***
Как наивно было думать, что невыносимо хуёво ему приходилось раньше. Как дорого, оказывается, стоили двойные синие галочки и строчка о времени последнего онлайна. Мир выцвел совершенно, потерял резкость и яркость реальности. И на фоне этого блеклого мира его даже не беспокоила перспектива остаться без допуска к экзаменам из-за своего матанского незачета. Фактически, он уже ничего не хотел — только чтобы Гера вышел на связь. Или просто хотя бы прочитал его последние истеричные сообщения, не оставался с этим дебильным, чужим, отвратительным «лучше расстаться». Матвей даже снова полез сталкерить в инсту, чуть не написал от отчаяния Милане в Директ, но удержался. Гера в ее ленте так и не мелькнул, а она сама, судя по геотегам, уже уехала из Германии. Впереди маячил Новый год, чудесный праздник. Волшебная ночь, в которую сбываются желания. И у него даже было одно такое, самое заветное, только веры не было, что оно осуществимо.***
На тридцать первое Денис попросился в гости, а Матвей согласился. Сказал принести бухло, сам купил пельменей и оливье в ближайшем супермаркете. Доработал до одиннадцати, прибежал домой почти под бой курантов, застав Дениса дожидающимся возле подъезда с пакетом, характерно гремящим тяжёлым стеклом. По-быстрому накрыли нехитрый стол. Сели, бахнули водки, пожрали, поржали над шоу по ТНТ. Лежащий возле бедра телефон мигал входящими, вибрировал на беззвучном, поздравляли все кому не лень. Мат даже не отвечал, просто бегло оглядывал дисплей, думая, что надо позвонить хоть матери, ведь опять не общался с ней уже месяцами... — Ну и где он? — Спросил Денис, звеня ложкой, обновляя им на тарелках салат. Матвей не стал спрашивать в ответ: «кто?». Просто дождался, когда тот перестанет звенеть и посмотрит на него. — Ты серьезно хочешь говорить об этом? — Просто ты встречаешь Новый год со мной. — Просто ты сказал, тебе некуда идти. — Так это акт жалости? — А может, дружбы? — А в больницу не пришел ко мне, друг. — В соседнем отделении лежал потому что. — В смысле? Почему? — По кочану. Денис моргнул, отвел глаза. — Выпьем? Матвей пожал плечом. — Наливай. Бутылку они приговорили меньше, чем за час. Открыли вторую. Мат чувствовал, как пьянеет, как тяжелеет тело, как тормозятся мысли и уже с трудом ворочаются в гудящей голове. Как всё становится таким заторможенным и сюрреальным. Он откинулся на спинку дивана, подтянул к себе колени, забравшись с ногами. Так и сидел, лениво пялился в экран телека, едва втыкая в происходящее там. Что-то мелькало и шумело, искрило, звучали песни, по низу экрана бежала строка текста, из которой он успевал прочитать от силы пару слов. Вместо празднично-алкогольной эйфории наваливались усталость, апатия и Денис. Последний примостился рядом и смотрел не в телевизор, а ему в профиль, обдавая вязким алкогольным амбре щеку. И наверное думал, что незаметно гладит его плечо рукой, как бы небрежно заброшенной на спинку дивана. И теперь во всем этом шуме-гаме отчетливо слышалось, как отбивают секунды наручные часы на Дэновском запястье, оказавшемся прямо под правым ухом, которое, в отличие от левого, никак не пострадало после памятной поездки до складов. Тик, тик, тик... Потом и вторая чужая рука пошла в ход, легла Матвею на стопу, пальцы обхватили щиколотку. Тик, тик, тик. Растопыренная ладонь поехала по голени вверх — медленно, воровато и неуверенно, чуть задирая узкую джинсовую брючину. Тик, тик. Лежавшая на диване рука сильнее сжала плечо. Тик. Скользящая по ноге ладонь добралась до колена, надавила, потянула в сторону, убеждая развести ноги. Так. — Серьезно, это твой шикарный план? Напоить меня, как девочку, и выебать? — Матвей дернул коленом, сбрасывая Дэновскую кисть, но даже глаз от телека не оторвал. Руки уползли, сначала одна, потом вторая. Тиканье стихло. А сам Денис выпрямил спину, отвернулся тоже к телевизору, завис на несколько секунд. — А ты не хочешь? Матвей продолжал пялиться в экран напротив. — Хочу, — сказал и вдруг рассмеялся, пьяно и несдержанно, потому что ситуация показалось