Холодно в аду, нечем дышать на небесах, Вселенной больше нет, Но я о ней зачем-то помню Noize MC «Жвачка»
Несколько часов тряски в душном плацкарте с натянутыми до предела нервами, с доебывающими дебильными вопросами парнями с секции, с пропахшими чебуреками тетками – и он в родном городе. В 5 утра в понедельник. Пацаны быстро разъехались по домам, кого-то забрали родители, кто-то вызвал такси, а он остался на вокзале, отбрехавшись от тренера, что сча за ним приедет отец. Прокемарил в зале ожидания до восьми. Потом уже оттуда поехал на ебучем-вонючем автобусе в самый элитный район их мухосранска. Дошел до нужного дома, консьерж впустила, даже не доебалась. То ли у него рожа была говорящая, то ли это вообще не входило в ее обязанности. Дошагал до площадки, постоял там, гипнотизируя дверь, за косяк подержался, а потом развернулся и пошёл назад на улицу. Запал остыл, наваливалась апатия. Пресловутое «посмотреть в глаза» уже не казалось такой уж хорошей идеей. Когда просят отвалить, надо отваливать. Что и кому тут доказывать собрался? Он присел на качельку детской площадки, бросив в подмерзший за ночь рыхлый снег свою сумку. Позырил в светлеющее небо, думая о том, что Герка бы сейчас точно нашёл там и Венеру, и Сатурн, и Альфа-Центавру, и следы тёмной материи. Наверное, так тоже бывает, не сложилось у них. Наверное, Егор не готов оказался к этому всему. Ему, Матвею проще, он пофигист по жизни, родителям насрать, одна в желтом доме, второй психует через раз. И Лёха прав, быть в России открытым геем – это почти что подвиг, или даже без «почти что». А что взамен?.. Из подъезда выходили люди, видимо, торопились на работу, целеустремлённо шагали к своим припаркованным по территории машинам. Почему-то одна женщина привлекла особое внимание. Ну как «почему-то», всё очевидно. Красивая, ближе к сорока на вид. Глаза, нос, разлет бровей.... аж потеплело внутри. И болезненно скрутило узлом диафрагму. Она легким шагом добежала до белой Тойоты, пиликнула сигналкой, чуть наклонилась, открывая дверь. Челка из аккуратной укладки упала на лоб. Матвей улыбнулся. Проводил взглядом отъезжающий авто, потом поднял себя за шкирку и побрел к остановке. И столкнулся нос-к-носу с Миланой. Она смерила его своим надменным взглядом приглашенной звезды. – О. Ты что тут делаешь с утра пораньше? – Хочу задать тебе тот же вопрос. – Он сплюнул в сторону, вскинул взгляд. – Ты о чем? – Вы расстались. Так хуя здесь ошиваешься? – Это Егор тебе сказал, что мы расстались? Ты смешной, забыла, как тебя зовут? – Да неважно, не напрягай свой нежный мозг. – Пф. Короче, мы не расставались, мы вместе, были и есть, понял? Егора иногда несёт на парней, ну не ты первый и не ты последний. Я не собираюсь терять его из-за этого. Более того, он всегда возвращается ко мне. Обломись, да? Мне тебя даже жаль. Или нет. – Она улыбнулась. Пошла к подъезду. Волосы вразлёт из-под шляпки. У Матвея шумело в ушах. Он тоже куда-то пошёл. Видимо, нахуй. Прокручивал в голове услышанное. Пытался сам себя убедить, что это неправда. Не получалось. К словам Миланы невозможно было прикопаться, они складывались в отвратительную, но цельную картину, всё сразу вставало на места, становилось понятным. Простым. Очнулся, когда упёрся в тупик каких-то складов. Осмотрелся, понятия не имея, где находится. Телефон театрально завис и сдох. Матвей развернулся, пошёл назад, провалился по колено в застойную, вонючую лужу под коркой грязного льда. Для полной картины через несколько шагов вляпался и в настоящее дерьмо второй ногой. Выбрал из двух зол меньшее, вернулся к луже и кое-как отмыл в ней ботинок. Потом долго плёлся без особой цели снова. Нашел остановку, залез в первый попавшийся автобус, потом пересел в другой, чудом не забыв свою сумку. Дошёл до хаты к обеду. Разделся, забрался в душ и долго-долго стоял