high with the witcher

      — Честно, у меня уже голос болит колыбельную ему петь.       Ламберт улыбнулся, когда Лютик улегся на кровать и устало выдохнул.       — Признайся, что тебе на самом деле нравится, поэтому ты и поешь ему. Ему бы и хватило просто агуканья, он слов не разбирает, — покачал он головой, говоря шепотом. Несмотря на то, что ребенок у них был очень спокойный, от резкого пробуждения никакой еще младенец не удержался от рева, так что и Ламберт, и Лютик уже привыкли говорить вполголоса, чем удивляли всех, потому что оба из-за лишней экспрессивности обычно при разговоре могли едва не орать.       — Нравится, — кивнул Лютик, довольно улыбаясь и, поерзав, прижался к Ламберту. — У него нос моей мамы, все-таки, а не мой, — сказал он внезапно, и Ламберт тихо рассмеялся.       — Ну вот, как ты хотел: мои губы и курносый нос.Ты создал целое произведение искусства, — он склонился над ним и чмокнул в лоб.       Лютик счастливо улыбнулся и потерся щекой о его шею. Ночью наступал долгожданный момент абсолютной тишины. Не надо было кормить, мыть, менять пеленки, следить, укачивать, играться, разговаривать и… попросту сюсюкаться.       На самом деле Лютик едва не засмеялся, когда увидел подобное проявление и от Ламберта. Да, он был ласков с ним, он любил и его, и ребенка, но Лютику почему-то думалось, что он будет более-менее нейтрален. Но самым нейтральным оказался Геральт, который обычно сдержанно смотрел на ребенка и улыбался, но сколько всего было в его улыбке!       А вот когда Ламберт в первый же день, беря ребёнка на руки, сразу же выпалил что-то вроде «ты же моя радость» таким увеселительным голосом, что Лютик сначала чуть не рассмеялся, а потом растрогался. Ламберт еще ни разу так себя не вел.       Ламберт был полон любви, и всю свою любовь он отдавал им. Лютик был счастлив.       — Врач сегодня приходил же да? Что сказал? — спросил Ламберт, чмокнув Лютика в лоб.       — Осмотрел просто. Сказал, что все в порядке, все зажило. Могу беременеть вторым вот прям сейчас.       — Боже помилуй, — рассмеялся Ламберт и, когда Лютик улыбнулся, склонившись, поцеловал.       Лютик улыбнулся в поцелуй, обнял за шею и погладил по затылку.       Это было так странно: они вместе уже больше пяти лет, а эти губы для него все такие же желанные, а каждый поцелуй — как первый. Долгожданный и сладкий.       И Ламберт любил его. До сих пор любил. И хотеть же еще умудрялся! А Лютик свой вид считал мягко говоря… непрезентабельным. Он всегда был пластичным, худым и гибким, подтянутым, но беременность, конечно, взяла свое. Он знал, что быстро приведет себя в форму, тут-то всего ничего — пару килограмм, но как же они его раздражали!       И растяжки эти гребаные, которые бледнели крайне медленно, а магическое вмешательство пока было нежелательным, потому что, оказывается, это слишком большой стресс на организм, а кормящим, как известно, стресс противопоказан. А учитывая, что новорожденного ведьмака едва ли было возможно кормить чем-то другим, кроме как грудного молока, то Лютику пришлось лишь ночами мечтать о том, как с его тела пройдут эти чертовы растяжки.       Радовало одно: живот почти исчез. Не идеально, без пресса, но Лютик и его вернет.       За мыслями о том, как вернет себе свое тело он не заметил, как рука Ламберта, гладившая живот, спустилась ниже. Он вздрогнул и отдалился от него. Ламберт приоткрыл мутные глаза и спросил:       — Детка? Что-то не так?       — Нет, просто ты… ты что…       — Я тебя хочу, — усмехнулся он, укусив за нижнюю губу. — И ты меня, я чувствую. Последнюю неделю чувствую.       — Да, но…       — Но? — вскинул бровь Ламберт и нетерпеливо огладил его меж ног.       Лютик нахмурился, схватил его за запястье и убрал руку.       Ламберт моргнул.       — Я слышал, что после родов альфы могли перестать хотеть омег, но чтобы омега…       — Я не не хочу, Ламберт. Мне кажется, у меня потребность в сексе стоит где-то сразу после воздуха, еды, воды и сна.       — Тогда в чем проблема? Ты ждешь, пока я на стену полезу, что ли?       — Зачем же сразу на стену?       — Затем, что за три месяца я уже забыл, какой ты охуенно тесный и мокрый, вот зачем.       На лице Лютика внезапно отобразилась эмоция ужаса.       Да, лишние килограммы, живот, растяжки, еще и грудь немного припухла из-за молока, а вдруг... Вдруг он еще и из-за родов теперь… не узкий? Вдруг там у него ведро теперь?       Нет, Лютик знал, прекрасно знал, что там все чудесно восстанавливается, но вдруг… вдруг у него нет?       — Лютик, ты чего? — Ламберт потряс его за плечо, и Лютик внимательно посмотрел ему в глаза.       Нет, мысль о том, чтобы Ламберт увидел его голым, чтобы они занялись сексом казалась безумием.       Лютик достаточно понаслушался историй про то, как альфы после родов к своим омегам не испытывали ничего. Для них это больше не омега, не их партнер. Это родитель. Папа или мать, но не более.       Это Ламберт его сейчас хочет, а увидит его без одежды и… расхочет.       Эта мысль привела Лютика в истинный ужас.       Правда, наравне с этими историями он слышал про то, что мужчина в тебе больше не увидит сексуального партнера, если будет присутствовать на родах. Лютик и этого тогда испугался, и Ламберту запретил на них присутствовать. Правда уже где-то на пятый, сука, час схваток он понял, что Ламберт это единственное, что может ему помочь. И ничего, отсидел с ним почти двое суток, поил, целовал, за руку держал, и любил же до сих пор, и хотел…       Лютика это все равно не утешило, и он резко выпалил:             — Ничего, мы Кая разбудим.       — Мы будем тихо, — мурлыкнул Ламберт.       — Со мной тихо не бывает.       — Я буду очень нежным, так что вряд ли ты будешь кричать.       — Я все равно не могу не стонать с тобой, ты знаешь.       — Значит буду тебя целовать, чтобы ты не делал это громко. Или можешь кусать меня. Или занять свой рот моими пальцами, м? — подмигнул он и погладил Лютика по бедру. Эти касания были для него такими желанными, больше трех месяцев он не ощущал его… так, как мужчину, и теперь соблазн был велик, но что было еще более великим — страх. Страх, что у Ламберта даже и не встанет на него такого.       — Кровать будет скрипеть.       — Она довольно ритмично скрипит, эти звуки его не разбудят.       Ламберт оперся на руки и навис над ним. Лютик ощутил странный трепет.       — Давай же, малыш, — Ламберт склонился над ним и прижался своими бедрами к его. Ну, по крайней мере теперь Лютик не боялся, что у него не встанет. У него уже стоял.       — Я… я не знаю. Просто, если он проснется, успокаивать надо, и…       — Мы будем тихо. Очень тихо, — прохрипел Ламберт. — Тихо раздвину твои ноги, тихо толкнусь… Буду входить плавно и медленно, а ты будешь дрожать и закатывать глаза. Тихо начну толкаться, и нас тихо скрутит от удовольствия. Ты будешь тихонечко стонать мне на ушко, а я буду тихонечко рычать в твое плечо. Буду тихонечко ласкать тебя, а ты будешь тихонечко просить бо…       — Черт с тобой, Ламберт, только тихо, — сдался Лютик. От одной картины по загривку прошлись мурашки. Или от запаха Ламберта. Или от жара его тела. — Только… Только не снимай с меня сорочку, ладно?       Ламберт оперся на выпрямленные руки и вскинул бровь.       — Почему?       — Я… я не в лучшей форме.       Ламберт закатил глаза.       — Лютик, я тебе говорил это до родов, и повторю еще раз: мне не…       — Не снимать сорочку или ложись спать, — перебил его хмуро Лютик. Он знал, что скажет ему Ламберт. У Лютика часто во время беременности портилось настроение, потому что живот на восьмом месяце слишком большой, появились лишние килограммы и он ужасно отекал. Ламберт часто с ним сидел и говорил, что ему все равно на это, он даже не замечает, он чувствует только восхищение, потому что его тело справляется с этим. А потом любил его. И как-то долюбил аж до ложных схваток… Но нет, сейчас он это слушать не хотел. Мысль о том, чтобы раздеться перед Ламбертом была безумием.       Ламберт тяжело выдохнул.       — Хорошо, поговорим об этом завтра.       Лютик цыкнул и следом судорожно выдохнул, когда Ламберт поцеловал его и принялся гладить через сорочку. Медленно спустился вниз и огладил бедра. Тело Лютика действительно изменилось, но Ламберт не ощущал разницу на себе. Он хотел его все так же, и так же сильно восхищался, и любил, и все эти комплексы были от него далеки и неясны.       Но Лютик отвечал на поцелуй и стал нерешительно к нему притираться, так что и сам Ламберт решил забыть об этом.       