День начался неимоверно паршиво. На него пала тень, глаза покраснели после вчерашнего срыва и жутко болела голова. Цзян Ваньинь давно уже не чувствовал себя настолько разбитым и опустошённым. Казалось, будто все силы из него просто высосали, не оставив ничего. Его не хватало даже на банальное и весьма привычное раздражение.
— Ваньинь? — осторожно окликнул его Лань Сичень, оставшийся с ним на ночь из-за сильного беспокойства, — Выглядишь просто ужасно.
— А как, по твоему, должен выглядеть человек, который узнал, что большая часть его жизни была ложью? — зло фыркнул Цзян Чэн и, подхватив со стола ленту, принялся аккуратно завязывать привычный пучок, — Вчерашние подробности немало шокировали. Не думаю, что я один такой.
— Как бы то ни было, я рад, что ты выглядишь лучше чем вчера, — обречённо и с какой-то вымученной улыбкой выдохнул Сичень, подходя к своему возлюбленному со спины и обнимая его, — Я рад, что ты справляешься.
— То, что он сделал… Это ещё не значит, что я готов простить ему всё и вся. Он всё ещё виновен в смерти Цзисюаня и сестры. Я понял почему он ушёл с Вэнями и защищал, понял тёмный путь. Но… Я всё ещё не готов простить его. По крайней мере, если он вдруг вернётся, то я, возможно, даже предложу ему вернуться на пристань, — Цзян Чэн тяжело вздохнул и мягким жестом сбросил руки Сиченя со своей талии.
Сон всё никак не шёл из головы. Был ли это настоящий Усянь? Вернее, его дух? Или же это лишь плод пошатнувшегося сознания? Ваньинь точно знал, что бывший шисюн никогда не станет винить его в чём бы то ни было. Иногда Цзян Чэну казалось, что если он намеренно совершит в отношении Вэй Усяня что-то совершенно непростительное («К примеру, заставить его лишить самого себя Золотого Ядра и шанса на нормальную жизнь,» — ехидно бросил внутренний голос), то даже тогда этот балбес не признает его вины и обвинит во всём жестокий мир или, что вероятнее, себя. Появившийся во сне второй Усянь, прогнавший свою неправдоподобную, мстительную и жуткую версию, которая от чего-то очень походило на то, каким был Вэй Ин в общественном представлении, спрятавший Цзян Чэна от страхов у себя на груди и укрывший его широкими рукавами, а после попросивший обнародовать правду о нём… Вот он действительно был похож на того, кем большую часть жизни он был для Цзян Чэна, даже если они оба этого не осознавали.
Цзян Ваньинь тяжело выдохнул и попытался отогнать от себя все эти размышления, портившие и без того убитое настроение. В конце концов, даже если это был просто сон, даже если бы Вэй Усянь не просил его о огласке, он бы всё равно продолжил раскапывать эту яму из скрытых мотивов, потаённых мыслей и не рассказанной правды.
Отойдя от зеркала, он подошел к столику и взял тот самый дневник Вэй Ина, который принёс вчера поздно вечером непривычно раздраженный Не Хуайсан. Ваньинь подумал о том, что старый школьный друг явно что-то знает, и о том, что, даже если тот, второй Усянь из его сна, был не настоящим, он всё равно выполнит его просьбу. Он сделает всё правильно и прочтёт ту историю, которая писалась Вэй Усянем, всем. Сделает так, что бы все всё узнали, а после… А до этого пресловутого «после» ещё предстояло дожить.
***
Люди медленно собирались в зал, переговариваясь между собой и косо поглядывая на главу клана Цзян. Многие смотрели на него с какой-то совершенно странной смесью сочувствия и насмешки, прочие же вообще старались на него не смотреть.
Ваньинь неслышно вздохнул и прикрыл глаза. Чего-то подобного он и ожидал после вчерашних подробностей. В конце концов, большинство заклинателей считали что именно он убил Вэй Усяня. Не удивительно, что на него косятся.
Сичень, как и вчера находящийся недалеко, подбадривающе улыбнулся ему, давая понять, что он не один, и в этом зале есть по меньшей мере один человек, который на его стороне. Лань Ванцзи же, вопреки привычному своему виду холодной отстранённости, попеременно буравил то пол, то главу принимающего ордена таким взглядом, которым можно было не просто убивать, а казнить по меньшей мере линчи. Подобное поведение немного настораживало всех присутствующих, а Лань Циженя и Лань Хуаня откровенно вгоняло в раздражение, отрицание, сочувствие и злость. Несмотря на все открывшиеся факты, ни старейшина Лань, ни глава ордена не смогли простить Вэй Усяню страдания их дорогого Ванцзи.
Цзини, как, впрочем, и всегда, держались весьма высокомерно и частенько, с явной насмешкой, поглядывали в сторону главы клана Цзян. Привыкшие к своей безнаказанности за любой проступок адепты только разве в открытую не выказывали свое пренебрежение и радостную насмешку над ситуацией, в которой оказался Цзян Чэн. Глава золотого ордена, в отличие от адептов, пребывал в не самом радостном расположении духа. Спрятав за расписным веером напряжённо сжатые губы, мужчина яро о чём-то шептался с Цзинь Гуаньяо, который, с милой, слишком приторной улыбочкой шептал ему что-то в ответ, изредка оглядываясь по сторонам и задерживая взгляд то на Сичене, то на Минцзюэ, то на главе клана Цзян, впрочем заметить это не удалось никому, за исключением одного маленького, но весьма хитрого наследника.
