История, в которой школьники расследуют мистическое дело

Любые возражения встречались тотальным игнорированием и упрямым взглядом, так что в итоге, пусть это и было удивительным для многих, Шерлок оказался в столовой во время обеда. Джон нехотя отпустил рукав его мантии, безмолвно приказывая оставаться здесь, и пошёл к своей компании, что уже принялась за обсуждение этого события с ещё большим энтузиазмом, чем обычно. Шерлок же остался у своего стола, старательно делая вид, что не замечает серьёзно-удивлённый взгляд старшего брата, но ему не дали спокойно пересидеть обеденный перерыв. Пусть в столовой была только половина школы — всё-таки выходной, многие решили перекусить в Хогсмиде, — знакомые когтевранца, к его неудовольствию, были на месте. — Хо-о-олмс, — протянул Раз, чуть не ложась на стол. — Какой приятный сюрприз! — Ты имел в виду «неприятный»? — манерно приподнял бровь Себастьян, и Гэри коротко рассмеялся. — Тебе идёт быть букой, но мы все знаем, что в глубине души ты очень хороший человек. — Кто сказал тебе такую глупость? — тут же надулся Себастьян, чем немного удивил Шерлока. Во-первых, с каких пор Гэри стал держаться на людях уверенно, во-вторых, с каких пор эта троица стала так хорошо общаться? Это было бы не столь удивительно в прошлом году, когда они могли бы объединиться против общего врага всей школы — Шерлока, но теперь у них не было для этого никаких причин, и Холмс, пусть изначально такого и не планировал, стал вникать в их нехитрый разговор. — Проголодался? — Гэри робко улыбнулся, видимо, всё ещё ощущая некоторую неловкость в присутствии бывшего соседа по комнате. — Формальность, — резковато ответил Шерлок, сохраняя свой обычный отстранённый вид. — Студенты должны ходить в столовую. — У-у-у, кто-то решил стать хорошим мальчиком, — расплылся в нахальном оскале Раз. — Создаю видимость, что я здесь всё ещё учусь. — Раз накрошил себе на форму, и Шерлоку требовался определённый уровень выдержки, чтобы не поморщиться от омерзения. — Тогда тебе точно нужно что-то съесть. — Гэри взял пустую тарелку и положил на неё немного курицы и тушёных овощей. — Попробуй, тебе раньше такое нравилось. — А Холмсу там, походу, весело, — усмехнулся со своего места Гэбриэл, и вся гриффиндорская компания очень незаметно повернулась в сторону стола когтевранцев. — Да не пяльтесь вы так! В столовой царила атмосфера абсолютного спокойствия: преподаватели мирно общались, то и дело поглядывая на увлечённых своей едой студентов, за длинными столами дети и подростки играли в настольные игры, читали книги, некоторые даже учились. В этот день всё было хорошо, весь замок был наполнен беспрекословным спокойствием, только Джона никак не отпускало непонятно откуда взявшееся напряжение. Когда к их столу подошёл мистер Лайонс с предложением устроить внеплановый тренировочный матч с пуффендуйской командой, гриффиндорцы тут же оживились. Пускай на улице холодно, идёт снег, а всё поле покрыто сугробами — им плевать, они слишком любят квиддич, чтобы отказываться от такой возможности. Мистер Лайонс с довольной улыбкой кивнул на восторженные крики студентов и попросил их быть готовыми к игре через полчаса. Волнение и предвкушение команды тут же передалось дальше по столу, и в итоге на поле собрались пойти не только игроки, но и болельщики, жадные до зрелищ. Со своего места Шерлок видел, как Джона чуть ли не за шкирку потащили из столовой его сокомандники, а тот, пусть и не выглядел полным энтузиазма, не особо сопротивлялся, позволяя друзьям утащить его в раздевалку. Желание пойти посмотреть игру было сильным, всё-таки команда Гриффиндора играла не только хорошо, но и удивительно красиво, что уж говорить конкретно о Уотсоне, который в целом на метле смотрится, как король на троне, но Шерлок не позволил себе эту маленькую радость. В их комнате в эту самую минуту находилась Ирэн Адлер — преступница, ограбившая орден Слона, сымитировавшая свою смерть и планирующая колоссальный шантаж. Холмс провёл не один день в размышлениях о мотивах и причинах, но эта загадка с длинными тёмными волосами, пронзительно-светлыми глазами и яркой губной помадой никак не хотела поддаваться. Он вернулся в комнату, решив, что напрямую он никакой информации от Ирэн не узнает, а потому ему оставался только один вариант — попытаться достать информацию косвенно, что не должно было составить особого труда. Ещё лет в тринадцать юный Шерлок понял, что люди крайне любят всё скрывать, а порой ещё и делают это ненамеренно, полагая, что некоторая информация неважна, так что, вместо экспериментов с заклинаниями и зельями, он какое-то время провёл в семейной библиотеке за книгами по психологии, психиатрии и психоанализом. Огромный кладезь знаний в голове использовался не так уж часто, всё-таки подростки с необычайным рвением велись на его простые уловки и провокации, но теперь Холмс был уверен, что полученные однажды знания ему пригодятся. Ирэн, так и оставшаяся в домашней одежде, полулежала на его кровати, положив перед собой старую тетрадь. Увидев это, Шерлок почувствовал, что начинается злиться, но тут же отодвинул эти эмоции на задний план. Эмоции — помеха, мешающая здраво мыслить. — Где ты её взяла? — спросил он, подходя к девушке и забирая свою тетрадь, в которую с детства записывал все свои удачные и неудачные эксперименты. — В потайном ящике стола, — пожала плечами Ирэн. — Я надеялась, там будет лежать что-то более сокровенное. Дневник, журнал наблюдений или что-то в этом роде. — К твоему сожалению, я не занимаюсь подобным, — холодно сказал Шерлок, открывая ящик. В его дне было небольшое, едва заметное отверстие, в которое с обратной стороны нужно было вставить перо. Тогда второе дно приподнималось, и его можно было без проблем подцепить пальцем. То, что Джон до сих пор не обнаружил этот нехитрый тайник, чуть ли не забавило когтевранца, и все его мысленные ставки на то, через сколько дней Уотсон всё-таки его обнаружит, давно уже прогорели. — И что же ещё интересного ты нашла? — Все мои письма, что я отправляла тебе, — с кошачьей улыбкой ответила девушка. — Ты до сих пор хранишь их, я польщена. — Это улики. — Крайне личного характера. — Что-нибудь ещё? — Холмс посмотрел на неё холодным взглядом, и Ирэн сделала вид, что задумалась, приложив указательный палец к губам. — У твоего дружка слишком много мусора, — сказала она, показательно вздыхая. — В его прикроватной тумбочке так много ненужного. Никак не могу понять, зачем он хранит там затвердевшее печенье. — Она кивнула на прикроватную тумбочку Шерлока, где в развёрнутом синем кулёчке лежало фирменное печенье Джона — точно такое же, как то, что он присылал на новый год. Холмс, слегка нахмурившись, подошёл к кровати и внимательно осмотрел обёртку. К одному из краёв была привязана небольшая записка: «Самому лучшему детективу на свете на его самый нелюбимый праздник» с датой — четырнадцатое февраля. — Довольно невежливо с твоей стороны открывать чужие подарки, — с ноткой укоризны в голосе сказал Шерлок, пока в его голове бился вопрос, почему Джон так и не отдал ему этот