Три месяца он его не касался так, и теперь… Теперь тело под его руками казалось даже желаннее, чем обычно. Казалось, что даже когда Лютик имел просто невозможно красивую фигуру как для омег, так и для бет, с идеальными пропорциями, подтянутый, с красивыми мышцами, даже тогда, думалось Ламберту, ему так сильно не хотелось как сейчас.       Лютик нерешительно вздрагивал под ним, будто сомневался, но постепенно расслаблялся.       Лютик погладил его по лицу и помассировал за ушами, погладил по щекам и, первый отдалившись от него, поцеловал в шею, обхватывая кожу и посасывая. Ламберт довольно рыкнул и погладил его по груди. Лютик резко отдернул его руку, хоть и сам не понял, от чего именно: от того, что касание пробило на мурашки и это было слишком хорошо из-за повышенной чувствительности, или из-за того, что… он был там определенно не таким, как раньше. Когда период кормления кончится, все придет в норму, но сейчас его это смущало.       Никаких кардинальных изменений не было, грудь оставалась узкой и, в общем-то, плоской, разве что стала слишком чувствительной, ореолы сосков немного увеличились и, может, она была минимально более припухшей, но все же. Все же Лютика что-то стопорило. Несмотря на то, что Ламберт часто был рядом при кормлении ребенка. Просто зачастую от того, что он первым ночью подхватывался к кричащему Каю, а из кровати Лютик его прогнать не мог. Да и не хотелось, он был сонным, так что первым делом надо было покормить дите, а не выпендриваться.       — Тебе больно? — хрипло спросил Ламберт.       — Нет, ты просто… резко это сделал.       — Нежнее? — с придыханием прошептал он и ласково погладил сначала по ребрам, потом поднялся вверх. Лютик откровенно застонал, и Ламберт резко занял его рот своими губами.       Лютик прикрыл глаза и хотел уже быстро позабыть обо всем нахрен. О своих комплексах, с проблемой принятия себя в таком теле, с вечным ожиданием момента, когда все это кончится и он станет обычным. Ламберт был нежен с ним, и это было так хорошо.       Лютик ощутил очень знакомое чувство и в ужасе раскрыл глаза. Потом одернул руку Ламберта, резко оттолкнул его, забрался под одеяло и сказал:       — Знаешь, нет, я не хочу.       Ламберт уставился на него, как на сумасшедшего. Медленно моргнул.       — Почему? Тебе больно?       — Нет, но… Я просто не хочу. Понял, что не хочу. Знаешь ли, после родов тоже проблемы с либидо.       — У тебя нет проблем с либидо, Лютик. Ты даже если умирать будешь, у тебя либидо упадет в последнюю очередь. Что не так?       Лютик поерзал и сказал:       — Спокойной ночи.       И отвернулся.       Ламберт возмущенно хапнул воздуха.       — Знаешь, Лютик, понятия не имею, что там у тебя за комплексы, но дам тебе подсказку: меня, как мужчину, больше оттолкнут такие вот выступления, чем складочка на животе. Спокойной ночи, — сказал он раздраженно и, затушив свечу, улегся на кровать.       Правда потом выругался и резко встал. Определено, спать со стояком проблематично.       Лютик заворочался, когда за ним закрылась дверь, и посмотрел на потолок. Приподнял одеяло, посмотрел на сорочку и недовольно выругался, посмотрев в потолок. Он полежал пару минут, а потом встал, чтобы переодеться.       Взял новую сорочку и со злостью натянул на себя, протерев предварительно грудь. Это ж надо! Он же мужчина, в конце концов, у него нет груди не то что третьего, а даже первого размера! Молока мало, а оно в такой момент пошло! Чудесно!       С усталым стоном он рухнул на кровать и потер веки.       Он понимал, что поступил некрасиво, Ламберт был возбужден, он хотел его, и получил согласие, а в итоге Лютик так его оттолкнул! Но если мысль обнажиться перед Ламбертом была безумием, то вот... подобная демонстрация вовсе его в ужас вводила!       Он понял, что заснуть сразу не сможет. Так что он зажег свечу и подошел к кроватке, посмотрев на спящего Кая. Он мягко улыбнулся, и все тучи плохого настроения сразу развеялись.       Да, ради ребенка можно было претерпеть и свое недовольство телом, и молоко, и даже мелкие ссоры с Ламбертом. Ведь тело придет в норму, и Лютик снова будет любим самим собой, а ребенок уже насовсем.              Он стал мягко укачивать колыбель и невольно начал напевать мелодию, глядя на сопящего Кая.       Койон смотрел, как Ламберт пытался, видимо, сломать меч о манекен. На тренировку это было мало чем похоже, скорее на простое вымещение злости. Когда Ламберт резко остановился и, облегченно выдохнув, улыбнулся, Койон набрался смелости, чтобы подойти ближе.       — Как дела? — спросил он ненавязчиво, будто не наблюдал последние десять минут за этими странными действиями.       — Хорошо, — сказал немного удивленно Ламберт. — А что?       — Ничего, просто выглядишь не очень… А Лютик где?       — Гуляет с Каем и, вроде, Йеннифер с ними.       Койон мягко улыбнулся.       — А ты почему не с ними?       — Да я вот… Потом пойду.       — А ушел почему?       — Занимался сублимированием, друг мой! Дрочка нынче не очень помогает!       — Нашел на что жаловаться, — фыркнул Койон и обошел манекен. — Я тут уже полгода, и вообще ни с кем… А у тебя вон, законный муж есть, и ты сколько всего? Три месяца? Ты еще везунчик.       — Не сравнивай! — возмущенно крякнул Ламберт. — У меня тоже всякое бывало, когда я по полгода не трахался, но тогда это... Ну, нормально. А ты представь не трахаться, когда у тебя под боком, блять, омега! Помеченный тобой омега, пахнущий за километр.       — Пахнущий молоком, — уточнил Койон.       — Это для тебя молоком, а я чувствую и другие запахи. Тебе меня не понять, Койон. И вообще, какие проблемы? Вот я побил манекен и на душе аж посветлело!       — Правда?       — Нет конечно. Сейчас пойду дальше приближать свой спермотоксикоз, как Лютика увижу.       Проводить время с Лютиком действительно было мучением. Нет, определенно, ему нравилось. Нравилось быть с ними, укачивать на руках Кая, но у Ламберта мог встать только от того, что Лютик сидел рядом с ним.       Ламберт хотел трахаться, он хотел Лютика, он не мог уже терпеть, а Лютик… Лютик погряз в своих ебаных комплексах, и Ламберт не знал, понятия не имел, как его от них избавить. Изнасиловать и таким способом убедить, что он очень даже хорош?       — Я думал, что можно примерно через месяц… У Лютика... так все плохо? — уточнил настороженно Койон. Он помнил, что то определенно прекрасное событие растянулось на два таких же прекрасных дня, и они тут все чуть с ума не посходили от ожидания и страха. Геральт смотрел в окно и иногда задумчиво говорил: «а ведь статистика смерти во время родов велика…». Его не били только по одной причине — он волновался, наверное, примерно как и Ламберт. Для него Лютик был сыном, так что он просто пытался скрыть свою истерику за методичным наблюдением природы за окном.       — Да нормально там у него уже.       — Тогда в чем проблема? Или стой, вы та уникальная пара, где омега перестала хотеть альфу после родов, а не наоборот? — усмехнулся Койон, и Ламберт недовольно на него посмотрел.       — Тебе смешно, а мне не очень.       Ламберт отложил меч и снова посмотрел на манекен.       — Еще пару дней, и я даже этот манекен сексуальным буду считать.       Койон рассмеялся.       — А в чем проблема все же?       — В том, что омеги почему-то свято уверены, что альфы видят перед собой не омегу, а отдельные его части тела, и непременно самые, по его мнению, худшие! Вот ты когда перед собой омегу раздевал, замечал его складочки? Шрамы? Растяжки? Пигментацию кожи замечал?       Койон покачал головой.       — То-то же! Вот как мне ему объяснить, что не вижу я то, что видит он! Нет, он как уперся в то, что он плохо выглядит, что у него там, видите ли, растяжки! Да какие нахуй растяжки?! Я любуюсь им, а не разглядываю его недостатки! Как мне ему это объяснить, Койон, как? Я уже и так говорил, и этак, и... тьфу, — Ламберт пнул ногой камень, и плечи его опустились.       — Никак не объяснишь, Ламберт. Можешь ходить всегда со стояком, рано или поздно он решит что-нибудь с этим сделать.       — Смешно, — брякнул Ламберт. — Глупые они в этом плане, глупые… Пять лет прошло, а он все еще не уяснил, что когда мы хотим, когда мы без ума от партнера, то нам вообще на все похуй.       — Ламберт, мы знаем еще более страшный секрет.       — Какой?       — Даже когда не без ума от партнера, нам до пизды эти мелочи.       — И как ему это объяснить…       — Начни драматично ебать стену. До него должно дойти.       — Ты посмеяться надо мной пришел, что ли?       Койон только рассмеялся и, пройдя вперед, взял второй меч. Ламберт грустно выдохнул и, подняв свой, посмотрел на Койона.       — Сбавь напряжение лучше, а то в самом деле… осквернишь стены.       