***
С того момента, как Хуайсан раскрыл свои карты перед братом, Не Минцзюэ пребывал в самых растрёпанных чувствах. Гордость за брата, злость на кого-то, кто хочет его убить, негодование от связи его младшего братишки с ужасным старейшиной и недоумение от того, что этот самый старейшина искал способ помочь ему, тому, кто, в конечном итоге, был причастен к его смерти — эти, и ещё многие самые разные эмоции одолевали главу могучего ордена заклинателей сабель.
Ночь выдалась неспокойной. С того самого момента, как Хуайсан ушёл возвращать дневник Старейшины Илин главе клана Цзян, прошло четыре сяоши, и в голове начинали мелькать не самые радостные мысли. За время отсутствия своего брата, Минцзюэ успел просмотреть треть документов, вываленных перед ним Хуайсаном. Где-то на задворках сознания проскочила мысль о том, что младшего брата стоит посадить за те горы бумаг, которые так ненавидел глава ордена. Где-то там же мелькнуло сомнение о чистоте рук Хуайсана. И обе эти мысли смылись внезапным осознанием того, что в недавно закончившемся разговоре его братец говорил о Цзинях, которые заполучили половину печати.
«А если убрать меня хотят они?»
Потом, под конец часа крысы вернулся злой и почему-то мокрый Хуайсан, напрочь отказывающийся говорить хоть что-то о своем внешнем виде.
Сейчас они сидели рядом в зале собрания. Странно опаздывающие непривычно раздраженный Не Хуайсан и такой же непривычно растерянный Не Минцзюэ.
***
(господибожемой… КТО УЧИЛ МЕНЯ СОСТАВЛЯТЬ ПРЕДЛОЖЕНИЯ ПОДОБНЫМ ОБРАЗОМ)
***
Наконец все вновь собрались в зале. Цзян Чэн хмурым взглядом обвёл всё это сборище и, тяжело, но незаметно вздохнув, произнёс.
— Вновь приветствую уважаемых гостей. Думаю, что не ошибусь, если скажу, что всплывшие вчера подробности жизни Старейшины Илин немало потрясли всех нас, а так же пролили свет на некоторые вопросы, касательно его действий. Я думаю, что будет правильным, продолжить изучение его дневника. Возможно, там мы сможем найти все ответы.
Люди, находящиеся в зале зашептались между собой, раздумывая над ситуацией. Многие всё ещё были уверенны в том, что Вэй Усянь был настоящим монстром, а потому желание обличить все его преступления было слишком велико. Некоторые мелкие кланы выразили недовольство подобным положением дел, заявляя, что он уже мёртв, а значит никакого дела до него им нет. Кто-то промолчал, решив, что просто присоединится к большинству.
— Я думаю, — немного помедлив, начал говорить глава Цзинь, — Нам не стоит этого делать. Вэй Усянь был поистине гениален в своём безумстве. Кто знает, какие ужасающие кары он пошлёт нам за вторжение в его частную жизнь?
Немного стушевавшиеся главы орденов и кланов замолкли, обдумывая сказанное.
— Вэй Усянь пошёл против всего мира и поплатился за это! Неужели мы не сможем снова уничтожить его?! На нашей стороне истинная справедливость! — внезапно для всех выступил невероятно довольный собой глава клана Яо, — Глава клана Цзян, я думаю, что нам стоит узнать обо всех его преступлениях!
Вдохновлённые уверенной речью, мелкие ордена и кланы активно и весьма громко поддержали его, оставив Гуаншаня не у дел. Цзян Чэн оглядел всю эту толпу, задержав взгляд на серьёзном, но одобряющем взгляде Хуайсана и на поддерживающем его Сичене, вздохнул и согласно кивнул, раскрывая книжку. Перелистнув пару страниц, он, наконец, нашёл место, на котором они остановились. Выдохнув, он перевернул её и застыл.
— Глава Цзян? — раздался голос Не Минцзюэ, — Чего же вы медлите?
Ваньинь перевёл на него какой-то слишком уж испуганный взгляд, сглотнул и, наконец, немного дрожащим не понятно от чего голосом принялся читать.
«Меня несколько дней… А может и месяцев… Не знаю какой по счёту день. Я давно уже сбился. Скажем, это первый день, когда я могу вести отсчёт. Я на горе Луаньцзан, уже, кажется, целую вечность. Последнее, что помню… Кажется, это был кто-то из Вэней. Да, я пообещал, что после смерти стану свирепым демоном и никому из них не будет покоя. Наверное, пора создавать свой план мести для Вэнь Чао. Эти твари застали меня врасплох. Я должен был ждать Цзян Чэна в чайной в Илине, но в итоге Сжигающий ядра попытался разрушить то, чего нет, — Цзян Чэн судорожно вздохнул и, на секунду прикрыл глаза. Эфемерные пустота и холод в груди иногда ещё мерещились, заставляя содрогаться от ужаса, — а этот мерзкий пес, под смех его шлюхи, проткнул меня насквозь своим мечом. Не знаю, может быть, я уже мёртв?..»