под прохладной водой. Пока трясти начало не от нервов, а банально от того, что до костей промерз. Не верил, что это с ним происходит. Отчаянно хотелось отмотать время назад, к тому моменту, где всё ещё было в норме, перезагрузить, переиграть. Он не хотел принимать это всё. Не мог просто. Идиот конечно. Дал себя развести. Дал себя поиметь. Во всех! блять! смыслах! Кулак впечатался в кафель. Ещё, снова. Кожа лопалась на костяшках, вода смешивалась с кровью, стекала к ногам бледно-розовой. Ему бы сейчас на бой. Разъебал бы всех к чертям собачьим голыми руками. Почему он поверил? Как вообще в это можно было поверить? Эти пропажи, недоговорки, отмазки детские. Всё белыми нитками было шито. Слепая наивность. Выбравшись из душа, обмотал руку полотенцем, чтобы не пачкать мебель и пол. Упал на диван. И удивительно быстро отрубился. Нервная система сдалась.***
Разбудил его пришедший под вечер Колька. Мат резко сел, потом вскочил, как был в одних труселях, заметался по комнате, огляделся, потом посмотрел на свою убитую правую, на упавшее окровавленное полотенце и вспомнил. Тут же обмяк и со стоном рухнул ничком обратно на диван. – Мэт, сейчас ты меня реально пугаешь. Ты норм ваще? – Я сдох. Отвали, Коль. Серьезно, не мельтеши. Я просплюсь и расскажу. – Ну... ладно. Он ещё слышал, как Колян прошел на кухню, как звякал посудой, а потом снова провалился в глубокий и осязаемо чёткий сон. Где Герка улыбался, смеялся, шел рядом. Такой красивый, такой манящий. Рассказывал, как зависал в немецких барах, как жрал там баварские колбаски. Медленно падал снег, но холода не чувствовалось. Они обнимались. И Мат всё хотел поцеловать его, но никак не мог дотянуться до губ.***
Проснулся он ранним утром следующего дня. Осознал всё в третий раз, смачно выматерился. И пошёл собирать себя заново по кускам. Телефон поставил на зарядку, закинул в стиралку вещи, нашёл на кухне бич-пакет и заварил, чаю сделал предельно сладкого, как сироп. Помыл посуду. И даже пожрал, игнорируя пиликанье ожившего смартфона, уведомляющего, очевидно, о пропущенных вызовах и сообщениях. //WhatsApp | Мать, вчера 21:38 И вот некто подойдя, сказал Ему: Учитель благий! что сделать мне доброго, чтобы иметь жизнь вечную? Он же сказал ему: что ты называешь Меня благим? Никто не благ, как только один Бог. Если же хочешь войти в жизнь вечную, соблюди заповеди. (*) //WhatsApp | Отец, вчера 22:14 Матвей, я погорячился. Был не готов к такому. Извини меня. Приходи. Поговорим //WhatsApp | Егор, вчера 22:56 Если вселенная бесконечна действительно, Значит есть куча копий нашей планеты. Где-то сейчас происходят те же события, Копия меня пишет копию песни этой. Если вселенная бесконечна, и в правду, То прямо следует из этого факта, Что ты точно так же ждешь, когда я вернусь обратно, Где-то там в глуби далеких галактик. //WhatsApp | Егор, вчера 23:04 Если обдумать подробнее эту гипотезу, Посерьезнее впариться в ситуацию, То помимо миров, повторенных полностью, Есть и такие, что могут чем-то отличаться. Получается, что где-то на задворках созвездий, Есть такие версии нашего мира, Где мы с тобой либо уже не вместе, Либо изначально прошли друг друга мимо. //WhatsApp | Егор, вчера 23:11 А есть наверное и поудачней расклады, Без лишней жести, которая нам досталась, Там все случилось не вопреки всему, а как надо, Так, как тут никогда не случалось. Мы попадем туда после смерти, может быть, Если будем добрыми и хорошими... //WhatsApp | Егор, сегодня 00:58 Как бы круто там ни было, Мне одно ясно: Ещё сильнее Я в тебя Все равно Не влюблюсь Матвей с воплем швырнул телефон в стену, тот с резанувшим по ушам треском разлетелся на части. А он сам ещё надолго завис на месте, смотрел вникуда и тяжело дышал. В глазах стояли жгучие, горькие, противные, слабые слёзы. Вот ведь только вроде успокоился, только под