***
Сэм открыл глаза. Его разбудил какой-то звук… далекий слегка знакомый звук. Он секунду смотрел в потолок в полусне, пока не заметил, что для часового сна чувствует себя уж слишком отдохнувшим. И точно: когда он сел в кровати и схватил телефон, он обнаружил, что прошло уже шесть часов. Было уже семь вечера. Каким-то образом он проспал целых шесть часов! Неужели он прослушал будильник? Нет — у телефона был выключен звук. Сэм уставился на экран, покликав по кнопке звука и думая: «Я же знаю, что звук был включен, когда я ложился. Я уверен». Значит, заходил Дин. Дин выключил будильник Сэма. Сэм запустил руку под матрас. Боеприпасов не было. Как и ключа от Импалы. Быстрая проверка ящика показала, что Дин нашел и забрал и свой пистолет. «Что за звук меня разбудил?» — подумал Сэм, холодея. Он стоял у ящика еще несколько минут, думая «Ну вот и все» в каком-то тумане оцепенения, пока наконец не сумел заставить себя выйти из комнаты и пойти в комнату Дина. Он знал, что найдет там. Но, когда он медленно приоткрыл дверь в спальню брата, выдавив «Дин?» вдруг охрипшим голосом, спальня оказалась пустой. Никакого тела, никакой крови. Может, он сделал это снаружи? «Он на холме. Для этого он пошел на холм». Сэм был уверен. Дин поднялся к могиле Каса, чтобы сделать это там. Сэм кое-как набросил куртку — руки едва слушались его. Оказалось неожиданно трудно решить, нужно ли бежать в панике или фаталистично брести. Ему пришло в голову, что он мог бы просто вернуться к себе в комнату и лечь обратно в постель, свернуться и снова заснуть. «Если я не пойду смотреть, я не найду тела; если я не найду тела, то не буду знать; если я не буду знать, то этого не случилось на самом деле». «Ну же, Сэмми», — услышал он в голове слова, произнесенные голосом Дина. Это было старое воспоминание эпизода в каком-то давно забытом мотеле десятилетия назад. «Ну же, Сэмми, пора встать и выйти в мир, — говорил ему Дин, тряся его за плечо, пока Сэм устало спал на скрипучем матрасе. — Навсегда не спрячешься». Сэм наконец вышел на улицу и пошел по тропе через поле. Было очень темно, и Сэм забыл фонарик, так что ему приходилось искать дорогу в слабом свете телефона. Теперь ему хотелось бежать, бежать со всех ног, но было слишком темно и он то и дело спотыкался. Но, когда он наконец, запинаясь о корни и камни, добрался до вершины холма, Дина там не оказалось. Сэм огляделся, пытаясь отдышаться. Во рту было сухо. Он проверил окрестности в слабом свете телефона. Могила Каса оставалась не потревожена. Похоже, здесь никого не было. Складной стул стоял пустой. На земле был тонкий слой изморози, опавшие листья покрылись инеем по краям. Сэм провел на вершине еще несколько минут, вглядываясь в каждый бугор на земле. (В какой-то момент он вздрогнул при виде подозрительного объекта, и его сердце забилось, но оказалось, что это всего лишь старый-добрый рюкзак. Тот, в котором была еда, одежда и телефон для Каса.) Сэм даже проверил нет ли в ближайших деревьях каких-либо висящих силуэтов. Дина не было. Сэм постоял еще пару минут у могилы. На небе взошел месяц, и Сэм едва различал маленькие деревянные крылышки, которые Дин закрепил у изголовья. — Кас, Кастиэль, — произнес наконец Сэм. — Если есть хоть малейший шанс, что ты еще где-то там… ты нам охуеть как нужен… Это было глупое обращение. Оно даже не заслуживало ответа. Ответа и не было. Сэм повернулся и пошел обратно вниз к бункеру.***