«…Меня сбросили сюда практически сразу после пересадки золотого ядра. Надеюсь, что с моим глупым диди всё в порядке. Жаль, что звать его диди я могу только за спиной и про себя. Он же такой вспыльчивый и гордый. Надеюсь, что он дошёл до шицзе и теперь они в безопасности. Моё тело переломано. Сломаны ноги, рана от меча Вэнь Чао, рана после пересадки. Сжигающий Ядра постарался. А во время моего полёта со скалы я, кажется, сломал ещё несколько рёбер и руку. Не скажу, что меня это сильно успокаивает, но после вырезания Золотого Ядра мне определённо легче всё это переносить…»
Хуайсан, не выдержав, раскрыл веер и спрятал за ним начинающие слезиться глаза. Это было выше всех его моральных сил. Его друг, тот, кому он доверил свой страх за брата, тот, кто сам отдал всё, не прося ничего взамен… Разве справедливы были эти страдания по отношению к нему? За какие же грехи небожители решили так его наказать?
«Меня окружает тьма. Она очень холодная, но мне кажется, что она не злая. Кажется, она просто расстроена. Нет. Не так. Расстроены души, что здесь заключены. О них забыли и потому они просят отомстить, вспомнить, отпустить… убить… Странно. Что-то не даёт мне покоя. Что-то тут не стык»
— Словно оборвали… — прошептал себе под нос Цзян Чэн и перевернул страницу. Тут же шок и страх сковали горло, не позволяя произнести ни слова. Вся страница была залита кровью. Кое-где вместе с ней присохли волосы и обрывки кожи, которые складывались в невероятную, по своей устрашающей мощи надпись «УБЕЙ». Где-то на задворках мелькнуло нежелание знать откуда это вообще взялось и мольба о том, чтобы
это были остатки
не Вэй Усяня.
Сичень, находящийся к нему ближе всего и весьма обеспокоенный заминкой, аккуратно подошёл и заглянул в книжку, так же застывая в неконтролируемом приступе ужаса. На в миг побелевшем лице проступили слишком явное отвращение вперемешку с ужасом. Впрочем, быстро взяв себя в руки, Сичень тут же перелистнул страницу. Кинув на Ваньиня обеспокоенный взгляд, он убедился, что тот не собирается паниковать и вернулся на своё место.
— Глава клана Цзян, я думаю, что стоит продолжить.
Цзян Чэн перевёл пустой взгляд на Первого Нефрита и кивнул.
«Это очень страшно. Удивлён, что мой дневник всё ещё со мной. Я не знаю, на какие периоды отключаюсь. Или тьма меня отключает? Очень тяжело бороться с этим. Она проникает в само сознание и заполняет всё тело, причиняя невыносимую боль. Кажется, те, кто погиб здесь, на курганах, хотят, чтобы кто-то прочувствовал всю их боль. И делают они это, почему-то все разом. Они постоянно погружают меня в воспоминания. Я постоянно вижу Пристань. Видел Мадам Юй, дядю Цзяна, который учил нас с Цзян Чэном стрелять из лука, видел шицзе, которая готовила суп, а потом всё загорается. Очень больно. Я так виноват перед ними. Если бы не я, то проклятые Вэни бы и не напали! Если бы я только не мешался. Мадам Юй была права. От меня одни неприятности. Может… Может будет лучше если я подохну тут, на курганах?»
Цзян Чэн вновь застыл на несколько секунд. После прочтения этой записи, сделанной кровью (и Ваньинь совершенно не хотел думать о тех ранах, что были на руках его шисюна по возвращению из этого ужасного места), он внезапно осознал, насколько был слеп ко всему, кроме своего состояния. Почему его так не любила мадам Юй? Почему после всего, он рвался защищать её, её детей и всю пристань? Почему отдал всё тому, кто только и делал, что срывал на него свой паршивый характер? Почему ни разу не подумал о своём собственном спасении?
«Может ли быть, что он…» — мысль оформилась слишком быстро и чётко, и слишком сильно ударила по совести, — " Как же я виноват на самом деле…»
Впрочем, всё, что ему сейчас оставалось — это раскрыть правду всем, в том числе и себе, а после жить с ней дальше, стремясь не допустить подобного впредь.
«Она проникла в меня. Я позволил ей себя захватить. Поддался гневу и желанию отомстит за всех, и она подчинилась. Заполнила пустые каналы и дань тянь. Это было… Не знаю, как описать ту боль. Кажется, что даже вырезание золотого ядра не настолько болезненно.
Здесь постоянно темно. Очень сложно ориентироваться во времени. Жаль, что у меня нет привитого в ГуСу распорядка дня. Кажется, я начинаю жалеть о том, что звал его бесполезным.»
Услышав конец записи Лань Цижень поднял удивлённый взгляд на Цзян Чэна, а после горько усмехнулся.
«Жаль, что понял ты это только в таких нечеловеческих условиях…»
«Полностью потерял счёт времени. Сколько я уже здесь? День? Неделю? Месяц? А может быть годы? А вдруг… А вдруг они все уже мертвы?.. Всё тело болит. Удивляюсь, что всё ещё могу писать… Так… А… А чем я пишу?..»