подарок. — О, но это не самое интересное, — с наигранным восхищением продолжала девушка, проигнорировал слова когтевранца. — Сломанная волшебная палочка заинтриговала меня куда больше. Ах, ну и пистолет, конечно. — Ты оставила его там. — Не вопрос — утверждение, и Ирэн кивнула. — Такое примитивное оружие совершенно не подходит такой элегантной девушке, как я. Хотя уже сам факт того, что я о нём знаю, даёт мне некоторое преимущество, не так ли? Шерлок молча развернулся, подошёл к столу, опустился на стул, повернувшись лицом к девушке, и снял слишком тёплые для помещения перчатки. Его пронзительный взгляд светлых глаз неуловимого цвета подмечал каждое движение, даже самое малейшее, в попытке найти, за что можно зацепиться. Но Ирэн Адлер знала, что значит держать себя в руках, ни один мускул на её безупречном лице не выдавал её мыслей и намерений. Она бесшумно спустилась с кровати, кошачьими шагами приблизилась к Шерлоку, не прерывая зрительный контакт. Слегка наклонившись, она легко, одними кончиками пальцев коснулась его ладони, провела невидимые линии до локтя и обратно. — Я приглашала тебя на ужин. — Я не фанат ужинов. — Даже так, разве ты не мог бы потерпеть ради девушки? — Ирэн невинно приподняла брови, но всего на секунду, и сразу вернула лицу спокойное, уверенное, но слегка озорное выражение. Она плавно опустилась на пол, теперь оказавшись ниже Шерлока, и тому пришлось опустить голову, чтобы не прервать зрительный контакт. — Если бы это был последний день перед концом света, если бы это был последний вечер, — её лицо стало неожиданно беззащитным, словно от каждого слова Шерлока зависела вся её жизнь. Она положила свою ладонь поверх ладони когтевранца, поддела пальцами рукав рубашки, и Шерлок посмотрел на их сложенные вместе руки. Он медленно, словно неуверенно перевернул свою ладонь, касаясь кончиками пальцев нежной кожи на тонком запястье. Зрелище завораживало. Его ладонь казалась такой большой, её — такой маленькой, он смотрел на их руки, и в голове мелькнула мысль, что запястье Ирэн слишком хрупкое, что оно может переломиться от малейшего прикосновения, что он сам может переломить его, а ещё — защитить от любой угрозы. — Если бы это был последний вечер и последний ужин, ты бы поужинал со мной? Стук в дверь нарушил странную атмосферу, незаметно окутавшую их, и Ирэн опустила глаза. — Боюсь, у нас не остаётся времени на ужин. Конец света уже пришёл, — сказал Шерлок, поворачивая голову к двери, в которой уже стоял Майкрофт в самом скверном своём настроении. Он не сказал, что случилось, но уже по его голосу, по тому, как тот держал свой неизменный зонт и как смотрел на бывшую студентку Хогвартса, младший брат понял, что произошло нечто серьёзное. Серьёзное настолько, что не было желания спорить с братом, и Шерлок быстро собрался, проверил, в кармане ли шкатулка с украденными воспоминаниями, и быстрым шагом вышел из комнаты вслед за братом, будучи абсолютно уверенным: что бы там ни случилось, виновник тому остался в его комнате.

***

Команды собрались удивительно быстро, и уже через пятнадцать минут на поле в утеплённой форме стояли готовые к игре студенты. Лестрейд и Моран, будучи капитанами, пожали друг другу руки с пожеланием удачной и, что главное, честной игры, и все разошлись по своим позициям. Ловцы замерли у мистера Лайонса в нетерпеливом ожидании сигнала, загонщики и охотники разошлись по разным сторонам поля, вратари поднялись к кольцам и замерли друг на простив друга. Джон заметил, что Грег что-то говорил ему с улыбкой, но слов разобрать не смог из-за ветра, да и, признаться честно, желания особо не было. Нет, он не был обижен на пуффендуйца или что-то в этом роде, просто настроение было ни к чёрту, и всё тут. Игра с самого начала была неожиданно жаркой, так что времени на пустые мысли не оставалось от слова совсем. Джон едва успевал отбивать мячи, даже пропустил один, но тот удачно пролетел мимо кольца, так что очки пуффендуйская команда всё равно не набрала. Все гриффиндорцы были в лёгком шоке: видимо, жёлтый факультет потратил немало времени на тренировки, потому что в этот раз команда играла на уровень лучше, чем во время их последнего тренировочного матча. С трибун раздавались возгласы поддержки, не такие сильные, как во время официальных игр, но и немаленькие — представители всех четырёх факультетов собрались на трибунах, чтобы посмотреть игру, несмотря на холодную погоду. Всё-таки квиддич занимал отдельную нишу в сердце каждого волшебника, а уж игру гриффиндорской команды, из года в год становившейся сильнейшей, никто не хотел пропускать. Гриффиндорцы играли не просто хорошо — они играли красиво, слажено, каждому члену команды словно с самого рождения было суждено занять именно эту позицию, и в особенности это касалось Гэбриэла — главного школьного балбеса, вытворяющего на метле трюки покруче настоящих профессионалов. Сам он никогда не говорил о том, чтобы после выпуска из школы идти в спорт, но чуть ли не вся школа была уверена, что уже через несколько лет он станет главной мировой звездой квиддича. Бладжеры летали по полю быстрее самого ветра, намереваясь сбить игрока то одной, то другой команды, и у Грега с Джоном было несколько секунд, чтобы выдохнуть, пока игроки уворачивались от назойливых и совершенно не ласковых вышибал. Уотсон мельком оглядел всё поле и трибуны, но взгляд зацепился за совершенно другое — за идущих к выходу из школы студентов, и пусть ему не было видно их лиц, он по одним силуэтам понял, кто это — братья Холмс. Видеть их, стремительно идущих куда-то вместе, было странно и даже немного диковато, Джон не понаслышке знал, какие непростые у них отношения, потому не мог не заподозрить неладное, но главное — он отвлёкся от игры, что была в самом настоящем разгаре. — Уотсон! Не было и секунды на то, чтобы уклониться, бладжер прилетел прямо в правое плечо, откидывая руку за спину и сбивая с метлы. Под испуганный шум болельщиков он летел по засыпанную только что выпавшим снегом землю, и глухой звук удара заставил расслышавших его болельщиков болезненно сморщиться. С падением одного или даже нескольких игроков игра не останавливалась, только ворота больше было некому защищать, что дало пуффендуйской команде преимущество для набора очков. Правда, подобная мера выиграть матч им не помогла — Гэбриэл приземлился посередине поля с победной улыбкой и поднял в воздух зажатый между двумя пальцами снитч, и игра была официально окончена. Все игроки опустились на землю под шумные аплодисменты зрителей, и мистер Лайонс с излишней для неофициального матча торжественностью объявил победившую команду. Но, как оказалось, разыгравшимся студентам этого было мало, и в обеих командах нашлись энтузиасты, одновременно предложившие преподавателю утроить второй тур. Пуффендуйцы были серьёзно настроены выиграть и тем самым сровнять счёт, а Гриффиндорцы, славящиеся, помимо храбрости, ещё и тщеславием, не могли отказаться от шанса ещё раз доказать миру своё превосходство в этой игре. Мистер Лайонс не был против. Пока остальные договаривались с