Дальше Сэм предположил, что Дин взял Импалу и уехал, чтобы сделать это где-то далеко. Но Импала стояла в гараже. Хотя Дин переставил ее: Сэм был уверен, что ранее она была запаркована в правом отсеке гаража, а теперь стояла в левом. Может, Дин уехал, но потом передумал и вернулся? Был еще и четвертый вариант, конечно, — еще одно место, куда мог пойти Дин. Если он не у себя, не на холме у могилы, не забрал Импалу, значит… Сэм пошел по дальней лестнице на верхний этаж. Он всю дорогу не спускал глаз со ступеней, глядя под ноги. Ступенька за ступенькой исчезали у него под ногами, а Сэм все это время думал: «Я бы услышал выстрел на самом верху бункера? Что за звук меня разбудил?» Дверь наверху была открыта. Сэм ступил на чердак. Темно, один лунный свет падает в окна. Тихо. — Дин? — позвал он. Ответа не было. Сэм снова включил телефон, чтобы было хоть немного света, и прокрался в уголок Каса. К этому времени он настолько готов был к худшему, что даже вздрогнул, когда в тусклом свете показалась фигура, сидевшая вертикально на кровати, — Дин. Это был Дин. Сэм подошел ближе, и телефонный свет упал на лицо Дина: его глаза были открыты, он был жив, он сидел на кровати в полном порядке. Дин даже не держал пистолета — ничего такого. Никакой драмы. В руках у него была только гитара — и лишь теперь Сэм понял, что «смутно знакомый» звук, разбудивший его, наверняка был отдаленным бренчанием гитары. Но сейчас Дин на ней не играл: он держал ее вертикально, поставив основание на пол между ног и придерживая гриф рукой. Дин смотрел на гитару, повесив голову. Он приоткрыл окно, и холодный ветерок продувал чердак. Сэм вдруг почувствовал такую слабость, что вынужден был схватиться за стул у стола и упал на него, спрятав лицо в ладонях. — Блядь, Дин… — начал он, когда немного пришел в себя. Хотя он понимал, что жаловаться было не на что. Что он мог предъявить брату? «Ты забрал свой пистолет?» «Ты выключил мой будильник, чтобы дать мне выспаться?» «Я думал, ты пошел на могилу Каса, чтобы покончить с собой?» Вышло только жалкое: — Я не знал, что ты тут… Я думал, ты… Дин ничего не сказал. Наконец Сэм произнес: — Ты забрал пистолет. Дин едва заметно пожал плечами. Сэм практически мог считать выражение его лица в темноте: «Это мой пистолет, Сэмми». — И ключи от машины, — добавил Сэм. Дин пошевелился, переставив ноги на полу. — Ездил за луковицами, — сказал он. Сэм моргнул. — Что? — За луковицами, — повторил Дин. — Купил двести штук. — Для… готовки? — спросил Сэм в замешательстве. — Нарциссов, — уточнил Дин. — И крокусов. — Он снова пожал плечами, слегка наклонив рукой гитару и глядя на отражение лунного света в полировке. — Дурацкая затея, — добавил он. «Цветы, — подумал Сэм. — Дин купил цветы». — Ты… хочешь посадить их? — догадался Сэм. — На холме? Дин не ответил. После долгой тишины Сэм спросил: — Можно я включу свет? Дин молчал, так что Сэм потянулся к столу и включил настольную лампу Каса. Дин сощурился на внезапном свету, но по-прежнему ничего не сказал, а так и глядел на гитару. Сэм понятия не имел, что делать. Какое-то время он смотрел на брата. В конце концов он подошел и сел рядом на раскладушке. — Принесешь Касу цветов? — решился спросить он наконец. Дин сказал, глядя себе на ноги: — Каса больше нет. — Его голос был тихим, но твердым. Сэм сглотнул. — Да… Последовала долгая пауза. Сэм противился желанию заговорить. Он ждал в тишине, надеясь, что Дин скажет что-то еще. — Кас не вернется, — сказал наконец Дин. — Правда же. В этом не было вопроса. Сэм сделал глубокий вдох и медленно выпустил воздух. — Я не знаю. Но… думаю, что нет. Еще одна долгая пауза. Дин чуть сменил позу. Он приподнял гитару, подставив под нее обе ступни, одну на другую. Потом, поднял голову и посмотрел через темный чердак. — Я был так уверен, что он вернется… — сказал Дин, глядя в темноту пустым взглядом. — Я знаю, — ответил Сэм тихо. — Мне приснился еще один сон. Сегодня днем. Снова про попугайчика. Его больше нет. Я искал его не знаю сколько, но там было лишь еще одно черное перо. И следы когтей на камнях, как будто была какая-то битва. Попугайчика нет. Сэм так и не понял, что все это значило, поэтому молчал. — Я ведь не совсем с ума сошел, правда? — спросил Дин таким же ровным