***
Вторая половина 2020-го пролетела стремительно. Егор поступил в универ, переехал в столицу области, потом мотался на выходные туда-сюда. Матвей терзался, ждал, умирал каждое воскресенье и оживал на пятницу-субботу. Потом тоже выпустился из школы и выбрал для поступления — конечно тоже в столице — энергетический техникум, бесстрастно и приземленно рассудив, что электрики нужны всегда и везде и без зарплаты не останется, это Герка пусть покоряет свои гуманитарные вузовские вершины, а он, Матвей, парень простой и не особо интеллектуально одаренный, ему хватит и среднего специального образования. Наступившее лето утопало в зелени, а парни утопали друг в друге, проводили нос-к-носу практически всё свободное время, которого было на двоих не так уж и много. Они сняли крошечную квартиру-студию, и, стараясь не просить денег у родителей, оба работали, графики скользили, и выходными совпадали не часто. Гера подрабатывал репетиторством со школьниками. Матвей же устроился официантом в небольшой ресторанчик в соседнем доме. Но всё было хорошо — не идеально, не без глупых ссор — но хорошо, по-честному, с быстрыми, чувственными примирениями, которые перекрывали, заглаживали и полировали все шероховатости. Парни притирались, привыкали, всё больше врастали друг в друга. И где-то внутри только поднималась иногда волна мутного беспокойства: слишком спокойно было, слишком гладко ложилось. Полтора года затишья должны были рано или поздно призвать бурю. Она догнала их в середине сентября 2021. Предшествующий вечер они провели с Егором вместе, как-то ванильно и по-домашнему, бутеров наелись, посмотрели десятый раз Клинику, поржали, потом долго целовались, как идиотики, как будто впервые дорвались до губ друг друга, потом уснули, хыхыкая и лениво споря о том, что вкуснее оливки или маслины. Мат не любил ни то, ни другое, но маслины еще мог иногда в пицце с чем-то слопать, а Герка утверждал, что настоящие оливки — зеленые и сочные, масляные, жирные — они просто божественны. «Божественно вонючие», — упрямился Матвей, а Гера обещал свозить его в Европу и накормить, наконец, теми самыми. А наутро Мат проснулся в странной тишине. Именно странной, потому что Егор обычно вставал первым, тормошил его, зацеловывал сонного и убегал в душ, включив MTV на телеке вместо будильника. А сегодня было тихо. Он решил, что наверное еще просто слишком рано, чуть двинулся в сторону, где теплело, привычным жестом ткнулся плечом в Геркину спину, ожидая, что тот сейчас мягко развернется и укутает собой. Но ничего такого не случилось, как будто слишком крепко спал. Мат смирился, демонстративно подышал между острых лопаток, обнял поперёк живота и задремал. Почти уснул снова. И резко распахнул глаза, сообразив, что в комнате слишком светло. Потянулся за телефоном — девятый час! — Гер, подъём, проспали. Гер! Нет ответа. — Гер! — Матвей перегнулся через чужое-родное плечо и замер, увидев пугающе знакомый пустой взгляд, направленный в спинку дивана. И нулевую реакцию. — Я… наверное… не пойду сегодня. — Блять... Ага, конечно, не надо. Не переживай… Всё хорошо. Не хорошо, но… нормально. Блять, я хуйню несу. Ничего, справимся. Оставайся. Я, я сейчас нам чай сделаю. — Забормотал сбивчиво, взволнованно, со скоростью, совсем нехарактерной для себя, подорвался на кухню, включая ненужный свет, врубая чайник, пытаясь вспомнить, что там надо давать из лекарств первым делом, если… Если что? Если интермиссия закончилась уходом в депру? Или что это такое вообще? Написал по-быстрому Геркиной матери, заметался, растерялся, паникуя бестолково и беспомощно. Остался тоже дома в тот день, не поехал ни на учебу, ни на работу, более-менее успокоился и лёг рядом, и тупо листал ленты соцсетей, зачитывая вслух какие-то особые смешные мемы. Герка, кажется, даже не улыбался. Ближе к обеду приехал доктор. А потом наступили серые дни и такие же серые ночи. Герка лежал, свернувшись клубком, или сидел, скрючившись, обняв колени, спрятав в них же лицо. Изредка пил сладкий чай, который Матвей ему ставил рядом, но почти ничего не ел. Сначала еще что-то брал с тарелки, но потом перестал вовсе. Раза два в сутки поднимался и кое-как, тихонько по стеночке шел в сортир. Почти не говорил, а если это и случалось, то хорошего в этих разговорах было мало. — Отстань, пожалуйста. — Отстану, только выпей. — А смысл? — Пожалуйста, Гер. — Зачем ты возишься со мной? — Потому что хочу возиться. — Ты влюблённый идиот. — Так точно. А еще очень упрямый идиот. Пей. Матвей не чувствовал себя победившим, когда Егор сдавался и подчинялся. Он пил свою дозу таблеток и отворачивался в стену. Несчастный, измученный, холодный и отторгающий, совсем чужой, не замечающий во всем мире больше совсем ничего светлого, ничего доброго, ничего хоть сколько-нибудь хорошего. И потом опять молчал сутками, не отвечал, отводил даже глаза и прятал руки, когда Матвей тихонько касался его. Отказывался от любого контакта. Так прошла неделя, потом две. Потом месяц. Утром Мат уезжал в технарь, днем возвращался, перекусывал, чем придется, и шел к вечеру на работу в ресторан. За съемную квартиру нужно было платить, нужно было покупать еду, но справлялись нормально, особенно летом, когда Герка бегал