очень забавной. — Но не тебя. — Ну и сука ты, Мэт. — Я да. — Так где он? — Какая тебе разница? — А на аватарке у тебя? — Да. — Красивый. — Там почти не видно. — В армию, что ли, забрали? И ты ждёшь? — Бля, заебал вопросами, отъебись. Денис налил себе ещё водки, выпил залпом и обернулся снова к нему, вообще не закусив, только носом шумно втянул воздух и сипло выдохнул. — Даже отсосать не дашь? Не заржать у Матвея опять не получилось. — Оу! Так вот какой план был? Денис дернул плечом, но не разорвал зрительный контакт. — А что если да? Приехали, допрыгался. Да, его разрывает изнутри тоской, вина добивает и выжирает беспокойство. Так что? Отыгрываться на других теперь? Использовать чуть ли не единственного человека, который относился к нему хорошо с первого дня здесь? Вот зачем разрешил прийти? Или сам себе станет врать, что не знал, чем закончится? Он поморгал, пытаясь собрать мешанину медленно расползающихся слов в голове во что-то относительно связное. — Извини, занесло. Но у нас ничего не будет, Дэн. — Проговорил и протянул руку, хотел по-приятельски мягко пихнуть кулаком в плечо. Но тот качнулся в сторону, уходя от касания, потом кивнул, замкнулся окончательно и больше не лез. Матвей выбрался с дивана, сходил проверил входную дверь, удостоверился, что не закрыл на защелку и что она открывается с внешней стороны. Потом расстелил себе на полу курток, упал спать на них, предоставив гостю в распоряжение диван. Вырубился мгновенно под грохот взрываемых на улице фейерверков, хотя думал, что не уснет.***
С утра курить на балконе было не холодно. Было никак. Январь сыпал сверху редкими белыми хлопьями, лениво обдувал слабый ветер. После выпитого гудела голова и болел желудок, а после сна на полу ныло плечо и болела затёкшая шея. Наступил новый год. А для него, Матвея, ничего не изменилось. Его личного чуда не случилось, Герка в сети не появился и не написал. И на пороге не появился тоже, хотя этого ждать было совсем глупо. За спиной жестко шаркнула дверь. — С новым годом. — Хрипловато пробормотал тоже проснувшийся Дэн, пристроился рядом, закурил. — И тебя. — Мат подопнул ему дежурные шлепки, чтобы не топтался в носках на обледеневшем бетоне. И отодвинулся, сохраняя себе свободное пространство. Стоял, смотрел на улицу, вспоминал, как с Геркой вот так же по утрам курили, а тот приобнимал его за поясницу, улыбался, дурачился, пытаясь поймать губами выдохнутый Матвеем дым, или становился серьёзным, смотрел за светлеющий горизонт и рассказывал что-то... И просто был собой. А Матвей упивался тем, каким он был. А сейчас оставалось только уныло ловить боковым зрением, как Денис, у которого личного чуда, судя по всему, тоже не случилось, просто опять прилип своим масляно-застывшим взглядом. Подмывало спросить, не дрочил ли он на него ночью. — Чай будешь пить? — Буду, да, спасибо. Если не сложно. Матвей затушил сигарету, пошёл на выход, но Денис вдруг заступил дорогу, не давая выйти. — Извини, что я вчера... — Да пох, проехали. — Я прост... Кроет меня, когда ты рядом. И... — Дэн, не надо. Но тот не слышал. — И крышу рвёт, понимаешь? Просто скажи, что мне сделать? Я на всё согласен, на всё готов. Ну, что мне сделать? На колени, хочешь, встану? — С дороги съеби для начала. — Тихо ответил Мат, но Денис даже не среагировал, продолжая говорить. — Я ж с сентября запал, как только увидел. Но даже предположить не мог, что ты такой же. Просто ходил за тобой, следил, смотрел и был таким счастливым, что ты со мной разговариваешь. А когда открылось всё, я просто ночь не спал от счастья, поверить не мог, что совпало у нас. И теперь с ума схожу... Мат начал заводиться, больше от того, что ему в его же доме выйти с чертова балкона не дают, между прочим, в разгар зимы, и чуть ли не зажимают в проходе. — Что ты хочешь от меня? Дурку тебе вызвать, чтоб мозги прочистили? — Чего психуешь-то? Я же... — Что? — Может, ну, попробуем? — Хули пробовать ты собрался? Не стоит у меня на тебя, вообще, никак. Ноль целых, хуй десятых. Втыкаешь? Денис отвел