контроль всё взял. Нет, он не будет реветь. Он не девочка брошенная, он... брошенный мальчик. Которого просто швырнули, как котёнка. Грудь сдавило. И по щекам всё равно полилось. Вот какого черта он написывал вчера ему? Зачем? Типа, извини, ты конечно иди нахер, но я страдаю? Что. блять. за. хуйня? К обеду подтянулись парни. Матвей буквально в одном предложении рассказал, что случилось. Они с трудом поверили. И как-то всё искали возможность оправдать Егора. Невинная, блять, овечка. Всех обдурил-обаял. У Матвея сил спорить не было. Он молчал и просто отстранённо и равнодушно смотрел, как парни, решив, что без связи оставлять его нельзя, искали телефонные обломки, хотели собрать из них что-то рабочее. Затея провалилась: дисплей был разбит вдребезги, задняя крышка – напополам. Сашка сгонял домой, принёс свой старый кнопочный телефон и заменённую симку, а ещё большой контейнер домашней мясной запеканки. Пришлось есть. Ну или хотя бы делать вид. Ближе к вечеру позвонили с незнакомого номера. Матвей принял, поаллокал, послушал тишину, через пару секунд вызов сбросили. Он перезвонил – трубку не взяли. Ебучий детский сад. Понедельник закончился новой бессонной ночью и мокрой подушкой. Оставшаяся часть недели прошла под гордым алкогольным знаменем. На учебу забил. Парни были рядом. Иногда все вместе, иногда по очереди. Караулили его, что ли. Похер. Главное, было, с кем выпить. И, еще главнее, было что выпить. Саня регулярно таскал водку. Более-менее очнулся он от своего пьяного угара к пятнице. Умылся и даже побрился. Продрал заплывшие глаза. Скребущие на душе кошки никуда не исчезли, наоборот, ощущение было такое, будто его просто сжирают изнутри и скоро останется пустая, хрусткая и ломкая оболочка. Но он к этому вроде как уже привык. Время не лечит – ты просто привыкаешь к боли. //WhatsApp | Неизвестный номер, три семёрки в конце [12:23] Егор с тобой? Это Милана [12:34] Если да, пусть маме позвонит [14:13] Ты не знаешь, где он? [14:13] Его второй день нет дома. И телефон недоступен [14:14] В душе не ебу [14:15] Если объявится, пожалуйста, напиши Входящий вызов. Неизвестный номер, три семёрки в конце. – Я же говорю, понятия не имею, где он, че звонишь? – Говорить с ней он не хотел. Он вообще сейчас особо ни с кем не хотел говорить. Милана, видимо, тоже не особо горела желанием общаться, потому что молчала некоторое время. А потом по какому-то невнятному звуку вдруг стало ясно, что она плачет на том конце. – Ты мне реветь в трубку позвонила? – Я боюсь за него. – Хули там бояться. На блядки очередные ускакал. Наебется – вернётся. Так же вы живете? – Нет. Мы... – Да мне похуй, избавь от подробностей. – Он биполярник, Матвей. – Че? – БАР у него. Биполярное аффективное расстройство. Это психическое. – А я думал, патологическое враньё. Это тоже психическое. – Патологическое враньё – это у меня... А у него депрессия. Я не знаю, куда и зачем он ушел. Обычно лежит и спит сутками напролёт. Может, это преддепрессия. Или смешанное, гипомания наложилась... Я не знаю. – Ты понимаешь, что я не вкуриваю вообще половину слов, которые ты произносишь? Я блять в первый раз это слышу! Это шутка? Вы развести меня решили и ржете там? – Если бы. – Ладно. Мне надо погуглить эту поебень. Матвей сбросил вызов. Думая, что вот недавно ведь только Озарк смотрел, и там тоже оно было, и крайне хуево закончилось. Ладно. ... БАР-I БАР-II ... чередуются фазы мании и депрессии ... импульсивные поступки ... психотические аффекты тоски и тревоги, депрессивный ступор ... по литературе и мысленным экспериментам понять БАР невозможно... не похоже на то, что представляется при прочтении определения Депрессия от средней до тяжелой степени. Активность нарушена... человек не может работать, крайне тяжело общаться Больные чувствуют себя подавленными, никчемными, виноватыми