Нефрит, облачённый в Солнце

      Или это тени так легли? Глаза Цзинь Гуанъяо казались бесконечно чёрными. Лань Сичэнь окликнул его, но он не отозвался, только продолжал клониться над ним и тянуть к нему руку со скрюченными пальцами. Лань Сичэнь различил извилистые тёмные полосы на его шее и сообразил, что чернота в глазах Цзинь Гуанъяо — это взгляд марионетки. Он исполнился ужаса и оттолкнул Цзинь Гуанъяо от себя…       Лань Сичэнь сел, тяжело дыша. По его телу струился холодный пот. Он не сразу осознал, что ему всего лишь приснился кошмар. Он беспокойно повёл глазами по сторонам и увидел, что Цзинь Гуанъяо сидит на полу, вернее, пытается подняться с пола, но отчего-то не может.       — А-Яо? — неуверенно позвал Лань Сичэнь.       — Эргэ… — выговорил тот, упираясь рукой в пол, — ты проснулся…       Лань Сичэнь поспешно вылез из постели, поднял Цзинь Гуанъяо за плечи:       — А-Яо, что случилось? Что с тобой?       — Ничего не случилось, — спокойно ответил Цзинь Гуанъяо. — Тебе приснился кошмар, а я упал с кровати, когда попытался тебя разбудить. Я слишком неловок, ты же знаешь.       Лань Сичэнь мысленно проговорил его ответ, глаза его тут же вспыхнули, и он дёрнул одеяние с плеча Цзинь Гуанъяо. На груди Цзинь Гуанъяо отпечатался след ладони.       — А-Яо… — ужаснулся Лань Сичэнь, — я… я ударил тебя?       — Всего лишь оттолкнул, — уклончиво сказал Цзинь Гуанъяо, возвращая одеяние на место.       Лань Сичэнь порывисто прижал его к себе:       — Прости, прости меня… я…       — Эргэ, ты меня сломаешь! — вскрикнул Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэнь вздрогнул и разжал руки. Опять он не рассчитал силы… Цзинь Гуанъяо поморщился и повёл плечами. Лань Сичэнь был физически силён, и его сила подкреплялась духовными силами. В моменты сильного волнения он себя плохо контролировал.       — Ложись, — сказал Цзинь Гуанъяо мягко, подталкивая Лань Сичэня обратно к кровати. — Что тебе приснилось, эргэ? Я никогда ещё не видел тебя таким смятенным по пробуждению.       Лань Сичэнь послушно сел и пару минут пытался вспомнить, что ему снилось. Ужас, который он испытал во сне, был настолько силён, что рассудок тут же пресекал любые попытки вспомнить. Цзинь Гуанъяо между тем взял полотенце, сел рядом и принялся вытирать пот с его тела, ловко просовывая руку под одеяние Первого Нефрита.       — Вспомнил… — выдохнул Лань Сичэнь. Он спешно развернулся корпусом к Цзинь Гуанъяо, схватил его за плечо и сдёрнул с него одеяние.       — Эргэ… — засмеялся Цзинь Гуанъяо, приняв это за всплеск желания.       Лань Сичэнь почувствовал нереальное облегчение, увидев, что с боком Цзинь Гуанъяо всё в порядке. Печати были на месте, никаких ломаных линий на коже… Но он всё же нахмурился. Ему показалось, что печати расположены иначе.       — А-Яо, — сказал он почти сурово, — некоторые печати новее остальных.       Смех замер на губах Цзинь Гуанъяо. Он накрыл бок ладонью и натянуто улыбнулся.       — Почему ты мне не сказал? — суровее прежнего спросил Лань Сичэнь. — Вы с ним тайком это делаете, за моей спиной!       Цзинь Гуанъяо удивлённо выгнул бровь:       — Эргэ… я слышу в твоём голосе ревность?       На лицо Лань Сичэня поползла краска.       — Нет, — отрывисто сказал он, — я просто сержусь на тебя… потому что ты ничего мне не сказал.       — Я не хотел тебя тревожить лишний раз, — попытался оправдаться Цзинь Гуанъяо. — Ничего ведь не случилось.       — Но могло случиться!.. А-Яо, ты должен рассказывать мне обо всём, даже о несущественных мелочах! Пообещай мне.       — Обещаю, — с виноватой улыбкой ответил Цзинь Гуанъяо, — что больше ничего не буду от тебя скрывать.       — Что произошло? И когда это произошло? — забросал его Лань Сичэнь взволнованными вопросами.       — Когда моя канарейка улетела. Я… расстроился. Очень расстроился, что она улетела. И всплеск негативных эмоций, должно быть, разрушил часть печатей. Лаоцзу восстановил их, когда принёс канарейку обратно.       — И ничего мне не сказал… — недовольно пробормотал Лань Сичэнь.       — Это я его попросил, — возразил Цзинь Гуанъяо. — Тебе в тот день и так нелегко пришлось. Зачем тебе волноваться ещё и об этом?       — Я хочу волноваться, — возразил Лань Сичэнь яростно. — Я хочу и буду волноваться о тебе.       — Как скажешь, эргэ, — послушно кивнул Цзинь Гуанъяо и с улыбкой добавил: — Канарейка клюнула меня в палец. В тот день.       — Что? — не понял Лань Сичэнь.       — Ты ведь велел, чтобы я рассказывал тебе даже о несущественных мелочах, — пояснил Цзинь Гуанъяо, и ямочки на его щеках проступили чётче. — А сегодня, пока я ждал тебя, в павильон залетели две стрекозы.       Лань Сичэнь почувствовал, что раздражение его покинуло. Сердце наполнилось нежностью. Он прикрыл глаза ненадолго и спросил:       — Какого цвета?       — Золотые.       — Это хороший знак… — пробормотал Лань Сичэнь, открыл глаза и бережно погладил грудь Цзинь Гуанъяо. — Прости меня. Я приготовлю отвар для компресса.       — Не нужно, эргэ, — попытался возразить Цзинь Гуанъяо, но Лань Сичэнь силой уложил его в постель и, накинув верхнее одеяние на плечи, вышел, чтобы принести воды из колодца.       Цзинь Гуанъяо приложил ладонь к груди. Под кожей горячо пульсировало. Что же приснилось Лань Сичэню? Цзинь Гуанъяо предположил, что кошмар мог быть связан с ним самим или с их общим прошлым. Цзинь Гуанъяо самому часто снилось, как Лань Сичэнь его ранит в храме Гуан Инь. Сны эти нельзя было назвать кошмарными, но его по пробуждению всегда переполняла горечь, что Лань Сичэнь усомнился в его чувствах. Он бы никогда, никогда, никогда не причинил Лань Сичэню боль!       — Чёртов Хуайсан! — пробормотал Цзинь Гуанъяо сквозь зубы и поморщился, потому что в боку неприятно отдалось ледяным покалыванием. — Нет… нужно успокоиться… никаких негативных мыслей…       Он сложил пальцы, как при медитации, и закрыл глаза. Клокочущая ярость затихла.       — А-Яо?       Цзинь Гуанъяо повернул голову и взглянул на Лань Сичэня. Тот растирал в пальцах какую-то высушенную траву и высыпал её в миску с водой.       — Я в порядке, — счёл нужным сказать Цзинь Гуанъяо.       Прикрыв веки, он сквозь ресницы наблюдал, как Лань Сичэнь кипятит травяной отвар, сцеживает его в небольшую глиняную чашку и вымачивает в нём свёрнутый вчетверо кусок ткани. Лань Сичэнь подошёл, сдвинул одеяние с плеча Цзинь Гуанъяо и наложил компресс поверх синеющего отпечатка ладони.       — Эргэ, — попросил Цзинь Гуанъяо, — сыграй мне «Песнь чистого сердца». Я хочу немного поспать.       Лань Сичэнь кивнул, пересел на пол и достал гуцинь из цянькуна. Пальцы его забродили по струнам. Цзинь Гуанъяо прозрачно улыбнулся и задремал. Лань Сичэнь пару раз прервал игру, чтобы сменить компресс. Забота его сделала своё дело: когда он убрал компресс, отпечаток ладони пропал с тела Цзинь Гуанъяо, а когда Цзинь Гуанъяо проснулся, то духовное равновесие к нему вернулось и дурные мысли больше его не тревожили. Успокоился и сам Лань Сичэнь. Он убрал гуцинь, прилёг рядом с Цзинь Гуанъяо, бережно привлекая его к себе под бок. С губ Цзинь Гуанъяо вырвался удовлетворённый вздох.       — Всё-таки, когда дело доходит до гуциня, мне с тобой не сравниться, эргэ, — пробормотал он, нежась в его объятьях.       Цзинь Гуанъяо упомянул о гуцине, а Лань Сичэнь невольно припомнил, как «хорошо» Цзинь Гуанъяо усвоил полученные уроки музыки. Странное чувство… Весь тот ужас, что он испытал, узнав, что Цзинь Гуанъяо воспользовался ими, чтобы убить Чифэн-цзуня, ни в какое сравнение ни шёл с удовлетворением, что он испытывал, слушая, как искусно Цзинь Гуанъяо играет для него на гуцине выбранные им отрывки мелодий Гусу, или с теми беседами, что они вели во время уроков. Врождённая восприимчивость Цзинь Гуанъяо и его, без преувеличений, гениальность во всём могли бы помочь ему достичь невиданных высот в искусстве управления духом посредством музыки. Взгляд Лань Сичэня задержался на плече Цзинь Гуанъяо. Нет, теперь уже не могли. Увы, или к счастью? Лань Сичэнь и сам не мог понять. Чувства его были противоречивы.       — Ты принижаешь себя, — невольно вырвалось у него, — ученик давно превзошёл учителя.       Цзинь Гуанъяо едва заметно вздрогнул. Лань Сичэнь сказал ему эти слова, перед тем как он начал воплощать свой план избавиться от Чифэн-цзуня в жизнь. Он ещё помнил то болезненное возбуждение, которое испытывал при мысли, что устранит помеху и потенциальную угрозу: Не Минцзюе грозился рассказать Лань Сичэню о «нечестивых помыслах» Цзинь Гуанъяо. Нечестивые помыслы? Они никогда не были нечестивыми! Как он посмел назвать их так! Чифэн-цзунь сам себе подписал смертный приговор. Что мог знать этот мясник, воображающий себя праведником, о настоящих чувствах! Нечестивые помыслы… В боку опять ледяными когтями заскреблось. Цзинь Гуанъяо выдохнул и прижался к Лань Сичэню плотнее.       — Эргэ, — сказал он, — всё это уже в прошлом.       «Он понял, о чём я думаю?» — несколько смутился Лань Сичэнь.       — А-Яо, если бы можно было повернуть время вспять, — спросил он негромко, — как бы ты поступил?       — Точно так же, — спокойно ответил Цзинь Гуанъяо.       — Почему? — изумлённо выдохнул Лань Сичэнь.       — Мои поступки привели меня в твои объятья, эргэ, — объяснил Цзинь Гуанъяо. — А это то, от чего я никогда не отступлюсь.       — Цзэу-цзюнь… Цзэу-цзюнь…       Адепты кланялись ему и пробегали мимо. Лань Сичэнь неспешно прогуливался по Облачным Глубинам, отрешённо поглядывая на небо. День обещал быть ясным, и он думал, что стоит вытащить из павильона постель и выжарить её на солнце. Их с А-Яо постель. Ему нравился запах солнечного дня: он избавлял от дурных мыслей в ненастье.       Цзинь Гуанъяо отчего-то всегда медлил со сменой постельного белья и даже нижнее одеяние стирал неохотно. То, что Лань Сичэнь принимал за некоторую неряшливость, поскольку в павильоне не было слуг, чтобы следить за порядком, как было в Благоуханном Дворце, являлось, однако, всего лишь нежеланием расставаться с запахом, который Цзинь Гуанъяо так нравился: с запахом тела его любимого эргэ. Он чувствовал себя спокойнее, будто находился в объятьях Лань Сичэня. Но Лань Сичэнь, привыкший придерживаться правил и к идеальному порядку, пресекал все его попытки и буквально вытряхивал Цзинь Гуанъяо из одежды и из постели, когда приходило время сменить бельё.       Лань Сичэнь приостановился, глядя на клубящийся вдалеке туман, лоб его прорезала болезненная складка. Слишком уж часто им приходилось менять бельё… В последнее время — ещё чаще прежнего. В своём желании он был ненасытен и ничего не мог с этим поделать. Он с трудом мог вспомнить, как жил до этого — до того, как познал сладость плотских страстей. Эту сладость не мог заглушить даже традиционный гусуланьский травяной суп. Он с трудом мог заставить себя хотя бы несколько минут не думать о Цзинь Гуанъяо. Выражаясь обывательским языком, Лань Сичэнь влюбился по уши, и внутренний его компас всегда указывал на Цзинь Гуанъяо. Иногда справиться с желанием было нелегко, ему приходилось прилагать чудовищные усилия, чтобы сохранять хотя бы внешнее спокойствие и продолжать делать то, что ему полагалось делать: не мог ведь он всё бросить и мчаться в лабиринтный павильон по первому же зову капризной плоти! У него, как у главы клана, были обязанности, которые он должен был выполнять.       «Интересно, как Ванцзи справляется с собой?» — машинально подумал он, приостановившись у Цзинши. Он полагал, что у Лань Ванцзи в этом больше опыта: его чувства, выдержанные шестнадцатилетней разлукой, вероятно, были страшны и неистовы, однако же он как-то держал их под контролем. По крайней мере, казалось, что держит. Лань Сичэнь никогда не видел, чтобы младший брат агонизировал так, как он сам. Или он всего лишь удачно скрывал смятение духа? Лань Ванцзи с детства был таким: держал всё в себе.       Лань Сичэнь, поколебавшись немного, взошёл на крыльцо и позвал:       — Ванцзи? Могу я войти?       Лань Ванцзи, насколько он видел, в павильоне был один. Он сидел за столом и писал. Волосы его были не прибраны, верхнее одеяние лишь накинуто на плечи поверх нижнего. Эта небрежность поразила Лань Сичэня до глубины души. Лань Сичэнь вошёл и тут заметил, что Вэй Усянь тоже в Цзинши, только спит, в обнимку с Бичэнем, на тахте, причём меч привязан к его запястью лобной лентой. Лань Сичэнь отвёл глаза, полагая, что Лань Ванцзи не понравится, если он будет разглядывать Вэй Усяня: младший брат был неслыханно ревнив.       — Ванцзи, что это значит? — негромко проронил Лань Сичэнь, сделав едва заметный жест в сторону тахты.       — Не хотел, чтобы я уходил сегодня, поэтому отобрал меч и ленту, — ответил Лань Ванцзи. Ни капли недовольства в голосе.       — Но ты бы мог забрать их, если бы хотел.       — Мгм, — подтвердил Лань Ванцзи.       Лань Сичэнь, подойдя к нему, обнаружил, что младший брат не пишет, а рисует. На таких отрезах ткани обычно рисовали портреты красавиц, а Лань Ванцзи рисовал Вэй Усяня. Лань Сичэнь никогда не видел, чтобы он рисовал портреты. Его картины всегда были пейзажными сюжетами, и писал он их исключительно для состязаний в изящных искусствах. Лань Цижэнь однажды велел ему нарисовать портрет основателя Ордена Гусу Лань. Лань Ванцзи отказался, сказав, что не умеет рисовать человеческие лица. Лань Цижэнь настоял. Лань Ванцзи подчинился, но когда Лань Цижэнь увидел результат его творческих мук, то больше никогда не просил Лань Ванцзи рисовать портреты. Но сейчас Лань Сичэню и полувзгляда хватило, чтобы понять, что на картине Вэй Усянь. Когда Лань Ванцзи научился рисовать портреты? Лань Сичэнь ничего не слышал о том, чтобы он упражнялся в портретной живописи. Кажется, не так уж и хорошо Лань Сичэнь знал своего брата.       — Ванцзи, — спросил он с усилием, — как ты справляешься с этим?       — С чем? — не понял Лань Ванцзи, поднимая глаза от картины.       Лань Сичэнь взял с полки и бросил на край стола лунъянский сборник.       — С этим, — выдавил он.       Лань Ванцзи внутренне напрягся и пристально взглянул на старшего брата, пытаясь понять, почему он завёл этот разговор. По его виду он понял, что содержание сборника Лань Сичэню известно. Лань Ванцзи промолчал.       — Ты читал его? — спросил Лань Сичэнь, не дождавшись ответа.       — Мгм, — утвердительно ответил Лань Ванцзи.       — Пробовал… делать это? — споткнулся Лань Сичэнь.       — Не всё, — ответил Лань Ванцзи.       — Сплошное бесстыдство…       — Мгм, — опять ответил Лань Ванцзи.       Лань Сичэнь понял, что если не задаст конкретного вопроса, то ничего, кроме «мгм», от Лань Ванцзи не дождётся. Лань Ванцзи был немногословен, и тональность его «мгм» могла поспорить с тональностью китайского языка! Лань Сичэнь не всегда понимал, что брат подразумевает под очередным «мгм». Каким-то невероятным образом Вэй Усянь понимал их все.       — Ванцзи, как ты справляешься с собой? — выдавил Лань Сичэнь. — Как тебе удаётся… подавлять… нечестивые помыслы?       — У меня нет нечестивых помыслов, — однозначно сказал Лань Ванцзи.       — По отношению к нему, — указал глазами на тахту Лань Сичэнь.       — У меня нет нечестивых помыслов по отношению к нему, — тут же сказал Лань Ванцзи.       Лань Сичэнь на секунду закатил глаза:       — Ванцзи, читай между строк… Ты хочешь, чтобы я прямым текстом у тебя это спросил?       — Мгм, — после паузы ответил Лань Ванцзи.       Лань Сичэнь обречённо вздохнул и, справившись с собой, всё-таки задал этот вопрос:       — Как тебе удаётся сопротивляться плотским инстинктам? Я знаю, насколько сильны твои чувства к нему, но ты как-то умудряешься сохранять холодность рассудка и… держишься.       Лицо Лань Ванцзи вспыхнуло. Он невольно бросил взгляд на тахту, будто ища поддержки, но Вэй Усянь спал и ничем ему помочь не мог.       — Я… я должен ответить? — чуть дрогнув голосом, уточнил Лань Ванцзи.       — Ванцзи, мне нужна твоя помощь, — признался Лань Сичэнь. — Я не могу справиться с собой. Иногда я не понимаю, что мне делать… или что я делаю. Я как в бездонном омуте… Как ты справляешься с собой?       — Никак, — выдохнул Лань Ванцзи и прикрыл глаза. — С этим невозможно справиться.       — Но что-то тебя останавливает? Что-то сдерживает бесконтрольный всплеск твоих чувств?       — Мгм.       — Что?       — Сами чувства.       Лань Сичэнь широко раскрыл глаза. Лань Ванцзи явно сам себе противоречил. Сами чувства себя и сдерживают?       — Поясни, — велел Лань Сичэнь, садясь напротив него.       