преподавателем, Луиза подошла к только что поднявшемуся на ноги Уотсону. Тот с недовольным выражением лица держался за повреждённое плечо и явно не был настроен на ещё один матч, что, пусть и было нетипично для него, никак не могло укрыться от внимательного взгляда одноклассницы. — Как плечо? Сильно болит? — Не смертельно, — вздохнул Джон, пробуя сделать им круг, но в итоге лишь болезненно поморщился. — Кажется, у нас сейчас будет ещё один матч, — задумчиво сказала девушка, замечая восторженные возгласы сокомандников. — Сможешь играть? — Не уверен, — нахмурился Уотсон, неожиданно понимая, что бладжер попал в него очень даже удачно. С одной стороны, врать — точнее, привирать — в лицо друзьям и тренеру не хотелось, но, с другой стороны, он не мог отказаться от возможности уйти пораньше и проследить, куда направился его сосед. — Вы готовы? — раздался громкий голос мистера Лайонса, и Луиза подняла вверх руку. — Уотсон повредил руку, он не может дальше играть! По трибунам пронеслись разочарованные вздохи — жадных до зрелищ болельщиков лишили второго матча, но, даже несмотря на травму одного из игроков, мистер Лайонс не планировал отменять игру. В конце концов, у гриффиндорцев есть запасной игрок. — Что случилось? Вывихнул? — спросил тренер, сразу оказавшись рядом с Уотсоном и Мортимер, а вслед за ним подтянулись и другие игроки. Только капитан остался стоять в стороне, словно дела его сокомандников его совершенно не касаются. — Нет, просто… растянул. Наверное, — робко сказал Джон, опуская глаза в землю. Нет, врать он так и не научился, но хорошо, хоть из-за холода у него раскраснелись щёки, а то вмиг покрасневшее лицо выдало бы его с головой. — Сам до медпункта дойдёшь? — скорее для проформы уточнил мистер Лайонс. — Да, конечно. Простите, что подвожу вас. Сокомандники кричали ему что-то подбадривающее, из ворот в трибуне на поле выходил донельзя довольный Майк, и Джону показалось, что у его раннего ухода есть даже не один плюс. Правда, он, к своему стыду, совершенно не знал, на каком уровне сейчас находится друг детства — его тренировками занимался, в основном, Гэбриэл, а потому появилось даже желание посмотреть, чего же смог добиться бывший медвежонок Стэмфорд — так его звали в детстве за неуклюжесть. Но Джон не мог позволить себе остаться — нехорошее предчувствие касательно неожиданного ухода братьев Холмс не покидало его, и он был твёрдо намерен выяснить, куда же так дружно направились братья, известные на всю школу своими совершенно не братскими отношениями.

***

Зимой всегда быстро темнеет. Небо окрашивалось тёмными красками, солнце, и без того целый день спрятанное за тучами, окончательно скрылось из поля зрения, на шумных улицах загорались фонари. На город медленно опускалась ночь, но не было никого, кто бы готовился ко сну. Для многих начиналось самое интересное время суток, самое суматошное и красочное, для кого-то начиналось время одинокого спокойствия, книг и горячего чая. Майкрофт Холмс не попадал ни под одну из этих категорий, хотя в тот момент предпочёл бы любой способ провести наступающий вечер тому, как он в действительности пройдёт. — Ты так и не сказал мне, куда мы идём и что случилось, — недовольно говорил Шерлок, нервно сминая пальцы в кармане пальто. — Всего лишь решил тебя не унижать, — хладнокровно ответил Майкрофт. — Называть правильный ответ до того, как будет произнесён хотя бы один вариант, это оскорбление интеллекта, не так ли? — Только когда речь идёт о настоящей загадке, — фыркнул младший брат, с наигранно скучающим видом оглядывая древние стены близлежащих домов. — Я знаю точно, что мы идём в орден Слона и что там должно было случиться что-то действительно страшное, судя по твоему выражению лица, когда ты пришёл ко мне в комнату. Возможно, массовое убийство и побоище. И замешана в этом именно Ирэн Адлер. Чего я не понимаю, так это почему я сейчас наслаждаюсь этой замечательной прогулкой, а не она. — Мисс Адлер скоро к нам присоединится, будь уверен, — прервал его монолог староста Гриффиндора. — Я лишь изъявил желание показать тебе кое-что для начала. Подогреть интерес, так сказать. Они остановились в тупике, и Шерлок внимательным взглядом наблюдал, как Майкрофт, повесив зонт на локоть, нажимал на кирпичи, ничем друг от друга не отличавшиеся. От его прикосновений они отъезжали в глубь стены, образуя никому не понятный рисунок, но после, когда все кирпичи встали на свои места, вся стена отъехала в сторону, открывая дальнейший проход. Когтевранец знал точно, что должно находиться за этой каменной стеной, — статное здание ордена Слона, выкрашенное в красный и зелёный, с высокими дверьми с флагом Ковентри и хитрым замком, позволяющим войти лишь членам ордена и никому больше. Но никакого здания Шерлок не увидел. Вместо прекрасной постройки перед ним раскинулись руины, некогда величественные стены пали, рассыпавшись обломками и пылью, погнутые металлические каркасы держали на себе последние уцелевши кирпичи, в воздухе летала строительная пыль, и у Шерлока не оставалось никаких сомнений: кто бы или что бы ни находилось в здании перед катастрофой, оно навсегда погребено под разрушенными бетонными плитами. — Сколько? — тихо спросил он Майкрофта. — Восемь членов ордена и два швейцара, — так же тихо ответил старший брат. — У них не было и шанса. Никто не подозревал, что подобное может произойти. Губы когтевранца сжались в тонкую полоску, скулы проступили ярче обычного. Невозможно было не чувствовать себя не на своём месте при виде последствий подобной катастрофы, и Шерлок поднял воротник своего пальто, неожиданно остро ощущая, какой пронзительный ветер режет шею. — Экскурсия окончена, я полагаю, — сказал он самым холодным тоном, на который только был способен. — Куда теперь? — Во второй штаб. Его, к счастью, пока не взорвали. Шерлок развернулся, всем своим видом показывая, что готов идти, пряча под этим жгучее нежелание оставаться в этом жутком месте и минутой дольше. Майкрофт, впрочем, не торопился. Он обвёл младшего брата задумчивым взглядом, будто оценивая его состояние как результат своих усилий, развернулся и неспешно пошёл к выходу из тупика, напоследок махнув зонтом. — Можешь пригласить мистера Уотсона присоединиться к нам, прятаться у него всё равно не получается. Шерлок нахмурился — он не заметил Джона, слишком уж много внимания заняло зрелище разрушенного ордена Слона. Но вот гриффиндорец и сам показался в поле зрения, выглянул из-за угла, смотря на Шерлока виноватым взглядом. Не нужно было быть гением, чтобы понять, картина, представшая перед их глазами, сильно задела бесстрашное, но доброе сердце Уотсона, и вся печаль, что он ощущал, смотря на руины, отражалась на его лице, покрасневшем от холодного воздуха. Он опустил глаза в пол, сжимая пальцы на метле, неуместно цветной плащ, стандартный для игрока квиддича, покачивался на ветру, и у Шерлока возникло неожиданное желание взять его за руку, намотать ему на шею шарф, укутать в собственное пальто и скрыть от всего мира — всё что угодно, лишь бы это печальное выражение больше никогда не появлялось