***
Подмерзающий на улице Дэн выглядел забавно, и первое было следствием второго. Потому что откровенно принарядился: шапку не надел, волосы уложил и парфюмом сбивал наповал, хотя пах приятно. — Извини, я опоздал. — Вместо приветствия проговорил Матвей, останавливаясь в метре. Тот дернулся навстречу, улыбнулся и прямо расцвел. — Я уж думал, ты не придешь. — Я предупредил же, что задержусь. — А у меня телефон сел. От холода. — Ясно. Пошли? — Идем. — Куда? — Вон, во дворы. — Странное место для клуба, не проходное. — Ну он как подпольный, наверное. Кто знает, тот знает, типа так. Матвей остановился, чуть прищурился. — Или ты заведешь меня сча туда к гаражам, а там мне пизда? Дэн не отвел глаз и не смутился, только брови вскинул. — Я крыса, по-твоему? Мат пожал плечами и потопал в указанном направлении, Денис пристроился следом. Дошли до нужного дома, где скромная вывеска гласила: «Ресторан 18+», и всё, никаких больше опознавательных знаков не было. Внутри оказалось неожиданно уютно и спокойно. Мат, насмотревшись соответствующих фильмов и роликов, почему-то ожидал встретить здесь орущую музыку, неоновые огни, полуголых танцовщиков гоу-гоу, персонал в кожаном белье — ничего подобного. Всё было очень сдержанно и вообще без намёка на какой-то разврат. Только на входе стояло три охранника, и они реально тщательно проверили их и попросили пройти через рамку, как в аэропорту. Только после этого пустили, пожелав хорошего вечера, Мат хотел уловить издевку в словах и лицах, но не преуспел. В основном зале царил полумрак, за столиками на мягких кожаных диванчиках сидели парами и небольшими компаниями. Немного в отдалении, возле импровизированной сцены играла живая музыка, кто-то даже танцевал. Мат подумал, что наверное, кому-то тут стоило попросить у них документы, но пронесло. А ещё подумал, что ему надо было надеть что-то поприличнее, как-то стремно выглядел в своей дежурной, затасканной толстовке. Дэн, вон, вырядился и смотрелся, надо сказать, неплохо. Но единственную нормальную рубашку, которая у Мата была, он где-то проебал, так что пох. Они не стали садиться, прошли к барной стойке. Дэн заказал себе пива по цене звездолета, и вот тут бармен попросил паспорт, который тот спокойно предъявил: восемнадцать ему исполнилось ещё в сентябре. Матвей от напитков отказался, мало того, что официально не дорос, так и платить было практически нечем. — Потанцуй со мной? — Вдруг спросил Денис, отставляя полупустую бутылку на барную стойку. — Свидание превращается из дружеского в романтическое? — Просто танец. Даже не измена твоему воображаемому парню. — Охуел? — Беззлобно, с улыбкой переспросил Мат, склонив набок голову. — Да. — Ответил Дэн, смелее шагнул ближе, галантно предложил руку. — Пожалуйста. Матвей эту руку перехватил, развернул и пожал, как жал каждый день, когда здоровались. — Нет. Денис что-то там пробурчал сквозь сжатые зубы и отшвартовался в сторону танцпола. Потом подошел какой-то левый мужик с аналогичным запросом, после парень чуть помоложе попытался втянуть в милый диалог. Матвей прям начал верить Герке, что, может, действительно ничего так себе на фасад. Хотя, конечно, если бы сюда припёрся сам Егор, то весь клуб дружно начал бы пускать по нему слюни. Утопились бы, захлебнулись. Он замечтался, подумав, как они придут сюда вместе. И потанцуют, и посидят нормально, не стесняясь целоваться через слово и обнимать, и трогать друг друга. А одному, если ты не пытаешься найти кого-то себе в пару, тут было делать особо нечего. Мат потоптался ещё возле стойки, потом слинял на освободившийся диванчик, посидел там, повтыкал в телефон. Вскоре вернулся Денис, пристроился рядом. Казалось, он порывается что-то сказать, но не говорил, а Матвей не хотел ему помогать, поэтому сидели по-дебильному молча. — По домам, может? — Предлолжил Мат минут через пятнадцать. — Пойдем. — Уныло отозвался Дэн. Пока одевались, Мат увидел возле гардероба объявление о наборе официантов, сфоткал его, набросил куртку и плотно замотался Геркиным шарфом — на улице было ветрено.***