Ламберт сощурился и сделал резкий выпад.       Возвращался он уставшим и вспотевшим. Зато о сексе он не думал вообще, не думал о бедрах Лютика, о его ногах и ягодицах. О мягком животе, нежной шее и такой маняще-чувствительной груди…       Он открыл дверь в комнату и захотел заорать и убежать. Присутствовать при кормлении для Ламберта тоже было невыносимо. Нет, он ощущал определенно теплоту и нежность в первые минуты. Было хорошо и уютно, просто зная, что он в безопасности, ребенок сыт и здоров, питается абсолютно подходящим для него молоком, а потом... С каждой секундой в паху тяжелело. Почему-то он находил это таким… интимным.       Захотелось убежать, пока не поздно, но Лютик вскинул голову и улыбнулся ему. Он кивнул на место рядом, придерживая голову младенца, и Ламберт, на секунду застопорившись, неуверенно пошел вперед.       — Ты чего мокрый такой? — вскинул бровь Лютик, глядя на Ламберта.       — Тренировался и вспотел, — пожал он плечами и на секунду опустил взгляд вниз. Посмотрел на розовощекое лицо Кая и улыбнулся. — Мне кажется, он ест больше нужного. Ты посмотри на его щеки.       Лютик рассмеялся.       — Нет, младенцы не едят больше нужного. Может, просто молоко питательное, не знаю… Да он и не толстый, обычный. Врач его взвешивал, говорил, что здоров и крепок… — он пожал плечами. Кай отстранился и причмокнул. Ламберт отвел взгляд. — Ты не злишься, милый? — спросил внезапно Лютик.       — На что? — не понял он, посмотрев ему в глаза. Краем глаза заметил, как Кай снова прижался губами к соску, сжав руки в кулачки, будто от удовольствия.       — Я… вчера не очень поступил. И резок был…       — Ничего, я все понимаю. Тебе сейчас сложно, все-таки.       — Не так уж и сложно, — пожал он плечами, посмотрев на Кая. Щеки у того и вправду были приличными. — У меня тут помощь с каждого угла. Мне кажется при большом желании я могу просто лечь и лежать. И кормить его. И все. А вчера я… Блять, ты не поймешь.       — Я в самом деле не понимаю…       Лютик тяжело выдохнул. Кай снова отстранился и Лютик вытер с подбородка молоко. Кай издал довольное агуканье.       — Просто. Я… Знаешь, я… Секунду, он засыпает, кажется… Сейчас уложу его.       Лютик натянул на плечо сорочку и встал, подходя к кроватке. Ламберт резко встал и пошел вслед за ним, обняв за талию и оперевшись подбородком о его плечо.       Кай засыпал быстро. Он вообще, по мыслям Ламберта, был идеальным ребенком. Большую часть времени он спал, ел или игрался с чем-то. Крик он устраивал только в случае запачканных пеленок или голода. Ну или от резкого звука, но все в замке, казалось, едва не на цыпочках ходили.       — Ну? Я слушаю?       — Я… — он обратился к нему и посмотрел в сторону. — Мне просто сложно с этим справляться, со своим телом. Ты говоришь, что обожаешь его и все так же любишь, но мне… Какая мне разница, если я не могу его полюбить сейчас? Я смотрю в зеркало и у меня сразу же портится настроение.       — Лютик, мне кажется, ты видишь то, чего нет. На тебя чудесно садится твоя одежда, которую ты носил в двадцать. У тебя буквально пару килограмм лишних, и ничего более.       — Нет, еще живот.       — У всех людей есть живот, Лютик.       — Он не плоский!       — По моему плоским он у тебя был очень периодически. Ты омега, у тебя постоянно случаются всякие перестройки. У тебя то был пресс с рельефом, то он исчезал. Это нормально для твоего тела. Тем более после беременности!       — А еще растяжки.       — Да, те самые растяжки, на которые я даже не смотрю.       — Правда?       — Лютик, вот скажи, на хуй мне упали эти растяжки, когда я вижу пред собой тебя обнаженного?       Лютик сморщился, будто одно упоминание о его голом теле вводило его в бессилие.       Ламберт сам сказал обессиленно и отчаянно:       — Твое тело прекрасно, Лютик, правда.       — Есть… еще кое-что.       — Что?       — Ты будешь злиться.       — Сомневаюсь.       Лютик поджал губы и повел плечом. Он посмотрел в кроватку и мягко улыбнулся. Он злился даже сам на себя.       — Я… Я был уверен, что у меня не будет молока. У парней пятьдесят на пятьдесят такое бывает. Мне казалось… Это… Отвратительным.       Ламберт усилием воли заставил себя промолчать, не встряхнуть его за плечи и не гаркнуть на него.       — И... Да, врач сказал, что если у меня не будет молока, то ребенок может просто не выжить, потому что... Ну, кто знает, какие элементы нужны ведьмаку в впервые месяцы жизни? А мое тело уже подстроило. И помнишь, когда к девятому месяцу было понятно, что я смогу его кормить? Я так, блять, разозлится, я не хотел этого, ненавидел эту мысль, успел проклясть и беременность, и…       — Лютик, замолчи, — резко попросил его Ламберт. Его сковала неясная злость от этих слов. Лютик послушно замолчал, плечи у него опустились. — Я не понимаю, что я делаю не так для тебя? Почему ты считаешь, что если твоё тело будет не таким, как в двадцать, то это плохо? Почему ты ставишь какой-то вымышленный стандарт выше здоровья нашего ребенка?       — Я уже не ставлю… Тогда... на несколько дней всего.       — Это не отменяет моего вопроса. Я всегда восхищался тобой, Лютик. И до течек, когда ты отекал, и после, когда снова был подтянутым и с плоским животом. Когда толстел тебя обожал, всегда.       — Но тогда эти килограммы были другими… И я… в этом и была проблема. Я думал, что ты меня хочешь только с идеальным телом, всегда гладко-выбритым и подтянутым. Думал, что вот таким… это уже не так.       — Но для меня сейчас все идеально. Я хочу тебя. Настолько хочу, что когда вижу, как ты ребенка кормишь, у меня уж по лбу бьет!       — Чего?! — Лютик посмотрел на него во все глаза, вскинув брови.       — Не смотри так, я не знаю, почему. Меня ж не ребенок возбуждает, просто… Согласись, что процесс интимный! Ты ж при Геральте кормить не будешь?       — Если Кай захочет есть, то буду. Мне важнее ребенок, а не чужое мнение, — сказал недовольно Лютик.       — Ну все равно… Я просто говорю, что я как бы… Вижу процесс, который ты якобы считал мерзким, и я хочу тебя. Я не вижу никаких изменений в твоем теле. Они минимальны, если уж так тебя волнует эта сторона вопроса.       Лютик выдохнул, покачав головой, мягко качая кроватку.       Ламберт посмотрел на ребенка и сказал, будто себе под нос:       — Из-за минимальных изменений ты ненавидел факт того, что сможешь кормить ребенка… То есть те два дня ты бы предпочел риск его смерти?       — Я не помню, о чем тогда мечтал, — мяукнул виновато Лютик. — Ты… Я же говорил, что ты не поймешь. Я омега, нам всю жизнь внушали, что самое главное это быть милым и уметь нравиться альфе. В моем обществе вообще считалось, что после беременности муж может вообще больше в кровати не появляться.       — Слава Богу, что ты сбежал оттуда. Мрак.       — Мрак… — кивнул Лютик и прижался щекой к его плечу. — Извини, мне самому стыдно… До сих пор. И перед тобой, и перед ним.       Ламберт покачал головой и потрепал его по плечу.       — Как же ты меня еще из комнаты не выгонял, когда его кормить надо было?..       — Не знаю… Наверное потому, что он есть захотел через сутки после родов, и ты был рядом, а мне еще было плохо. И я не хотел, чтобы ты уходил. И я не заметил никакой реакции на этот процесс.       — Ты не помнишь, как я радовался, когда понял, что наш ребенок не будет мучаться? Я там чуть в Бога не поверил! Конечно я мог только радоваться. Даже на уровне инстинктов я готов был мурлыкать, зная, что ты и ребенок в безопасности. А теперь, — Ламберт взял его за подбородок и, улыбнувшись, сказал: — надо бы тебе занять рот более приятными вещами.       Он склонился, поцеловал его, и Лютик крепко-накрепко его обнял, сжав так сильно, что у Ламберта ребра заболели и он аж вдохнул пораженно в поцелуй.       — Тебе не стоит стыдиться, — сказал все-таки Ламберт в перерывах между поцелуями. — Ведь сейчас ты прекрасный папа… Ты все время проводишь с ним. Мне кажется, — он прервался, когда Лютик прикусил его за губу, а потом продолжил: — кажется, что поэтому он такой и спокойный. Потому что мы всегда рядом.       — Может, — мягко улыбнулся Лютик. — Главное, что мы пока справляемся.       — Да, — кивнул Ламберт и снова поцеловал его.       Он прижал к себе теснее, укачивая в своих руках, и через несколько минут, все еще целуя, он погладил его по груди. Лютик вздрогнул и, будто помешкавшись с момент, все-таки убрал его руку.       Ламберт выдохнул и послушно погладил его по пояснице. Насиловать он его не хотел. Пусть сам Ламберт был возбужден, и любил все его тело, все он находил сексуальным и желанным, это никак не могло изменить того, что Лютик все еще не смирился со своим телом.       