-то зажало, и он глубоко вдохнул, стараясь хотя бы держать себя в сознании. Хотя не был уверен, что ему это сознание нужно было в принципе.       Ламберт сорвал с него дублет, а потом так же резко снял через голову сорочку. Ткань едва не треснула, и Ламберт, цыкнув, доснимал ее более аккуратно.       — Охуенно, — прохрипел Ламберт, укладывая руки на его талию и осматривая его. — У тебя даже ребра проступают, когда вдыхаешь. Люблю такое, — он облизал губы и поднял взгляд на Лютика.       Тот, может, и старался как-то свыкнуться со своей ролью и не злить его, но один вид его перепуганного лица и слезящихся глаз доводил Ламберта до исступления.       — Тебя точно Геральт не трахал? — прохрипел он в его лицо, потираясь своим членом о его бедра, чувствуя, каким холодным от страха было тело в его руках. Лютик закачал головой. — И ты прям ни с одним мужиком не переспал? Ну пиздец, — резюмировал Ламберт, тяжело выдохнув. — Как бы мне тебе там не порвать ничего, а то пока заживет… Возможно, придется тебя аж до обеда держать.       Лютик пришел в истинный ужас от понимания, что он будет с ним, с Ламбертом, насильником, в одной комнате до самого утра, и если не повезет — аж до обеда. Ламберт едва не рыкнул, ощутив, как напряглось тело под его ладонями.       — Я не гарантирую, что оставлю тебя там целым, — он больно взял его двумя пальцами за щеки, вертя голову и рассматривая, всматриваясь. — Ты не опьянение, чтобы входить в тебя медленно, так что… — он подался вперед, выдохнув в его губы, — посмотрим. Посмотрим…       Он прикрыл глаза и, прижавшись к нему совсем тесно, прошептал нежно на ухо:       — Я чертовски хочу разорвать тебя на части.       Лютик снова зажался, а потом зажмурился, когда Ламберт резко развернул его и толкнул на кровать так, что Лютик просто грохнулся на нее, больно ударившись о давно слежаный, нихрена не мягкий матрас, долбанувшись еще и головой о стену. Он зашипел, зажмурившийся, потирая голову, а когда раскрыл глаза, увидел чужие сильные руки, развязывающие завязки на его штанах.       Ламберт поднял на него тяжелый, мутный взгляд, и гортанным рыком сорвал с него штаны вместе с бельем. Лютик испуганно пискнул и резко свел колени вместе, тщетно пытаясь отползти подальше, вжаться в стену, будто бы он в самом деле мог спрятаться или убежать.       Ламберт зарычал и, схватив его за щиколотку, подтянул к себе, съерзывая покрывало. Лютик снова сдавленно пискнул и уставился на него перепуганным, будто бы ничего не соображающим взглядом. Лютик выглядел так, будто бы до сих пор не осознавал до конца.       Ламберт грубо раздвинул его ноги в стороны и огладил его мягкие бедра, еще сохранившие тепло от одежды. Лютик еще согреется во время секса, но сейчас в некоторых частях тела — а особенно руки — он был дьявольски холодным.       Его мелко потряхивало, пока глаза оставались по-прежнему широко раскрытыми, будто бы Лютик не догадывался, как сильно Ламберта возбуждало это овечье перепуганное лицо.       Ламберт сильнее сжал его бедро, почти вжимаясь пальцами, и Лютик, зажмурившийся, дернулся, уходя от болезненного прикосновения.       — Давай… давай ты меня потом трахнешь по обоюдному согласию?.. Завтра, например, я только в себя приду… Я тебе даже отсосать могу.       Ламберт рассмеялся, оперевшись руками о кровать и опустив голову. Сердце Лютика до сих пор билось быстро-быстро.       — Готов уже даже вот так подставиться, да? Лишь бы не делали больно? Вот сколько стоит твое согласие? Угроза получить пару пощечин?       Ламберт взял его за талию, хотел погладить, но Лютик, резко схватив его за запястье, отбросил его руку от своего тела и снова попытался отползти. Ламберт зарычал и, снова перехватив его щиколотку, потянул на себя, и больно шлепнул по бедру — не жалея силы, так, что остался красный след от удара. Лютик зажмурился и, сжав колени, протестующе замычал, когда Ламберт попытался их раздвинуть.       — Ох ты ж блять, лучше бы дальше продолжал валяться и позволять мне все, — выругался Ламберт, ощущая, насколько плотно Лютик сжал свои бедра — видно, все-таки тренированные, чтобы иметь такую силу. — Сука, сказал же, не зли, — он выругался и, схватив за талию, резко перевернул его на живот.       Лютик успел только пискнуть и ощутить, как Ламберт уперся коленом меж его бедер.       — Так что, хочешь мне дать добровольно? Уже не «можешь меня поцеловать?», м? Уже «можешь меня трахнуть»? Вау, — Ламберт оперся на руки и уперся локтем меж его лопаток, придавливая к кровати, когда Лютик хотел приподняться. — Нет, детка, ты, конечно выглядишь неплохо, но та еще шлюха, — прошипел ему Ламберт на ухо. — Ты первый, кто предложил себя мне добровольно.       Лютик зарычал — не то от злости, не то от бессилия, и выплюнул, глядя через плечо, жмурясь от того, как больно давил локоть на лопатки:       — Это потому что ты настолько стремный, что людям легче было быть тобой изнасилованными?!       Ламберт хрипло выдохнул. На секунду воцарились тишина, а после Лютика грубо взяли за волосы и вдавили лицом в покрывало. Он замычал, понимая, что просто задохнется, если Ламберт не перестанет. Он забрыкался, но Ламберт так плотно прижимал его голову к покрывалу, что единственное, чем мог нормально двигать Лютик — ногами, меж которых все еще было колено в жестком, стальном наколеннике, о который Лютик содрал уже всю внутреннюю сторону бедра, пока брыкался.       А потом в воздухе раздался свист и в следующую секунду Лютик сначала замер, а потом болезненно заскулил. Удар кожаным ремнем по ягодицам буквально обжег, оставляя ощущение того, что на его кожу положили какую-то горячую ленту вдоль ягодиц.       — Я же сказал тебе, — прошипел Ламберт, чуть ослабив хватку на его голове, давая вдохнуть, а потом зарядил снова ремнем — на этот раз с той стороны, где была пряжка, и Лютик буквально взвыл от боли, выдохнув тот воздух, что успел вдохнуть, — меня, тупая ты сука, — и снова еще один удар. Снова пряжкой, по старому месту, которое до сих пор горело, и Лютик ощутил, как быстро намокла кожа под глазами, — не злить.       Последний удар, казалось, был самый сильный, и Лютик готов поклясться, что буквально ощущал, как на ягодицах выступили маленькие капельки крови. Он всхлипнул, его плечи задрожали, он сильно-сильно сжал колено Ламберта между своих бедер, и расцарапанную кожу неприятно обжег грязный металл.       Ламберт убрал руку с его затылка, и Лютик не успел даже глубоко вдохнуть, думая, что на этом удары кончатся, как Ламберт зарядил по плечам, потом по спине и снова по истерзанным ягодицам.       Лютик заскулил в голос, после и зарыдал — от удара под ягодицами, там, где кожа была особенно нежной.       — Не скули ты блять, — прошипел недовольно Ламберт, зажимая его рот рукой. — Соскучился по кинжалу?       Лютик завертел головой, ощущая, как пылала кожа на спине, плечах и особенно — ягодицах.       Ламберт рыкнул и, заломив его руки за спиной, быстро связал их кожаным ремнем. Лютик всхлипнул, уткнувшись щекой о покрывало, бесцельно глядя в противоположную стену. В комнате было темно и предметы различались едва, но Лютик не был уверен, что вообще видел хоть что-то.       Перед глазами все плыло от слез. Его тело все еще мелко потряхивало.       Ламберт затянул ремень потуже и, проверив его крепость, удовлетворенно хмыкнул.       Он взял Лютика за бока, уложив того чуть повыше, сжав в руках покрасневшие, болящие ягодицы.       — Вот что было непонятно во фразе "не перегибай палку"? А как бы было хорошо тебе, если бы ты не начал выебываться. Лежал бы, ножки свои чудесные передо мной раздвинул и понимал, как хорошо я могу тебе сделать. Но нет, надо показать характер, надо повыебываться, как же.       Ламберт медленно раздвинул ягодицы, облизавшись, видя, что Лютик сжался еще сильнее от подобной… демонстрации.       Ламберт усмехнулся, глядя, как покраснели ягодицы и как Лютик дрожал и, наспех сплюнув на свои пальцы, вставил сразу два.       Лютик взвизгнул и сжался так сильно, что даже с напором Ламберта они проходили с трудом.       