во всех бедах... Трудно думать, трудно концентрировать внимание, эмоции погашены... кажется себе тупым, гниющим куском тленного ничто... В голове скудная каша из плохих мыслей... Кажется, что является обузой для окружающих, они терпят его, а не искренне сочувствуют. Тяжело видеть здорового человека, это только обостряет ощущение себя больным, поврежденным, измененным... Состояние: эмоции выцвели, мозги заржавели, перспективы закрылись, прошлое представляет собой сплошную череду ошибок, а будущее – мрачную разбитую дорогу, в конце которой стоит покосившийся крест на кладбище... Искажение восприятия при депрессии весьма глубоко, и человека нельзя «развеселить», «переключить», «отвлечь» и т.д. Он может вас отвлечь от вашей веселой здоровой жизни, а вы его – нет... Особо опасными являются так называемые смешанные фазы, на границе между сменами... Наложение начинающейся депрессии на финал (гипо-)маниакальной фазы может привести к вспышкам агрессии, самоповреждению и даже суициду. (**) Приехали, блять. Матвей откинулся навзничь на диване, вперился в потолок. А он ещё смел думать, что это его жизнь полный пиздец. Герка, блять, дубина скрытная, хоть бы намекнул! Нет же, только ходил светил тут своей голливудской улыбкой во все тридцать два. Матвей вскочил, пошел, сорвал с крючка куртку, кое-как обулся, подхватил телефон и выскочил на улицу. Звонил ему, натыкался на автоответчик и зачем-то звонил снова.***
Ну что? Ну куда? Тебе плохо, невмоготу, мир рассыпается. Хочется спрятаться и никого не видеть. Так? А лучший способ спрятаться – это затеряться в толпе. Ты говорил, твои слова. И что? Ты на демонстрацию поперся? Сюда бы Миху с его дедукцией... Матвей огляделся. Прямо по курсу стоял торговый центр. Далековато от Геркиного района, конечно. Вряд ли бы приперся сюда. Но звонил же, вдруг хотел поближе быть?.. Рванул туда, хули делать, позвонил на ходу Милане, уточнил, во что был одет и заявили ли в полицию. Внутри секьюрити доебался, на тему «куда прешь» и почему без маски, карантин. – Я друга ищу. Не видели? Такой, высокий, серое пальто, капюшон, белые кроссовки. – Да тут половина подростков так одета. Матвей моргнул. Отступил. И пошёл по этажам. На уютных диванчиках, расставленных в островках между галереями, ютились парни и девушки. Сидели, зависнув в телефонах, заткнув уши наушниками. Спрятав лица под капюшонами худи и респираторными масками... Он набрал Геркин номер в тысячный раз. Ну да, было бы слишком просто найти его здесь, на скамеечке, да? Ну так когда-нибудь что-то должно же быть просто! Что ж каждый раз пиздец-то! Ну где ты? Ну пожалуйста. Будь! Хоть где, хоть с кем, хоть как, но будь! Герка. Герка, который упоенно пиздит о звёздах и космических скоростях, читает Гарри Гаррисона, Кафку и Оруэлла. Цитирует Шекспира в оригинале. Прется от Нойза. Может рассказывать про бозон Хиггса в течение часа, ни разу не запнувшись. Может приготовить яичницу тысячей разных способов и ни одну из них невозможно будет есть, а еще умеет ебаться в немыслимых позах. Куда он пойдёт прятаться? В библиотеку? в публичный дом? в планетарий, блять? Идиотские теории не строились, рассыпались. Опускались руки. Куда он, Матвей, пошёл, когда было невмоготу? Втупую бродил по городу. Потом на хату поперся. А если нет такой хаты? Только дом, где мама-папа? На дачу? Так там первым делом искать будут. На... вокзал? Ага, прямо к полицейским патрулям. А у тебя вся жизнь выгорает в пепел. Ты рвёшь отношения, ты сжигаешь мосты. Ты не можешь даже говорить. Ты пойдёшь туда, где никого нет. В закрытую на карантин школу? Серьезно? Матвей рванул в карьер с места. Быстрее ветра. Быстрее мысли, не позволяя себе думать, не позволяя себе сомневаться. Бежал, как в первый и последний раз. Двери школьных ворот были закрыты и опечатаны, но он влёгкую перемахнул через