глаза, но не отступил, голос упал до сдавленного шепота. — Когда в декабре тебя Серегины пацаны в машину запихнули, я видел. Меня тогда только выписали, я медленно шел, не мог догнать. Заметил только, куда повернули, а там ехать особо некуда дальше, пустыри, склады и тупики. И я полицию вызвал. И пошел сам искать, но никого не нашел или не там ходил. Но когда добрался до тебя, свет горел в квартире. А на следующий день они как будто отстали. — Он затих, наконец-то, выговорился, видимо, и теперь смотрел в сторону стеклянным взглядом, вцепившись в заснеженные перилла до побелевших костяшек, второй рукой сминал в кулаке недокуренную сигарету. На пол сыпался табак. Мат помолчал, вдохнул, выдохнул. Видимо, у него карма такая, что прикрывают втихаря? Или так жалко выглядит со стороны, что защищать всех прёт?.. Он понизил голос, реально очень стараясь говорить мягче. — Ты мне правда тогда очень помог. Спасибо. Я удивлен и искренне благодарен. И мы сейчас пойдём на кухню, позавтракаем, чай выпьём. Но на эту тему, про нас с тобой, больше говорить не будем. Ладно? Потому что я не смогу, Дэн. Даже если бы не был в отношениях, в которые ты не веришь, все равно не смог бы. Не я тебе нужен. Твой парень просто где-то ждет, когда ты уже придешь и заметишь его. И поможешь, и спасешь. Но это не я. Договорились? Дэн кивнул, не моргая.***
Поздним вечером второго числа приехала его стая-сквад в полном составе. И они ржали и бухали почти сутки, и Мэту как будто полегчало тогда. Но потом случилась пересдача зачета по матану, где его снова макнули башкой в дерьмо, напомнили расстановку сил, так что состояние быстро вернулось к исходному. Потом приехал отец и привез с собой Лену. А Лена привезла пузо. И Матвей вдруг понял, что рад за них. И что еще не рожденной сестренке будет рад и любить будет, уже любит, хотя Лена все так же подбешивает. Отец поспрашивал, как дела, и вроде даже не дежурно, а действительно интересуясь, и Мат рассказал ему про свой затык с учебой. А тот поехал в технарь, в деканат, договорился о пересдаче другому преподу, как-то просто и лихо разрулил всё, Матвей даже не думал, что можно так легко и формально всё решить, не устраивая ни войн, ни противостояний, не доказывая ничего никому. Не думал, что много путей есть, не думал, что папа сможет помочь, и не думал, что... Это — нормально, когда родные помогают?.. И пихают деньги?***
— Матвей... — Окликнул кто-то по-ребячески звонко, когда он, наконец проставив в деканате «допуск», ленивой походкой спускался с крыльца. Мат обернулся, увидел бегущего к нему пацана, распознал в нем Серегиного брата, того самого, незабываемого, и пошёл себе дальше. — Матвей, подожди, пожалуйста! Ну вот какого хера? Он замедлил шаг, позволил себя догнать. — Привет! Ты не знаешь, где Серёга? — В душе не е... не знаю. — И снова пошёл быстрее, всем видом демонстрируя отказ от разговора. Более того, он действительно не знал: пришел тупо за печатью, техникум был непривычно опустевшим и тихим, до экзаменов оставалась почти неделя. — А можешь ему позвонить? — Мальчишка увязался рядом, шагал чуть ли не в ногу, игнорируя все невербальные сигналы. — Не могу. — А почему? — Номера не знаю. — А у вас разве нет общей группы в телеге или ещё где? Даже у нас в классе есть. Группа у них конечно была, но Мата удалили оттуда ещё осенью, потому что кто-то дохуя пиздел. Он остановился, посмотрел с высоты роста на мелочь эту. — Я не знаю, где Серега, и звонить ему не буду. Бывай! — А домой меня отвести сможешь? — Что? — Мат прихуел, даже остановился. — Я знаю адрес, но не помню дорогу, я же здесь никогда не был один, всегда с кем-то. А тут меня мать из дома выперла, договорилась, чтоб довезли на попутке, чтоб я пожил тут с Серёжей, пока каникулы, у неё там муж новый... — Сколько тебе лет? — Десять. — Выглядишь старше. — Это потому что я высокий. — А зовут как? — Костя. Ты не помнишь, что ли? — Помню. Уточняю. — Врешь, не помнишь. — Телефон у тебя есть? Смартфон или кнопочный? — Смартфон. — Ну, открывай 2ГИС, строй маршрут. — У