на его лице. Но он только медленно выдохнул, кивая соседу. Майкрофт рядом, да и нельзя быть таким сентиментальным. — Простите, — едва слышно произнёс Джон, но староста Гриффиндора не обратил на его слова никакого внимания. Они шли совсем не долго, до первого безлюдного переулка, и там Майкрофт молчаливым жестом предложил трансгрессировать. Всё-таки второй штаб ордена Слона неблизко, а времени у них не очень много. Шерлок подобное предложение встретил с неприязнью, но тоже молчаливой, а Джон был настолько погружён в свои мысли, что даже не заметил этого жеста, а очнулся, лишь когда когтевранец аккуратно взял его за руку и несильно сжал. Оказавшись в коридоре, настолько тёмном, что едва можно было разглядеть бордовый ковёр под ногами, Майкрофт сразу пошёл по давно знакомому маршруту, не оставляя гостям никаких вариантов, кроме как следовать за ним, и Шерлок не стал отпускать руку Джона, пока они не остановились перед дверью, вокруг которой тонкими полосками виднелся свет комнаты. Майкрофт замер на секунду, словно нечто столь простое — открыть дверь и войти в комнату — вдруг стало для него непосильной задачей. Уотсон ожидал чего угодно: быть может, их сразу отправят под суд, может, сначала всю правду захотят узнать члены ордена, может, их просто убьют за подобное — точно сказать Джон не мог, но почему-то страха или опасения не чувствовал. Казалось, будто всё, что произойдёт в дальнейшем, они с Шерлоком заслужили. И дело не только в играх с Ирэн Адлер, ещё и в играх с Мориарти в прошлом семестре, в тайном расследовании о похищенной заколке, да и о машинисте… Джона съедало чувство, что через пару секунд, когда он и Шерлок окажутся в комнате, полной важных людей, добивавшихся своего нынешнего положения годами, если не поколениями, придёт час расплаты за всё на свете, даже за самую маленькую ложь, сказанную по случайности много лет назад. Но дверь открылась, и Майкрофт пропустил их в абсолютно пустой, тёмный кабинет, освещённый лишь камином и парой канделябров. Шерлок, ни секунды не раздумывая, сел в мягкое кресло, повёрнутое к огню, сам Майкрофт проследил за движением младшего брата с едва заметным усталым недовольством и сел за стол, ни жестом, ни словом не подсказав Джону, что ему делать. Уотсон ощущал себя лишним в этой мрачной, богато обставленной комнате, в которую братья Холмс вписывались с пугающей лёгкостью. — Вот и всё, что было нужно, — вздохнул Майкрофт, бросив взгляд на настенные часы. — Одинокий, наивный мальчик, отчаянный хвастун, и умная девушка, с которой он почувствовал себя особенным. — Он грустно улыбнулся, но сделал это так коротко, что Уотсон не был уверен, не показалось ли ему. — Годы работы, месяцы расследований — всё оказалось напрасным. Шерлок повернул недовольный взгляд в сторону Майкрофта, он с самого детства знал — лирические отступления в речи брата не ведут ни к чему хорошему. — Вас всё-таки предали. — Когтевранец прикрыл глаза, облокачиваясь головой о спинку кресла. — Стоило быть тщательнее с отбором людей. — Я не говорю о людях из ордена, Шерлок, я о тебе говорю! — Майкрофт на секунду сжал губы, подавляя рвущиеся наружу эмоции, и продолжил уже более мягким голосом. — Неужели ты настолько предсказуем? Это же азбука: обещания счастья, боль утраты, восторг искупления, а потом… Дай ему загадку и смотри, как он пляшет. — Это абсурд, — твёрдо сказал Шерлок, поднимаясь с кресла. — Абсурд? Как быстро ты расшифровал для неё сообщение? За одну минуту? — Десять секунд, — едва слышно прошептал Джон, опуская голову. — Ты так хотел произвести впечатление, — вздохнул Майкрофт, наблюдая за эмоциями на лице брата. — Зачем бы мне производить впечатление на неё? — раздражённо спросил Шерлок, собираясь продолжить речь, но взгляд брата, неожиданно ставший полным непонятной боли и сожаления, заставил его замереть с приоткрытым ртом, так и не произнеся ни слова. — И правда, Шерлок, — тихо сказал тот, смотря за плечо когтевранца, — зачем бы. По подбородку скатилась капля крови — слишком сильно Джон закусил губу, но даже не заметил этого. Зачем, зачем, зачем, зачем — повторял внутренний голос, почему-то так похожий на голос Майкрофта, а ответ на вопрос был таким понятным, таким простым и незатейливым, что ещё тогда, когда подобная мысль впервые появилась в голове, Уотсон отбросил её. Слишком просто. Слишком скучно. Слишком понятно. Просто «слишком» для Шерлока. Но теперь так не казалось. Горло неприятно саднило от одной мысли о том, чтобы напрямую спросить своего соседа, и Джон чувствовал, что не может сказать и слова. «И всё-таки она тебе нравится, да, Шерлок?» «Ты ведь хотел понравиться ей, правда?» «А теперь, если она исчезнет во второй раз, ты исчезнешь вместе с ней?» Стук в дверь услышал только Майкрофт, но не стал ничего говорить. Тому, кто стучался, и так не нужны были никакие разрешения, чтобы войти. — Мистер Холмс, я бы хотела обсудить с тобой пару вопросов. Ирэн остановилась около окна и осмотрела всех присутствующих уверенным взглядом и с лёгкой улыбкой на губах. Выигрыш уже у неё в кармане, она в этом не сомневалась. Как не сомневался и Майкрофт. — Да, пожалуй, — ответил Шерлок, повернувшись к ней. — Есть ещё аспекты, которые я не до конца прояснил. — Не с тобой, младший, с тобой всё ясно, — отмахнулась от него Ирэн и подошла к Холмсу-старшему. В чёрно-сером платье, так удачно на ней сидящем, на высоких каблуках и со сложной причёской она выглядела королевой, прогуливающейся по своим владениям в окружении шутов и слуг. — Там больше, намного больше. И место, должна признать, ты выбрал подходящее, если уж не хочешь, чтобы хозяева узнали, что секретный код разгласил твой младший брат. — Я гарантирую вам, что здесь нас никто не услышит, — покорно ответил Майкрофт, предлагая девушке присесть напротив него. — Шерлок, ты не покажешь нам шкатулку? Когтевранец несколько секунд игнорировал просьбу брата, упрямо смотря исключительно на Ирэн, которая, в свою очередь, не обращала на него совершенно никакого внимания. Наконец, медленно вдохнув и так же медленно выдохнув, он подошёл к столу и жестом фокусника достал из кармана мантии шкатулку, не дававшую ему покоя последнее время. При виде драгоценного хранилища глаза Ирэн блеснули азартным огоньком, и она взглянула на Майкрофта из-под полуопущенных ресниц. — Я дала ему почти месяц, чтобы разобраться с кодом. Как видите, результат на лицо. Шерлок скрипнул зубами, но не ответил. Молча вернулся в своё кресло, сел в него, напряжённый до последнего нерва, и уставился на огонь, будто происходящее за столом его совершенно не беспокоило. Джон остался стоять чуть позади, наблюдая за остальными из-под нахмуренных бровей. — Здесь мои требования и предложения, как защитить меня после их выполнения. — Ирэн достала из клатча конверт с вычурной красной печатью и, положив его на стол, пододвинула к Майкрофту, напоследок чуть задержав на нём пальцы. — Я бы сказала, что они не образуют дыру в бюджете ордена, но это будет ложью. Староста Гриффиндора безмолвно наколдовал себе маленький ножик, что вскрыть конверт, и пробежал