— А что может быть не так с тем, чем он пишет? — горделиво фыркнул какой-то слишком уж смелый адепт ЛаньЛин Цзинь, совершенно не замечающий побледневшего Цзян Ваньиня.
— Да всё не так, — слишком резко оборвал его один из адептов ЮньМэна, — Откуда на Луаньцзан взяться такому количеству чернил? Да и где он взял кисть? Что-то здесь не сходится!
— Он писал кровью, — весьма громко произнёс Ваньинь, прерывая спор и мысленно нахваливая своего адепта за внимательность, — Очень надеюсь, что не своей. А вот на счёт кистей… Возможно, обломок кости или камень какой…
Главы орденов и кланов застыли в немом шоке. Разве мог кто-то из них представить себе что-то подобное? Наглый адепт ЛаньЛина подорвался с места и совершенно пренебрежительно вырвал из рук Саньду Шеншу дневник Старейшины Илин. Развернув его написанным к себе, адепт тут же побледнел, понимая, что это определенно не киноварь.
Адепт в отвращении захлопнул книжку и швырнул её на пол, поднимая возмущенный взгляд на главу клана Цзян. Внезапно на голову свалилось осознание того,
что он сделал, с чем сделал и
у кого столь непочтительно вырвал
это из рук. Лицо адепта смертельно побледнело, когда он видел уничтожающий взгляд Саньду Шеншу и фиолетовые искры, что так ярко сейчас разлетались от цзыдяня.
— Глава клана Цзинь, — сквозь зубы прорычал Ваньинь, — Настоятельно рекомендую вам заняться воспитанием ваших адептов. А то, погляжу, они совсем и стыд и страх потеряли.
— Прошу главу клана Цзян простить моего адепта, — елейным голосом пропел Гуаншань, прячась за веером.
Лань Ванцзи прикрыл глаза и сглотнул ком, вставший в горле. Ему сложно было смириться с мыслью, что все, прекрасно зная, откуда вернулся Вэй Ин, дружно закрыли на это глаза. Конечно, во время войны было не совсем до этого, но время на глупые и причиняющие ему боль споры у них почему-то было, на лечение же…
Хуайсан полностью скрыл своё лицо за веером. Во влажных глазах стояли слишком отчётливо боль, вина и раскаяние. Не Минцзюэ, видящий это краем глаза, незаметно опустил руку брату за спину и легонько погладил того по пояснице, а после, сурово глядя на адептов ЛаньЛин Цзинь, произнёс:
— Я думаю, что нам стоит продолжить.
Ваньинь, благодарно глядя на главу клана Не, согласно кивнул и, аккуратно, почти нежно подняв с пола книжечку, быстро нашёл нужное место.
«Тьма продержала меня слишком долго. Несмотря на то, что она начала подчиняться некоторым моим приказам, она по-прежнему иногда затягивает меня в воспоминания.
Очень хочется есть. Вспоминается голодное детство на улице. Ну… Тогда можно было порыться хотя бы в помойках…
— В помойках? — насмешливо фыркнул кто-то из мелких кланов, — Ха! Да он, вероятно, совсем уже одичал!
— Глава клана Цзян? — с явным намёком на ответ окликнул Ваньиня глава клана Оуян.
— До того, как отец забрал его в Пристань Лотоса, он два года прожил на улице, — выдохнув, ответил Цзян Чэн, вспоминая слова своего шисюна из сна, — Отношение к беспризорным детям вам всем хорошо известно. Сам он не особо говорил о том времени, но я знаю, что с тех времён и началась его боязнь собак. Хм… Ещё, если память меня не подводит, его долго не могли привести в нормальный вид. Для своего возраста он был слишком худым, у него было несколько свежих переломов, и парочка неправильно сросшихся костей. Из рассказов отца я так же узнал, что когда он его нашёл, на него как раз напала стая псов и… Сам я не видел, но предполагаю, что его положение осложнялось так же многочисленными ранами от клыков и когтей, а так же, возможно, каким-то заражением. Ещё, кажется, он мельком упоминал торговца, окатившего его кипятком за попытку утащить сгоревшую лепёшку. Полагаю, подобные случаи происходили постоянно, но, как я уже говорил, он не любил распространяться на эту тему.
— Позвольте узнать, а сколько ему было? — дрожащим голосом поинтересовалась у главы ордена девушка в бело голубых одеждах.
— Ему было шесть, когда он остался один, — хмуро ответил Цзян Чэн.
На несколько минут все замолчали, обдумывая эту информацию и пытаясь осознать, как этот человек вообще смог пережить всё это в столь юном возрасте? Адепты ЮньМэна, те, кого сам Вэй Ин тренировал во время и после войны, те, кто по тем или иным причинам смог пережить падение и сожжение Пристани, качали головами и с немым укором смотрели на весь заклинательский мир и лишь изредка, с тем же укором, поглядывали на своего главу. Вэй Усянь, в их памяти, был жизнерадостным и светлым человеком, которому просто не повезло.
Цижень молча теребил бородку. Сейчас он как никогда прежде проникся непростой судьбой мальчика, который был слишком похож на свою вздорную мать. Это ни в коем случае не закрывало его преступлений, однако, помятуя о том, что именно он помогал Ванцзи в пещере, что он спас адепта от бездонного омута, и принимая во внимание всё, что было только что озвучено главой Цзян, старый учитель позволил себе каплю жалости к общепризнанному монстру.