решетку кованого забора. И нашёл его на заднем дворе школы. Скрючившееся нечто с большой натяжкой могло быть человеком. Просто какой-то комок из рук и ног. Тот сидел на промерзшей земле возле стены, около которой они впервые говорили. Матвей подлетел, рухнул рядом на колени. Заглянул в лицо. Обветренное, замерзшее, какое-то застывшее. Перехватил дрожащие, окоченевшие руки. Сбросил куртку, укрыл ею плечи. Обнял, просто стиснул всего. Тысячи слов рвались наружу, но Мат сдерживал их. Он хотел сказать ему, что рядом. Что не оставит. Да блять, что любит. Но молчал, не был уверен, что это всё нужно. Сейчас и вообще. Знал только, что его надо забирать с улицы как можно скорее. – Поехали ко мне. Сможешь встать? Герка не отвечал, не смотрел, только уводил голову куда-то в сторону. Матвей вызвал такси, представления не имея, как потащит это двухметровое чудо до ворот и через ворота вообще. – Гер, надо идти. Вставай пожалуйста. Ты замерзнешь. Уже замерз. Вставай. Пожалуйста. Егор встал, по стеночке. Кое-как, тихонечко, по шажочку пошли. Кое-как, каким-то немыслимым образом перелезли через забор. Такси давно уже подъехало. Матвей написал Милане, что Егор с ним.***
Дома были горячая ванна и горячий чай, теплая кровать, которую Матвей застелил чистым бельем. Герка молча подчинялся, молча делал, что говорят. Шел, пил, раздевался, лежал. Матвей отошел в сортир банально отлить, а когда вернулся, нашел Егора опять сидящем почти в той же скрючившейся, сгорбившейся позе, только теперь на кровати. Он подошёл к нему, встал напротив, рассматривая влажную после ванны макушку. Потом протянул руку, мягко коснулся волос, осмелел, запустил в них пальцы обеих рук, они путались, цеплялись за сухую кожу. Мягко потянул назад, вынуждая запрокинуть голову, посмотреть на себя. Герка поддался. Поднял лицо, посмотрел в глаза – секунду, не больше – заморгал и тут же опять уронил взгляд. Сглотнул. Матвей опустил ладони ему на плечи. – Эй. Я рядом. Я хочу тебе помочь. Но я совсем ничего не понимаю. Что мне делать? Герка молчал. Матвей терялся. Не знал, нужна ли его помощь сейчас. Что делать? Что говорить? Нужен ли он сам? Наверное нужен. А зачем тогда расставался? Что вообще в этой голове творилось? Гера молчал. Потом лег. Замер манекеном, как неживой, даже как будто не дышал, грудная клетка почти не двигалась. Потом вдруг заговорил, а Матвей вот реально, без преувеличений не узнал голос, даже не понял сначала, откуда звук вообще. – Мне надо домой. Не хочу. Чтобы видел. Таким. – Гер, я хочу тебя видеть любым, я хочу быть рядом. – Нет. – Прошелестел в ответ. А потом вдруг незаметно уснул. Или не уснул, но глаза закрыл и не двигался. Дышал вроде глубже... Робот, сломанная оболочка, а не человек. И Матвей лежал рядом, обнимал, трогал лоб, боясь нащупать температуру, бесконечно гуглил в телефоне, но так и не понимал, что он может сделать, как конкретно может помочь. По всему выходило, что практически никак. Егору нужны были антидепрессанты и покой. Всё. //WhatsApp | Милана [20:38] У Егора есть таблетки? [Милана 20:44] Какие? [20:46] Какие он обычно пьёт. Если я верно понимаю их должно быть дохуя с его бар [Милана 20:47] От фазы зависит, доктор назначает [20:48] Телефон знаешь? [Милана 20:49] Врача? [20:49] Да! [Милана 20:49] Спрошу у родителей [20:50] Скажи им, что он у меня [Милана 20:50] Давно сказала Минут через пять позвонили с незнакомого номера, он отошел в другую комнату, чтобы не разбудить Геру, не беспокоить лишний раз. – Здравствуйте, Матвей. – Здравствуйте. – Меня зовут Мария Николаевна, я мама Егора. – Очень приятно. – Взаимно. Я видела вас недавно в нашем дворе на детских качелях рано утром. – Да я... А вы меня знаете?.. – Я видела несколько ваших фотографий. Когда Гера чем-то или кем-то настолько вдохновлен, сложно оставаться не втянутым. – Извините. – Совершенно