глазами по строкам, написанным элегантным почерком. — Вы хотите подумать? — Если честно, да. — Сочувствую, — наигранно вздохнула Ирэн, и Шерлок коротко хмыкнул. — Научитесь говорить с людьми без волшебных палочек. Майкрофт поднял на неё взгляд, хранивший лишь остатки его былой уверенности, и одним движением кисти наколдовал себе перо с гербом ордена Слона, от лица которого собирался подписать предложенный документ. — Вы очень способны, — произнёс он, положив лист бумаги на стол. — Это не только мои заслуги, — лукаво улыбнулась ему Ирэн, вставая со стула и обходя стол только для того, что бы элегантно присесть на него с другой стороны. — Я пользовалась помощью. Джим Мориарти шлёт вам привет. Прозвучавшее с вопиющей беспечностью имя заставило Шерлока и Джона одновременно вздрогнуть и поднять глаза на девушку, что наслаждалась каждой секундой их замешательства. — Да, он мне звонил, — вздохнул Майкрофт. — Требует моего внимания, которое я, конечно, могу уделить. — У меня было всё это, но я не знала, что с этим делать, — продолжала свою историю Ирэн Адлер. — Спасибо злодею-консультанту, он дал мне много советов, как мне обыграть малыша-Холмса. Он называет вас Пингвин и Умник. Он у меня ничего не просил, наверное, просто любит доставлять неприятности. Обожаю это в мужчинах. Шерлок закрыл глаза, погрузился в свои мысли так глубоко, что даже не заметил, как оказался в чертогах разума. Он был в самой их глубине, в небольшой комнате, что появилась там без его ведома, — в комнате Ирэн. Когтевранец смотрел на стены, обклеенные фотографиями, полки, забитые кричалками, и шкатулку, стоящую посередине комнаты на постаменте. Он всматривался в каждую деталь, в каждую мелочь, но всё ещё слышал её голос, говоривший про Джеймса Мориарти. И каждое её слово влетало в комнату красной, как её помада, нитью, цеплялось за какую-нибудь мелочь и натягивалось, словно что-то тянуло другой конец. Шерлок следовал за этими нитями, шёл за ними, пока не оказался в другой комнате, такой большой и тёмной, запылённой и затхлой, словно годами никто не открывал в неё дверь. Комната с кроваво-красным именем Джеймса Мориарти. — Вот как, — заключил Майкрофт, готовясь поставить подпись в конце листа. — Слизеринка, поставившая на колени орден Слона, а заодно всё магическое сообщество нации. Вы победили. — Нет, — резко сказал Шерлок, распахнув глаза, и Холмс-старший замер с пером в миллиметре от бумаги. — Прости? — чуть приподняла брови Ирэн. — Я сказал нет. Очень-очень близко, но… — когтевранец поднялся с кресла, торопливо скинув перчатки, двумя шагами оказался рядом со столом и остановился напротив девушки, заглядывая ей прямо в глаза, — тебя занесло. Игра была слишком сложной, и ты слишком любовалась собой. — В таких вещах слишком не бывает, — лукаво улыбнулась девушка. — Можно наслаждаться азартом погони, отдаться игре целиком, я могу это понять. Но сантименты? Сантименты — химический дефект, ведущий к проигрышу. — Сантименты? О чём это ты? — Ирэн чуть прищурилась, выискивая в глазах Шерлока подсказку, но тот сохранял своё самое спокойное лицо, понимая, что игра на этом окончена. — О тебе. — Ты это серьёзно? — усмехнулась девушка, слезая со стола. — Слушай, мне тебя жалко. Ты что, действительно думаешь, что заинтересовал меня? — Она сделала шаг вперёд, приподнимая голову, и казалась в полушаге от него. Так близко, что не видно ничего вокруг — всё размывается, и глаза ловят лишь лицо напротив. — Почему? Потому что ты знаменитый Шерлок Холмс, умный детектив с забавной причёской? — Нет, — покачал головой Шерлок, а на его лице на секунду появилась мягкая улыбка. Он сначала осторожно, но потом более уверенно взял её руку, обернул пальцы вокруг тонкого запястья, наклоняясь к ней, становясь ещё ближе, пока Ирэн следила за его губами. Шерлок наклонился к её уху, замер на несколько секунд и прошептал: — Потому что я считал твой пульс. Учащённый. Зрачки расширенные. — Он отвернулся, на ходу прихватив шкатулку, и замер, пересёкшись взглядом с Джоном, что так и стоял у его кресла, смотря на когтевранца с горьким разочарованием. — Я думаю, — начал Шерлок, на секунду опустив взгляд, — Джон Уотсон считает, что любовь для меня тайна, но её химия невероятно проста и весьма разрушительна. — Он вновь повернулся к Ирэн, что не отставала от него ни на шаг. — Ты когда-то заметила, что маскировка — всегда автопортрет, ты права, шифр к сейфу — твои параметры. Но здесь всё интимнее. Здесь, — Шерлок поднял шкатулку на уровень глаз, и Ирэн проследила за ней взглядом, — твоё сердце, а тебе нельзя допускать, чтобы оно управляло твоей головой. Ты могла выбрать любое случайное число и получить сегодня всё, но ты не смогла устоять, верно? — Он коротко усмехнулся, положив шкатулку на ладонь и поднеся её к лицу. — Я всегда предполагал, что любовь опасна. Спасибо, что вселила в меня уверенность. — Всё, что я говорила, неправда, — резко сказала Ирэн, хватая его за руку, но это движение и слёзы в её глазах лишь подтверждали выводы Шерлока. — Я просто вела игру, и всё. — Я знаю, — не стал спорить Холмс. — А это проигрыш. Он поднёс шкатулку к самым губам, но в последний момент повернул голову в сторону, чтобы боковым зрением увидеть Джона, что так и стоял в стороне с самым мрачным выражением лица из всех возможных. — Эмоции — код к замку, не так ли? Шерлок вновь наклонился к шкатулке, сделал глубокий вдох, вспоминая все те моменты, когда они с Джоном оставались наедине, когда говорили о всём на свете, играли в игры, смеялись или бежали по замку, охваченные азартом игры. «Мой ключ — Шерлок». Кнопка «ок» легко поддалась и замок открылся, позволяя приподнять крышку. — Держи, брат. Надеюсь, это окупит все неприятности, причиной которых я стал. — Уверен, что это так, — слегка удивлённым голосом ответил Майкрофт, забирая из рук когтевранца шкатулку с драгоценными воспоминаниями. — Жалеешь её — запри, — холодно продолжил Шерлок, направляясь к выходу из комнаты и возвращая на пальцы ставшую такой привычной ткань перчаток, — нет — отпусти, вряд ли она долго протянет без защиты. — Ждёшь, что я буду умолять? — с долей презрения в голосе спросила Ирэн. — Да. — Когтевранец остановился у самой двери, смотря исключительно вперёд, и девушка, с трудом проглотив ком в горле, едва слышно ответила: — Пожалуйста. Вы правы. Я не проживу и года. Шерлок повернулся к ней, и на лице Ирэн проблеснула скромная надежда. — Прости, что не поужинал. Идём, Джон. Он быстрым шагом покинул комнату, но остановился у самой двери, дожидаясь, когда к нему присоединится Уотсон. И тот вышел, опустив голову и даже не посмотрев на Шерлока. Он не знал, что когтевранец сказал Ирэн на ухо, не знал, что тот имел в виду, когда говорил про опасность и про эмоции, но он чувствовал небывалую обиду, корни которой давил в себе уже давно. — Давай вернёмся в комнату. Уже довольно поздно, и здесь не место для разговоров, — предложил Шерлок, протягивая руку, но Джон не ответил, только сильнее сжал зубы и схватился пальцами за рукав пальто когтевранца, чтобы тот мог трансгрессировать вместе с ним.