Гуаньяо удивлённо смотрел перед собой. В его представлении Вэй Усянь всегда был слишком везучим. Он был четвёртым в списке молодых господ, хоть и не принадлежал ни к единому известному клану, выдающийся талант смог обеспечить ему безбедную жизнь в ордене, сила духа мальчишки была так велика, что он даже осмелился встать на тёмный путь и вознестись с его помощью над всеми прочими. Гуаньяо всегда думал, что Вэй Усянь не знает, что такое унижение… После слов главы Цзян картина дала трещину.
Не Минцзюэ мысленно восхитился стойкостью. Потерять абсолютно всё, испытать боль, никчёмность и унижение и после всего стать тем, кто помогает, получая в ответ «благодарственный» плевок.
«Не удивительно, что он стал озлобленным монстром, — взгляд прошёлся по бледному брату, — Или всё же не стал?..»
"…А тут что? Земля, кости, полудохлые вороны, почти сгнившие трупы и какой-то невероятно странный чёрный бамбук… Запах тошнотворный. От одного вида выворачивает. Помнится, я возмущался о запахе в панцире той черепахи, которую зарубили мы с Лань Чжанем. Беру свои слова назад. Тогда было ещё терпимо.
Бамбук совсем не спасает. Его можно было бы употреблять в качестве хоть какой-то пищи, но кажется этот относится к тому виду, который нельзя есть сырым. Я пробовал. Не знаю, почему я всё ещё жив. Ах, как я скучаю по еде моей дорогой шицзе.
Может, стоит попробовать ворон?»
Цзян Чэн застыл, как и большая часть присутствующих.
«Да нет… Ты же не… Ты же не ел трупы? Пожалуйста, молю, пусь это будет только моя разбушевавшаяся фантазия,» — молились про себя Ванцзи и Ваньинь. Оба не подозревали о мыслях друг друга, но удивительно схожим образом молили небеса о милости.
«Никогда бы не подумал, что опущусь до такого. Трупы
Трупы просто отвратительны на вкус. Вороны, пожалуй, немного лучше. Они хоть немного напоминают курицу. Но они встречаются очень редко, а запасаться я возможности не имею. Возможно, я чем-то от них заразился. Надеюсь, что нет. Если погибну здесь, то шицзе расстроится. И Цзян Чэн тоже… Возможно надеюсь если они живы
— Милостивая Гуаньинь… — выдохнул Ваньинь, прикрывая рот ладонью, — Неужели… Боги…
Люди сидели и просто пытались осознать. Этот человек, переживший многое ещё в детстве, без золотого ядра, с огромным количеством ран и окружённый тьмой пытался выжить там, куда даже боги не заглядывают, был вынужден питаться отравленным сырым бамбуком и трупами ворон или… или людей.
«Ну и попробуй тут не стать кровожадным монстром…»
Некоторые особо чувствительные уже попадали в обморок, несколько человек удалилось, стараясь подавить приступ рвоты.
«Сегодня меня выкинуло из очередного потока тьмы. Я, наконец, понял, что не давало мне покоя. Тьма. Она живая. Кажется, у меня появился шанс выбраться. Надо продолжить разбираться и, по возможности, с ней договориться. У меня ведь… Раньше получалось взаимодействовать с ней.»
«Тьма = смерть? Можно ли ей управлять? Тёмное ядро? С чего начинается? Откуда взялась?»
«Тьма = кувшин, Свет = вода в кувшине. Тьма сильна в трупах, потому что нет воды, которая её успокаивает. Нет, не так. Успокаивает её… Разум? Воля? Надо разобрать.»
— Неужели это… Теория тёмного пути? — с ужасом в голосе, но алчным интересом в глазах спросил Гуаньшань, пристально разглядывая книжонку.
Ответа не последовало.
«Обнаружил, что вся гора — это одна большая сущность, рождённая из тьмы. Назвал её Шан Гуэй. Кажется, ей понравилось. Очень сложно определять её эмоции. Она ничего не знала кроме боли. Все потоки энергии сбились. Вероятно, ей интересен живой посетитель. Возможно даже, что выжил я… Благодаря ей?»
— Этот придурочный… — прикрыл глаза Ваньинь, — Впрочем, чего я от него ждал? Во имя всего, договориться с тёмным духом самого жуткого места поднебесной! Скажите кто-нибудь, почему я не удивлён?
Впрочем, ответа не последовало, так как сказано это было почти шепотом.
«Она очень говорливая. Постоянно рассказывает о делах минувших дней, о битвах, что близ неё происходили, о заклинателях, о небожителях… Начинаю сочувствовать Чэн-Чэну, Не-сюну и Лань Чжаню. Они были вынужденны слушать мою вечную болтовню. Думаю, что уже за одно это они по праву могут вознестись и стать небожителями…»
— Да ладно? Он понял? — на удивление всех синхронно возмутилась названная троица. И если к Цзян Чэну и Не Хуайсану никаких вопросов не возникло, то вот на Лань Ванцзи, так открыто демонстрирующего своё недовольство, пялились как на говорящий труп коня о двух головах.