не за что. Хорошо, давайте к делу. Назовите адрес, завтра приедет его лечащий психотерапевт и обычный терапевт, насколько я понимаю, он долгое время провел на холоде, нужно подстраховаться, исключить банальную простуду. – Хорошо. Можно, да, он останется здесь пока? – Если вы оба этого хотите, да, пусть остаётся. Насколько я могу судить, сейчас ему лучше всего будет рядом с вами. – Он говорит, что ему надо домой. – Говорит, это уже хорошо. Объясняет? – Чтобы я таким его не видел. – Понятно. Вы же понимаете, что он это говорит из-за вас, а не из-за себя. Стыдно ему быть разбитым и слабым, когда привык покорять, вдохновлять, ошеломлять. Не давите на него слишком ни опекой, ни заботой. – Спасибо. А... Я не знаю, а что мне тогда делать? – Завтра врачи всё скажут. Но просто живите своей жизнью, дайте ему возможность прийти в себя. Не тормошите, не беспокойте слишком сильно, не старайтесь помогать во всем, его это будет, совершенно точно, нервировать. Он сам со всем справится. И вернётся. – Хорошо. И вы не против? Вы же знаете, что мы не друзья, мы... вместе? – А я могу это изменить? – Ну можете забрать его домой, запретить нам видеться. Не знаю, заплатить мне кучу денег, чтобы я послал его. Что, вы кино не смотрите? Сотни схем есть. – И это сделает его счастливым? – Не знаю. – Вот и я не знаю, но сильно сомневаюсь. Каждая мать и каждый отец, Матвей, хотят лишь одного: чтобы их чадо было счастливо. Даже в самый крайних случаях, когда лупят ремнем, истерично орут, унижают или лишают того, что ребенок любит, они это делают для того, чтобы он был счастлив. Быть может, не сейчас, быть может, позже, но был счастлив в итоге. Я не могу его переделать, я не могу вылечить его БАР, я не могу заставить его полюбить девушку. Мне остаётся только не мешать и поддерживать по мере сил. – Я понял. – Вам только кажется, что поняли. Пока сами не вырастите ребенка, не вложите в него всю душу и всю любовь, не поймете. И я всё еще жду адрес. Матвей назвал улицу-дом-квартиру и положил трубку. Разговор получился странным. Ему было неловко слышать это «вы» по отношению к себе, еще более неловко осознавать, что она видела его фотки и что не против их связи. Но у нее был такой спокойный, невозмутимый голос. Нет, слышалось, что она переживает, но при этом, истерики, отчаянья, страха, отрицания не было. Чувствовалось уважение и доверие, а он понятия не имел, чем их заслужил. //WhatsApp | Мама [21:14] Привет. Как твои дела мам? [Мама 21:32] Привет, Матвей. Всё хорошо. Как ты сам? Я так рада, что ты написал. [21:33] У меня все тоже хорошо. Извини, что не отвечал так долго [Мама 21:34] Ничего страшного, я понимаю, что ты занят, учеба, друзья, девушки. Ты хотя бы молишься? [21:34] Нет мам. Я не верю [Мама 21:34] Ничего страшного. За тебя молюсь я [21:35] Мне сказать тебе надо [Мама 21:35] Что-то случилось? [21:36] Я влюбился [21:36] Не в девушку [Мама 21:38] Ох, сынок, мне теперь молиться в два раза больше [Мама 21:38] Это серьезно? [Мама 21:39] В люблю случае, я люблю тебя и очень скучаю [Мама 21:39] Мне разрешены посещения. Быть может, придете как-нибудь вдвоем? [Мама 21:40] Как его зовут? [21:41] Егор. Я тебя тоже люблю мам [Мама 21:42] Сильное имя. Он добр к тебе? Тебе хорошо рядом с ним? [21:42] Да [21:43] Мы наверное правда придем, но чуть попозже. Пока я один могу. Тебе принести что-нибудь? [Мама 21:44] Я буду ждать тебя, Матвей. Одного или с Егором. [Мама 21:44] Ох, а привези мои любимые пирожные. Ты помнишь? Чревоугодие, но пусть первый кинет в меня камень тот, кто без греха [21:45] Помню мам. Хорошо. Спокойной ночи [21:46] Спокойной ночи, Матвей Он улыбнулся грустно и светло. Забрался к Герке под одеяло, потрогал еще раз его лоб, убедился, что лихорадки нет. Обнял за живот, прижался и долго лежал, потом задремал, потом незаметно уснул.