Да и не смирится, а в себя придет только когда сможет восстановить полностью форму. То есть это от шести месяцев до двух лет. Ламберт едва не застонал от осознания этого факта.       — Геральт, Боже тебя помилуй, голову ты ему-то придерживай!       Ламберт едва не рассмеялся, глядя на привычное для него шоу. Геральт, казалось, напрочь отказывался нормально брать ребенка на руки. Ламберт это понимал. Он тоже в первые сутки едва не дрожащими руками к нему тянулся, но, после ночных смен и вечных качаний, успокоился. У Геральта такой практики не было, и каждый раз для него это было пыткой. Он был напуган его хрупкостью и, определенно, любой альфа бы его понял.       — Я держу, — фыркнул Геральт и снова посмотрел в лицо Кая. Тот смотрел на него в ответ широко раскрытыми ядовито-желтыми глазами. — До сих пор не верю… Что это… Ведьмак. Новорожденный!       Громкий голос взбудоражил Кая, и тот довольно засмеялся. Геральт следом умилился.       — Ага, первый в своем роде, — фыркнул Лютик, следя за тем, чтобы Геральт нормально держал его на руках. — А он же еще не бесплодный… Интересно, ведьмаков наделает или малой кровью обойдется?       — Полукровок каких, — вставил Ламберт, стоя чуть поодаль, поправляя в кроватке одеяло.       — Мне кажется, вы развязали всемирную катастрофу, — усмехнулась Йеннифер, которая поправила на Кае воротник, и он, заметив движение, ухватился за ее палец. Теперь умилилась и сама Йеннифер.       Лютику почему-то казалось, что после рождения Кая, Йеннифер тоже стало легче. Она достаточно времени проводила с Каем и, наверное, ее материнский инстинкт, который во многом ей мешал ранее, заставляя тосковать, успокаивался.       — Он какой-то не очень довольный, — Геральт удобнее перехватил его в своих руках, но более довольным тот не стал.       — Может хочет спать… или есть, — пожал плечами Лютик. Кай все еще держался за палец Йеннифер, пока та с умилением за этим следила. Лютик про себя удивился тому, как одно тело в шестьдесят сантиметров умудрилось так сильно их осчастливить. Это тело, которое Лютику положили на грудь после выматывающих двухдневных родов и внезапно вся пережитая боль показалась совсем неважной. И Лютик испытал такое счастье, которого, казалось, не смог познать в любой другой момент.       — Хорошая ж у него жизнь, — качнул головой Геральт. — Есть, спать, и в периодах тебя обнимают и играются.       — Я так жил всю беременность и чуть не сдох от скуки, — брякнул Лютик.       Кай внезапно скривился, и Геральт едва не испугался, когда тот издал недовольный звук.       — Так-так, все, иди к папе.       Лютик улыбнулся, беря Кая на руки, и тот почти сразу же успокоился, завозившись в его руках.       — Значит хочет есть, — кивнул Лютик.       — Ладно, тогда не будем мешать, да и время позднее… Ламберт? — Йеннифер посмотрела через плечо Лютика. Ламберт вскинул голову, оторвавшись от кроватки. Ему показалось, что она скрипит, когда ее качаешь, поэтому последние пять минут он старательно изучал механизм. Все было в порядке.— Можно тебя?       — А?.. Ладно. Сейчас.       Он снова качнул кроватку, та не издала ни единого звука. Он довольно кивнул.       Ламберт пошел к выходу, перед этим чмокнув Лютика в лоб, а после, согнувшись, и недовольного Кая, который только зафыркал и попытался уткнуться лицом в грудь.       Ламберт улыбнулся.       — Ей-Богу, он ест как я.       Лютик закатил глаза и цыкнул, развязывая завязки на сорочке. С появлением ребенка ему пришлось и полностью обновить гардероб, потому что в прошлых кормить ребенка было невозможно. Теперь он предпочитал или простые рубашки, чтобы их было удобно расстегнуть, или сорочки с вырезом и завязками как можно больше, которую можно было бы снять с плеча.       Ламберт вышел в коридор, зевнув. Геральт что-то сказал Йеннифер и пошел вперед. Йеннифер тоже зевнула.       — Мне кажется, что у нас теперь у всех режим, как у Кая, — сказала она.       — А у вас почему? Вы можете тут хоть бухать в другой части замка.       — Ты был главным основателем алкогольных мероприятий, — пожала она плечами.       — Ты что-то хотела?       — Просто спросить, все ли у вас в порядке… не знаю, ты дерганым днем был. Не припомню, чтобы ты пропускал прогулки с Каем.       — Небольшая ссора, так, мелочи, забылось уже давно.       — И из-за чего? — она вскинула брови, лениво идя по коридору, чтобы немного сбавить сонливость. Кое-как, с подбитых окон, тянуло прохладным ночным весенним ветром.       — Это... личное.       — А если я могу помочь?       — Знаешь, твоя проблема в том, что ты всем и во всем можешь помочь. Прямо таки Богиня.       — Я надеялась, что отцовство выбьет из тебя язвительность, — фыркнула она.       — Выбьет, но не сразу. Я отец всего два месяца. А так… Ну… Мне кажется, этот вопрос у всех пар появляется после рождения ребенка.       — Секс?       — Да.       Йеннифер внезапно остановилась и, сложив руки на груди, внимательно на него посмотрела.       — У тебя пропало жела…       — Так пропало, что скоро я выебу чучело у нас на поле, да.       — А что же тогда не так?       — Комплексы. Его комплексы, что, видимо, я увижу его без одежды и у меня отвалится член и убежит. Считает, что моя психика так хрупка, что тело после родов способно привести меня в ужас. Да. Я, человек, который восхищался им все это время, и он считает, что этот человек будет противиться его.       Йеннифер рассмеялась.       — Он очень молод, ему важно всегда быть красивым и худым.       — Он красивый и с хорошей фигурой. А худоба далеко не всегда красиво.       — Скажи это ему.       — Говорил… Йеннифер, как женщина, что мне делать? Что сказать?       — Ох, ты, как альфа, должен знать, что нам вовсе не нужны слова.       — А что еще? Стоящий член? Я уже демонстрировал!       Йеннифер рассмеялась, откинув голову назад.       — Просто начни, и он все поймет.       — Я уже начинал…       — Значит, начни более настойчиво.       — Это же уже насилие!       Йеннифер посмотрела на него со снисходительной улыбкой.       — Мне так нравится смотреть за тем, как стремительно ты менялся. Я помню, как ты хвастался, что поимел какую-то девушку, и это было очень сомнительным согласием.       Ламберт промычал что-то под нос и посмотрел на пол.       — Мне стыдно… Только Лютику не говори.       — А теперь вот, ты считаешь, что быть настырным со своим законным мужем это уже насилие. Мило.       Ламберт фыркнул и посмотрел на кольцо на безымянном пальце. Да, определенно, раньше бы он спокойно был бы более настырным, прижимал бы его к кровати, трогал за все, что попадется, пока Лютик бы сам его не заумолял. Но… сейчас все по-другому. Да и Ламберт не мог представить, чтобы сейчас быть грубым.       Тело Лютика ему сейчас казалось каким-то неприкосновенным бриллиантом, с которым надо быть таким нежным, как это возможно.       — Послушай, я не говорю насиловать. Ты прекрасно поймешь, когда он не захочет, просто… Ты помнишь историю с Трисс? С ее шрамами?       Он медленно кивнул.       — Представляю, как ей тяжело было… Если Лютику из-за такой мелочи тяжело, то ей…       — Да. Она считала, что теперь никакого секса, или только в одежде, ведь она не могла использовать на себе иллюзии из-за аллергии к магии. Однако…       — Койон с ней как-то спал… — продолжил он. — Я спрашивал совета у Койона, он мне ничего не сказал толкового!       — Но он и не делал ничего толкового, он просто был с ней, боготворил ее в этот момент, и ей стало совсем все равно, что значит ее страх перед взглядом мужчины, который боготворит ее? Она пыталась прикрыть свою грудь, а он не отрывался от нее. Вот и все.       Лицо Ламберта вытянулось в резком понимании и он приоткрыл рот, медленно кивнув. Теперь он понял.       — Удачи, папаша, — подмигнула ему Йеннифер, быстрым шагом уходя.       Ламберт еще постоял в коридоре с минуту, а потом развернулся и пошел в комнату.       Он улыбнулся Лютику, и закрыл за собой дверь. Присел рядом с ним, обнял за плечо и чмокнул за ухом. Прижался к его виску и посмотрел на Кая.       — Всегда удивлялся с того, как долго он кушает…       — А ты думал это легкий и быстрый процесс? Чем больше грудь, тем больше молока, тем легче ребенку. А тут, как видишь… ни того, ни другого, вот он пока наестся и уходит много времени, — он пожал плечами, прижавшись теснее к Ламберту.       — Тебе не больно?       — Нет. Только иногда, но быстро привыкаешь.       Ламберт улыбнулся, легонько погладив кончиками пальцев по макушке.       — Это у него зубов пока нет…       — Намучаемся, — кивнул Лютик. — Сначала мы вдвоем, пока они у него резаться будут, потом я, если он начнет кусаться. Хотя резаться начнут к месяцу шестому… Я сомневаюсь, что буду кормить его после года…       — Ну главное, чтобы сейчас было чем, а дальше, думаю, сможем адаптировать для него всякие каши и молоко… — он поцеловал Лютика в шею, и тот довольно мурлыкнул.       Потом он испуганно вздрогнул, когда Кай закашлялся.       Он отстранился от него и взволнованно посмотрел на него. Кай поджал губы и недовольно сощурился, издав вполне ясный звук недовольства.       — А ты говоришь, что ему трудно молоко добывать. Он аж подавился бедный.       Кай сморщил нос и моргнул. Снова прижался к груди, через мгновение отстранился.       — Это он не может решить, хватит ли ему?       — Возможно, он возмущен этим ужасным биологически процессом, — рассмеялся Лютик, вытирая губы и подбородок от молока.       — Ну-ну, хватит морщиться, — Ламберт улыбнулся, погладив того по макушке. Тот только недовольно закряхтел.       — Нет, характер у него будет твой, судя по всему, — хмыкнул Лютик. А потом обратился к Каю: — Спать хочешь? Идем спать?       Тот заерзал в его руках.       — Молока напился, еще возмущаться умудряется, — цыкнул Ламберт. — Для ведьмака ты слишком вредный, молодой человек.       Лютик рассмеялся, а потом медленно встал, подходя к кроватке. Уложив, он принялся аккуратно укачивать ее, напевая колыбельную. Ламберт встал и заглянул через плечо, глядя, как лицо у Кая постепенно расслаблялось под пением и укачиванием в кроватке.       Ламберт погладил Лютика по талии и снова поцеловал в шею, прижавшись к ней носом, потеревшись и шумно выдохнув. От Лютика стольким сразу пахло, что, порой, Ламберт даже не понимал, чего испытывал больше.       От него пахло и молоком, и их ребенком.       А еще пахло его природным запахом, пахло юностью, пахло силой и лаской.       Ламберт приоткрыл глаза, смотря на засыпающего Кая. Он протянул руку к нему и улыбнулся, когда в полусне Кай схватился за его палец, вдохнув.       — До сих пор периодически не верю, что это все правда… Еще шесть лет назад я был обычным обиженным жизнью ведьмаком. Ни во что не верил, никого не любил. Завидовал иногда простым людям, бежал от желания с кем-то быть, считал себя недостойным... а мысли перед сном о человеке, с которым я буду рядом жить, казались мне мечтой, которая никогда не исполнится… — протянул как в трансе Ламберт, когда Лютик перестал петь колыбельную. — А потом... Я просто встречаюсь с тобой, и моя жизнь переворачивается с ног на голову. И ты просто… исполняешь все, что для меня было невозможной мечтой.       — Ламберт, — Лютик выдохнул и посмотрел ему в глаза. — Это не я исполняю. Это мы исполняем. Нашу мечту. Твои мечты наши общие. И ты делаешь абсолютной такой же вклад, как и я.       — Знаешь ли, у тебя есть очень весомый перевес. Я бы не смог вот забеременеть.       — Не смог бы. А я бы не смог найти такого же хорошего отца и мужа, как ты, — фыркнул он.       — Все равно… Ведь совсем недавно — что для меня пять лет? — эти мысли казались сказкой.       — Ламберт… Ты не сделал ничего невозможного. Просто ты смотрел на себя и видел только плохое. И считал, что и другие видят только плохое.       — Неправда, я считал, что со мной очень интересно поговорить…       — Потому что Геральт и Эскель всегда говорили тебе, что каждая встреча с тобой, как с давним другом, с которым можно поговорить ни о чем и обо всем. Это единственное хорошее, что ты слышал о себе, и ты видел в себе только дружка. И не думал о том, что любой человек может быть и близким другим, и мужем, и отцом, и братом. И ты тоже. Не думай, что происходящее невозможно. Происходит то, что ты заслужил, — Лютик улыбнулся и переплел их пальцы, чмокнув в линию челюсти.       Кай засопел в кроватке, и Ламберт посмотрел на него, улыбаясь. Ребенок. У него есть ребенок, ребенок от любимого всем сердцем омеги.       Плод их любви.       Он перевел взгляд, полный обожания и благодарности, на Лютика.       — Все равно, Лютик. Каким ты меня взял? Побитым, озлобленным и обиженным. До тебя я два года думал о самоубийстве. Нет, не хотел его совершать, но для меня эта мысль была сродни той, что для тебя желание поехать на море. Отпуск. Когда все станет хорошо. Сколько заскоков у меня было? Криков, ссор? Сколько раз я замыкался в себе и становился холоднее, потому что считал себя слишком навязчивым и недостойным? А ты... ты же был рядом. Не знаю, почему…       — Потому что я люблю тебя, — Лютик сжал его руку в своей сильнее. — Я тебя ждал, всегда хотел и любил. Еще даже когда не знал — любил. Это сложнее слов, Ламберт. Ты был моим всем. И я… я тоже рад, так чертовски рад, что я стою здесь, что этот ребенок от тебя. Мне никто не был нужен тогда, никто не нужен сейчас и никто не будет нужен потом. Каким бы ты ни был, ты всегда оставался для меня любимым.       — Знаешь… Я знаю, почему ты сейчас влился в роль папы как влитой.       — Почему же?       — Потому что ты и со мной носился, как с ребенком. Иди сюда, — он сильнее притянул его к себе и поцеловал.       Лютик издал довольный звук в поцелуй и обнял за шею, прижался еще теснее, обнял крепко, а потом внезапно запрыгнул к нему на талию. Ламберт выдохнул и подхватил его под бедра. Так Лютик делал постоянно, когда ощущал острую потребность полного телесного контакта. В такие моменты ему Ламберта хотелось сожрать от переполняющей его щемящей нежности.       Ламберт двинулся вперед, присев на кровать, поглаживая Лютика по бедрам, пока тот продолжал его целовать.       — Давай займемся любовью, — прохрипел в его рот Ламберт, погладив по голой пояснице.       Лютик замер и чуть отдалился.       — Я же говорил…       — Говорил. Но ты хочешь меня, а я хочу тебя. И я не хочу ждать, пока ты не перестанешь кормить ребенка. Я тоже хочу получить свой кусочек.       Лютик медленно моргнул.       — Я не понимаю, почему ты меня хочешь. Я потолстел и от меня воняет моло…       — Ты не потолстел, а немного поправился, и теперь у тебя более мягкие бочки и бедра. Ты не воняешь, ты пахнешь молоком. И меня это совсем не отталкивает.       — И…       — И тебя под рубашкой я уже видел. Я сидел и смотрел, пока ты его кормил. Я все видел. И я хочу.       — Я…       — Тс. Давай попробуем? Просто закрой глаза, я все сделаю сам.       — Мне страшно, что ты перехочешь в процессе. Или будешь делать это через силу.       — Этого не будет.       — А вдруг…       — Нет, не вдруг. Я знаю твое тело, и я знаю свое тело. И оно, блять, так изголодалось по тебе. Я хочу тебя, Лютик, блять, я никогда так не хотел, даже когда ты был тростиночкой с круглой задницей и плоским животом.       — Почему это? — всполошился Лютик.       — Потому что я мог получить всегда и в любой момент, а сейчас мне надо за тобой таскаться и умолять, и не знать, получу я чего-то или нет. Я хочу тебя, Лютик, хочу тебя вылизать всего, искусать и, сжав твои бедра, войти в тебя, — хрипел он в его рот, периодически кусая за губы и проходя языком. Лютик на его коленях, казалось, возбуждался сильнее с каждым словом, едва дрожать не начинал.       — Ламберт… Я… я не знаю. А вдруг… вдруг у меня там ведро?!       Ламберт медленно отдалился от него и моргнул.       — Лютик, будь у тебя ведро, то твои кишки и матка давно бы были вне те…       — Фу, замолчи!       — Так и ты замолчи, бред какой-то несешь, — насупился Ламберт. — Природа давно позаботилась обо всем. Иногда даже омеги становились там теснее. Надо обязательно это попробовать и узнать. М?       — Я не знаю, Ламберт… — Лютик говорил неуверенно, и Ламберт понимал, что он хотел, он в самом деле хотел, но боялся. Боялся, что Ламберт его не захочет, оттолкнет.       Ламберт тяжело выдохнул и, взяв за талию, потянул на кровать.       — Ложись, детка. И послушай меня: ты самый прекрасный омега, которого я знал. Я боготворю тебя и твое тело, и я не понимаю, зачем говорю то, о чем знает каждый.       Он мягко поддел край сорочки, и Лютик вздрогнул. Ламберт склонился над ним, поглаживая бока и выцеловывая живот, проводя широко языком. Он чмокнул под пупком и поднял взгляд, сказав:       — Лютик, тебе же не отвращают мои шрамы?       — Что? Нет конечно!       — Ну вот. Это тоже шрамы, но иного рода. Ты совершил невероятный для меня поступок, — улыбнулся ему Ламберт, проведя пальцами по белым линиям над полоской штанов.       — Обычный… Все рожают…       — Но ты не все. Ты забеременел от меня, ты смог выносить этого ребенка, хотя беременность была тяжелой, а роды длинными и тоже тяжелыми. Для меня ты совершил героический поступок. И эти следы для меня, для нас, мелочи, — он погладил его по боку, снова спустился ниже, поцеловал и стал медленно поднимать сорочку вверх.       