Лёгкая невралгия исказила лицо Лань Ванцзи. Он дотронулся до виска пальцами, потёр его. Как он мог это объяснить? Что останавливало его, когда он настолько был захвачен желанием, что под ними ломались кровати, а на земле оставались вмятины, как от удара метеорита? В первое время его не могли остановить даже жалобные крики и слёзы Вэй Усяня. Впрочем, Вэй Усянь зачастую сам был в этом виноват: нечего было подначивать бесстыдными словечками! Но потом Лань Ванцзи успокоился, проявления его страсти стали сдержаннее: кровати уже не ломались, всего лишь трещали, а вмятины на земле были только в палец глубиной, и Вэй Усянь хоть и по-прежнему кричал, но уже не плакал. Может быть, пришло осознание, что всё это реально, что Вэй Усянь никуда не денется, поэтому нет нужды делать это так, словно он последний день живёт на свете? Пришло само, он не искал этого намеренно. Но вряд ли Лань Сичэнь хотел услышать от него что-нибудь в этом роде.       — Люблю. Поэтому, — коротко ответил Лань Ванцзи. — Не смогу объяснить.       Тут же лицо его омрачила лёгкая тень, и он добавил:       — Страх. Пресытится. Надоем.       Лань Сичэнь пробормотал:       — Не думаю, что такое возможно…       О Лань Ванцзи и Вэй Усяне он говорил или о самом себе и Цзинь Гуанъяо?       С Цзинь Гуанъяо у Лань Сичэня об этом разговор заходил. Он столько раз уже извинялся за чрезмерную неловкость и грубость во время близости.       — Эргэ, — сказал ему Цзинь Гуанъяо, покачав головой, — я так долго этого ждал, мне и тысячи лет не хватит, чтобы надышаться тобой.       Лань Сичэнь тихо вздохнул. Как точно Цзинь Гуанъяо выразился: дышал и не мог надышаться…       — Брат… — поморщившись, проговорил Лань Ванцзи, — ты точно…       — Да, — ответил Лань Сичэнь, безошибочно угадав, что хотел спросить Лань Ванцзи, — мои чувства к нему искренни.       — А его к тебе?       Лань Сичэнь улыбнулся:       — Я знаю, что ты относишься к нему с предубеждением и что ты не одобряешь моих поступков, Ванцзи, но…       — Не думаю, что тебе нужно моё одобрение, — докончил Лань Ванцзи.       Лань Сичэнь утвердительно кивнул и поднялся:       — Прости, что отвлёк тебя.       Лань Ванцзи едва заметно кивнул.       Чувства Лань Сичэня всё ещё пребывали в смятении, когда он пришёл в лабиринт. Цзинь Гуанъяо в павильоне не оказалось. Лань Сичэнь отыскал его прогуливающимся по бамбуковой роще. Вечерело, косые тени крест-накрест захлёстывали землю. Лань Сичэнь почувствовал, что по телу пробежал неприятный холодок. Ему на какой-то момент показалось, что Цзинь Гуанъяо сольётся с тенью бамбука и исчезнет. Он поспешно подошёл, удержал Цзинь Гуанъяо за руку.       — Эргэ? — удивился тот.       Они долго целовались. Тревоги несколько забылись, упоительная сладость слабости разлилась по членам, Лань Сичэнь крепче привлёк Цзинь Гуанъяо к себе, особенно остро чувствуя его хрупкость и собственную силу, но сейчас он относительно хорошо себя контролировал.       — Смеркается. Вернёмся, — проговорил он, беря Цзинь Гуанъяо за руку.       Тот кивнул, и они неспешно пошли обратно в павильон. Краем глаза Лань Сичэнь поглядывал на Цзинь Гуанъяо, пытаясь догадаться, о чём тот думает. Цзинь Гуанъяо слегка улыбался.       — А-Яо, у тебя хорошее настроение? — спросил Лань Сичэнь.       — Минимум по двум причинам, — ответил Цзинь Гуанъяо. — Ты пришёл, эргэ. А ещё у меня для тебя сюрприз. Хочу тебе кое-что показать.       Некоторая неопределённость или даже двусмысленность ответа заставила Лань Сичэня покраснеть. В прошлый раз Цзинь Гуанъяо продемонстрировал ему результаты своих «тренировок» — как можно использовать растяжку в постели. Это был ошеломительный опыт.       В павильоне Цзинь Гуанъяо усадил Лань Сичэня за стол, сам сел напротив и торжественно положил на середину стола пёрышко канарейки, которое та потеряла, когда чистила клювом крыло. Лань Сичэнь недоуменно приподнял брови. Цзинь Гуанъяо хотел показать ему… это?       — Смотри, эргэ, — сказал Цзинь Гуанъяо, вытягивая руку и держа её раскрытой ладонью над пёрышком.       Он явно сделал усилие. По его виску покатилась капля пота. Пару минут ничего не происходило, потом пёрышко шевельнулось и поднялось в воздух, невысоко, на две или три ладони. Цзинь Гуанъяо перевёл взгляд на Лань Сичэня, глаза его сияли.       — Ты поднял его… духовными силами? — медленно спросил Лань Сичэнь. Сейчас его чувства были противоречивее обычного.       С одной стороны, ему бесконечно было больно видеть Цзинь Гуанъяо в таком жалком состоянии. Он искренне радовался, что ему удалось поднять пёрышко в воздух, не обращая внимания на ничтожность этого достижения.       С другой стороны, Лань Сичэнь был даже рад, что Цзинь Гуанъяо в таком жалком состоянии. Ведь теперь он принадлежал исключительно ему. И Лань Сичэню, признаться, вовсе не хотелось, чтобы Цзинь Гуанъяо однажды вернул себе духовные силы. Нехорошо было так думать, конечно, но Лань Сичэнь ничего не мог с собой поделать.       — Действительно, сюрприз, — проговорил он вслух, подставляя ладонь, и пёрышко спланировало на неё. — Сколько у тебя это заняло?       Цзинь Гуанъяо не ответил. Он положил на стол небольшой камешек, размером с арахис.       — Теперь буду тренироваться с этим.       — Может, для начала следует взять что-то не слишком тяжёлое? — предложил Лань Сичэнь. — Разница между весом пера и камешка…       Ему не хотелось, чтобы Цзинь Гуанъяо испытывал разочарование. Он видел, каких трудов стоило Цзинь Гуанъяо поднять в воздух всего лишь пёрышко. Камешек оказался бы для него непосильной задачей. Цзинь Гуанъяо покачал головой, взял камешек со стола и покрутил его в пальцах.       — Знаешь, эргэ, — задумчиво сказал он, — сейчас, когда я думаю обо всём этом… Сколь ничтожны были мои успехи…       — А-Яо, — расстроился Лань Сичэнь, — не говори так. В твоём нынешнем состоянии поднять в воздух пёрышко — значительное достижение!       — Я не об этом. О том времени, когда я был Цзинь Гуанъяо, — покачал головой Цзинь Гуанъяо. — Это пёрышко… быть может, этот успех ценнее моего восшествия на трон Верховного Заклинателя, потому что это, пожалуй, впервые, когда я что-то делал без задней мысли.       Он засмеялся и уточнил:       — Ну, почти без задней мысли. Не считая того, что мне хотелось впечатлить тебя, эргэ.       Лань Сичэнь поднялся, поднял Цзинь Гуанъяо из-за стола и, подхватив его на руки, отнёс на кровать.       — Что ты делаешь, эргэ? — с лёгким удивлением спросил Цзинь Гуанъяо.       — Быть может, мне тоже удастся тебя как-нибудь впечатлить.       — Не сомневаюсь…       Цзинь Гуанъяо, пожалуй, действительно остался впечатлен. Кто знает, чего это стоило Лань Сичэню, но он вёл себя несколько вольнее обычного. Коитус, впрочем, завершился обычным триумфом плоти и полным разгромом самоконтроля, у них едва хватило сил, чтобы разъединиться, и заговорить друг с другом они смогли далеко за полночь, но и тогда голоса срывались в хрипотцу, а дыхание перехватывало.       — Не торопись, А-Яо, — сказал Лань Сичэнь. — Капля по капле камень точит. Прежде наберись физических сил. Ты всё ещё слаб после… инцидента в храме.       — Я достаточно окреп, — возразил Цзинь Гуанъяо. — Раны давно затянулись, они меня нисколько не беспокоят. Если я неплохо справляюсь в постели, разве не смогу я вынести небольшую духовную тренировку?       Лань Сичэнь вспыхнул:       — А-Яо…       Цзинь Гуанъяо прильнул к его груди и закрыл глаза.

…

      В Башне Золотого Карпа Лань Сичэнь был проездом: заскочил, чтобы забрать кое-какие обещанные старейшинами документы, некогда принадлежавшие библиотекам Гусу Лань, но обретшие приют после трагических событий в Облачных Глубинах шестнадцатилетней давности в сокровищницах клана Ланьлин Цзинь. Он уже собирался покинуть Башню Золотого Карпа, как заметил Цзинь Лина.       — Цзинь Лин! — окликнул он его.       Цзинь Лин в нерешительности остановился. Лань Сичэнь никогда не заговаривал с ним, пока он находился в Облачных Глубинах, а вот теперь так запросто, по-доброму окликнул его, будто они были близкими родственниками.       — Цзэу-цзюнь… — смущённо приветствовал его Цзинь Лин.       — Я слышал, — сказал Лань Сичэнь, — ты выбрал Благоуханный Дворец.       Цзинь Лин покраснел. Ему подумалось, что Лань Сичэнь выругает его за этот выбор, а ещё больше за то, что он едва не поссорил кланы, похитив Вэй Усяня и заперев его в потайной комнате вышеупомянутого Благоуханного Дворца. Но Лань Сичэнь спросил:       — Вещи твоего дяди сохранились? Я бы хотел на них взглянуть.       Цзинь Лин тут же ободрился и пригласил Лань Сичэня в Благоуханный Дворец. Он знал, что Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэнь были близкими друзьями и что Лань Сичэнь тяжело переживал потерю друга. Вероятно, он лишь недавно оправился от потрясения: до недавних пор лицо его всегда было бледно и скорбно, а фигуру окружала одухотворённая, но неимоверно печальная аура; теперь у Лань Сичэня был живой взгляд, а на лицо вернулась краска.       В Благоуханном Дворце Цзинь Лин практически ничего не менял. Лань Сичэнь с улыбкой заметил, что все вещи на своих местах, но некую долю хаоса в обычный порядок вносят раскиданные вещи самого юноши: сапоги, лук и стрелы, собачий ошейник… Увидев, что Лань Сичэнь обратил внимание на беспорядок, Цзинь Лин густо покраснел и заметался по сторонам:       — Я… собирался в спешке… в Облачные Глубины…       Лань Сичэнь поднял ладонь, будто бы говоря, что не стоит беспокоиться по мелочам. Цзинь Лин облегчённо выдохнул и провёл его в отдалённую часть дворца, где хранились вещи Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь скользнул взглядом по полкам стеллажей. Среди прочего здесь была и коллекция ушамао, которые обычно носил Цзинь Гуанъяо на официальных приёмах и вообще выходах в свет. Лань Сичэнь взял с полки одну и проговорил:       — Цзинь Лин, я хотел бы взять эту… на память… если ты не возражаешь.       Цзинь Лин поспешно кивнул. Вероятно, решил он, Лань Сичэню хотелось иметь какую-нибудь вещицу в память о погибшем друге. Сам Цзинь Лин бережно хранил вещи, оставшиеся от отца и матери, которых он никогда не видел, так что очень хорошо понимал, что чувствует Лань Сичэнь.       — Спасибо, — с благодарной улыбкой сказал Лань Сичэнь, пряча ушамао в цянькуне.       — Цзэу-цзюнь…       Видя, что Цзинь Лин хочет что-то спросить, Лань Сичэнь ободряюще кивнул ему.       — Дядя… все говорят о дяде дурно, — выдавил Цзинь Лин, опуская глаза. — Он на самом деле был плохим человеком?       — А что ты сам думаешь об этом?       — Я… — растерянно протянул Цзинь Лин, тут же нахохлился и выпалил: — Он хорошо со мной обращался, баловал меня и дарил мне подарки… и никогда не ругал…       — Значит, для тебя он плохим человеком не был, — рассудительно сказал Лань Сичэнь.       — Но как может быть человек одновременно плохим и хорошим? — напряжённо морща лоб, спросил Цзинь Лин.       — Лиса хороша для лисят, но плоха для кроликов, — ответил присловьем Лань Сичэнь.       — А для вас он был хорошим человеком? — нерешительно спросил Цзинь Лин.       Лань Сичэнь улыбнулся:       — Лучшим.       Цзинь Лин воодушевился. Хотя бы один человек был на его стороне и не принимался ругать Цзинь Гуанъяо, едва заслышав его имя!