Домой шли пешком, им было по пути первые несколько сот метров. Автобусы уже не ходили, на такси денег не было, погода позволяла. — Понравилось? — Осторожно спросил Дэн. Матвей закурил, выпустил облачко дыма в темное небо. — Пойдет. А тебе? — И мне пойдет. Парни даже телефоны дали, несколько. Приятно так. — Позвонишь им? — Позвоню. Хули мне терять? — Девственность? — Да пошел ты. — Сам иди. — Хотя. С парнями опыта нет у меня, правда. — Как раз наберешься. — Я не хочу никого, Мэт. — Так, может, ты не гей вовсе? — Кроме тебя. Некоторое время шли молча, хрустя подмороженным снегом особенно громко для притихшего ночного города. — Дэн... — Знаю. Виртуальный парень. Недотрога, сука. Спорить на тему виртуальности не хотелось, по поводу сук и недотрог тоже. Мат просто ускорил шаг, обернулся на развилке дорог, дальше Дэну нужно было уходить в сторону. — Увидимся. — Я провожу тебя. — Нахуя? — Хочу. — Не надо. Иди домой. — Он развернулся и пошел дальше. Но Денис догнал его, упрямо повторив. — Провожу. В конце концов, из-за меня всё, я же тебя из дома выцепил. Мат молча пошел дальше, думая о вечном. О том, что вообще Дэн реально неплохой парень. Заботливый вон, смелый, упрямый, вполне способный пробить стену собственным толстенным лбом. Но вот не цепляет ничего, не отзывается внутри. Глухо. То ли дело ...его молчащая локальная катастрофа. Егор, блядский боже, от одного имени по плечам тепло идет и сердце колотиться начинает. И дело ведь не во внешности, не только в ней, что-то еще в нем есть, особенное обаяние, которое просто накрывает с головой. То, как он говорит, о чем говорит, как смотрит, как мягко от его слов становится, от голоса, от рук... Матвей замечтался, понял, что бубнивший что-то на фоне Дэн замолчал, очевидно, ожидая ответа. — Сорян, прослушал. Что? — К лабораторной готов к понедельнику, говорю? Там тема дебильная про проводники и полупроводники, я вообще не рублю. Матвей уклончиво угукнул, втянулся в обсуждение зависимости электропроводности. Так и дошли до его дома — прямо гордость техникума, студенты, обсуждающие научные детали в свободное от учебы время. Денис стянул перчатку, протягивая руку на прощание. Мат пожал её в очередной раз за сегодня и оказался поцелованным в щеку — резко и смазанно — даже отпрянуть не успел, только взгляд вскинул. — Не делай так больше. Денис кивнул и отпустил ладонь. Матвей развернулся и пошел к подъезду. Шагов за спиной не слышал, ни удаляющихся, ни приближающихся. Так что, вероятно, тот стоял и смотрел ему в спину. Заебал. На утро Мат позвонил по сохраненному номеру, но даже на собеседование не пригласили по причине несовершеннолетия; аргумент, что вот-вот, совсем ничего осталось до восемнадцати, не прошел.***
На следующей неделе Дениса на учебе не было. Ни в понедельник, ни во вторник. А когда Матвей позвонил ему, оказалось, что тот заболел и лежит дома с температурой. А после вообще загремел в больницу с пневмонией тяжелой степени. Нагулялся, в общем. И его отсутствие, так или иначе, ощущалось. Как-то прикрывал он обычно спину, оттягивал на себя часть внимания, да и вообще был тех размеров и физподготовки, с которыми обычно никто не горит желанием ничего выяснять. И Матвей стал осторожнее, специально на рожон не лез, старался вести себя аккуратно и не залупаться, насколько мог это сделать со своим упрямым характером. Но один в аудитории не оставался, приходил попозже, уходил пораньше, даже дорожные маршруты выбирал массовые, приняв вывод из прошлого опыта. И вроде всё уже слегка поутихло, он надеялся, что тема перестанет быть такой острой и