голосом. — Когда думал, что он еще может вернуться? То есть… он ведь возвращался несколько раз. Это ведь не совсем безумие было? — Это не было безумием, — согласился Сэм. — Тут ведь никогда не знаешь наверняка… Мне кажется, никто наверняка не знал. — Я убил его, Сэм, — сказал Дин все таким же абсолютно ровным голосом, без выражения на лице. Сэм посмотрел на него. — Что? — Я убил его, — повторил Дин, глядя в другой конец чердака. — Я убил Каса. Сэм покачал головой. — Это не твоя вина, Дин. Если ты не смог его спасти, это не значит, что ты виноват. — Нет, я убил его. — Его убила паукообразная тварь, Дин, — сказал Сэм мягко. — Паукообразная тварь была уже мертва, — ответил Дин, глядя в темноту. — Она так и осталась мертва. Мы ее сожгли до золы. Но она меня укусила. Я не сразу понял. Кас знал, что происходит. Поэтому он так тревожился ранее, помнишь… по-моему, он как-то… почувствовал, что случится. Эта тварь меня укусила… Эффект наступил, только когда ты уже уехал. Кас пытался уйти, но я ему не дал. — На этом Дин остановился, но было ясно, что он подразумевал, и сердце Сэма провалилось под землю. Сэм молчал, едва осмеливаясь дышать. Дин продолжил: — Кас пытался объяснить, пытался сказать мне, что это был посредник Тьмы. Паук… Укус превращает тебя в наихудшее воплощение самого себя… делает убийцей… заставляет уничтожать все, что поблизости… Дин остановился снова. Он прикусил губу. Потом подтянул гитару на колени, так что гриф торчал у него над плечами, и крепко обнял ее обеими руками. Он прошептал: — Я убил его, Сэмми, это я. Это был я. Я убил его. Я не мог сказать тебе. Сэм сделал долгий вздох. «Я должен был догадаться, — подумал он. Среди тех других жертв, погибших в Сандаски, всегда оставался кто-то выживший: бедняга, мучимый кошмарами, — всегда один выживший, сходивший с ума или кончавший с собой после. Сэм так и не знал, что именно выпало на их долю. Он надеялся, что они просто видели гибель своих близких. Но была и другая версия, не так ли? — Дин, это не твоя вина. Это был не ты, — сказал Сэм, повернувшись к брату. Он машинально положил руку Дину на плечо. — Это не твоя вина. Это вина паука, Тьмы. И Кас наверняка это понял. Он знал, что это не ты. — Это был я, — возразил Дин. Он смотрел в другой конец чердака невидящим рассеянным взглядом. — Это был я из Ада. Я, каким я был с Алистаром. Сэмми… — Дин сделал глубокий вдох и выпалил: — Я... я... я пытал его, Сэмми. — Он закрыл глаза и спрятал подбородок на ребре гитары, прижавшись головой к грифу. Следующие фразы были произнесены так тихо, что Сэму пришлось наклониться, дабы услышать их. — Он умолял меня остановиться, — прошептал Дин. — Я прострелил ему ногу. Я вытравил его благодать. Я сделал его смертным. И потом поднял на крест… Я… распял его. Он плакал, Сэмми, он плакал… и… он кричал — я сделал ему так больно, так больно… я до сих пор их постоянно слышу — его крики, — слышу, как он молит меня прекратить… а я… я не мог даже имени его вспомнить, я думал, я снова в Аду, думал, он грешник, которого я должен наказать. Я думал, это моя работа… сделать ему больнее… я его всего исполосовал, я ударил его… Сэм не мог ничего произнести. «О боже, — думал он. — Нет, нет, только не так. Бедный Кас… Бедный Дин… Я должен был догадаться. Я должен был знать». Но было яснее ясного, что Дин не виноват. Хотя Дин никогда не увидит этого в таком свете, конечно. Он все больше сжимался вокруг гитары, бормоча в гриф «я сделал ему больно» и «это был я». По его лицу медленно текли слезы. Ужас описываемой им сцены только усугублялся оттого, как он съеживался вокруг гитары, сутуля плечи, словно пытался свернуться в клубок. «Я никогда не видел его таким», — подумал Сэм. Даже когда умер Бобби, даже когда умер отец. Даже когда Дин признался, что делал в Аду, в тот день много лет назад. Это не походило