Лютик вздрогнул и взял его за запястья, когда оголились ребра.       — Ламберт…       — Лютик, я видел уже все там. Я сидел рядом, смотрел, как ты кормишь Кая, и ничего меня не отвращало. Мне нравится. Правда. Очень нравится. Если на растяжки мне все равно в сексуальном плане, то это мне нравится, понимаешь?       — Да, но…       Лютик замялся. Ламберт выдохнул и оперся на выпрямленные руки, внимательно смотря в глаза.       — Что такое?       — Я тебя в прошлый раз оттолкнул, потому что… потому что…       — Да?..       — При возбуждении, оказывается, может… Ладно, нет, не важ...       — Я понял. Меня это тоже не смущает. Иди сюда, — он взял его за подбородок и поцеловал. Погладил по груди, и Лютик издал сдавленный стон в поцелуй, а у Ламберта мурашки прошлись по плечам от понимания, насколько он был чувствительный сейчас. Он и во время беременности был чувствительным в особо интересных местах, но сейчас, казалось, оно обострилось еще больше.       — Сними... потом?.. Ладно? Не сейчас.       — Хорошо, я понял. А сейчас просто закрой глаза.       Лютик кивнул и уткнулся лбом в его шею, судорожно вдыхая.       Ламберт вылизывал его губы, линию челюсти, искусал ухо и спустился ниже. Вылизал шею, снова опустился к животу и нетерпеливо принялся развязывать завязки.       — Если что, то я бритву не держал последние недели три, — буркнул Лютик.       — Как же мне похуй на это, Лютик, ты бы знал, — рыкнул Ламберт, сорвав штаны, и белье, Лютик невольно сжался, но Ламберт быстро сжал его колени и развел ноги в стороны. — У нас как будто первый раз…       — Я в первый раз и то увереннее себя чувствовал, — шмыгнул Лютик, стараясь смотреть в потолок и думать о Туссенте. Он хотел Ламберта, да, но напряжение не давало расслабиться.       Ламберт поцеловал его во внутреннюю сторону бедра, погладил коленку и, вскинув его за бедра, зарылся лицом меж ягодиц. Лютик неожиданно даже для самого себя откровенно застонал и шире раздвинул ноги, принимая как можно более открытую позу. Ламберт толкнулся языком, и Лютик думать совсем перестал. Какие, нахуй, комплексы?       Он уже и забыл о том, какой великолепный у Ламберта язык, как невероятно он его ласкает, гладит по бедрам. Он откинул голову назад, погладив Ламберта по волосам, сбито дыша. Боже, как же хорошо это было! Все это время ему даже было не до самоудовлетворения, так что сейчас, ощутив ласки впервые за долгие месяцы, у него задрожали ноги.       И сильные его руки на своих бедрах, ласковые касания и поглаживания. Лютик хотел его, и он сходил с ума после, казалось, всего одной минуты. Теперь он понял, как на самом деле сильно этого хотел.       Ламберт отстранился от него, и Лютик захныкал.       — Тс, детка, я хочу, чтоб ты кончил на моем члене.       — Я кончу сразу же, как ты вставишь, — предупредил его Лютик уперевшись пяткой в его бедро. — Отлично, а я продолжу, — он вытер от смазки подбородок и оценивающего его оглядел. У него у самого член в штанах, казалось, собирался вот-вот взорваться. Меж ягодиц Лютик был восхитительно влажный, а сейчас он лежал перед ним, наконец готовый и хотящий, и Ламберт мог его трогать, мог ласкать. Хотелось делать это всю ночь. Заставлять его стонать, выгибаться в спине и ловить новые долгие оргазмы, заставляющие его ноги дрожать. — Ты на вкус немного изменился.       Лютик посмотрел на него мутным взглядом.       — Теперь чуть больше кислит, — усмехнулся Ламберт, погладив его по коленкам. — Мне нравится, — кивнул он, вспомнив, что если сейчас не высказать Лютику свой вердикт, то он всю ночь будет думать, не противно ли теперь ему. — А теперь, — Ламберт прикусил кожу над пупком и, взяв за края сорочки, медленно потянул ее вверх.       Лютик все это время был расслабленным под ним, готовеньким и хотящим, но стоило Ламберту потянуть за сорочку, как тот сразу же одеревенел. Он раздраженно выдохнул. Ладно, разогреет его в процессе.       — Я будто в самом деле тут девственника растлеваю, — покачал головой Ламберт и откинул сорочку на другую сторону кровати. Он посмотрел Лютику в глаза и тот спешно прикрылся, глупо улыбнувшись. — Ну и зачем? — он покачал головой и, перенеся вес на колени, взял его за запястье и отстранил его руки. Они у него будто были из камня сделаны, напряжены до предела. Ламберт заломил их над головой и сначала посмотрел в будто бы перепуганные глаза Лютика, а потом спустился ниже. И самым смешным было то, что абсолютно, блять, не было никаких изменений.       Ничего, что стоило прикрывать. Ореолы разве что стали чуть больше, и сами соски были непривычно яркими. Привычно плоская грудь была чуть более объемной, будто бы Лютик старательно качал только эту часть тела.       Посмотрев в глаза, он сказал:       — Обычно у омег послеродовая депрессия, а у тебя послеродовая паранойя.       И он склонился ниже, взяв в рот сосок, обхватывая губами и посасывая. Лютик издал пронзительный скулеж-стон, и Ламберт замер.       — Больно?..       — Нет, пожалуйста, продолжай…       Ламберт усмехнулся. И стоило так выпендриваться. Он опустил одну его руку, погладил его грудь, и сжал другой сосок меж пальцев, потирая. Лютик вздрогнул всем телом и проскулил от удовольствия.       — Нет, не так сильно… Может…       Ламберт ласково прикусил сосок, и Лютик взвизгнул и тут же зажал свой рот рукой. На секунду они оба замерли, прислушиваясь к звукам, но Кай продолжал сопеть. И ничего, абсолютно точно ничего его не волновало.       — Думаю, нам не стоит волноваться, — сказал Ламберт, опираясь на руку, посмотрев в сторону кроватки. — Когда он спит после того, как наелся, его можно разбудить разве что ревом грифона.       Лютик хихикнул, а потом вздрогнул от удовольствия, когда Ламберт снова погладил его по груди.       — Смотри, одни ж плюсы от этого, м? — подмигнул ему Ламберт, продолжая нежно оглаживать, стараясь быть как можно более аккуратным. — Тебе намного приятнее сейчас от ласк, чем обычно. А мы, между прочим, два месяца потеряли.       Лютик совсем раскраснелся, от смущения даже не зная, как сказать, прежде чем Ламберт снова опустил голову вниз, Лютик прошептал:       — Не надо сжимать сильно… Так же Кай делает, и ты... ты понимаешь.       Ламберт облизнулся и посмотрел ему в глаза. Он аккуратно сжал сосок меж пальцев, потирая, и Лютик шумно выдохнул, закусив губу и зажав бедра Ламберта меж коленей.       — А если я хочу попробовать?       — Чего? — моргнул пораженно Лютик, обомлев на миг. — В… в смысле?       — В прямом. Что такого? В детстве я таким же занимался.       — Но… Это... это странно.       — И очень сексуально. Лютик, мы чего только в постели не перепробовали. Помнишь, мы даже занимались сексом в домике, где на тебя заглядывался тот двадцатилетний парнишка? И мы знали, что он подглядывал. И как нереально ты от этого возбуждался, зная, что тебя видят, — Ламберт закусил губу, продолжая гладить его. — А как ты предложил мне фистинг? В тебе был, блять, мой кулак, и что-то ты не говорил, что это странно, В конце концов, я тебе напомню, как ты раскрутил меня попробовать снизу. И ничего, выжил… хотя это не самый блестящий для меня опыт.       — Зато как ты стонал, — мечтательно закатил глаза Лютик. — Если… если хочешь. Только аккуратнее, в тебе же силы побольше, чем в Кае. И не кусай.       — Только очень нежно, — пообещал довольно Ламберт и поцеловал его в шею.       — Аккуратнее… Пожалуйста.       — Мне не надо повторять дважды, — мурлыкнул Ламберт и довольно выдохнул.       Блять, может, ему самому было немного неловко за все те разы, когда ему едва стояк не приходилось прикрывать, когда он был при кормлении, но все-таки... Все-таки они в самом деле пробовали очень много чего, почему он сейчас должен воздерживаться от продолжения их практик только от того, что у них ребенок появился?       Он довольно причмокнул и накрыл губами сосок, плотно сжимая губами, сначала посасывая аккуратно.       Лютик шумно выдохнул и сжал губы, откинув голову назад, тяжело дыша. Он погладил Ламберта по голове, шумно дыша, а потом поджал пальцы на ногах и тихо простонал.       Лютик закрыл глаза, тяжело выдохнув. Когда Ламберт отстранился от его, облизнувшись, Лютик стыдливо отвел взгляд.       — Я пониманию, почему Кай так много жрет. Оно охуенно вкусное!       — Ламберт…       — Нет, серьезно. Оно жирнее и слаще, чем обычное.       — Да хватит, мне неловко!       Ламберт рыкнул и припал к его губам. Кратко поцеловал, лизнул подбородок и снова опустил голову вниз.       Лютик издал недовольное хныканье. Он хотел его, его член или пальцы, а Ламберт будто и забыл, для чего он тут!       