сгладится вовсе через месяц-другой. В пятницу шел домой, болтал со слегшим пневмоником, обещал зайти на выходных проведать, спрашивал, что принести. Остановился на светофоре, когда подъехала грязно-бордовая «девяносто девятая» и его просто впихнули вовнутрь в четыре руки, он едва успел сунуть телефон в карман. Вдарили под дых, вывернули руки, бросая на заднее сиденье, и сели сверху, накинув на голову мешок. Обычный такой, полиэтиленовый, с веселым логотипом «Магнита», который тут же затянули вокруг горла. Поймали запястья, стянули чем-то режуще жестким. Ноги, казалось, тоже связали, хотя он не был уверен. В любом случае, технично сработали, как будто не в первый раз. И теперь Мат беспомощно задыхался. Мало того, что он физически не мог вдохнуть, вдавленный чужой тушей в сиденье, так еще ему и нечего было вдыхать. Сознание начало уплывать. Откуда-то донеслось: «Ты проверь, это хуй там жив нет, чет тихо больно лежит». В затылок прилетело с кулака — чудесный способ приводить в чувство. Показалось, что ехали недолго, либо он все-таки отключился на какое-то время. Очнулся, когда выволакивали из авто. Потом бросили на землю, тут же рванули за шкирку, ударили подсечкой, роняя на колени. Пакет порвали, оставив на шее удавкой, зато теперь можно было дышать. И смотреть, и считать. Четверо их было. Двое держали, один стоял на шухере в сторонке, ну и прямо перед ним сиял во все тридцать два Сережа — кто бы сомневался, в технаре вообще пройти мимо было невозможно без подъебки или попытки зацепить. — Привет, хуйло. Угадай, что сейчас будет? Матвей посмотрел на него, снизу вверх, с колен, ну а что он мог делать, не в землю же пялиться. — Предполагаю, что демонстрация тупой силы. Серый, видимо, решил действовать методом «мы не скажем, а покажем» и воодушевленно размахнулся. Первый удар — слабенький и вообще неправильный, если доёбываться до техники, хук — получился почти заигрывающим и детским. А вот второй вышел более качественным. Ха, и третий тоже. Нижняя губа лопнула, Мат сплюнул кровь и вскинул взгляд, пользуясь маленьким перерывом. — Крутым себя чувствуешь? — Он пытался говорить крайне внятно, несмотря на немеющие губы, это казалось важным. — Когда меня тут связали и держат еще? — Ой, глядите! Петушок раскукарекался. Сзади хмыкнули. Очень смешно, да, оборжаться просто. — Давай раз на раз, если так хочешь доказать мне чего-то? Ну, или зассал? Сережа не повелся и опять не стал вступать в дискуссию, а зарядил с пинка по яйцам — и, сука, попал. Аж сложило пополам, но его рывком вытянули за удавку назад. — Че сказал, тварь педрильная? — Еще удар по роже, но другой рукой — не поставленный, вялый, так себе, короче. — Что слышал. Не круто это, Серый, вчетвером на одного. — Голос противненько и невовремя дрогнул, дальше получилось почти что шепотом. — Не по-пацански. — А ты ж не пацан, ты пидарас. — Нахуй иди. — Сча ты у меня пойдешь. Стоишь удобно прям. — Серега грубовато шлепнул его по скуле, завел руку на затылок, рывком схватил за волосы, шагнув ближе и встав вплотную. Голову пришлось запрокинуть, но глаз не отвел, хотя голос все равно остался сипло-хриплым. — Рискни. Без хуя останешься. — Аха, еще скажи, чмо петушиное, что сосать не любишь. Наверняка уже привстал от предвкушения, а? — Гогот в четыре голоса и новый удар. Теперь в живот, видимо, для разнообразия. И опять пинок по яйцам. И небо в алмазах засверкало, потому что дальше опрокинули, уронили на землю и пинали всей дружной толпой, даже четвертый подтянулся, чтоб не пропустить такое веселье, а Матвей не мог элементарно прикрыть голову из-за сцепленных за спиной рук. Ну хоть не насиловали, вот радость-то. Честное боксерское умение держать удар не особо помогало, даже мешало. Хотелось вырубиться в бессознанку скорее уже. — Тварь пидорская, не появляйся в технаре. Ну давай уже, отключайся, отключайся, отключайся. — Усёк, чмо? Или так будет каждый день. Вкурил? Отвечай, сука! Отключайся. Красное марево. Черное. Черное. Черное. Черное. Яркие всполохи спазмов. Черное. Белое.***