***

Стоило им вернуться в комнату, Джон резко отпустил рукав пальто Шерлока, словно даже шерстяная ткань обжигала его пальцы. Не смотря на соседа и даже не поднимая глаза от пола, он пошёл к двери, оставив метлу около кровати и не обращая внимания на внимательный взгляд Шерлока, что замер посередине комнаты, прокручивая в голове варианты, что, помимо разрушенного здания ордена, могло так расстроить гриффиндорца. Они победили. Несмотря на всю запутанность этого дела, они его раскрыли, вернули воспоминания в орден, не дали Ирэн Адлер получить всё и сразу, но почему-то сладость победы опаздывала, не давая им насладиться этим моментом. — Ты расстроен из-за той девушки? — спросил Шерлок, развязывая шарф и снимая пальто. — Я не расстроен, — бросил в его сторону Джон, останавливаясь около двери. — Просто не понимаю, что и почему ты делаешь. — Я могу объяснить, — нахмурился когтевранец, не улавливая, к чему клонит сосед. — Хорошо, — хмыкнул Уотсон, повернувшись к нему. — Почему, Шерлок, ты не мог просто сказать? Просто подойти ко мне и честно сказать, что происходит? — Сказать что? — Холмс сделал шаг вперёд, и Джон сделал шаг ему навстречу. — Что… — Уотсон нервно рассмеялся, не смотря на соседа. Ком застрял в горле, не давая произнести то, что весь вечер копошилось в его мозгу, и отчаяние от этой мысли постепенно топило в себе сознание, не давая мыслить ясно. — Что она тебе нравится. Шерлок замер, пытаясь связать у себя в голове слова Джона с тем, что происходило в последнее время, но то тут, то там связь обрывалась, натыкаясь на сухие факты, столь очевидные для когтевранца, но совершенно незаметные для его соседа. — То есть ты говоришь, — медленно начал Холмс, отчего-то боясь сказать что-то не то, — что мне нравится Ирэн Адлер? — Ну а разве я не прав? — с грустной улыбкой спросил Уотсон, наконец поднимая глаза на Шерлока. — Начать можно с того, что мне, в принципе, не нравятся люди, — сказал тот уже чуть угрожающим голосом. — Мм, точно, — вздохнул Джон, вновь опуская глаза и закусывая повреждённую губу, на которой только-только образовалась корочка. — Конечно, как я мог забыть. — Джон? — с интонацией, требующей немедленных ответов, позвал его Холмс, делая ещё один шаг вперёд. — Если тебе не нравятся люди, тогда что это было, Шерлок? — тихо спросил гриффиндорец, смотря куда-то в сторону. — Ты же только и делал всё это время, что думал о ней, не так ли? С того самого момента, как мы попали в её комнату, как она сбежала вместе с шкатулкой, как прислала последнюю кричалку… Я же не дурак, Шерлок. Я видел, как вы общались, как бережно ты хранил её шкатулку, как играл грустную музыку по вечерам, когда думал, что я ушёл. А потом она вернулась, и ты… ты разгадал тот код меньше, чем за десять секунд. И я сначала не обратил на это внимания, но потом Майкрофт всё так сказал, будто это была твоя попытка показать себя в лучшем свете, и я подумал, что ты действительно всё это время пытался произвести на неё впечатление, красовался перед ней, а она — перед тобой. Это же… это же был флирт, да? Неудивительно, на самом деле, она же красивая, умная… Тебе не нравятся люди, но, видимо, тебе понравилась она, так ведь? Джон замер на несколько секунд с приподнятыми плечами, коротко улыбнулся одними губами и посмотрел на соседа, что слушал его слегка сбивчивый монолог с серьёзным выражением лица, словно размышлял над каждым словом. Хотя размышлять там, по мнению Джона, было не о чем. Жаль только было, что до него дошло всё это так поздно, только когда Майкрофт стал говорить об этом. И подтвердилось, когда Шерлок и Ирэн стояли так близко друг к другу, что делили один воздух на двоих. — Ты выбираешь очень странные слова, — наконец, сказал когтевранец, слегка наклоняя голову. — «Она мне нравится», — что это значит? Могу ли я оценить её внешность как красивую? Я слышал, что другие люди называли её красивой, в этом случае я не эксперт, так что соглашусь. Симпатизирует ли мне её характер? Что ж, она в меру упряма, что я, определённо, могу отнести к положительным качествам. Но, Джон, ты же был сегодня с нами, ты слышал, что она говорила, и ты всё ещё называешь её «умной»? Уотсон посмотрел на соседа, слегка нахмурившись, и тот подошёл к нему, остановившись на расстоянии вытянутой руки. — Вся схема со шкатулкой, фальшивой смертью, замком, условиями — это не её идея, — продолжал Шерлок, смотря Джону в глаза. — Не она придумала это. Она лишь действовала по инструкциям, что давал ей Джеймс Мориарти. Её ума хватило на то, чтобы связаться с нужным человеком и в дальнейшем выполнять его требования, но не хватило на то, чтобы выбрать в качестве пароля случайное слово. И ты всё ещё говоришь, что меня мог привлечь её ум? Уотсон замер с чуть приоткрытым ртом, не зная, как ответить. Он действительно не думал о том, что говорила Ирэн, когда они были в ордене, его мысли были заняты совсем другим, а потому он пропускал слова мимо ушей. — Могу предположить, что ложное впечатление на тебя мог произвести тот момент, когда я проверял, верна ли моя гипотеза, — продолжал Шерлок, подходя всё ближе и останавливаясь на расстоянии полушага. Он знал — Джон не отшатнётся, не шагнёт назад, и тот и правда стоял, стойко выдерживая взгляд пронзительных, светлых глаз. — Хочешь узнать, что произошло тогда? Гриффиндорец не ответил. Он замер, ожидая от соседа чего угодно. Дав себе слово не шевелиться и не дёргаться, что бы ни произошло, он следил за каждым движением Шерлока, что кончиками пальцев коснулся его запястья, проверяя, не обожжётся ли Уотсон. Но тот стоял, чувствуя лишь смесь холода кожи и жара прикосновения, и коротко кивнул, как бы давая разрешение продолжать. Холмс ещё ничего не объяснил толком, но Джон чувствовал, что то, что будет дальше, ему понравится, потому что его самый большой страх не оправдается. Потому что Шерлоку не всё равно. Когтевранец обхватил его запястье, попадая подушечками пальцев на вену, и Джон вспомнил, что он сам так делал ещё в прошлом году, когда впервые сказал соседу, что тот ему нравится. Шерлок смотрел ему в глаза, его зрачки всё расширялись, пока он наклонялся к самому уху Уотсона, пока говорил шёпотом, задевая дыханием коротки светлые волосы. — Я считал твой пульс. — Гриффиндорец сглотнул, не выдержав, и Шерлок сделал маленькую паузу. Почему-то говорить эти слова Джону было гораздо сложнее, чем Ирэн. — Учащённый. Зрачки расширены. — Он выпрямился, заглядывая соседу в глаза, и увидел, что у того во взгляде не осталось обиды или злости. Его взгляд был лишь тоскливым, и Шерлок не мог понять, откуда взялась