меня батарейка села и интернет не оплачен. Мат моргнул, осознавая. Смотрел на него и не верил. Мать отправила сына одного, в другой город, к черту на кулички, без телефона, без денег, даже не предупредила, чтобы встретили? Так бывает? — Ты сбежал из дома, Костя? — Ты меня не слушаешь, что ли? Говорю же, мама... — Сомнительно звучит твоя история. — Она сильно пьяная была. И там этот приехал... Не который отчим, а другой. И ей не до меня было, я мешал. — Ладно. Адрес говори. Примерно через час они стояли в подъезде на другом конце города, стояли уже долго, потому что дверь не открывали. — Точно эта квартира? — В очередной раз спросил Матвей. — Ну да, вроде... — Да блять! И он сделал то, что нужно было сделать сразу, но отчаянно не хотелось. Позвонил Эмилю, старосте — тоже тому ещё гомофобному мракобесцу, еще и пьяному в моменте — но узнал-таки номер Серого, набрал его. Взяли трубку с четвертого раза и оттуда раздалось вхламину бухое. — Але... — Левитана, сорок восемь, два — твой адрес? — А? Кто это? Матвей сунул трубку пацану, тот начал рассказывать уже известную историю своего путешествия, потом побурчал еще чего-то, а после передал телефон обратно Матвею. Пришлось продолжать разговор. — Ну и? — Бля. Это точно ты, да? — Пьяно застонал Серега. — Точно я. — Бля. Короче, мы в какой-то деревне за городом тут, с ночевьем забурились... — Мне поебать. Пацана куда девать твоего? — Да я ж объясняю. Всей шоблой тут, без вас пидарасов тольк... — Я домой ухожу. Костя твой в подъезде ждёт. — Погоди! Там соседи найдут, ор поднимут, бабки ебанутые. А я в зюзю вообще нахуй, как я поеду... — Такси вызови. — Два косаря. — Мне поебать. — Бля... — Ты укуренный, что ли, ещё там? Серьезно, во всем ебучем городе некого озадачить этим, кроме меня? — Пиздец, пацаны. Я ща пидору буду обязан. Че за нахуй? — Я сдам его ментам, и конец твоим обязательствам. — Да ты ж хуевый сдавальщик, пиздишь только. — Проверим? — Не, мать сразу прав лишат, а пиздюка этого в детдом... — Мне. Поебать. Веришь? — Не будь пидарасом. — Че? — Не будь гандоном, говорю. При мелком не ебись там, пусть нормальным мужиком растёт. — Жду до восьми часов вечера. Не приедешь — сдаю твоего пацана в ближайший участок. — Мат сбросил вызов. По-хорошему, надо было идти в полицию сразу, и пусть сами с этим разбираются. Более того, завтра выяснится, что на затылке у мальчишки гематома, а на теле следы побоев. И на кого всё свалят? Ясно, на кого. Пиздец. Матвей посмотрел на Костю, вздохнул про себя. — Голодный? — Я не вещь, чтоб меня сдавать, и к ментам с тобой не пойду. — Пошли пожрем, не вещь. — Мат направился к выходу из подъезда, Костя припустил следом, но держа дистанцию. Ушли они недалеко, до Макдональдса через дорогу. Матвей взял им по Биг Тейсти, чаю и яблочному пирожку. Вспомнил, как Герка ему бургеры оставлял, улыбнулся невпопад. — А где Егор? — Вдруг подал голос опять подобревший Костя, умудряющийся одновременно жевать и говорить, не теряя во внятности речи. — Егор? — Ну да, вы же вместе? Матвей промолчал, пережевывая и не зная даже, как реагировать, на самом деле. — Но вы же не расстались? Вместе живете? Он приедет? Позвони, пусть приедет, он же меня тоже знает. Однажды заменял у нас чтение, когда Надежда Леонидовна заболела. И мы должны были выучить стихотворение из учебника и сдать ему, а он не стал никого спрашивать, вместо этого рассказывал сам сказку про Лиса, который любил мальчика с пшеничными волосами. А мальчик любил розу. А Лис его всё ждал. Представляешь? Позвони ему, а? Очевидно, игнорирование вопросов не помогало, их становилось только больше. — Куда тебя несёт? — Ну просто любопытно. Хочу знать, чем закончилось. А в школе про вас все говорят, вы же почти эти, культовые личности. Ты знаешь? — Знаю, чем закончилась сказка, или знаю, что о нас говорят? — А знаешь, чего точно не знаешь? Девочки про вас фанфики пишут. Даже название пейринга придумали. Угадай, какое? «Матор», как мотор, только через «а», прикольно, да? Ещё был «Егей», но это типа чтоб порофлить. Тебе