На следующий день он действительно не появился в техникуме. И через день тоже, даже через неделю не пришел. Потому что лежал в городской больнице с сотрясением, множественными ушибами мягких тканей и внутренних органов, разрывом барабанной перепонки, вывихом челюсти, парой трещин в ребрах и хуй знает с чем еще. Весь серо-буро-малиновый, бинтованный, красивый, умереть не встать, почти буквально. Когда себя в сортире в зеркале увидел в первый раз, аж не поверил, что так бывает. А еще — что можно ссать кровью, харкать кровью и сморкаться тоже кровью. Их пидорские, детские разборки на одноименной аллее вспоминались теперь с нежностью. И ни разу ведь там не было, как сейчас: раздражающе нетронутыми, без единой ссадины, костяшки не оставались. А в этот раз на руках ниже локтей были только синяки и резкий тонкий, режущий след поперёк запястий от пластикового фиксатора для кабелей. Прямо в день рождения пришли из полиции, спрашивали, не знает ли он, кто, зачем и почему такое с ним сотворил. Матвей смотрел мутными глазами и неровно писал на подсунутой бумажке — говорить не мог из-за фиксирующей повязки — что не помнит и представления не имеет вообще, но если вдруг память вернется, обязательно сообщит. Потом ебали мозг на тему, где родители, нужны документы, вся эта бюрократическая поебень. Пришлось ехать на ментовской машине на квартиру, предоставлять это всё, в том числе разрешение на самостоятельное проживание, которое он не поленился и сделал еще давно, как жопой чуял, что понадобится рано или поздно. Пока мотался туда-сюда, растряс все потроха, которые кое-как срослись за пару дней, потом опять валялся с жуткими коликами. Егор по-прежнему молчал. Появлялся в сети, но молчал. И сейчас это было на руку, врать ему не хотелось, а правду сказать бы не смог все равно. Бессмысленно и опасно — помочь ничем оттуда он был не в состоянии, только зря бы переживал, а ему нельзя переживать. Но вообще, в больнице Матвею даже нравилось — тепло, ухаживают, кормят — только деньги не платили, а ему вот-вот нужно было отдавать за квартиру. Наверное, стоило уже отказываться от съемной и переезжать в общагу. Ага, чтобы его там умудохали уже наверняка. Пришлось писать отцу и просить денег. Про то, где находится, тоже не сказал, напиздел, что всё шикарно, мысленно понадеявшись, что полицейские до того не добрались, ну восемнадцать ведь уже стукнуло, сам за себя отвечает теперь... Зато написал Сане, бросив сообщение, что загремел в больницу, а тот перезвонил почти сразу, пришлось сбрасывать. //WhatsApp | Саня [16:22] Не могу говорить [16:22] Зубы? [16:23] Челюсть. Зубы на удивление целы [16:23] Бля братан [16:23] Да пиздец [16:24] И как ты? [16:25] Норм бывало хуже [16:25] Пиздишь как дышишь [16:26] Егору не вздумай написать только. И бате [16:26] Ему тоже не сказал? [16:27] Да нахуя? [16:27] Что случилось-то? [16:28] Что [16:28] Отколошматили толпой [16:28] Одногруппники хуевы [16:29] Каминаутнулся? [16:29] Ну [16:30] Я на следующих выхах прилечу, Миху притащу. Побазарим [16:32] Не надо. Серьезно. Будет нужно позову. Сейчас не надо [16:33] А что ты делать будешь? В одиночку в режиме рэмбо? [16:33] Не знаю пока [16:34] Документы заберешь может? Нах тебе оставаться там? Переводись куда-нить. Или вообще сюда в Питер приезжай, буду спину тебе прикрывать [16:34] Я не побегу Сань [16:35] Так хочешь чтобы тебе эти ублюдки голову проломили? [16:35] Я не убегу [16:38] Ебанутый ты Мэт [16:38] Спасибо в курсе [16:41] А что, с горящего дома тоже не убежишь? [16:42] А ты не путай ебанутость со слабоумием [16:43] В полицию иди тогда [16:44] Да они