Лютик зажмурился и закусил покрывало. Он понимал, что, кажется, это всего два пальца, но… почти насухую Лютику казалось, что его уже дерут членом. Членом средних размеров, но все-таки…       — А не выебывался бы, я бы масло взял для растяжки, а так… — он снова сплюнул, размазывая слюну у входа, и толкнулся пальцами глубже, с трудом входя до костяшек. — Но тебе повезло. Тут тебя хоть два часа растягивать, член без масла не войдет…       Лютик даже ощутил какое-то облегчение от того, что хотя бы рвать его будут не на сухую.       Ламберт отвел одну ягодицу в сторону, больно сжимая ее своей ладонью, и принялся двигать пальцами внутри, толкаясь, растягивая. Лютик как назло сжимался так туго, что Ламберт каждое движение делал едва не через силу.       — А еще… если бы ты не выебывался, то я бы сделал так… — он согнул пальцы, поменяв угол, и с силой толкнулся внутрь, пройдясь пальцами по стенкам.       Лютик взвизгнул и ощутил, как тело прошибло какое-то непонятное, сложное удовольствие. Но это было приятно. Так приятно, что он невольно расслабился и Ламберт, сплюнув снова, вставил третий палец.       — Вот, видишь, вот так хорошо тебе могло быть… Но не будет, — усмехнулся Ламберт, медленно толкаясь тремя пальцами, которые абсолютно точно не желали двигаться в нем, блять, нормально. Он привык пользоваться маслом из собственного удобства и потому что это было быстрее, но желание проучить Лютика, показать, что могло быть нормально, заставляло идти даже наперекор собственному комфорту.       Ламберт зарычал, с силой двинув рукой, входя до основания, и Лютик болезненно застонал, а после всхлипнул. Ему казалось, что его разорвет к хренам собачьим. Движения были рваными и мелкими, будто бы Ламберт пытался протолкнуться глубже, но у него явно не выходило.       Лютик заскулил в покрывало, чувствуя, что рыдания в глотке заставляли его задыхаться. Это было... унизительно, пугающе и очень страшно. И больно, блять, Лютик, казалось, ощущал только то, что происходило у него меж ягодиц — а там буквально горело и будто бы разрывало. Ему казалось, что Ламберт мозоль ему там натрет. Или порвет. Лютик не знал, что было хуже.       — Да сука, расслабься ты, — раздраженно прорычал Ламберт, шлепнув по ягодицам, но должного результата это не возымело. Лютик только всхлипнул в покрывало громче и сжался сильнее. — Хуй с тобой, не хочу возиться с этим до утра, — он снова поменял угол, и снова Лютика прошибло, из-за чего мышцы невольно расслабились, и Ламберт вошел до костяшек, довольно промычав.       Он снова сплюнул, смазывая края, и медленно задвигал рукой, толкаясь мелко, но глубоко, видя, как Лютик сжимался, ерзал и плакал. Пока тихо, еле слышно, но Ламберт слышал каждый неровный выдох, и это возбуждало его, и заставляло двигать пальцами быстрее и сильнее, желая растянуть его до того состояния, чтобы хотя бы вставить член.       Он видел, как Лютик, ерзая и дергаясь, стер себе запястья о ремень, и начинали проступать маленькие красные капельки, от вида которых Ламберта мелко передернуло.       Наконец, он вынул пальцы, и Лютик облегченно выдохнул. Он развел его ягодицы в стороны, и недовольно покачал головой. Нет, Лютик явно не был растянут до того, чтобы вставить ему и не париться, но ждать Ламберт не хотел.       Больно шлепнув по ягодице, он сказал:       — Я сейчас встану за маслом, и если ты хотя бы дернешься, если твои ноги будут сведены хотя бы на один сантиметр больше — я тебя выпорю кнутом. Просто, блять, свяжу тебя, запихну тебе в рот кляп и пойду искать кнут, ты меня понял? — Ламберт услышал только сдавленное мычание, и он гаркнул, ударив по ягодице еще сильнее: — Понял, спрашиваю?!       Лютик судорожно закивал головой, и Ламберт, выпрямившись, прислушался к звукам за стеной. Сколько он тут сидел и сколько слушал — там было тихо. Кажется, им повезло и там либо пустая комната, либо хозяева еще не пришли.       Он встал с кровати, все глядя краем глаза на Лютика, смотря, чтобы тот в самом деле не шевелился. Лютик лежал неподвижно, тяжело дыша, отвернувшись к другой стене.       