нравится? Они только решить не могут, кто у вас сверху, ссорятся из-за этого. Матвей опять не ответил, даже глаз не поднял от стола, пребывая в двойном ментальном фейспалме. — Почитай на фикбуке, а если отзыв напишешь, то вообще девчонки пищать будут! Обещаешь почитать? Я даже ссылку тебе могу скинуть, ну как только телефон заработает. Скажешь номер? Я запомню. — Так, — резко выдохнул Мат, — никакой номер я не дам и не буду разговаривать с тобой ни про Егора, ни про нас, ни про что, с нами связанное. Понял? Костя демонстративно обиделся, отвернулся в окно. — Ты, как все, сразу орешь. Как будто, я не пойму, если нормально сказать. — Жуй давай. — Наелся. Благодарю. Мат хмыкнул в бумажный стаканчик чая, делая глоток. Любопытно, когда он таким же щеглом залупался на всех встречных-поперечных взрослых, это так же идиотски выглядело? Ему-то казалось, что все круто. — Кость. Ты прав. Извини. — Позвонишь Егору? — Мальчика с пшеничными волосами кусает змея, он умирает. — Неа, опять врешь, так не бывает в сказках. — Точно, я забыл, не умирает, а возвращается к своей розе. — А Лис? — Предполагаю, что он больше никому и никогда не позволит себя приручить. — Ты ужасно рассказываешь. А еще дико занудливый и жутко скучный. Как Егор вообще тебя терпит? — Сча договоришься. — А что ты мне сделаешь? — Видимо, расскажу еще одну сказку. Про мальчика, который не умел вовремя затыкаться. — Я в туалет хочу. Часа через два словесных перепалок, в которых Мат отчаянно проигрывал, позвонил Серый, сказал, что скоро будет. Матвей повёл Костю обратной дорогой. Они как раз встретили подъехавшее такси, из которого выбирался покачивающийся старший брат. Мелкий побежал к нему. Мат затормозил, пошёл в обратную сторону. — Эй, Ястребцев, — пьяно окликнули его, но он не обернулся. Ускорил шаг, натянул старые вязаные перчатки, обнаружил дырку в них между пальцами по шву. Пиздец, блять, культовая личность, герой фанфикшена. Герке надо рассказать, оборжется. Хотя лучше не надо, правда ведь, полезет читать, пытливый ум. Ну где ты там уже? Ну возвращайся...***
Середину января сожрала сессия, каникулы — работа. Начался второй учебный семестр, февраль принёс метели, а потом как всегда неожиданно быстро кончилась календарная зима. Человек ко всему привыкает. Жить в одиночестве, жить с болью. Проходит время, и кажется, что ничего так, нормально, ещё можно барахтаться. Нельзя, наверное, только слишком долго жить в ожидании. Не оправдываемая изо дня в день надежда разрушает изнутри, выгрызает все внутренние опоры, оставляет таким пустым и бессильным. Матвей существовал в своей блеклой реальности рутинно-механически, как робот, где-то на границе или за границей нервного срыва. Но той ночью, когда февраль сменился мартом, его прорвало. По-ребячьи разревелся в голос, скрючился дохлой креветкой на диване, вгрызся в подушку. Он старался не думать об этом, но все равно подспудно, глубоко внутри, сам себе не признаваясь, ждал, ждал, ждал, что 28 февраля Герка хоть как-то проявится. В прошлом году тот чуть ли не фейерверки запускал, твердил, что это теперь будет их и только их день, что станут его отмечать, как никакой другой праздник, потому что именно двадцать восьмого обрели друг друга там, на аллее с разбитым памятником, когда целовались впервые, когда Гера рискнул, а Матвей позволил всему случиться. И сейчас не мог больше молчать. Скулить в голос в подушку не помогало. Вскочил посреди ночи, нашел пустую тетрадку, ручку и сел писать, выплескивая на бумагу всё что думает и чувствует, всю боль свою, одиночество, отчаяние, чувство вины и топившую тревогу. //WhatsApp | Герка 1 марта [02:34] Я знаю, что это не ты писал [02:36] С днем рождения [02:36] С новым годом [02:36] С нашим 28 [02:37] Я мудак, я везде опоздал [02:42] Мне так невыразимо стыдно перед тобой [02:46] ГЕРА [02:47] ПОЗВОНИ БЛЯТЬ [02:47] ТЫ МОЖЕШЬ ПОЗВОНИТЬ?!!! [02:47] Меня сейчас разорвет Телефон ожил почти сразу, завибрировал в пальцах, разгоняя дрожь по всему телу. Изнутри всего и так уже пидорасило от