сами ко мне ходят [16:44] А ты че? [16:44] А я ниче [16:45] Пиздец ты [16:46] Ну а хули [16:46] Не выход это [16:46] Только слабее стану [16:47] Ебанутый я ж говорю [16:48] Какой есть [16:48] Как тебе помочь? [16:49] А мне нужна помощь? [16:50] Определенно да [16:52] Не знаю [16:54] Устал я. Заебался как тварь [16:55] Егор не возвращается там? [16:57] Егор даже не разговаривает [16:57] По крайней мере со мной) [16:58] Заговорит Мэт [17:04] Заговорит [17:09] Лан, так. Мы с Михой в любом случае на новогодние каникулы домой поедем [17:10] Во, заруливайте [17:10] Буду ждать [17:11] А ты не поедешь домой? [17:11] Хер знает, потом решу [17:12] И давай осторожней а? [17:12] Ладно [17:13] И пиши что там как у тебя. Не пропадай [17:13] Да лан тебе пишу же вот [17:13] Норм все вырулю***
И не соврал, выруливал. Здоровье потихоньку восстанавливалось, спал меньше, свободного времени становилось больше. А делать в клинике было катастрофически нечего. Спасал только телефон и соцсети. В них и тупил однажды после обеда, залипнув в инстаграме. А тот вдруг предложил ему, среди прочих возможных знакомых, аккаунт некой ladymyla. На аватарке девушка стояла спиной, видно было только шикарную копну светлых волос и обтянутую джинсами жопку под ними, но что-то кольнуло, Матвей кликнул и провалился в открытый профиль. А там... Hospital, München, Deutschland — не надо быть особо полиглотом, чтобы понять. И вдогонку: «навещаю друга», «самый милый парень на земле, выздоравливай скорее» — и фотки, фотки, фотки. Правда, Егора нигде не было на них, хотя Матвей так и не смог понять, рад он этому или нет. Безумно хотел увидеть, но не чтобы она снимала... Зачем она там вообще? Её пустили? Он с ней говорит? А ему даже не пишет?.. Матвей крутанул ленту ниже. Никогда этим не занимался, но, видимо, время пришло. Время пришло, а рядом не было Герки, который мог успокоить одним простым словом. И Мат даже понимал, что сам себя накручивает сейчас, но остановиться не мог. Это как ковырять болячку, зудит и больно до слёз, но ты всё равно тянешь подсохшую кожу, игнорируя появляющуюся лимфу и кровь. 2019. И килотонны снимков. В обнимку, вместе, держатся за руки, целуются. Герка такой юной, совсем мальчик еще... Но самое обидное — выглядит таким счастливым, улыбается широко и искренне, хохочет, в глазах веселье и чертики. Понятно, что в инсту выкладывают только удачные фото, только те, которыми хочется поделиться и похвастаться, и всё равно... Матвей закрыл это всё. Полежал, повтыкал в потолок, в окно, снова в потолок. Внутри саднило, как будто наждачкой прошлись по живому, и не сказать, что это менее больно, чем когда заряжают с пинка под ребра. Потом замандражило, и руки дрожали, как у припадочного, до самой ночи, даже после драки такими приходами не накрывало. За этот вечер он раз пятьсот открывал диалог с Геркой, порываясь что-то сказать, но натыкался на «не пиши мне» и удерживался. И опять — не из гордости и не из обиды — какие там обиды, он бы сам к нему приполз до самой Германии, лишь бы стало лучше — но не желая тревожить, раз попросил помолчать прямым текстом. Правда, Егор так же прямым текстом умудрился написать ему, чтоб искал кого-то другого себе... Матвей вышел из этого логического тупика тем простым образом, что просто не стал об этом думать. Он дождется его, просто дождется, а там они поговорят и всё решат. Ключевые решения в депрессии не принимают.***