эта печаль. — Вот, что я сказал ей тогда. И, если ты возьмёшь мою руку сейчас, ты почувствуешь то же самое. Я не признавался ей в чём бы то ни было, лишь констатировал факты, простую химию, которой ты меня однажды научил. И пусть сейчас я не могу никак это доказать, я прошу тебя поверить, что в тот момент мой пульс не был учащённым. — Он вздохнул, на секунду опуская глаза, но руку Джона так и не отпустил, только теперь сжимал не запястье, а кисть и рисовал небольшие круги на коже большим пальцем. — Я говорю, что мне не нравятся люди, Джон, и я говорю это потому, что не понимаю значения слова «нравится». Поэтому я не могу сказать прямо, что ты мне нравишься, ведь это будет ложью. Но я могу точно сказать, что среди всех людей этого мира ты особенный. Особенный, потому что мне приятно проводить с тобой время и я хочу проводить с тобой больше времени, и не важно, чем мы будем заниматься — уроками, расследованиями или просто лежать бок о бок и читать книгу. Когда мы находимся в одном помещении, я постоянно ловлю себя на том, что отвлекаюсь на тебя, смотрю на тебя, но это не раздражает, это, наоборот, приятно. И, когда тебя нет, я постоянно, неосознанно ищу тебя глазами, потому что хочу знать, что ты рядом, что ты в порядке, потому что хочу видеть, как ты улыбаешься, и хочу чувствовать, как ты держишь мою руку. Я хочу знать тебя всего, но каждый день ты даёшь мне новые загадки, и я чувствую, что они никогда не закончатся, что в тот момент, когда я решу, что теперь знаю тебя всего, от начала до конца, ты сделаешь или скажешь что-то, что разобьёт сложенный мной паззл вдребезги, и мне придётся разгадывать тебя заново, с самого начала. Я не знаю, Джон, что значит слово «нравится». Но если всё то, о чём я говорил сейчас, включено в это понятие, то я могу с уверенностью сказать, что ты, Джон Уотсон, единственный человек на этом свете, который мне нравится, и так будет всегда. Шерлок вновь опустил глаза, не выдерживая молчания. От сказанных вслух слов в голове образовалась пустота, словно всё, что заполняло её раньше, исчезло, оставив только ожидание ответа. А Джон не мог собраться, чтобы ответить, поэтому он осторожно, нежно взял вторую руку Шерлока в свою, сделал полшага вперёд и аккуратно положил голову на его плечо, спрятав лицо в изгибе шеи. — Я тоже, — прошептал он, и когтевранец вслушивался в каждое слово, — я тоже хочу проводить с тобой время, занимаясь чем угодно. Я хочу видеть тебя рядом с собой, хочу, чтобы ты держал мою руку и никогда не отпускал её. Боже, Шерлок… Я так хочу, чтобы это время, когда мы живём в этой комнате вместе, расследуем дела, играем в игры и наводим порядок после твоих экспериментов, никогда не заканчивалось. Если бы только была возможность выбрать один день и проживать его всю жизнь, клянусь, я бы выбрал один из тех дней, что мы провели здесь. И да, конечно, всё это и значит, что ты мне нравишься. Ты мне так нравишься, Шерлок. Пальцы переплелись и сжались крепче, словно стоит отпустить — и мир разорвётся пополам, навсегда раскидывая их по разным сторонам. Шерлок почувствовал, как Джон слегка сильнее вжал лоб в его плечо, и подвинулся ближе, стараясь соприкоснуться с ним всем телом, чтобы их не разделял больше ни один сантиметр. — Прости, Шерлок, — шёпотом сказал Уотсон, и когтевранец отпустил одну его руку, но лишь для того, чтобы обнять его поперёк спины и прижать ближе к себе. — Я всё-таки дурак. — Кто сказал тебе такую глупость? — чуть улыбнулся Холмс, чувствуя на своём плече короткий смешок. Несколько минут они стояли прямо так, обнявшись посреди неубранной комнаты, потрёпанные последним месяцем, но в итоге до глупого счастливые. И плевать, что уже было и что будет дальше, — в этот момент мира вокруг не существовало, да он и не нужен был. Зачем нужен этот мир, когда человек рядом — это вся твоя вселенная?

***

На следующий день в Хогвартсе объявили неожиданный выходной. Студенты терялись в догадках, откуда взялась подобная щедрость, но учителя на вопросы не отвечали. Лишь немногие знали, что в ордене Слона, членами которого являлись несколько преподавателей, был объявлен траур из-за произошедшей накануне трагедии. Джон и Шерлок прошлым вечером легли спать вместе, но последний полночи не мог уснуть. После окончания дела и неожиданно чувственного разговора не должно было остаться ощущение незаконченности, но оно поселилось где-то под сердцем и не отпускало, пока не был придуман план, как от него избавиться. От мыслей о том, как пройдёт этот процесс «избавления», на языке появлялся горьковатый привкус, но Шерлок понимал, что это нужно сделать, и не потому, что так будет правильно, а просто потому, что рядом с Джоном хочется быть честным. Утром, когда Уотсон пошёл с одноклассниками на завтрак, когтевранец отправился во второй штаб ордена Слона, будучи уверенным — воспоминания, полученные накануне, до сих пор хранятся там. Разговор с братом не был приятным, и Шерлок, покидая здание, чувствовал, что устал от таких разговоров, но понимал, что ещё одного ему не избежать, однако эта мысль не вызывала отвращения, только тоску, из-за которой неизбежное хотелось оттянуть, но Холмс решил, что и так оттягивал его достаточно долго. И теперь нужно быть решительным и сильным, потому что так будет легче. Джону будет легче. Уотсон занимался уроками, одной рукой держа перо, а второй — сжимая эспандер, и у когтевранца появилась пара вопросов, которые он, впрочем, не собирался озвучивать. — Я вчера с метлы упал, а сегодня Майк вручил мне эту штуку, — с улыбкой сказал Джон, увидев приподнятую бровь Шерлока. — Сказал, что это поможет мне лучше на метле держаться, а то он пока не готов выходить на поле на настоящую игру. — Довольно предусмотрительно с его стороны, — хмыкнул Холмс, подходя к столу. — Джон, я хотел показать тебе кое-что. — Что именно? — слегка напрягся гриффиндорец, и Шерлок вместо ответа вытащил из кармана воспоминание. — Это… — Одно из тех, что украла та девушка, — подтвердил невысказанную догадку Холмс. — Но как… — Я одолжил её у Майкрофта, надо будет вернуть вечером. — Хочешь посмотреть, что там? — с лёгкой опаской спросил Джон, но глаза его горели ярым интересом, выдававшим реальное отношение к подобному повороту событий. — Я уже видел его, — покачал головой Шерлок. — Та девушка показала мне его, когда мы впервые встретились. Это воспоминание, — он поднял его на уровень глаз, слегка покачивая в длинных пальцах, — стало причиной, почему я был так заинтересован в этом деле, почему так хотел его раскрыть. И, я полагаю, тебе оно будет интересно. — Ещё бы, — не