Ламберт облизнулся и, быстро достав наполовину пустую баночку с маслом, снова быстро оказался на кровати.       Он сжал его ягодицы в руках, заметив, как Лютик вздрогнул и, сплюнув меж ягодиц, вставил большой палец. Он прошел чуть легче, но не сказать, что без трудностей. Лютик под ним прокряхтел.       Фыркнув себе под нос, Ламберт открыл масло и вылил немного меж ягодиц, растирая его, войдя одним пальцем, смазывая его внутри. С маслом палец прошел куда легче, и Лютик даже не вздрогнул.       Ламберт закусил губу от предвкушения и спешно расстегнул дрожащими руками свои штаны. Он приспустил их вместе с бельем и обхватил себя за член, едва не застонав только от этого касания. Ему казалось, что он позорно кончит за несколько минут, так что он подумал сначала просто спустить ему на задницу, а потом уже и полноценно трахнуть.       Он нахмурился, вскинув бровь и, оперевшись на руки по обе стороны от Лютика, медленно взял его за подбородок. Лютик был смертельно бледным, и Ламберту показалось, что тот, если трахать его больше пяти минут, точно ебнется в обморок. А Ламбера это не возбуждало. Такое было пару раз, и у Ламберта в этот же момент едва не падал вслед за человеком.       Так что он фыркнул и отстранился, вылив масло на свою ладонь и смазав свой нетерпеливо дернувшийся член.       Он схватил одной рукой его за задницу, снова отводя ягодицу сторону. Лютик был весь мокрый меж ног от масла, и Ламберт едва не зарычал от этого вида.       Он вскинул его бедра выше, и Лютик едва не заскулил, снова сжавшись.       — Послушай, детка, сжимаешься — будет больнее тебе. И не исключено, что я опять разозлюсь. А ты же предпочтешь, чтобы мой ремень продолжил держать твои руки, а не снова отвесил парочку ударов по твоей мягкой круглой заднице?       Лютик не ответил. Ламберту уже вообще начинало казаться, что тот был на половине пути к тому, чтобы отключиться. Он фыркнул. Что ж, член в заднице должен был привести его в чувства. Если не наоборот…       Он смял в руках его ягодицы и, помогая себе рукой, приставил головку, медленно толкаясь, входя. Он услышал, как задушено Лютик вдохнул воздух, будто в самом деле задыхался, и активно попытался отползти.       — Нет-нет, пожалуйста, хватит, больно! Мне бо… — он прервался, когда Ламберт нагнулся над ним, зажав его рот рукой.       — Тише, блять, кому было сказано, — зашипел Ламберт и двинулся вперед.       Лютик широко раскрыл глаза и заскулил в его ладонь, пытаясь вырваться, дергаясь и изгибаясь. Ему буквально показалось, что там не то что-то порвалось, не то его Ламберт чем-то поцарапал. Ощущение было непонятным, но пиздец каким болезненным. Лютика сразу пробило на холодный пот, перед глазами все поплыло, в ушах зазвенело.       Ламберт нахмурился, видя, что тому слишком больно (не так, как он планировал), поэтому, вжав его лицо в покрывало, чтобы громко не скулил, он снова выпрямился и опустил взгляд вниз, присвистнув.       Меж ягодиц масло стекало определенно не того цвета, которого должно было быть. Светло-красный, разбавленный цвет крови, медленно стекал меж ягодиц, скатываясь вниз. Он закусил губу и все-таки сжалился над ним, двигаясь аккуратнее. Лютик заскулил сильнее и заерзал. Ламберт опомнился и чуть ослабил нажим руки, давая Лютику вдохнуть.       Тот судорожно задышал и, сжав зубы, полноценно зарыдал.       — Плакать можешь, — разрешил ему Ламберт. В тавернах либо стонут, либо плачут. Ну либо спят. Так что ничего нового для местных.       — Больно, Ламберт, хватит…       — Не хватит, — сухо сказал Ламберт, толкаясь медленно и почти аккуратно, даже не входя полностью. Зато входить стало легче!       Лютик затрясся всем телом, его затылок вспотел, и он просто лежал и рыдал, кусая губу и поскуливая. Ламберт больно сжал его бедра, любуясь его зареванным лицом и всеми этими звуками.       Чувствовать то, какую власть он над ним взял, что заставил подчиняться. Видеть и понимать, каким униженым тот был, как страшно и больно — блять, Ламберт ощущал, как хорошо ему самому было, когда он начинал думать об этом.       — Пожалуйста-пожалуйста, Ламберт, умоляю, остановись, я ничего не расскажу Геральту! — судорожно дыша, захлебываясь в слезах, вымолил Лютик.       Его руки мелко дрожали и были совсем белыми, как и лицо. Всякий румянец пропал — только глаза от слез раскраснелись. На теле выступила испарина от боли, тело Лютика совсем ослабло, и тот все норовился грохнуться на кровать, но Ламберт поддерживал его, кусая губы и тихо постанывая, наслаждаясь всем происходящим.       Лютик даже не вырывался, просто без конца умолял его перестать и принимал его, но это было так охуенно, что Ламберт хотел продлить этот момент на как можно дольше.       Лютик жмурился, кусал губы, но снова и снова начинал рыдать, скуля то в покрывало, то просто в голос. Было… больно. Очень больно. Унизительно и грязно.       Ламберт лапал его за задницу, ритмично толкаясь, видя, как красный цвет становился все ярче и ярче, и из-за этого его глаза темнели, потому что это было охуенно.       Это был его лучший секс, он клянется.       Он поддерживал Лютика за дрожащие бедра, вслушиваясь в каждый его всхлип, в каждую умоляющую просьбу остановиться.       Лютику хотелось убежать, начать вырываться, хоть немного соскользнуть с члена, которого, казалось, было слишком много, и он наполнял его полностью до краев, но Ламберт плотно его фиксировал, ритмично толкаясь.       Как бы Лютик не умолял и не плакал — ноль реакции, казалось, что Ламберт даже возбуждался сильнее.       В один момент Лютик совсем затих, когда чувство боли показалось ему вездесущим. Ему казалось, что горело все тело, заломленные руки ныли в плечах, стертые в кровь запястья щипали от касания кожи ремня, покрасневшие, в синяках и полосках от ударов бедра и ягодицы болели от каждого к ним касания, и внутри… внутрь, блять, просто засунули горящий свинец. Потому что чем быстрее Ламберт толкался, тем сильнее Лютику казалось, что у него там что-то вот-вот загорится.       В голове стало мутно, перед глазами поплыло. Его затошнило и, стоило ему прикрыть глаза, как мир начинал кружиться, из-за чего тошнота поднималась к глотке сильнее.       Озноб сменился на чувство жара по всему телу, в желудке, казалось, все органы смялись. Все звуки смешались и стали совсем неясными.       Лютик даже перестал чувствовать собственное тело. Только огонь и боль.       — Сука, ты что, отрубиться хочешь? Да еб твою мать, — выругался Ламберт и вогнал до основания.       Это вернуло Лютика к жизни. Сердце подскочило к глотке, от боли, казалось, все его органы вывернулись наизнанку, тошнота гуляла уже в самой глотке.       Он истошно закричал, а потом Ламберт снова вдавил его лицо в покрывало, вдалбиваясь до самого основания. В голове все начинало крутиться-вертеться, сердце билось заполошно и, наконец, Ламберт резко вышел, кончив на ягодицы.       — Ебать, охуенно. Просто охуенно. Детка, ты охуенная. Ты лучшее… Эй, блять, слышишь меня? — он потянул его за волосы, видя абсолютно мутный, расфокусированный взгляд и позеленевшее лицо. — Тошнит?       Лютик кивнул и его согнуло пополам.       — Блять.       Ламберт выругался и резко подскочил. Чудом в шкафу оказался небольшой медный тазик. Он поставил его рядом с кроватью и, приподняв Лютика за плечи, дернул его к краю кровати.       Лютика вырвало в этот же момент. Ламберт придерживал одной рукой за плечо, другой убрав волосы, лезущие в глаза, на лоб.       — Все?       Лютик не ответил. Его всего колотило и он, всхлипнув, уткнулся лицом в покрывало, его плечи тут же затряслись, почти содрогались, и раздались судорожные всхлипы. Ламберт развязал его руки, и Лютик, спрятав голову, согнулся в позу эмбриона.       Ламберт хмыкнул, брезгливо ногой отпихнув тазик к окну. Он обтер себя и, заправив член в белье и застегнув штаны, обошел Лютика. Под ягодицами скопилась лужа из масла, крови и спермы. Ламберт брезгливо поморщился и резко сдернул покрывало. Лютик не издал и звука.       