«Шан Гуэй очень любит слушать сказки. Если сравнивать, то я бы сказал, что она похожа на трёхлетнего ребёнка. Придётся отложить месть на время. Просто так она меня не отпустит.»
«Шан Гуэй очень много знает о тьме. Думаю, что это у неё где-то на уровне инстинктов. Не уверен. Надо будет позже выяснить это. Сейчас она, похоже, поняла, что во мне тоже нет светлой Ци и приняла за своего. Она учит меня управляться с энергией. Это довольно сложно, учитывая, что энергия идёт с примесями энергии обиды.
Я наконец понял в чём разница между тьмой и обидой. Обида — это болезнь, которая поражает энергию. Изначально, свет и тьма нейтральны и отличает их цвет и движение. Светлая циркулирует непрерывно, в то время как тёмную Ци нужно двигать. Но какой бы ни была энергия, важны намерения, с которыми её используют.
Видимо, чтобы стать достаточно сильным для защиты шицзе и Цзян Чэна, мне придётся овладеть тьмой. Надеюсь, что Шан Гуэй мне поможет.»
— Глава клана Цзинь, ваш вопрос ещё актуален? — как-то слишком обречённо поинтересовался Цзян Чэн и, не дождавшись ответа, продолжил, — Отлично. Да, это теория тёмного пути.
«Даже такие условия не смогут остановить тебя и твои идеи, верно?» — мысленно фыркнул Ваньинь, слишком ярко почувствовав ком в горле и привкус горечи на языке.
«Сегодня мне удалось подчинить себе первый труп. Он поднялся, и я даже смог заставить его пройти пару метров. Впрочем, на долго меня не хватило. Он быстро вышел из-под контроля и попытался меня сожрать. Повезло, что он был почти сгнившим и кроме костей там и нечему было оставаться…»
Ванцзи медленно и незаметно выдохнул. Описанные события причиняли ему почти физическую боль. Неужели Вэй Ин чем-то заслужил такие мучения? Его возлюбленный был там, в том ужасном месте, весь переломанный и израненный, голодный, уставший, не имеющий ни малейшей возможности защититься. Он сделал всё, чтобы выжить и, более того, защитить тех, кто дорог. И как после всего этого к нему отнеслись? Как сам Ванцзи встретил его?
«Вэй Ин… Простишь ли ты меня когда-нибудь?»
«Я от него отбился выдранным из земли бамбуком. Бамбук, кстати, оказался весьма крепким. Оставлю. Будет моей тростью. Мои ноги всё ещё довольно плохи, хотя уже немного зажили. По крайней мере, я могу передвигаться. Тьма значительно упрощает это дело. Она проникает в тело и удерживает мои кости от смещения, а меня от падений и от дополнительных переломов. Впрочем, я думаю, что многие переломы срастутся неправильно. После того, как выберусь отсюда, обязательно надо будет добраться до целителя. Желательно, до Вэнь Цин. Она, конечно, мозги проест, но кости вправит и срастит.»
Одна из женщин поинтересовалась у своей соседки:
— А разве в подобном состоянии он мог делать все те злодеяния?
Её соседка задумчиво посмотрела на девушку, а после как-то неуверенно покачала головой.
«Наконец обустроил Ци в теле и теперь могу беспроблемно передвигаться. Тьма теперь служит мне опорой. Без неё я бы, пожалуй, просто развалился.
Шан Гуэй подсказала, что можно управлять тьмой не напрямую, а через что-то. Подумал, что в ГуСу практикуют использование светлой Ци в музыке, и решил, то можно попробовать сделать флейту и управлять тьмой через неё. Повезло, что когда-то я от нечего делать выучился игре на дицзы.»
Лань Сичень удивленно посмотрел на дневник Старейшины Илин. Он помнил. Воспоминания были уже подёрнуты дымкой забвения, но всё ещё представали довольно чёткими. Он помнил того задорного мальчишку, который постоянно крутился вокруг А-Чжаня и создавал хаос. Помнил, как этот самый мальчишка пришёл к нему, Сиченю, и, с лукавой улыбкой вытащил из рукава простенькую бамбуковую флейту. Вытащил так, как обычно вытаскивают что-то очень весёлое, но запретное. Вытащил и попросил научить его играть на ней так, что бы его дорогая шицзе могла звонко и весело рассмеяться под эти мелодии.
Сичень печально вздохнул. Не думал он, что те навыки будут использоваться подобным образом.
«Наконец, начал понимать, как следует управлять мертвецами. Прямой приказ они не распознают, потому как я направляю в них ту тьму, которую впитал из округи. Она не очищена ничем и всё ещё несёт в себе отчаяние и желание убивать. Это перекрывает передаваемое мной намерение. Через флейту же, энергия немного меняется. Поскольку материал для флейты вырос здесь, на Луаньцзан, она вытягивает какую-то часть обиды и заменяет её на мой приказ. Таким образом мертвецы напитываются энергией содержащей не желание всех разорвать, а моим приказом.
Примечание: подумать над тем, как это можно использовать в организации мести Вэнь Чао.»
Лань Цижень задумчиво нахмурился. Он никогда не думал о том, как Вэй Усянь вообще управляет тьмой, как он пришёл к этому. Он никогда не задумывался о том, что подобный путь может спасти.