волнения, било крупной дрожью. Матвей старательно пошмыгал, пряча слёзы из голоса, наскоро вытер лицо о подушку, принял вызов и приглушённо воскликнул в трубку. — Привет! — Привет. — До одурения мягкий, знакомый, родной голос. Но такой тихий... Почему такой тихий? — Гер, почему у тебя забрали телефон? Что с тобой случилось? Мама сказала, тебе стало хуже. Это из-за меня? — Выдал сразу всё, о чем переживал, не сдерживаясь и не цедя слова. — Испугался за тебя очень сильно. Понял, что не ты пишешь, и испугался. — Но сейчас тебе уже лучше? — Да. — А как понял?.. Егор понизил и так слабый голос. — Да ты же меня заколебал еще два года назад на тему: «Как ты мог расстаться по телефону?» Плюс подбор слов не твой, ты по-другому строишь фразы, не допускаешь семантических ошибок, но не любишь ставить запятые. И не говоришь примитивными шаблонами, а еще никогда бы не начал разговор с «прости», сначала бы наехал. — Гера говорил тихо, медленнее обычного, как будто на привычный ритм не хватало энергии. А еще как будто лежал сейчас. Хотя наверное, и правда, лежал. — Просто вот подумай, ты разрываешь отношения, которые многое для тебя значили. Последнее, прости, для меня неоспоримо. И ты реально вот так скажешь? «Лучше расстаться»? Нет же. Ты скажешь: «я ухожу», потому что уже все решил, или: «мы расстаёмся», потому что тоже уже все решил за обоих. Более того, ты ещё дашь команду на будущее, а-ля: «вернёшься — забери вещи и оставь ключи», потому что тоже это уже решишь. Матвей глухо рассмеялся, зажмурился, смаргивая опять набежавшие слезы, и вжался весь в стенку, возле которой сидел. Его понемногу, стадиями, почти физически ощутимыми ступенями отпускало. И если двадцать минут назад разревелся от отчаяния, от какой-то предельной его точки, до которой дошел в своем ожидании, то сейчас накрывало откатной волной облегчения, и по щекам текло просто неостановимо. Поэтому молчал, только слушал. — Я перебрал вероятные варианты. Но ты даже пьяным не мог такое написать. Алкоголь тебя тормозит, возможно ожесточает, но не подменяет. Тебе нечего скрывать, ты честен с собой и с миром. Поэтому, нет, это не ты отправил или, по крайней мере, не по своей воле, я не сомневался в этом. — Бля, Егор. Я не... — Начал и не смог договорить, опять начало трясти рыданиями. Он хлебнул воздуха, задержал дыхание, чтобы не всхлипывать в трубку. — Сам не верю, что слышу твой голос. И что ты говоришь со мной, не сердишься. — Я так сильно соскучился. — Шепотом выпалил, потому что говорить уже тупо не мог, нос заложило, горло перехватывало. Зачем просил позвонить, дебил, не в состоянии же был вести диалог. Герка тихонько шмыгнул. Мат резко распахнул заплаканные глаза и моментально успокоился. — Так, отставить реветь. Мне можно, тебе нельзя, понял? — И чуть менее уверенно добавил, — да ведь? — На самом деле, никто толком не знает, что мне можно, а что нельзя, и что в следующий раз станет триггером, но наверное, да, сильных потрясений лучше избегать. Но я вроде пока стабилен, лечение подобрали. — И тебе получше стало? Как ты вообще? Телефон совсем вернули? — О, да, вернули. Правда, я очень сильно настаивал. — Устроил дебош? — Встал в окно. — Гер. Всё так серьезно? — Ерунда. Я более-менее прихожу в себя. Но особо рассказывать и нечего. Чувствую себя спящей царевной. Все эти месяцы как будто в полутьме, я даже плохо помню их, всё сливается. А ты? — Да... в порядке я. Сплю и вижу, как ты вернешься. Учусь. Работаю. Всё как раньше. Только без тебя, поэтому тоже как в полутьме. — Мне очень жаль, что я не рядом. Что оставил тебя. За ту записку стыдно. Что не коснулся даже, когда уезжал... Так глупо, но мне казалось, я поступаю правильно, мне всегда так кажется... — Я с тобой на эту тему ещё поговорю и мозг выебу. Но когда рядом будешь, не сейчас. — Прости. — Сказал же, не сейчас. Терпи и бойся, будет отложенная головомойка. — Я буду предвкушать. — Из голоса почти пропала проявившаяся горечь, слышалась только улыбка и что-то ещё, доброе-доброе, родное, уникальное, которое только у