Он отложил ткань в сторону и уложил Лютика на пока что чистые простыни, резко перевернув его на живот, пока тот ничего не запачкал. Тот заскулил и забрыкался.       — Тише ты, блять, я оботру тебя и замажу все повреждения.       — Не трогай меня!       — Успокойся, — громко и сухо сказал Ламберт. Лютик успокоился. Хотя, скорее, испугался.       Ламберт обтер его меж ягодиц и сами ягодицы, а потом, покопавшись, достал мазь. Лютик вздрагивал на каждое к нему касание, скулил и дергался, готовясь, казалось, вот-вот снова кинуться в истерику.       Когда Ламберт стал раздвигать его ноги, Лютик все-таки начал реагировать. Он подскочил, заревев в голос и вжался в самый угол кровати, закрывая голову руками, будто готовясь к удару.       — Уйди-уйди-уйди, — как мантру залепетал сорванным голосом Лютик, дрожа всем телом.       Ламберт устало закатил глаза и без единой эмоции потянул его щиколотку на себя. Лютик зарыдал. Громко и надрывно.       — Послушай меня, — Ламберт резко взял его за лицо, заставляя посмотреть на себя. — Я не буду тебя больше трахать. Я смажу тебя там, чтобы разрывы быстро зажили и чтобы утром ты чувствовал себя нормально, балда ты! Расслабься и просто лежи, не двигаясь, понял?!       Вместо ответа — надсадный скулеж. Лютик все пытался отцепить от себя руку Ламберта, которой он держал за лицо, и умолял его отпустить. Ламберт зарычал и использовал Аксий. Лютик сразу обмяк и уставился пустым взглядом в противоположную стену.       Он снова уложил его на живот, пошире раздвинул его ноги, смазал сначала ягодицы, а после, взяв побольше на пальцы, вставил один, смазывая внутри. Лютик даже через Аксий вздрогнул на это касание и раздался задушенный сип.       Ламберт покачал головой, смазав его и вынимая палец, размазывая остатки по расслабленному колечку мышц. Это впервые на его практике, чтобы после изнасилования он за кем-то так носился, а Лютик еще и выебывается! Тьфу.       Ламберт укрыл его тонким одеялом и отошел, спрятав мазь и вымыв руки. Посмотрел без единой эмоции на Лютика, чьи глаза буквально начали слипаться, и хмыкнул. Лютик заснул еще раньше, чем успел спасть Аксий.       Он поерзал и, свернувшись в позу эмбриона, спрятал лицо в покрывале. Ламберт даже умилился этой картине, видя, каким беззащитным и хорошеньким он сейчас был.       Не удержавшийся, он присел на край кровати, погладив по спине, на касание к которой Лютик уже не вздрогнул. Отрубился. Если сознание не потерял.       Он знал, что регенерирующая мазь справится со всеми повреждениями за несколько часов, и к утру по телу Лютика никто даже и не догадается, что с ним делали этой ночью.       Он довольно хмыкнул.       Избавившись от рвоты и даже застирав простынь, во избежание лишних вопросов, он уселся на стул, сложив руки на груди и пристально следя за сопящим Лютиком, ощущая желание подойти, лечь рядом и обнять. И так и заснуть с ним.       Все равно, согласен он или нет, Ламберту показалось, что даже насильно он мог доставить Лютику удовольствие, приучить его к своим рукам, научить его ходить на периферии ужаса, унижения, боли и страха, и получать с этого удовольствие.       Ламберт закусил губу, впервые ощутив желание остаться со своей жертвой… на подольше.       Он склонил голову к плечу, смотря, как лежал Лютик на кровати и каким расслабленным было его лицо.       У него был хороший шанс. Ведь они поссорились, Лютик сбежал и, не найдя своего барда, Геральт может просто решить, что Лютик был настроен серьезно и решил перерубить с ним общение.       Он моргнул, поерзав на стуле, ощущая, как защекотало в паху от этих мыслей. Что он мог забрать Лютика к себе, тренировать его методом кнута и пряника, и со временем Лютик сам будет получать удовольствие от порки и даже кончать под ним без рук.       Он закрыл глаза, выдохнув.       У него была целая ночь, чтобы подумать об этом. О всех проблемах, изъянах и плюсах.       А сейчас… а сейчас пусть Лютик поспит и наберется сил.       Ведь кто знает, что будет утром.