по всему району, занимаясь со школьниками. К слову, те его обожали, и Матвей прекрасно их понимал. Он бы тоже не отказался от такого репетитора: живого, яркого, интересного, доброго, так увлекательно рассказывающего, заражающего и заряжающего той самой пресловутой любовью к знаниям и наукам, да и просто любовью ко всему миру, ко всяким малюсеньким деталям этого мира. Но сейчас Матвей работал один и возвращался почти ночью, прихватив с собой что-то вкусненькое, оставшееся с кухни, для Егора. И находил последнего в том же положении, что и оставил днём. И, нет, со временем не становилось легче. Каждый раз он засыпал с мыслью, что завтра станет лучше, но завтра не наступало, утром ничего не менялось. Это выматывало, подтачивало, высасывало силы. Периодически приходили врачи. Что-то там проверяли, измеряли, тихо шушукались, оставляли рецепты. Геркина мать приезжала раз в неделю, привозила мешок лекарств, пакет еды и схему лечения. Бережно и долго обнимала сына, целовала в щеку Матвея и уезжала снова, оставляя под магнитиком холодильника деньги. Говорила, что это Геркина доля в их бюджет. Матвей бесился, чувствуя себя неспособным прокормить свою маленькую и необычную, но все же семью. Октябрь перевалил за середину. Состояние Егора не менялось. Он стал похож совсем на дистрофика, на пленника Бухенвальда. Бледная кожа болезненно обтянула кости, глаза впали, выступившие скулы потеряли своё влекущее очарование. Мат не знал, что делать. Вернее, он точно знал, что ничего сделать не может. А потом Мария Николаева снова появилась на пороге и сказала, что, видимо, Егора нужно перевозить в стационар, и лучше всего, опять в Мюнхен, раз там ему в прошлый раз помогли. Здесь не получалось подобрать лечение, нужны были другие специалисты, постоянный контроль, ежедневные анализы, полноценный уход. Матвей, который и сам как-то высох за прошедший месяц, бесцветно кивнул и на автомате пошел собирать вещи. Они даже не попрощались. Егор не сказал ничего, только заторможенно отдернулся, когда Матвей попытался его обнять, и проигнорил предложение опереться на плечо, чтобы проводить до машины. Даже глаз не поднял, спрятался за капюшоном куртки и, шатаясь, облокотился о водителя, который тоже поднялся помочь. Резануло. Вернувшись в опустевшую комнату, Мат нашел записку на мятом стикере, написанную вроде небрежно, но красивый Геркин почерк так или иначе узнавался и отдавался вайбами черных конвертов, на которых тот когда-то размашисто выводил белым его имя. Сейчас карандаш был простым серым. «Найди себе нормального парня». Сука. Он даже обижаться на это не мог. Даже психовать не получалось, что от него вот так просто отказывались очередной раз. Флегматично убеждал себя, что это сбой на уровне биохимии, что-то подменяющее личность. Он просто обещал себе, что Егор — его Егор — вернётся. И будет снова влюбленно и восторженно смотреть своими невероятными глазами цвета глубокой горной реки, и говорить, говорить, говорить… И в тепло своё кутать. И любить. И будет рядом. А пока рядом была глубокая ночь — первая тут одинокая. Сон не шел. Шли только мысли, разные, правильные и дурные, хорошие и плохие. В итоге, Мат нашел одну из Геркиных футболок среди вещей, брошенных в стирку и оставленных при отъезде, уткнулся в неё носом и так додремал до утра. Встал замёрзший, почти окоченевший. Открытое с вечера окно выстудило комнату. Почти символично. С отъездом Геры в этом доме не осталось тепла. Не осталось того ощущения уюта, которым он умудрялся наполнять любое помещение, в котором находился. У него получалось заряжать всё смыслом, даже валяясь в глубокой депрессии. А без него обнажалась обратная сторона вещей — пустые стены, бетонная коробка, никому ненужный пацан посередине.***
//WhatsApp | Герка 19 октября [12:28] Привет [12:55] Говорил с твоей мамой. Знаю что ты хорошо долетел [12:56] Кстати твою записку я потерял [12:58] Должно быть ее смыло в унитаз случайным потоком межкомнатного сквозняка [13:01] Представления не имею что там было написано 20 октября [09:04] Доброе утро 20 октября [22:12] Доброй ночи 21 октября [13:33] В технаре тоска смертная 22 октября [23:52] Читаю Ромео и Джульетту [23:58] Не в оригинале правда как некоторые но надо же с чего-то начинать 23 октября [17:40] Дочитал. Начал Гамлета [17:41] Пытаюсь догнать твою эрудицию пока ты не в кондиции) [17:44] Оценил рифму? 24 октября [16:32] Аванс пришел [16:34] Я зашел в Перекрёсток и купил самых дорогих оливок. Сука как мышь с кактусом [16:37] Жру, плачу, но жру ради тебя и за тебя [16:40] Отвратительная шняга 25 октября [22:10] Не поверишь кто стал работником недели [22:12] Мне даже премию выдали. Купил толстые носки и триканы [22:14] Надеюсь у тебя там тепло 27 октября [15:46] Первый коллоквиум. Матанализ. Сдал [15:46] Сам не верю. Я даже слова такого не знал раньше //WhatsApp | Мария Николаевна 28 октября [09:43] Здрасьте, как Егор? [09:58] Пока без изменений. Но еще очень мало времени прошло. [10:03] Не реагирует на лечение? [14:14] Нет. Приготовься ждать месяц-два, а лучше все четыре. [14:14] Понял. //WhatsApp | Герка 30 октября [14:21] Просто чтоб ты знал. У меня всё в порядке. Подтягивайся) [14:37] Не пиши мне. Занимайся своей жизнью.