…

      В лабиринтном павильоне стояла тишина. Канарейка дремала в клетке: её сморил полуденный зной. Камешек по-прежнему лежал на столе, около него Лань Сичэнь заметил подсохшие капли пота. Вероятно, Цзинь Гуанъяо недавно упражнялся в концентрации духовных сил.       — А-Яо? — позвал Лань Сичэнь, переставив клетку с канарейкой в тень.       Цзинь Гуанъяо сидел на полу возле кровати. Рядом стояла тарелка с недоеденными сладостями. На коленях у него лежала раскрытая книга, но он не читал. Он дремал, уронив голову набок. Лань Сичэнь убрал книгу, осторожно поднял Цзинь Гуанъяо и переложил на кровать. Тот спал чутко и моментально проснулся.       — Если будешь спать на полу, простудишься, — укорил его ласково Лань Сичэнь.       — Должно быть, на солнце сморило, — возразил Цзинь Гуанъяо и, прикрыв рот ладонью, зевнул. — Ты сегодня рано пришёл, эргэ. Я не ждал тебя раньше вечера.       Лань Сичэнь сел на кровать, большим пальцем убрал с губ Цзинь Гуанъяо налипший сахарный комочек:       — Я только что вернулся из Башни Золотого Карпа. У меня есть для тебя кое-что.       — Что? — удивился Цзинь Гуанъяо, садясь.       Лань Сичэнь отдал ему ушамао:       — Ты всегда носил их, и я подумал, что…       Цзинь Гуанъяо странно улыбнулся, положил ушамао к себе на колени, потрогал драгоценный камень, украшавший центральную часть.       — Думаю, я не буду его носить, — проговорил он. — Разница в росте с тобой меня нисколько не смущает.       Лань Сичэнь осмыслил его слова и сообразил, что, должно быть, Цзинь Гуанъяо комплексовал из-за своего роста и специально выбирал головные уборы, которые делали его хотя бы немного выше. Он прикусил губу: невольно напомнил Цзинь Гуанъяо о неприятном!       — А-Яо, — сказал Лань Сичэнь, забирая у него ушамао и откладывая в сторону, а после легонько подтолкнул Цзинь Гуанъяо, чтобы он лёг навзничь, и опустился на него, — в постели все одного роста.       Губы Цзинь Гуанъяо приоткрылись в томном вздохе, бёдра дрогнули, впуская Лань Сичэня. Восторги влюблённой пары затихли нескоро: солнце уже успело начать обратный путь к горизонту, когда они оторвались друг от друга. Лань Сичэнь нежно гладил мокрое от слёз и испарины лицо Цзинь Гуанъяо, снова и снова целуя его в утешение за вытерпленную боль.       — Принести тебе напиться? — предложил Лань Сичэнь, но Цзинь Гуанъяо отрицательно качнул головой.       — Обними меня, эргэ, — тихо попросил он.       Лань Сичэнь сжал его в объятьях, зарылся лицом во влажные волосы. Почувствовав, что Цзинь Гуанъяо несколько успокоился, что дыхание его стало ровнее, а тело перестало дрожать, он спросил:       — Чем ты сегодня занимался, пока меня не было, А-Яо?       — Пробовал поднять камешек в воздух, — после паузы отозвался Цзинь Гуанъяо. — Не получилось. Но он сдвинулся немного по столу. Так что день не прошёл впустую.       — Быть может, ты бы скорее накопил духовные силы, если бы мы их не растрачивали… вот так… — виновато сказал Лань Сичэнь. — Прости.       Цзинь Гуанъяо тихо засмеялся, но ничего не ответил. Воцарилось недолгое молчание. После Лань Сичэнь спросил:       — А-Яо, ты сильно расстроишься, если я верну тебе Хэньшен?       — Хэньшен? — поражённо переспросил Цзинь Гуанъяо, садясь и тут же беззвучно охнув, поскольку в пояснице отдалось болью, а сесть толком не вышло. — Мой Хэньшен у тебя, эргэ? Но разве…       Цзинь Гуанъяо сосредоточенно свёл брови к переносице, размышляя. Он не очень хорошо помнил, что случилось с его мечом. Вэй Усянь его разоружил, это он помнил, но куда Хэньшен делся впоследствии? Сознание Цзинь Гуанъяо тогда мутилось из-за отравления, а потом и из-за тяжёлых ран, так что он нечётко помнил, как и что было в храме Гуан Инь.       — Я нашёл его среди развалин, — сказал Лань Сичэнь, поморщившись от неприятных воспоминаний.       — Но разве ты не должен был отдать его в хранилище?       — Должен был. Но не отдал. Он считается утерянным, — скованно улыбнулся Лань Сичэнь. — Если хочешь, я могу вернуть его тебе.       Цзинь Гуанъяо хорошенько подумал, прежде чем дать ответ.       — Думаю, хочу, — сказал он медленно. — Он долго был при мне. Но если ты считаешь, что я не заслуживаю твоего доверия, то…       — А-Яо, я вовсе не об этом тревожусь, — прервал его Лань Сичэнь. — Я не хочу, чтобы ты расстраивался. Ведь вряд ли ты сможешь им пользоваться. Такой высокоуровневый артефакт, как Хэньшен…       — Я знаю, — кивнул Цзинь Гуанъяо.       — Тогда я верну его тебе.       — Когда?       — Если хочешь, то прямо сейчас.       — Он при тебе? — поразился Цзинь Гуанъяо.       — Не думаю, что я решился бы хранить его где-то в Облачных Глубинах, — неловко улыбнулся Лань Сичэнь. — Если бы его случайно нашли, могли бы возникнуть лишние вопросы.       Цзинь Гуанъяо был потрясён. Он наклонился и крепко поцеловал Лань Сичэня в губы.       — А-Яо? — удивился тот.       — А я думал, что неплохо знаю тебя, эргэ, — пробормотал он.       — Я тоже думал, что неплохо тебя знаю, — невольно вырвалось у Лань Сичэня, но Цзинь Гуанъяо не расслышал, и он с облегчением выдохнул.       Лань Сичэнь немного помедлил, прежде чем встать с кровати. Пару минут он провёл, наблюдая за Цзинь Гуанъяо: как тот вытирает тело полотенцем, после надевает одно за другим верхнее и нижнее одеяние, подправляет киноварную точку, несколько расплывшуюся от зноя летнего дня и их постельных баталий.       — А-Яо… — негромко позвал он.       — Да, эргэ? — тут же отозвался Цзинь Гуанъяо.       — Я люблю тебя.       Лицо Цзинь Гуанъяо вспыхнуло румянцем то ли смущения, то ли радости. Он приложил ладонь к груди и выдохнул.       — А-Яо?       — Думал, что сердце выскочит…       Он отошёл чуть дальше от кровати, чтобы не искушаться лишний раз, и выжидающе замер.       Лань Сичэнь вытащил Хэньшен. Передавать его Цзинь Гуанъяо Лань Сичэнь не спешил. Цзинь Гуанъяо дотронулся до меча, провёл пальцами вдоль тонкого, гибкого лезвия. Это действительно был его Хэньшен.       — Поможешь мне? — попросил Цзинь Гуанъяо с улыбкой.       Меч надевался вместо пояса, пряжка на рукояти удерживала механически лезвие свитым в кольцо вокруг талии. Лань Сичэнь осторожно обвил тонкую талию Цзинь Гуанъяо мечом, застегнул пряжку. Хэньшен показался Цзинь Гуанъяо необыкновенно жёстким, подреберье отозвалось болезненным спазмом. Цзинь Гуанъяо взялся за рукоять, сдёрнул меч с талии, выкидывая руку вперёд, будто бы проводя атаку на невидимого противника. Меч послушно развернулся, издавая тонкий звук, похожий на звук спущенной тетивы. Цзинь Гуанъяо воодушевился, но пальцы его тут же разжались, и меч выпал из них на пол. Цзинь Гуанъяо взглянул на дрожащую кисть, будто разбитую параличом, так она дрожала, и сказал со вздохом:       — Не могу его удержать.       — Не стоило мне вообще упоминать об этом, — с досадой сказал Лань Сичэнь. — Теперь ты расстроился ещё больше…       Цзинь Гуанъяо встал на колени, свил Хэньшен в кольцо и застегнул пряжку, а после отнёс в угол, к стеллажу, куда до этого припрятал и ушамао.       — Я не расстроился, — сказал он из темноты. — Если только чуть-чуть. Но меня хотя бы хватило на то, чтобы развернуть его в выпаде. Это хорошо.       — Почему? — машинально переспросил Лань Сичэнь, вглядываясь в темноту. С каким лицом Цзинь Гуанъяо это говорил? Были ли на его глазах слёзы, которые он скрывал темнотой?       — Это значит, что я смогу тебя защитить, если что-то случится, — ответил Цзинь Гуанъяо, выходя из угла, и его глаза были сухи, ни тени слёз.       — А-Яо, — сказал Лань Сичэнь, подходя и привлекая его к себе, — что может случиться?       — Никто не может быть уверен, что однажды не появится второй Вэнь Жохань или Цзинь Гуанъяо, — серьёзно ответил Цзинь Гуанъяо.