него одного и было. И тут же вновь прорезалась тревога. — А как получилось с телефоном все-таки? — Ничего страшного там не случилось. Просто выхватили, вернули на другой день. — На сколько мне нужно умножать то, что ты говоришь? — На единицу. Серьезно, Гер, я в порядке, руки-ноги на месте, голова соображает. Жив, здоров, орёл. — А чего не спишь? — Не похоже было, что Гера поверил, видимо, просто решил отступить. — Или я разбудил? — Нет, я не мог уснуть. — Совершенно честно ответил, зная, что Гера поймет. — Ждал? — Да. — Значит, всё не зря. Мат почти увидел, как Егор тихо улыбнулся за тысячи километров. И тоже осторожно улыбнулся, попросил. — Только не надо больше окон, ладно? — Они перевели меня на первый этаж. — Ну и заебись. — И наверное опять заберут телефон. Но, возможно, в этом и есть смысл. Я просто лежал и пялился в него сутками, Матвей. Перечитывая то, что ты писал, пишешь. И чувствовал себя таким ничтожеством просто. Хотя и сейчас чувствую себя так же... — Эй, не надо. — Мат перебил его жестко, даже резко. — Я понятия не имею, как с тобой можно разговаривать и как нельзя, но вот этого произносить я тебе не позволю. Нет. И сейчас будет пафосно: но у меня реально нет никого и ничего дороже тебя. И я не знаю никого добрее и умнее тебя. Поэтому так говорить о себе ты не будешь. Понял меня? И пусть забирают телефон. Я терпеливый и буду ждать столько, сколько нужно. И остальные тоже подождут. Просто возвращайся... — Горло перехватило опять. — И... я работу поменял. — Ляпнул первое, что всплыло в голове, даже не стараясь скрыть, что хочет просто перевести тему. — Я всё так же мальчик на побегушках, но теперь в другом месте. И я хочу в это место сходить вместе с тобой, только в качестве гостей. — Оу, так... — Кажется, Гера еще переваривал этот горячий спич, но подхватил быстро, — тогда это... гей-ресторан? Вау! — Да! Я даже представить не мог, что здесь он есть. — И... откуда же ты о нем узнал? — Меня пригласили. — М~м, кто? — Однокурсник. — Гей? — Да.. — Ты ему нравишься? — Не знаю. — Врешь? — Вру. Герка на том конце провода глубоко-глубоко вздохнул. — Ты не представляешь, как я себя с ним веду. Отшиваю просто на каждой реплике. — Ты не представляешь, как это заводит, когда ты филигранно отшиваешь в своей манере. Я проходил это, ты же просто покоряешь своей жесткостью и холодностью. Приколачиваешь, подчиняешь, распинаешь. — Ну пизда ему, значит. Егор как-то невесело хмыкнул вместо ответа. — Ревнуешь? — Невъебенно. — Ну и дурак. — А только что был самым умным. Как скоротечна ваша благосклонность, сударь. — Ах, ну ваша милость тоже там не скучала в одиночестве, насколько мне известно. Егор помолчал, потом, видимо, сложил два и два в уме. — Она в тяжелый период приезжала, мы даже не говорили. — Да? А если бы приехала в хороший период? Устроил бы пышный приём с лобызаниями? — Ладно, мастер спорта по переводу стрелок, это не я по клубам тусуюсь с крайне подозрительными личностями, к которым у меня уже много вопросов рождается. — Гер... — Да понимаю я, рысёнок. Матвей рассмеялся. — Кто, блять? — Не нравится? Я тут передачу смотрел про рысей. Впечатлился. Рыси крутые. — Почему? — Ну, например, перед тем как образовать пару, они интенсивно бьются лбами, даже до хруста костей. Доказывают друг другу, что достойны. — О. Ну тогда, конечно, это точно я. — А еще они очень сильные. И себе на уме, как все кошки. — Ну кошки-то ночные животные, а разные Гошики — не очень. У тебя ведь тоже поздно уже? Проблем не будет, что не спишь? — Гошики справятся и разрулят. Я дорвался до телефона, дорвался до тебя, неужели думаешь, что ради каких-то пятнадцати минут? Мне мало, Матвей, мне мало, мало, мало. Я так сильно скучаю. Ты не знаешь. Я прихватил твою рубашку, когда уезжал, ношеную, брошенную в стирку. Она лежит у меня под подушкой, и я утыкаюсь в неё носом, правда твой запах давно уже выветрился... Хотя я чертов эгоист, у тебя еще позднее, тебе пора ложиться, конечно. Учишься завтра? — Учусь, но поебать, семестр только начался, ничего