Эти откровения всеми признанного злодея о темном пути были, на удивление, убедительны и заставляли задуматься даже такого убеждённого человека, как Лань Цижень.
" А может быть… Не так уж и плох этот путь? — мелькнуло в голове учителя, — Нет! Это же аморально! Идти по пути разрушения — непростительно! Он пошёл по нему, и поплатился за это!»
«Сегодня я первый раз покинул курганы. Шан Гуэй долго не хотела меня отпускать, переживая, что я не вернусь и она снова останется одна с нарушенными потоками Ци.
Примечание: попробовать после убедить заклинательский мир в необходимости выравнивания потоков Ци на всех землях в целом и на Луаньцзан в частности.
Это пока что не проявилось особо заметным образом, но Шан Гуэй утверждает, что земля на её территории уже стала чуть чуть чище. Возможно, в будущем она станет прекрасным местом. Надеюсь, что я доживу до того времени…»
— Очистить? — нахмурился Не Минцзюэ, — Неужели это действительно могло сработать?
— О чём вы говорите, глава Не? — поинтересовался Гуаншань, недовольно поглядывая на странно задумчивого сына. Его слишком напрягала вся эта ситуация. Казалось, что вот вот и все его тайны раскроют.
«Ерунда. Всё было спланировано. Мальчишка Вэй ничего бы не смог понять!»
— Я говорю о том, что Луаньцзан пытались очистить от тьмы многие поколения. Но, похоже, он нашёл способ развеять ту тьму, — пояснил Минцзюэ, косясь на брата и думая, знал ли Хуайсан об этом, — Возможно… Возможно, нам даже стоило бы прислушаться к нему?
«Когда я нашёл более или менее безопасную тропинку, то оказался в небольшой деревушке. Оказалось, что с момента моего падения прошёл месяц, а в мире началась война, которую уже прозвали Аннигиляцией Солнца. Чтож, по крайней мере, я узнал, что орден ЮньМэн Цзян принимает живейшее участие. Это значит, что с Цзян Чэном всё в порядке. Эх, хотелось бы его увидеть. Хотя бы из далека. А ещё Лань Чжаня.»
Лань Ванцзи опустил плечи. Он понимал, что это неправильно. Понимал, что подобные чувства не должны появляться в сердце, не в этой ситуации. Но он совершенно ничего не мог поделать с тем тёплым счастьем, которое поднималось в сердце от одной мысли, что даже в такой ситуации Вэй Ин думал о нём.
«Сегодня я осознал, что на пути использования темной Ци совершенно ничего нет. Надо бы придумать талисманы. Хотя бы какие-то. Потому что кроме огненных талисманов, которые, как оказалось, воспринимают эту тьму, у меня больше ничего нет, а сжигать противников… Как по мне, то после того, что клан Вэнь устроил в Поднебесной, сожжение заживо — слишком милосердно для них.
— И этот человек после всего защищал этих проклятых Вэней? — зашептались люди.
Как же хорошо, что когда-то я выучил язык талисманов. Я уже почти закончил создание талисмана, притягивающего нечисть. Осталось лишь понять, как же заставить его воспринимать именно тьму. Возможно, стоит попробовать какой-нибудь материал, напитанный этой самой тьмой? Впрочем, какой материал у меня сейчас имеется, кроме собственного тела? Не писать же мне на своей коже своей же кровью… А хотя…»
«Ты же не стал этого делать?!» — пронеслось в головах Ванцзи и Ваньиня.
«Как я и предполагал. Кровь и киноварь (хорошо, что мне удалось стащить немного у Вэней вместе с талисманами, отгоняющими духов) отлично взаимодействуют, позволяя заряжать талисман даже при помощи тёмной энергии. Нужно лишь добавить пару штрихов на талисман, и тогда он полностью изменит своё действие.»
«С последней моей вылазки прошла неделя. Сегодня снова попытал счастье. Шан Гуэй уже не ругается. Она понимает, что я хочу спасти тех, кто дорог и потому отпускает. Узнал, что где-то недалеко остановились Вэни. Чтож… Пришло время проверить действие моих талисманов!»
«Эти жалкие псы даже не заметили, что с талисманами что-то не так. Даже не увидели добавленные кровью штрихи! Выше всех ожиданий! И они ещё зовут себя заклинателями.
Я успешно подменил их талисманы на свои, а после послал к ним несколько мертвецов. Управлять большим количеством я пока не способен, потому будем работать с тем, что есть.
Как я и думал, они, вместо мечей, решили просто кинуть в них пару талисманов. Это стало их ошибкой. Талисман сработал как надо и привлёк всю нечисть в округе. Эти идиоты ещё и пытались использовать талисманы, прикрепив их на себя!
Можно сказать, что эксперимент прошёл успешно. Мне удалось вырезать небольшой отряд и обзавестись нормальными продуктами, бумагой, кистями и чернилами с киноварью.»
— Неужели он не забрал себе их деньги? — недовольно фыркнул адепт ЛаньЛина, — Это же глупо!
— Насколько я его знаю, — довольно сурово ответил ему Хуайсан, — он бы никогда не опустился до подобного! — а после шёпотом, так, что кроме брата, сидящего рядом, никто не услышит, добавил, — У него, в отличие от вас были и честь, и совесть.