стал спорить с очевидным Уотсон, что, впрочем, был слегка насторожен поведением соседа. Такие длинные вступления были не в его духе, обычно он просто хватал Джона и тащил туда, куда хотел, а не распинался перед ним в предпосылках и намерениях. Причина для такой перемены в поведении стала ясна Джону, только когда они заглянули в само воспоминание через колодец в кабинете леди Смоллвуд. Уотсон ожидал увидеть всё что угодно, известного политика или волшебника, что-то, что происходило в министерстве магии или же в ордене Слона. Но он никак не ожидал увидеть там профессора Арчера и профессора Нельсона в военной форме, совершающих несправедливую казнь его, Джона, отца. На глазах скопились слёзы, Джон закричал, когда в спину главного человека в его жизни полетело непростительное заклинание и когда человек с такой доброй улыбкой упал на пол, словно тряпочная кукла. Он знал, что не может ничего сделать, но всё равно кинулся к нему, его едва удержал Шерлок, чувствовавший себя хуже некуда оттого, что совсем никак не мог облегчить горе Джона. Нельсон вышел из кабинета, вальяжно наступив на мёртвое тело, и что-то в Джоне сломилось. Он обмяк, удерживаемый на ногах только сильными руками соседа, и не произнёс ни слова, пока они не оказались в комнате 221Б. Шерлок сидел на своей кровати и смотрел на соседа, что сидел на своей, уставившись в пустоту. На его лице то и дело мелькали какие-то эмоции, то печаль, то злость, то отчаяние, и когтевранец не решался сказать ни слова, потому только молча наблюдал за тем, как Джон пытается восстановить свой разбившийся на осколки мир, как он пытается понять, как ему жить дальше, узнав настоящую причину гибели своего отца. Хэмиш Уотсон был честным человеком, верным своим принципам до последнего вдоха. Он был решительным и смелым настолько, чтобы пойти против своего начальства, отдающего сумасшедшие приказы. Джон помнил его очень добрым, прощающим мелкие шалости и балующим редкими подарками. Осознание несправедливости терзало его, хотелось кричать, выть и бесконечно спрашивать «почему». Почему всё обернулось именно так, почему именно его отец, почему именно Нельсон… От мысли о том, что Джон ходил на уроки убийцы своего отца, в лёгких заканчивался кислород, и он давился воздухом, понимая, что каждый день видел этого человека, смотрел ему в глаза, стоял рядом с ним, отвечая домашнее задание. — Где они сейчас? — тихо спросил он, не поворачивая головы, и Шерлок беззвучно выдохнул. — Арестованы. Их отправят в Азкабан. И Джон снова замолчал, всё так же неотрывно смотря в пространство перед собой, пока Холмс не знал, куда себя деть. Оставить Уотсона в комнате одного в такой момент казалось преступлением, но сидеть рядом и молча наблюдать за его страданиями было невыносимо. — Ты бы хотел другого? — спросил он у Джона, подходя к его кровати, но не садясь без разрешения. Гриффиндорец какое-то время молчал, только чуть подвинулся, как бы предлагая сесть рядом, и Шерлок сел на самый край, не решаясь лишний раз коснуться соседа. — Нет. — Уотсон сглотнул, каждое слово давалось ему с трудом, но он чувствовал, что должен ответить. — Они за решёткой, это главное. Шерлок опустил глаза, принимая такой ответ. Он знал — желание отомстить бывает слишком сильным, чтобы ему противиться, но всегда несёт за собой лишь разрушения и никогда не приносит столь желанного облегчения. И всё же, если бы Джон сказал, что хочет отомстить, он бы помог ему это сделать, не стал бы отговаривать. Но гриффиндорец мстить не собирался, и Холмс почувствовал горькое облегчение, быстро скрывшееся за печалью. — Если бы только можно было что-то исправить… — вздохнул Уотсон, закрывая глаза. Шерлок смиренно ждал, когда сосед закончит предложение, но продолжения не последовало, и когтевранец всё-таки решил сказать: — Магия может многое, но она не всемогуща. Это единственное правило, которое нельзя нарушить: никого нельзя воскресить и никто не может восстать из мёртвых. — Скажи об этом Ирэн. Джон грустно хмыкнул, поведя плечами. Он не знал, сколько просидел так, прокручивая в голове увиденное, боль не утихала, но он не хотел позволять себе оставаться так навечно. Он знал, что ещё долгое время будет горевать, но понимал, что мир не остановил своё существование. Делиться своим горем он не хочет, не будет, не попросит о неделе отдыха, чтобы прийти в себя. Знает ведь — для него лучше с головой уйти в учёбу, погрузиться в какое-то дело, чтобы заглушить голос Нельсона в голове, бесконечно повторяющий непростительное заклинание. Ему всегда будет больно, он знает, что будет, но ему придётся с этим жить. — Я не могу отделаться от мысли, что это несправедливо, — тихо сказал Джон, и Шерлок посмотрел на него, чуть приподняв брови. — Но это же глупо, правда? Смерть всегда несправедлива. — Справедливость — очень субъективное понятие, Джон, — вздохнул когтевранец. — Но мне кажется, что каждый человек в этом мире назовёт то, что случилось с твоим отцом, несправедливым. — Он… — гриффиндорец прервал сам себя, почувствовав ком в горле, сделал паузу, чтобы проглотить его, и продолжил, словно этой паузы не было, но каждое слово давалось ему с трудом, и он говорил медленно, позволяя каждому звуку отдаться эхом в голове, — умер храбрым. Он стоял на своём до последнего, он не хотел убивать невинных. Я… — Он сделал глубокий вдох, пытаясь успокоить дрожащие руки, и Шерлок сжал губы, наблюдая за ним. — Я тоже буду храбрым, никогда не трону невинного. И пускай какой-нибудь трус убьёт меня ударом в спину, я не отступлю от своих принципов. Я всегда буду защищать людей, всегда буду стоять за своих друзей, за близких, за всех. Я хочу… Я буду таким, как мой отец. Как… папа. Джон зажмурился, опуская голову и прикрывая глаза глаза одной рукой. Он держался из последних сил, чтобы не позволить слезам скопиться в глазах, сдерживал их до последнего. Он не хотел плакать, думая об отце. Хотел быть сильным для него. — Boys don't cry, помнишь? Мальчики не плачут, — сказал он, поднимая раскрасневшиеся глаза на Шерлока. — Мы пели эту песню на рождество. — Помню, — кивнул когтевранец. — Но я думаю, все плачут, когда им это нужно. Замерев, Джон посмотрел соседу прямо в глаза, прокручивая у себя в голове его слова, и почувствовал, как Шерлок накрыл его ладонь своей, как обхватил её пальцами и несильно сжал, не давая забыть, что вот он, рядом, что Джон в этом мире не один. И Джон заплакал. Тихо, молча, прикрывая глаза рукой. И Шерлок был рядом, давал ему всё время мира и медленно поглаживал сухую кожу большим пальцем. Он рядом. Он всегда будет рядом.