Под конец недели, как будто угадав, когда с Матвея снимут повязки и вернут возможность общаться посредством устной речи, нарисовался Степанов, один из Серегиной стаи, вроде как раз на стреме и стоял тогда. Не достоял, сука. Интересно, как узнал, что здесь лежит?.. От старосты, наверное, которому пришлось скинуть местонахождение и предупредить, что «болеет». Матвей спустился на первый этаж, в холл, не желая встречать такого гостя в палате. Выбрал дальнюю скамейку, доковылял туда, присел. Степ прошел следом, сел рядом, сохраняя дистанцию. Мату не хватало сигарет в пальцах. Даже странно было как-то разговаривать без курева. Хотя разговором это назвать не получалось — оба пока молчали. — Как ты, поправляешься? Мат усмехнулся. Не, серьезно, этот хмырь о здоровье его интересоваться приперся? — Ближе к делу. Че хотел? — Обидно, голос еще не набрал силу, звучал глухо и слабо, очень глухо и очень слабо. — Если менты придут... — Опоздал ты, Степ. — Сдал уже? — Аха, всех вас. По сто одиннадцатой УК РФ пойдете. — А что там?.. — Нанесение тяжких телесных. До восьми лет вроде. — Это он вот только недавно гуглил после визита полицейского, сверяя то, что он говорил, с тем, что в инете написано, смешно, да. А вот Степа нехило накрыло, аж побледнел. — Блять... А ты можешь как-то... я не знаю, заявление забрать? Сереге вообще нельзя, он уже на учете. И это я в Скорую позвонил вообще. Мы уходили, ты дышал, я сам проверил, но позвонил. — И я должен сейчас испытать чувство невъебенной благодарности? — Ну прост... Забери заяву, Мэт. — Сушите сухари, уебки. — Не без пафоса выдал Матвей и пошел к себе в палату.***
Его выписали еще через две недели. Через три — снова входил в стены альма-матер; через три с половиной — снова работал, устроившись-таки в тот самый ресторан. А через четыре — снова стоял на коленях на мерзлой, заснеженной земле. Руки, правда, не связали на этот раз, только двое сзади жестко держали за шкирку не давая встать, наступив на икры обеих ног. Но губы уже разбили. Степанов опять стоял на стреме чуть в отдалении, а прямо в лицо опять ухмылялся Сережа. — Я понимаю, что тебе весь мозг отбили, пока ебали в рот, так я повторю. Пиздуй нахер с технаря моего. — Громче. Мне и слух отшибло. Серый на этот раз повелся, дурачок, наклонился прямо к лицу и проорал в него, — пиздуй нахуй! А Матвей смачно в эту рожу харкнул. — Ну пиздец тебе, дубль два. Готов? — Пробубнил Серый, вытираясь рукавом. — Серёг, — окликнул Степ, но как-то слишком слабо, чтобы остановить. — Насмерть готов замочить? — Крикнул Матвей, прекрасно понимая, что у него есть, от силы, пара секунд, пока еще может что-то сказать. — Я ж заяву в полицию накатаю. Ты уже на учете, тебе восемнадцать, даже условкой не отделаешься, дебил! — Да ты ж уже катал, вроде. Меня даже не нашли, а скорее всего, и не искали. — Напиздел я Степу твоему. — Или сейчас пиздишь? — Ну пошли в ментовку, хули, проверим? Серый выругался, пнул какую-то корягу. Отошел, вернулся. Схватил за грудки одной рукой. — Как же я ненавижу тебя, мразь! — Взаимно, мудила гомофобная! И наверное, лимит своей удачи Мат не сильно потратил за последнее время, потому что на проселочной дорожке этого захолустья вдруг нарисовалась полицейская машина. Оттуда вышли двое с дубинками, Матвея резко отпустили чужие руки. Он быстро поднялся. Вытер губы рукавом, оставляя на черной плащевке глянцевые следы. — Что тут у вас? — Спросил полицейский, подходя ближе, светя фонариком, и особенно внимательно посматривая на Матвея, да и обращаясь, собственно, к нему, видимо, понимая примерно, что тут происходило. — Доброй ночи, — Матвей максимально свободно повел плечом, делая шаг навстречу. — Мы что-то нарушили? — Почему не дома?.. Чего ошиваетесь возле складов? — Гуляем. — Наверное, он бы звучал убедительнее, если бы не разбитые губы, всё еще немеющие и слипающиеся на каждом слове. — Ага, воздухом дышим, — поддакнули из-за спины, а Матвей беззаботно приложился запястьем на плечо Серому, чисто по-дружески облокотился. Мент направил фонарик ему на подбородок, на джинсы, промокшие от снега на коленях. — С лицом что? — Упал, споткнулся в темноте. Фонарей совсем нет на территории. Тот снова смерил его взглядом. — Студенты? — Да, в