важного. — Он помолчал, поулыбался в трубку. — Гер, а я сплю с твоей футболкой. — Мы два идиота-фетишиста, да? — Да. А ты один в палате, не мешаешь разговорами никому? — Один, да. Наверху были втроем, а вот перевели в одиночку. — Карцер, что ли? — Ага, элитный. Но если честно, просто одиночная палата. Здесь хорошо, не переживай. Но стены реально мягкие, и это так прикольно, удобно сидеть на полу, облокачиваться о них. Они еще очень светлые, приятного оттенка, глаз отдыхает даже в электрическом свете, хотя у меня здесь темно сейчас, только вдалеке огоньки пригорода светятся. И я смотрю на них и представляю, что ты где-то там, но это обман, потому что окна выходят на северо-запад, а ты далеко на востоке. И я очень скучаю. Не понимаю, зачем уехал. Зачем позволил себя увезти. Как мог вообще оставить. Что у меня в голове происходило. Вернее, понимаю, но... Мне так не хватает тебя. Рук твоих, слов, реакций, боже, губ. Всего тебя не хватает. И аватарка у тебя, конечно... Не помню этого фото вообще, но не могу перестать залипать. — Гер... — Майн готт, я знаю этот тон. — Можешь сейчас? — Могу.***
В ту ночь они проговорили до утра, напитались друг другом, наслушались. Проспав полтора часа, Матвей вскочил легко, поскакал на учебу окрыленный, просто парил в воздухе, вообще не чувствуя ни собственного веса, ни усталости, ни привычной тяжести лежащей на плечах каменной плиты. И даже на Дэна не огрызался, когда тот десятый раз выспрашивал, что случилось и почему он лыбится в стену, а глаза покрасневшие и опухшие, неужели обдолбался с утра пораньше. И ждать дальше стало спокойнее, не так мучительно, хоть Егор и снова надолго выпал из сети. Просто появилась стойкая уверенность, что это уже какая-то финишная прямая, совсем чуть-чуть осталось. Март прошел в учебе, работе и нелепых гендерных праздниках. А в апреле весна уже полностью вступила в права, пригревала плечи и макушки высоким солнышком. Журчала капель, воздух стал теплым и влажным, где-то уже даже зеленела листва. В тот день они всей своей небольшой лгбт-группкой топтались на привычном и уже почти родном пятачке технаря. После затяжной зимы, казалось, никто не торопился поскорее уйти с улицы. Денис рассказывал анекдот, причем, смешно было просто потому, что рассказывал он его ужасно, неправильно, нелепо, но в этом был свой шарм. Матвей чиркнул зажигалкой, затянулся не без наслаждения — целый день не курил, некогда было. А на выдохе услышал, как знакомым голосом позвали по имени. И почти все перевели взгляды ему за спину в ответ. Вот когда-нибудь этот человек научиться подходить не с тылов?.. Мат медленно-медленно — боясь ошибиться, боясь проснуться, боясь моргнуть — обернулся. Посмотрел. Увидел. Капитулировал. Ощутил, как раскрываются лёгкие на вдохе. Как будто он вообще не дышал с того самого тихого утра в далеком-далеком сейчас сентябре. Сигарета выскользнула из пальцев, осталась тлеть на асфальте. Матвей сделал два шага навстречу и упал в руки, въехал носом в «свое» место на любимой шее, прямо под уголком челюсти. Прижался, впечатался всем телом, чувствуя, как крепко его обнимают в ответ. Подышал так, потом откинул голову назад, посмотрел близко-близко. Герка улыбался, такой зеркально счастливый. И сдавил так крепко, что заныло в когда-то треснувших рёбрах. Это было мгновенье покоя, тишины и абсолютного счастья, такого чистого, искристого, переполняющего, которое даже не требовало никаких слов. Оно наступило, ослепило и прошло. Сбоку почудилось какое-то движение, Матвей боковым зрением заметил крупную фигуру Дэна, который в следующую секунду рывком оттянул его за шкирку и въехал Егору со своего огромного кулака в лицо. Гера пошатнулся, зажал одной рукой нос, второй уцепился за кованые прутья ограды. Растерянно взглянул, словно не понял шутку. По запястью стекало красное. Денис опять замахнулся. Матвей влетел между ними, хотел поймать удар плечом, не рассчитал, словил ухом. В голове зазвенело, как будто что-то взорвалось, потом их растащили в разные стороны... А потом всё потемнело.