на скупую мужскую слезу, скатившуюся по щеке, — казалось, Дин был окончательно сломлен. Рука Сэма лежала на его плечах, и Сэм почувствовал, что Дин дрожит: его плечи сотрясались. Это был такой тревожный сигнал, так непохоже на Дина, что Сэм машинально обхватил его и второй рукой, развернувшись к нему и попытавшись сжать в неловком объятии прямо вместе с гитарой. Это были телячьи нежности в их худшем проявлении, конечно, но Дин, похоже, даже не заметил. Он перестал пытаться разговаривать и теперь только сидел, вцепившись в гитару, делая долгие дрожащие вздохи. По его лицу бежал непрерывный поток слез. Чуть позже Дин прошептал: — Я не могу больше, Сэмми. Я не могу больше. Не могу, правда. Не могу больше этого выносить. Сэм отпустил его и слегка отстранился, чтобы видеть его лицо. — Мы придумаем, как справиться. — Я не хочу справляться. Если его и правда больше нет… то и я не заслуживаю жить и не хочу, Сэмми. «Ну вот», — подумал Сэм. Услышать это напрямую было даже облегчением. — Я знаю, — сказал он. — Я поэтому и прятал твой пистолет. — Хреново прячешь, — заметил Дин. — Я всегда знал про твою фальшпанель. Сэм слабо усмехнулся, но его улыбка угасла, когда Дин добавил: — Я бы застрелился уже месяцы назад. — Дин наконец поднял голову с гитары. Глаза его были красные. Он, похоже, снова мог разговаривать и сказал: — Я бы сделал это уже месяцы назад, но я такой слабак, Сэмми, я не хочу снова очутиться в Аду, а я знаю, что окажусь там. И если я окажусь там, я снова превращусь в палача. И… — его лицо перекосилось, — что если и Кас там? Что если этот Ошосси ошибся, что если Кас — в Аду, и я снова буду его пытать? Что если они меня заставят? Сэм в ужасе смотрел на него. Мысль об этом была кошмарна. — Потому что это очень в их духе. Кроули и их всех там, в Аду. Они просто пропрутся с этого. Они точно меня заставят, я знаю. И даже если Каса там нет, они заставят меня поверить, что он там, заставят поверить, что это он, и заставят пытать его снова, и я не могу туда попасть, не могу этого допустить, не могу снова стать таким… — Дин, только, ш-ш, не надо… — лишь смог сказать Сэм. — Я, должно быть, пытался уже раз тридцать, — продолжил Дин. Он вытер глаза резким жестом. — Каждый раз на холме я об этом думаю. Сэм, я никогда раньше не понимал, что толкает людей на это. Но теперь понимаю. Боль, сука, просто НЕ ОТПУСКАЕТ, и лучше не станет. Это все брехня про то, что время лечит — это хуйня собачья. Но каждый раз я думаю: если я это сделаю, я ТОЧНО окажусь в Аду и буду снова пытать Каса до смерти. И снова превращусь в демона и измучаю еще кучу людей… Я не могу больше жить с этим, Сэмми, не могу, но и умереть не могу! Я не могу так жить, но боюсь умирать… — Дин сделал хриплый вздох и снова спрятал подбородок на плече гитары, глядя в пол. Он медленно закончил: — И я не знаю, что делать. «Что сказать-то?» — подумал Сэм. — Дин, — сказал он наконец. — Он знал, что ты не виноват. Он знал. Он всегда знал. Даже если ему было больно, он знал, что ты не виноват. Не мог не знать. — Да, он так и сказал, — ответил Дин. — Что? — Сказал, что прощает меня. Под конец. — Дин, правда? Он так сказал? Тогда… — От этого не легче, — произнес Дин. Он вздохнул и медленно вытер лицо рукой. — Я знаю, что и тебе было нелегко, — продолжил он, бросив на Сэма краткий взгляд. — Ты ведь тоже потерял друга. Лучшего друга, так? Ты ведь ему звонил, когда нужна была помощь? — Он смерил Сэма взглядом, словно впервые обратив на него внимание. — Ты скучаешь по нему, — заключил Дин. — Ты тоже по нему скучаешь. Не так ли. Сэм кивнул, почувствовав ком в горле. Это было правдой. — Вы, ребята, друг друга прикрывали, да? — продолжил Дин, вновь уставившись на гитару. — Весь прошлый год. Пока я вел себя как ебаный кретин. Я вас обоих бросил. Мне так жаль… И это еще одна причина, почему я до