энергетическом колледже учимся. Первый курс. — Ладно. — Пробубнил себе под нос мент, снова посветил фонариком туда-сюда, вернулся к авто, пробурчал чего-то напарнику и укатили оба к чертовой бабушке. Мат убрал руку с чужого плеча, отошел, нервным рывком поправил куртку на плечах. — Хуя ты переговорщик, — буркнул Серый, сплевывая в сторону, потом чиркнул зажигалкой, закуривая. Мат присел на корты и тоже достал сигареты. Запекшаяся на губах кровь неприятно липла к фильтру. И пальцы дрожали. Остальные тоже подтянулись с этим нехитрым занятием. Стояли, лениво затягивались. Мат докурил до середины, потом поднялся и пошел. — Куда намылился? Матвей, не останавливаясь, пульнул бычок в торчащие из сугроба кусты. — Домой. — Так тебя подвезти, может?.. — Гоготнул кто-то из свиты. Кажется тот, который стоял на левой ноге. — Обойдусь. — Бросил и пошел, почти на счет, чтобы не ускорять шаг, чтобы не бежать. Еще б он знал дорогу.***
После этого случая технарские наезды почти прекратились. Осень вымерзла. Сменившая её зима окутала всё белым, спрятала грязь до весны, принесла морозы и яркие, четкие сны о вернувшемся Герке. Все они были примерно одинаковые, и ни в одном Матвей не мог его коснуться, не мог сказать ничего толком, только смотрел и бесконечно тянулся. Просыпаться стало вконец мучительно. Всегда любил декабрь, но этот как будто высосал из него все силы. Дни тащились выбеленной единообразной вереницей. Учеба-работа-спать, учеба-работа-спать. И параллельно-незаметно, как-то сам собой, стихийно вокруг него стал образовываться соответствующий круг знакомств. Первой подошла девочка-лесби с третьего курса, после подтянулся транс-парень, уже совершивший переход, но до сих пор издевательски числящийся здесь под женским именем, еще два парня-гея с параллельного потока, задорная томбой, потом еще одна лесби, еще гей. Плюс выздоровевший наконец Денис и внезапно Катя с утверждением, что просто поддерживает ЛГБТ. Ну и где все эти люди, ладно, не считая двух последних, были раньше? Почему он их даже не видел, не замечал? Потому что все прятались, очевидно. А сколько еще прячутся? Неизвестно. Но их становилось больше. А вместе они становились сильнее. Хотелось в это верить. А потом и декабрь истончился, выдохся, подсунув под конец первую в его жизни зачетную неделю, и Матвей споткнулся там, где не ожидал. Завалил матан, с которым не было вообще проблем раньше. Пришёл со всеми, решал со всеми и не смог защитить решение, не смог ответить на вопросы препода, не смог решить дополнительный пример с каким-то невъебенным трехэтажным интегралом. Остался почти последним, пошёл сдаваться, попросил уточнить, как решать: он не помнил, чтобы они вообще проходили хоть что-то подобное, пропустил много, но лекции переписал, домашку сделал за тот период, не было там такого. И получил в ответ от преподавателя негромкое и совершенно бесстрастное: «Вы ещё не поняли? Я сделаю всё, чтобы такие, как вы, здесь не учились». Вот тебе и «сильнее». И что? И куда теперь? Вариантов было немного — поплёлся домой. Шёл, бестолково пинал снег под ногами, мысленно подводил невесёлые итоги. Из-за гомофобии его травили и уделали в мясо, из-за гомофобии его уволили с работы, из-за гомофобии он рискует вылететь с курса. Так себе перспективы на жизнь. Привычно достал телефон, чтобы проверить, когда Гера был в последний раз онлайн — однобокая недосвязь, форменное извращение, но даже это дарило хоть какие-то крохи тепла, успокаивало и подпитывало угасающую надежду. Он не заметил, как к нему подошли сзади. Только спокойно шагал, и вдруг получил удар по запястью — кисть вывернули, а упавший телефон подхватили чужие руки. Совершенно дезориентированный, он только хлопнул глазами, вертя головой, пытаясь осознать происходящее. Его окружили пятеро — все, блять, знакомые