Десять вечеров или Сказки Хошино

      Давным-давно, когда только начал властвовать грозный Сёгун Токугава Иэясу, бродили по селениям двое бедняков. Один умел петь и рисовать, а второй, хоть и был слепым, чудесно играл на ситаре — тем и кормились, что выступали в городах и на постоялых дворах. Однажды зимой певец сильно подвернул ногу и не мог водить за собой своего напарника, пришлось им просить хозяина одной гостиницы пожить хотя бы пару недель.       — Да есть ли у вас за душой хоть медная монетка, попрошайки? — нахмурился было хозяин, но согласился послушать гостей. И так ему понравилось их выступление, что разрешил он музыкантам остаться в самой маленькой комнатке бесплатно и играть и петь для гостей.       Так минула неделя, и другая за ней… Слух прошёл по окрестным деревням, что на постоялом дворе поселились волшебники, умеющие своей музыкой творить чудеса. И каждый вечер крестьяне и путешественники заполняли собой весь дом, чтобы услышать сказочную музыку. В самом деле — под грустные песни все плакали, а под весёлые — пускались в пляс.       Поправился певец, и настал день, когда собрались музыканты покинуть гостеприимный кров. Не хотел отпускать их хозяин.       — Что же я скажу гостям, когда они снова придут вечером сюда? Да и лишусь такого дохода сразу!       — Не бойся, уважаемый хозяин, за твою доброту мы сможем расплатиться, не оставим тебя внакладе. Будет у тебя ещё больше посетителей.       Пошептались напарники, и стал слепец играть на своём старинном ситаре очень странную мелодию… а певец достал три краски — красную, чёрную и белую — и нарисовал на стене журавля на тонких длинных ногах. Как живая получилась птица, смотрела на людей со стены лукавым чёрным глазом-бусиной.       — Чем же мне поможет этот журавль? — недоумевал хозяин гостиницы. А певец сказал:       — Когда соберутся у тебя вечером гости и постояльцы, пусть хлопнут три раза в ладоши все вместе, а ты попроси птицу так: «Цуня, Цуня, попляши! Цуня, Цуня, потанцуй!»       — Ахахаха! Ой, не могу! Хахаха!       — Ну, всё, хватит уже, А-тян… ты сейчас весь отель перебудишь… Хиса решит, что ты окончательно сбрендил… и будет выпускать тебя на сцену только в смирительной рубашке, — глаза Хошино довольно блестят, но приходится ещё подождать, пока Сакураи не перестанет веселиться.       — «Цуру-цуру, попляши! Цуру-цуру, потанцуй!» И журавль будет танцевать без устали. Но только об одном прошу: никогда не заставляй его плясать лишь для одного человека. Иначе будет беда. Прощай, добрый хозяин.       И музыканты ушли восвояси. А вечером вместо них выступала нарисованная птица. Стоило гостям хлопнуть три раза в ладоши и попросить, как журавль соскочил со стены и принялся красиво танцевать, подпрыгивая на своих тонких ногах, распуская чёрный хвост, изгибая белую шею, пощёлкивая красным клювом. Молва об этом новом чуде вмиг разлетелась по всей округе, даже из соседних городов приезжали люди, чтобы посмотреть, как пляшет чудесная птица. И для всех танцевал Цуру одинаково хорошо — для крестьян и для лесорубов, для воинов и торговцев, для важных чиновников и даже для редких иноземцев, приплывших из-за моря.       Прознал об этом и сам Сёгун. Явился однажды на тот постоялый двор, а слуги его разогнали толпу простолюдинов, чтобы не мешали их господину насладиться представлением.       — Пусть эта птица станцует мне что-нибудь, — приказал Токугава-сан, усевшись прямо в доспехах на постеленный для него дзабутон. Перепуганный хозяин гостиницы и забыл, о чём его предупреждал бродячий певец. Сам хлопнул три раза в ладоши и стал просить журавля поплясать. Птица не шелохнулась. Ещё пуще испугался хозяин, стал объяснять Сёгуну, что надо хлопать сперва ладонями три раза. Тогда грозный военачальник сам похлопал строптивой птице, хмуря брови. Цуру сошёл со стены, вяло изобразил пару неловких движений — и снова застыл обычным рисунком. И сколько его не просили, даже били бамбуковыми палками, больше чудесный журавль не танцевал ни для кого.       Тогда грозный Сёгун велел его закрасить, чтобы наказать за своеволие, но даже самая чёрная краска не могла совсем скрыть белого журавля.       А через несколько дней в эту гостиницу снова пришли двое музыкантов. Певец молча поманил к себе Цуру, и тот ловко спрыгнул со стены, отряхнул с себя чёрную краску и зашагал вслед за людьми. И ещё долго странствовали они втроём: слепец со звонким ситаром, держащий за плечо певца с прекрасным голосом, и нарисованный журавль — волшебный танцор. И всегда выступали только для простых людей, делясь с ними своим искусством.       Ацуши долго молчит… и гитарист решает, что он уже уснул, но потом в темноте раздаётся его тихий голос:       — Кажется… это была китайская сказка, нэ? Про жёлтого аиста…       Хидэ притворяется, что спит, только не улыбаться не может — что поделать, ведь за столько лет он, кажется, пересказал вокалисту все известные японские сказки… приходится заимствовать, как исстари повелось.