сих пор этого не сделал: я не хотел снова оставлять тебя одного и не хотел, чтобы тебе пришлось разбираться с моим гребаным телом, потому что я знаю, каково это, и господи, тебе уже приходилось делать это сколько — дважды? «Больше», — подумал Сэм, вспоминая месяцы в Заколдованном месте. Но он только кивнул. — Я сделал ему очень, очень больно, так больно, Сэмми… А он… он… — Дин тяжело вздохнул. — Он всегда пытался обо мне заботиться. Всегда пытался. Я относился к нему как к ничтожеству, а он… он все равно… — Со следующими словами, казалось, из Дина что-то вышло. — …Он не отказался от меня. Я не знаю почему. Я не знаю, как он мог не видеть, что я этого не стою. — Конечно он не отказался, Дин, он за тебя переживал… — Нет, я имею в виду, он… он был… — голос Дина снова стал очень тихим. — Он сказал, он… Я думал, он просто не понимает… думал, он не привык быть человеком. Но он был… он… он сказал однажды… У Сэма появилось нехорошее подозрение, куда все идет. — Не обязательно об этом говорить… — начал он, но Дин, похоже, не мог остановиться. — Он любил меня, — выговорил Дин, бесцельно махнув рукой в воздухе. — Он так сказал. В прошлом году. «Черт», — подумал Сэм. Все становилось только хуже. — А я швырнул это признание ему в лицо, — сказал Дин. — Я не поверил. Я ему не поверил. Ангел сказал мне, что любит меня, а ответил ему пощечиной. Сэм не был уверен, буквально Дин выражался или метафорически, но это казалось уже неважным. — Дин… — начал он. Дин его больше не слышал. Он продолжал говорить: — Я ответил ему пощечиной. Я ответил ему пощечиной, когда он ничего плохого не сделал — и ты бы видел его лицо, Сэм, господи, я отреагировал так, что хуже не придумаешь… Я просто… испугался. Не знаю почему… и… он отвалил сразу же, и я принял эту чертову метку, только чтобы больше не чувствовать — дело было вовсе не в Абаддон, я принял ее из-за Каса, а потом избил его в библиотеке — ты же не знал об этом, да, а я его чуть не убил тогда — избил в кровь, просто за то, что он снова пытался помочь мне, этот ублюдок, он, он просто… он все никак не мог бросить меня! — Дин сделал длинный неровный вдох. — И потом, потом… потом он собирался попробовать исправить все мои ошибки, это я виноват, что вы прибегли к тому заклинанию, это из-за того, что я принял метку, так что это я уничтожил весь мир, а он пытался все это исправить. А я его пытал, и убил. И даже в конце он назвал меня другом, представляешь? После всего… после всего этого… Я пытал его и убил его. Дин говорил и говорил. Он начал повторяться, бормоча «Я пытал его и убил его… я пытал его и убил его». В конце концов Сэм сказал: — Дин, давай-ка, вставай, пошли обратно в постель. — Он поднялся и потянул брата за руку. К его удивлению, Дин встал на ноги, не выпуская из рук гитару, которую прижимал к груди. — Я смеялся над его музыкой, — произнес Дин. — А он пытался найти песни, которые мне понравятся. — Вид у него был такой, словно эта мысль ставила его в тупик. — Пойдем, — сказал Сэм и потянул его к лестнице. — Пошли вниз. — Он собирался отдать мне перо, — сказал Дин, шаркая рядом с Сэмом. — Я это знаю… Тогда в библиотеке, Сэм, выяснилось, что он планировал быть со мной рядом веками, пока я носил бы метку… Он сказал, что боялся, ему придется наблюдать, как я уничтожу мир… Он думал об этом, Сэм, он все это продумал, как останется со мной — на века… Неделями Сэм желал, чтобы Дин выговорился, но теперь ему хотелось только, чтобы брат замолчал. Дин словно вошел в какой-то транс: он не мог прекратить говорить и продолжал бормотать длинные бессвязные пассажи, пока Сэм вел его вниз по ступеням, придерживая на всякий случай за плечо. — Сначала я не мог понять, попал ли он в Рай? — говорил Дин, медленно шаркая по ступеням. — Но если этот Ошосси и правда бог потерянных вещей… Но может, он что-то пропустил? Есть