рожи, имена, фамилии — курили вместе, пили, домашку списывали, пирожки столовские делили. Серега отвял, зато вот эстафету, видимо, поддержала другая команда. Надо было что-то сказать, но всё его хваленое острословие испарилось, когда заметил, что чужие глаза читают вотсапный диалог с Геркой, который, конечно же, остался открыт. Насколько глупо было попросить вернуть телефон? Сто по шкале из десяти? Тысяча? Но он попросил. Единственное, что изменилось: его сообщения — личные, интимные, предназначенные только одному единственному человеку в мире — стали зачитывать вслух. Под ядовитый идиотский ржач. Между тем, самого Матвея не держали, он легко мог уйти, отказавшись играть в собачку. Да, это был бы разумный шаг, но его уже бросило в жар. Скулы горели, в ушах шумело, забрало упало. Ударил первым, дважды первым. Один из нападавших схватился за разбитый нос, роняя телефон на дорогу; другой, ржавший громче всех, наконец заткнулся. А в следующую секунду самого Матвея уже повалили на снег. Тут вмешалась какая-то тётенька той породы, которым до всего всегда есть дело. Подняла ор, начала угрожать полицией, разогнала всех. Когда Матвей встал, телефона нигде не было. Оставалась вероятность, что его подобрал кто-то из прохожих, потому что хватило ума устроить махач днём и прямо посреди оживлённой улицы, но он был почти уверен, что взяли «свои». Рожа саднила на скулах, кисть поднывала, в правом боку отдавались шаги, но критично ничего не болело, выживет, не как в прошлый раз.***
Телефон ему вернули на следующий день, просто бросили на парту. Поверх экрана его старенького и сильно потрепанного айфона печатными буквами было жестко и смачно выцарапано: «ПИДР». Красота, настоящее современное искусство в чистом виде. И идеальное сочетание с радужным браслетом. Матвей еле дождался окончания зачета по физике, который как-то легко получил, почти не напрягаясь, и метнулся домой — заряжать сдохший аккум и скорее проверять, вдруг Егор что-то написал по закону подлости именно в тот момент, когда Мат не мог ответить. Едва вернулся, скорее воткнул зарядку, сам упал на диван, терпеливо дожидаясь, когда включится. А потом увидел стандартное уведомление, означающее какой-то там по счету некорректный ввод пина: «iPhone отключен, повторите через 60 минут». Пришлось еще ждать. А когда дождался, наконец, то несколько минут втыкал на отправленное последним сообщение. //WhatsApp | Герка [15:54] Прости, все-таки напишу. Нам лучше расстаться, сплю с другим Две синие галочки, и никакого ответа от Егора. Загривок пробрало морозными иглами, живот скрутило. Вот когда успели? Пока четверо пинали, один писал?.. Матвей нажал кнопку вызова. Гудок, два, три. Пожалуйста, возьми трубку... Четыре. Пять. Отбой. Лежать больше не мог, вскочил, напряженно прижался лопатками и затылком к стене, предельно натянув провод зарядки. Еще вызов. Гера, блять, возьми трубку! Гудки. Отбой. Наплевал на стоимость, позвонил не из вотсапа, по обычной линии. И услышал, что телефон отключен. Отключен. А в последний раз Егор был в сети... вчера вечером. //WhatsApp | Герка [17:06] Гер, это не я писал [17:07] Забрали телефон приколисты хуевы, сегодня вернули [17:08] У меня никого нет [17:08] Только ты [17:10] Ты же знаешь! Одинокие серые галочки. Отправлено, но не доставлено. Самое очевидно что? Зарядка села, конечно, не у него одного такое бывает. А сам Егор, может, спит или на процедурах. Зарядит и включится. Надо было просто дождаться утра. Просто дождаться утра.***
Холодная вода, горячая. Холодная. Горячая. Журчание тонких струек. Электрический свет сквозь зажмуренные веки. Холодная. Обжигает. Горячая. Шок. Шум в ушах. В глазах пелена. Холодная. Вдох. Горячая. Выдох. Дождись утра. Дождись утра. Дождись утра. Холодная. Все будет хорошо. Горячая. Гера не поверит. Холодная. Не поверит.