«За последние две недели я успел улучшить свой контроль над мертвецами и пополнить свою армию псами из зачищенных надзирательных пунктов. В последнем я узнал, что Вэнь Чао со своей подстилкой сейчас снова в Илине. Думаю, пора приступить к мести.
Как жаль, что за всё это время я так и не продумал этот план.»
Цзян Чэн мысленно хлопнул себя полбу и взвыл «НУ ПОЧЕМУ МОЙ БРАТ ТАКОЙ ИДИОТ?!»
«Впрочем, почему бы не продумать это на месте? Я достаточно наловчился с тёмной энергией. Вообще, это очень полезная вещь. Как жаль, что я до неё не добрался раньше. Сейчас я действительно имею все шансы зваться сильнейшим! Хотя, кого я обманываю. До Лань Чжаня мне ещё далеко. Уверен, он даже такой сильный поток тьмы будет способен одолеть одной левой!..»
Сичень глянул на своего диди и увидел пылающие алым уши. Мысленно умилившись этому, Хуань выдохнул и перевёл взгляд на недовольного Ваньиня. По лицу главы Цзян слишком ярко читалась фраза «Да сколько ты ещё будешь восхищаться этой ледышкой?»
Хуайсан горько усмехнулся.
«Ах, Вэй-сюн. Как жаль, что ты так и не смог увидеть ответные чувства.»
«Хорошо бы смерть Вэнь Чао растянуть. Можно попробовать свести его с ума и заставить, скажем… Сдирать с себя кожу? Почему бы и нет! Уверен, что Чэн-Чэну это понравится!»
Многие заклинатели, что были наслышаны о жуткой кончине Вэнь Чао, с любопытством взглянули на главу Цзян, в ожидании подробностей смерти этого пса, однако Ваньинь, довольно прикрыв глаза, с какой-то слишком уж кровожадной улыбкой прошептал в пустоту:
— И всё-таки, ты слишком хорошо меня знаешь.
«Всё вышло даже лучше, чем я думал. Этот пёс окатил себя кипятком, содрал кожу и волосы с головы и едва не помер от страха! Чжулю даже близко подойти не смог, а его шлюха была съедена заживо трупом ребёнка. Признаться честно, я даже не знаю откуда здесь появился мёртвый ребенок. Не помню, что бы я делал что-то подобное с детьми. В конце концов, а в чём они виноваты? Дети ничего плохого мне не сделали. Так зачем же пытать или убивать их? Это глупо и совершенно бесчестно. Надо будет потом похоронить малыша по всем правилам. Но он был так зол на неё. Именно на неё! Наверное, она его и убила.
Вэнь Чао со своим прихвостнем пустились в бега в сторону ЮньМэна. Чтож, это даже к лучшему. Смогу облегчить Цзян Чэну жизнь, а может даже встретимся. Мне бы на него хоть глазком взглянуть. Узнать, что в порядке… И шицзе! Она, наверное, волнуется. Надеюсь, что она в безопасности и этот павлин её не обижает.»
К горлу вновь подкатил ком.
«Глупый ты шисюн! Почему ты не вернулся сразу?! Неужели думал, что не примем? Почему же ты ушёл?»
«Они, наверное волнуются. Да, а кто кроме них? Я же просто сын слуги. По сути никто. А теперь ещё и отступник. Ну и кому же я такой нужен? Шицзе, разве что. А Цзян Чэн… С ним лучше не встречаться. После войны, если меня не найдут, надо будет куда-нибудь исчезнуть. Может, обосноваться на Луаньцзан?
Если диди узнает про ядро… Это его подкосит. Он просто не сможет с этим жить. Остаётся только молиться, чтобы братец Сичень был с ним рядом…»
Цзян Чэн осёкся и, тут же закрыв рот и покраснев, кинул взгляд на такого же красного Сиченя, прячущего взгляд от дяди и брата. Цижень застыл в немом удивлении. Что это ещё значит? Какое отношение его племянник имеет к главе Цзян?
Ванцзи же, поняв, что значит эта фраза, укоряюще смотрел на брата, одним взглядом обещая долгий и обстоятельный разговор. Ему просто не верилось, что его брат, зная всё, крутил роман с тем, кто убил Вэй Ина.
Хуайсан вскинул тонкие брови и, с любопытство оглядывая двух глав, поинтересовался:
— Глава Цзян, а что это значит? Что за отношения у вас с главой Лань?
Вопрос был поддержан многими. Кто-то хотел немного сбросить напряжение, навеянное чтением дневника, кто-то хотел получить новую пищу для сплетен, а кто-то даже пытался найти для себя выгоду и дискредитировать двух глав великих орденов в глазах общественности.
— Кхм… Мы с главой Лань… Эээ… Кхм… — попытался ответить что-то внятное Ваньинь, однако вышло из рук вон плохо. Потому, решив прибегнуть к привычному раздражению, он уже уверенно заявил, — Вас наши отношения касаться не должны! Это дело исключительно моё и главы Лань! Да и собрались мы тут по совершенно другому поводу!
Сичень с щенячьим обожанием смотрел на Ваньиня, мысленно вознося ему молитвы.
«Сегодня я, наконец, загнал их в угол. Прошло три месяца с тех пор, как эта тварь попыталась меня убить, три месяца с уничтожения Пристани. Сегодня они поплатятся за всё!..»