еще какое-то место? Мы что-то пропустили? — Я не знаю, — ответил Сэм. — Осторожно, спускайся… — Рай, Ад, Чистилище, Завеса, Земля… Надо было поподробнее поспрашивать про Оз? Элегуа сказал что-нибудь, что я пропустил? — Я не знаю, — повторил Сэм, который вообще-то и сам гадал о том же. — Идем… — Я столько раз думал воспользоваться дробовиком, но не хотел, чтобы тебе пришлось убирать, Сэмми… Сэм, он умолял меня остановиться, мне это снится каждую ночь, я постоянно его слышу… Мне снились эти сны про попугайчика — про маленького попугайчика, такого беспомощного, с малюсенькими крылышками, и я думал, что это может быть он, но теперь и попугайчика нет. Я думал, если Рай заперт, может, Кас просто не попал туда? А попал куда-то еще? Я знаю, что у ангелов нет душ, но у них есть эта сущность, так куда она попадает? Они дошли до лестничной площадки первого этажа. — Куда попадает сущность ангелов? — повторил Дин. — А благодать? Она куда девается? — Я не знаю, — ответил Сэм, ведя его по коридору. — Она же должна попадать куда-то. Не может же она исчезать. Куда она девается? — Никто не знает, — сказал Сэм. Они дошли до кухни. — Давай, Дин, выпей-ка. — Сэм открыл шкафчик с лекарствами и выдал Дину пару таблеток. — Что это? Сэм слишком устал, чтобы лгать. — Снотворное. — Ладно, — согласился Дин. Он принял таблетки, но не взял стакан воды, который протянул ему Сэм; вместо этого он схватил бутылку виски с кухонной стойки, отвернул крышку зубами и залил таблетки почти третью содержимого бутылки, прежде чем Сэм успел ее у него отобрать. Гитара, как оказалось, представляла проблему. Дин не желал ее выпускать. В конце концов он неохотно позволил Сэму забрать ее на то время, что отлучился в ванную. Сэм попытался убрать ее из виду, пока Дин отсутствовал, но тот потребовал ее назад, как только вышел. — Где гитара Каса? — Я ее убрал, Дин, тебе нужно лечь. — Дай мне гитару. Сэм отдал ему гитару назад и сумел уложить его в постель. Потом сел с ним рядом на краю кровати. Дин свернулся на боку с гитарой в обнимку. Он лег прямо в рубахе; перо Каса было у него в кармане. От снотворного он осоловел, его речь стала невнятной, и Сэм распознал начало сентиментальной фазы опьянения. — Сэм, я так и не сказал ему… — пробормотал Дин. — Я так и не сказал ему… Я так и не сказал. И теперь уже никогда не скажу. Я ему не сказал, он так и не знал, Сэм, и я не могу сказать ему теперь, он так и не узнает, я не могу ему сказать. Сэм догадался, и о чем было это. — Он знал, Дин, — попытался уверить он брата. — Он знал, как ты к нему относился. — Не знал, — пробормотал Дин. Он убрал одну руку с гитары и погладил перышко в кармане. — Он оставил перо… на виду… оставил… Что значит… что значит, он не думал, что достоин… чего-то… это значит… значит, он сдался. Дин наконец засыпал; его глаза стали закрываться. — Я ему не сказал, — бормотал он. — Не сказал… В конце концов он задремал, дыша неровно, одной рукой сжимая гитару, другой прижимая перо в кармане. Сэм подождал, пока не убедился, что Дин точно спит, и вышел за одеялами. Одним он накрыл Дина, из остальных устроил себе постель на полу в его комнате. Сэм еще раз попытался забрать гитару, теперь тревожась, что она может упасть с кровати, если Дин неудачно повернется во сне. О том, что Дин может проснуться и обнаружить гитару Каса разбитой, не хотелось даже думать, так что Сэм попытался бережно снять с нее руку Дина и высвободить гитару. Но Дин только сжал ее крепче, а потом обнял и второй рукой, и не отпускал. В итоге Сэм сходил и принес еще кучу одеял, которые набросал по краям кровати, чтобы, если гитара упадет, она хотя бы упала на одеяла. Следующим утром Сэм проснулся и обнаружил, что гитара по-прежнему у Дина в руках. Она не упала с кровати. Сэм волновался напрасно: гитара была в тепле, целости и сохранности в объятии Дина.