Однако, зарычав, он приспустил с себя штаны и, пристроившись меж его бедер, помогая себе рукой, толкнулся. Лютик задохнулся и, зажмурившись, изогнулся в спине, сжав в руках покрывало. Ламберт снова припал к его груди, обнимая за поясницу и делая первые плавные толчки.       Лютик и вправду кончил после нескольких медленных движений. Ламберт застыл, давая ему буквально несколько секунд, чтобы передохнуть и определиться, сможет ли он продолжить. Раньше с этим не было проблем, но Ламберт боялся, что он и там слишком чувствительный, так что продолжить сразу же после оргазма было бы нереально.       — Можно? — прохрипел Ламберт в его шею.       — Да. Только медленно… Боже, мне казалось я сознание потерял на миг, — пролепетал он, тяжело дыша. В ушах едва не гудело. Как, блять, хорошо это было.       Ламберт довольно улыбнулся и медленно начал толкаться. Сначала и он выпал из реальности, судорожно выдохнув и откинув голову назад. В Лютике было узко и так охуенно мокро. Мышцы у входа так тесно сжимали его член, что от каждого толчка у Ламберта мурашки шли по коже.       Нет, было что-то особенно-обворожительное в сексе после такой паузы.       Бедра Лютика дрожали, и сам он нервно хватался то за простынь, то за Ламберта.       Ведьмак посмотрел на него мутным взглядом и погладил ладонью по груди, задевая сосок. Лютик вздрагивал на каждое случайное или не очень касание, и это заводило Ламберта еще сильнее. Понимание, насколько он сейчас был чувствительным, и любые, даже самые простые ласки, могли довести того до экстаза.       Более-менее придя в себя от воспоминаний этой девственной узости, Ламберт снова склонился над ним, вобрав в рот сосок. Сначала он лишь накрыл языком, потом обхватил губами, посасывая, и потом приложил чуть больше усилий. Лютик вздрогнул и сжался.       Молоко было теплым, а Ламберт ощущал себя последним извращением. Почему-то даже когда Лютик забрался на него сверху и отодрал купленным фаллоиммитатором, даже тогда ему не было так неловко и странно, как сейчас. Но как же зато его это заводило. Он даже не знал, почему!       Понятия не имел, почему ему трудно присутствовать при кормлении, почему сейчас так нравилось плавно в нем толкаться и, накрывая губами сосок, жадно делать первый глоток.       Может, это из-за реакции Лютика. Как он тут же сжимался вокруг него, делаясь таким узким, что у Ламберта перед глазами едва темнеть не начинало, как вздрагивал, цепляясь за его волосы, как стоны становились почти жалобным.       — Ламберт… Не увлекайся… — с придыханием попросил его Лютик.       Ламберт без желания отстранился от груди, предварительно лизнув сосок. Он посмотрел на Лютика, вскинув бровь, свободный рукой ласково массируя.              — Жалко для любимого мужа? — хрипло усмехнулся он.       — Нет… Но Кай просыпается... ах, блять, — Лютик откинул голову назад, вцепившись в кованное изголовье, выгибаясь в спине. — Ночью и… хочет есть… А я тебе… не корова…       — Понял, — кивнул Ламберт, опомнившись, что молока у того по умолчанию много быть не могло. Он погладил его по груди, продолжая толкаться, и снова лизнув чуть припухшие соски, поднялся вверх, выцеловывая шею, и, найдя его губы, жадно поцеловал. — Значит, продолжу в следующий раз…       — Боже милостивый, — на стоне выдохнул Лютик и, с трудом отцепившись от изголовья, вцепился в плечи Ламберта, — ты в детстве не насосался, что ли?       Ламберт хрипло рассмеялся и, прежде чем ответить, поцеловал его. Лютик застонал в его рот, когда Ламберт толкнулся до основания, и сделал пару ритмичных толчков.       — Явно не столько, сколько ест Кай… Гляди, ревновать начну…       — Знаешь… я даже… принимаю… эту возможность, — запыхано пролепетал Лютик, закатывая глаза от удовольствия.       Внезапно Ламберт замер и опустил взгляд, глядя на свой член, наполовину в Лютике. Лютик моргнул и посмотрел на Ламберта, вскинув бровь, потом тоже посмотрел вниз, но ничего интересного он там не нашел.       — Ламберт, давай же, продолжая… — прохныкал он, вскинув бедра.       — Слушай… А мне... мне надо моего способного дружка вытаскивать или обойдется?..       Лютик медленно моргнул и уставился на Ламберта.       Он даже не знал, забеременел он во время течки или после, так что возможность снова забеременеть была одинаково, блять, высока. Противозачаточных у них не было в силу того, что они и надеялись уже на ребенка.       — На живот кончи лучше… От греха подальше… Я пока не готов второго вынашивать.       Ламберт рассмеялся и снова толкнулся, целуя, довольно простонав в поцелуй, когда Лютик взял его руку и уложил на свою грудь.       Он поцеловал его глубже и потер сосок меж пальцев. Лютик захныкал в его рот от удовольствия.       Ламберт вошел до основания и принялся толкаться кратко и быстро, доводя их обоих. Нетерпимо хотелось кончить, как обычно, внутрь. Чувствовать во время оргазма, как ритмично сжимается вокруг него Лютик, но рисковать не хотелось. Не в момент, когда у них последствие спало рядом в колыбельке. Но какое же долгожданное последствие!       Но второе такое же сейчас было бы не к месту.       Ламберт зарычал, напрягаясь всем телом от того, как медленно подступал оргазм. Лютик приоткрыл рот в беззвучном стоне и нахмурился от удовольствия. Он вцепился в простынь, сжимаясь вокруг него, и Ламберт всеми силами старался довести сначала Лютика.       Он склонился к нему, нежно прикусил за сосок и Лютик, подавив вскрик в его плече за укусом, кончил, плотно прижавшись и скрестив лодыжки за его бедрами. Ламберт медленно вышел из него. Тонкая ладонь обхватила его быстрее, и Ламберта перетряхнуло от контраста температур. Лютик, еще толком не отошедший, нажал на головку, после принялся двигать рукой.       Ламберт поцеловал его в метку и утробно застонал, кончая на белый живот, запачкав и бедра.       Судорожно выдохнув, он уткнулся лбом в его плечо, повременил так немного, после с трудом улегся на бок рядом с Лютиком, поцеловав в белое плечо.       — Надо же. Никто не умер, — сказал он с легкой отдышкой.       Лютик широко улыбнулся и посмотрел ему в глаза.       — Тебе… правда понравилось?       Ламберт вскинул брови и подпер щеку кулаком.       — Нет, я по приколу оторвался от твоей груди только тогда, когда ты попросил. Да.       Лютик смущённо улыбнулся. Ламберт, тяжело выдохнув, погладил его по щеке.       — Лютик, вспомни, пожалуйста, что наша сексуальная жизнь пестрила каким только можно разнообразием. Я тебя лишил девственности, я тебя и опорочил, — рассмеялся он и чмокнул в лоб.       — Да, но… Одно дело связывания всякие и фистинг, а это…       — Это такой же фетиш, как и любой другой. Или тебе не понравилось?       — Не знаю. Понравилось… — пожал он плечами.       — Как мне нравится, что после секса ты лежишь и краснеешь от таких разговорчиков.       — Я просто… Не думал, что тебя это в самом деле… будет привлекать… в таком плане.       — Ты можешь хоть костюм шута горохового надеть, меня все равно это будет привлекать, — хмыкнул он и поцеловал. Лютик выдохнул в поцелуй и улыбнулся. Ламберт прошептал в его губы: — Хочу предупредить, что эта ночь будет долгой, Лютик. Готовься.       — Всегда готов, — усмехнулся он.       Ночь и вправду была долгой. Ламберт ласкал его, целовал, шептал о том, как любит, а потом медленно входил, и оба снова и снова вздрагивали от наслаждения, как в первый раз.       Ламберт искренне кайфовал с того, что наконец смог обнять его во время секса, войти до основания и попробовать все те позы, о которых следовало забыть по мере того, как рос живот. К какому-то моменту единственное, что им оставалось — это сбоку, чтобы и член неглубоко входил, и Лютику было удобно.       А сейчас… Ох, сейчас Лютика снова можно было брать как им двоим только в голову взбредет, крутить его в руках, а Лютик так красиво выгибался, привычно ластился, был пластичным и гибким, манил своим телом и изгибами.       Лютик забрался на него сверху, убрав волосы с лица, и подмигнул Ламберту, погладив себя по бедру.       Ламберт закусил губу и подался вперед, укусив за плечо. Сколько уже прошло? Никто из них не считал, время, казалось, исчезло…       А потом Кай захныкал, и они поняли — сейчас половина четвертого утра.       Кай был как часы.       — Он в самом деле много ест, — кивнул Лютик запыхано. Они оба были горячими и возбужденными.       — Не вставай и вытрись, я сейчас принесу.       Лютик кивнул и перекинул ноги, слазя с его бедер. Посмотрел на гордо стоящий член и сглотнул.       — Ей-Богу, ему и года нет, а мы его уже опорочили, — фыркнул Ламберт.       — Ничего мы не опорочили, он даже ничего не понимает и не воспринимает, — хмыкнул Лютик. вытирая бедра и живот. — Ему ж не пять лет.       — Ну да, вот когда будет пять лет, начнем с тобой, Лютик, шепотом и под одеялком, — хихикнул Ламберт, беря хныкающего Кая на руки, сразу же укачивая. — Тссс, солнышко, сейчас покушаешь, не надо так нервничать.       Лютик рассмеялся, подтянувшись к подушкам и укрывшись немного одеялом. Почему-то после того, как Ламберт ушел, Лютик ощутил, что в комнате не шибко-то и тепло было для столь разгоряченного тела.       Лютик с секунду понаблюдал круглую голую задницу Ламберта, а потом поднял взгляд, когда Ламберт развернулся к нему.       — Точно есть хочет, пеленки сухие.       — Давай сюда, — Лютик протянул руки и Ламберт, подойдя и присев на край кровати, аккуратно передал тому на руки. Лютик даже не успел его толком удобнее перехватить на руках, как Кай стал тыкаться лицом в грудь, к запаху молока. — Надеюсь я ему оставил. — буркнул обеспокоенно Ламберт.       — Если нет, то нервная ночь нам обеспечена, — выдохнул тяжело Лютик, смотря, как Кай припал к его груди, сжимая руки в кулачки и жмурясь. Он странно дернулся, будто недовольно, и Лютик испугался, что Ламберт в самом деле… увлекся своим этим фетишом, но потом Кай смачно чмокнул и весь расслабился на его руках, закрыв глаза. — Отбой тревоги, — хихикнул Лютик.       Ламберт улыбнулся и поерзал, пытаясь успокоиться хотя бы на десяток минут, пока Кай ест.       — Опять тебе не сидится? — покачал головой Лютик, посмотрев Ламберту в глаза.       — Слушай, мне не сиделось, когда у меня не стоял, а сейчас как бы… — Ламберт посмотрел на свой член, — он в режиме готовности последние минут пять. Мы очень нервничаем.       Лютик рассмеялся и потянулся к нему, целуя. Ламберт подсел к нему ближе, отвечая на поцелуй, пытаясь делать все аккуратно, чтоб не помешать Каю, а то тот и в спокойном состоянии молоком давился.       — Ляг на бок, — попросил Ламберт.       Лютик усмехнулся.       — Ты же только что заявлял, что мы совращаем Кая?       — Тогда заявлял я, а сейчас я думаю своим членом. Давай, я буду аккуратно… знаешь, как я в этой позе приловчился за те три месяца?       Лютик рассмеялся, а потом закусил губу, когда Ламберт поцеловал его в шею. Он взял того за талию, помогая перевернуться. Кай заерзал, оторвался от груди, но когда его уложили на кровать, снова припал губами к груди, закрывая глаза.       Ламберт потерся членом меж ягодиц и закусил губу, тяжело дыша. Лютик посмотрел через плечо и Ламберт тут же его поцеловал, пристраиваясь сзади и плавно толкаясь. Лютик тихо застонал в его рот, пытаясь удерживать позу и Кая так, чтобы ему было удобно есть.       Лютик тихо застонал, когда Ламберт начал плавно толкаться, поглаживая по бедру.       — Тссс, детка, перепугаешь Кая такими звуками. Он может подумать, что ты плачешь, — прохрипел ему на ухо Ламберт. — Помнишь, как ты укачивал его на руках и заплакал от умиления?.. И потом он тоже заплакал.       — Ты… о Боже, Ламберт, — он впился одной рукой в его бедро, — ты тоже плакал от умиления… Три раза… И один раз Кай тоже… заплакал… От этого.       Ламберт усмехнулся и прикусил мочку уха.       — Ну вот, а мы не хотим, чтоб он плакал сейчас.       Ламберт уткнулся лбом в его плечо, закусив губу, делая рваные глубокие движения, иногда почти выходя. Бедра у Лютика задрожали и тот так хорошо его сжимал. Оторвавшись от его плеча, Ламберт чуть пригнулся, поцеловав в уголок губ и заметил белую каплю. Хищно усмехнувшись, он перегнулся через его плечо, и взял в рот второй сосок. Лютик снова захныкал — откровенно и громко.       Кай отстранился от груди и недовольно сморщился. Оба они замерли. Лютик погладил его по макушке, прошептав:       — Тссс, все хорошо. Тссс.       Кай расслабился, но к груди не потянулся.       — Наелся, — высказал свой вердикт Ламберт и плавно вышел из Лютика. Он аккуратно взял Кая на руки, укачивая его, и уложил в кроватку, принявшись укачивать ее.       Яйца неприятно ныли, а когда он посмотрел на кровать, глядя на обнаженного Лютика, оглаживающего себя по бедру, недовольно зашипел и схватился за свой член, медленно проводя рукой вниз и вверх, укачивая кроватку.       — Интересные мы родители, — сделал вывод Ламберт, усмехаясь.       — Надо отрываться, пока не начался период закрытых дверей, шепота и одеяла.       — Зато что я с тобой сделаю, когда мы будем отдавать его на выходные к тете Йен или дедушке Весемиру…       — Хочу, чтобы ты это сделал со мной сейчас, — протянул Лютик, шире раздвинув ноги и чуть выгнувшись в спине.       Ламберт зарычал и посмотрел на Кая. Тот еще, конечно, не заснул. Ламберт медленно продолжал ласкать собственный член, массируя головку, и молясь, чтобы у него яйца не взорвались.       Он снова посмотрел на Лютика и похлопал себя по бедру. Лютик усмехнулся и плавно встал. А после сел перед ним на колени и взял его член в рот. Ламберт тихо застонал, ухватившись сильнее за кроватку, пытаясь качать ее аккуратно и ритмично, не сбиваясь на тот ритм, с которым его ласкал Лютик.       Кончил он чуть раньше, чем Кай заснул. Лютик сглотнул, выпрямился и стал напевать колыбельную, из-за чего Ламберт едва не расхохотался.       Но колыбельная на Кая действовала всегда без исключений, так что сразу же после одной он засопел.       Ламберт зарычал и, схватив Лютика на руки, отнес к кровати, уложив того на живот и, повыше, вздернув его бедра, зарылся лицом меж ягодиц. Лютик завел одну руку назад, зарываясь в его волосы.       Ночь была прекрасной, бесконечной, полная удовольствия и возбуждения. Они хотели друг друга, и брали снова и снова: вылизывали, кусали, целовали, гладили и ласкали.       И совсем, определенно точно, совсем его не волновали ни складочка на животе, ни растяжки, ни чуть более широкие бедра и, тем более, немного изменившаяся грудь, которой Ламберт уделял столько внимания.       Только уже утром, проснувшись — потные, лохматые и липкие — от крика Кая, они пожалели лишь на долю секунды о том, что не спали всю ночь.       Хотя и в этом проблемы не было. Пока Лютик кормил Кая и менял пеленки Ламберт помылся, а потом, когда Лютик пошел мыться и завтракать, Ламберт убрал кровать и развлекал Кая.       А потом, большую часть времени, они просто спали, лишь реагируя на хныканье Кая.       В итоге Ламберт подтащил кроватку ближе к их кровати и Лютик, валяясь на его груди, просто укачивал кроватку ногой, едва не во сне, сопя на груди Ламберта.       — Гениальное изобретение, — пробубнил он, выдыхая, продолжая укачивать кроватку. — Ноги накачаю…       — Когда устанешь — поменяемся… — так же сонно ответил Ламберт. — Тоже ноги накачаю…       — А тебе есть куда?       — Ну… узнаем…       — Мне кажется он недоволен тем, что мы не додаем ему внимания… Мы обычно с ним… — Лютик зевнул, — играемся и на руках носим, агукая и разговаривая с ним…       — Если я начну агукать, то сам засну…       Лютик тихо рассмеялся, мяукнув ему на ухо:       — Агу.       Ламберт усмехнулся, покачав головой.       Однако, то ли по чуду, то ли заподозрив что-то неладное, к часу дня пришел Геральт и предложил посидеть с ребенком.       — Вы какие-то уставшие и не появлялись… — сказал он, заглядывая в кроватку, глядя на Кая, который ощупывал яркую игрушку. — Ночь спать не давал?..       — Да… не давал спать… — протянул Лютик, удобнее ютясь на груди у Ламберта и, наконец, убирая ногу от кроватки, закинув ее на талию Ламберта. Он же не уточнил, кто именно ему спать не давал. — Спасибо, Геральт… Потом, когда есть захочет, — он снова зевнул, — принесешь. В два дня у него прогулка на улице, — сообщил он и так известные всем сведения.       — А в половину четвертого дневной сон, Лютик, я знаю.       — Да… Он после прогулки спит… — он зевнул, — как хомяк.              Лютик кивнул и зарылся носом в шею Ламберта, который, казалось, уже задрых.       Геральт взял Кая на руки, и тот довольно агукнул, радостный, что кто-то на него наконец обратил внимание.       Геральт глянул краем глаза на спавших без задних ног Лютика с Ламбертом, и сам ощутил какую-то неясную нежность.       Как-то он и подумать раньше не мог, что Лютик, свободный и яркий, когда-нибудь станет папой, а Ламберт — циник, разгильдяй и просто мудак — окажется таким на редкость хорошим отцом.       Это было странно: видеть семью, состоящую из ведьмака и его, пусть и не кровного, но сына. И ребенка. Маленького ведьмака на его руках с яркими желтыми глазами. С губами Ламберта и огромными глазами Лютика.       Покачав головой, он вышел из комнаты.       Семья. Он тоже был частью семьи, и это грело сердце.