…

      — Сичэнь, где тебя носит! — несколько сварливо сказал Лань Цижэнь.       Лань Сичэнь удивлённо взглянул на него, гадая, чем мог вызвать недовольство дяди, и предположил, что Лань Ванцзи и Вэй Усянь покинули Облачные Глубины, поэтому дяде не к кому цепляться, вот он и взялся за старшего племянника. Лань Сичэнь мысленно закатил глаза, но поклонился дяде с сыновним почтением и ответил:       — Я зачем-то тебе понадобился, дядя?       Лань Цижэнь протянул ему письмо:       — Ты мог бы удосужиться и просмотреть свою почту. Письмо уже неделю как пришло, а ты до сих пор его не прочёл. Глава клана Оуян даже голубя прислал, спрашивая, отчего его будущий зять медлит с ответом! Сичэнь, медлить с ответом на подобные письма неприлично!       — А что это за письмо? — с лёгким страхом спросил Лань Сичэнь.       — Ты забыл, что жениху и невесте принято обмениваться письмами? — Лань Цижэнь пихнул Лань Сичэню письмо в руки. — Так подтверждается серьёзность намерений. Завтра же отправь ответ!       Лань Сичэнь смотрел на письмо так, точно держал в руках отрубленную голову.       — Я… должен вести любовную переписку с будущей женой? — проговорил он потрясённо.       Он вытянул край письма из конверта, взглянул. «Как банально и… приторно», — невольно подумал он, увидев первые строки, и не стал читать дальше.       В лабиринтный павильон Лань Сичэнь пришёл в полном смятении.       — Эргэ, что-то случилось? — тревожно спросил Цзинь Гуанъяо, разумеется, заметивший его состояние.       Лань Сичэнь протянул ему конверт:       — Предполагается, что я и вдова Бэйлинь должны обмениваться письмами. А-Яо, что мне делать?       — Прочесть и ответить, — с лёгким недоумением отозвался Цзинь Гуанъяо.       — Но я не знаю, как писать подобные письма… А-Яо, помоги мне! — с мольбой в голосе сказал Лань Сичэнь.       — Ты хочешь, чтобы я написал за тебя ответное письмо? — поражённо переспросил Цзинь Гуанъяо.       — Нет… да… Хотя бы в общих чертах скажи мне, что написать в ответ.       — Но тогда мне придётся прочесть письмо вдовы Бэйлинь… Не думаю, что это правильно. Эргэ, может, ты мне расскажешь, что в нём написано?       — Я не читал его, — сказал Лань Сичэнь и сжал пальцы на переносице. — Только несколько первых строк. Выглядит удручающе.       Цзинь Гуанъяо приподнял брови и взял у него конверт. «Удручающе»? Как странно слышать подобное слово относительно письма. Он вынул письмо — не меньше пяти листов — и пробежал глазами по первой странице. Он испытал разочарование. «Не думал, что госпожа Юйцинь способна опуститься до подобной банальщины, — подумал Цзинь Гуанъяо невольно. — Это же типичное глупое любовное письмецо!» Он скривил губы в презрительной улыбке и принялся за следующий лист. Брови его выгнулись удивлением. На второй странице женщина извинялась за то, что Лань Сичэню пришлось прочесть первую страницу. Её она написала под диктовку родственницы, которую ей определили в наставницы, поскольку госпожа Юйцинь не искушена в мирских делах, что уж говорить о любовной переписке. Цзинь Гуанъяо развеселился, взял третий лист. Дальнейшее письмо нисколько не походило на любовную переписку. Госпоже Юйцинь хотелось обсудить с Лань Сичэнем вещи, связанные с заклинательством. Она высказала несколько интересных мыслей, и Цзинь Гуанъяо невольно подумал, что, если бы такое было возможно в этом мире, госпожа Юйцинь могла бы стать отличным Верховным Заклинателем — с её-то умом! Он углубился в чтение и с удивлением обнаружил на следующей странице собственное имя: «Я слышала, что вы были друзьями с Ляньфан-цзунем. Я не была ему представлена и не знаю его в лицо, но, судя по его деяниям, он видится мне человеком достойным и впечатляющим. Теперь, когда его достижения намеренно принижают…» Госпожа Юйцинь, оказывается, была высокого мнения о его деяниях на поприще Верховного Заклинателя. Она считала, что сторожевые башни необходимы для безопасности и будущего благополучия кланов, и сетовала, что о них забыли после смерти Цзинь Гуанъяо, посчитав, что таким образом он всего лишь хотел следить за всеми остальными, чтобы с лёгкостью подавить их в случае восстания.       Цзинь Гуанъяо слышал об этом от Лань Сичэня.       — Ну и бесконечно глупо с их стороны, — сказал он тогда. — Случись что, никто об этом даже не узнает, поскольку кланы разобщены.       — Я пытался, — горько сказал Лань Сичэнь, — но они будто вознамерились уничтожить всё твоё наследие.       — Пф, — фыркнул Цзинь Гуанъяо, — кучка идиотов! Попомни мои слова: придёт время, и они на коленях приползут в Облачные Глубины, умоляя, чтобы сторожевые башни были отстроены заново.       — Почему в Облачные Глубины? — удивился Лань Сичэнь.       — Потому что в будущем ты непременно станешь Верховным Заклинателем.       — А-Яо, опять ты об этом… — поморщился Лань Сичэнь. — Я ведь уже отказался. Я не гожусь для этой роли.       — Только ты и годишься, — упрямо возразил Цзинь Гуанъяо.       Лань Сичэню показалось, что Цзинь Гуанъяо увлечен чтением. Это ему нисколько не понравилось, тем более Цзинь Гуанъяо улыбался, читая страницу за страницей. Лань Сичэнь почувствовал… ревность. Он нахмурился и забрал у Цзинь Гуанъяо письмо.       — Эргэ? — удивился Цзинь Гуанъяо. — Я ещё не дочитал до конца.       — Тебе нравится госпожа Юйцинь? — сурово спросил Лань Сичэнь.       — Она высказывает интересные мысли, — кивнул Цзинь Гуанъяо, тут же спохватился и внимательно посмотрел на Лань Сичэня. «Он меня ревнует», — догадался он и невольно заулыбался.       — Почему ты улыбаешься? — ещё суровее спросил Лань Сичэнь.       — Потому что мне доставляет удовольствие видеть тебя ревнующим, — честно ответил Цзинь Гуанъяо.       — Я не… — задохнулся Лань Сичэнь, краснея.       — На твоём месте я бы сначала прочёл письмо, — предложил Цзинь Гуанъяо и ловко изъял первую страницу. — Настоящее письмо начинается со второй страницы. Тебе не о чем беспокоиться, эргэ, это не любовное послание.       Лань Сичэнь удивлённо приподнял брови и стал читать письмо. Когда он дошёл до строк, где вдова Бэйлинь лестно отозвалась о Цзинь Гуанъяо, Лань Сичэнь удовлетворённо заулыбался.       — А вот теперь и ты улыбаешься, — сказал Цзинь Гуанъяо с притворным недовольством. — Эргэ, могу я тоже поревновать тебя немножко?       — Мне доставляет удовольствие читать, как хвалят моего любимого человека, — ответил Лань Сичэнь. — Я хочу перечесть эти строки тысячу раз.       На лицо Цзинь Гуанъяо поползла краска.       Лань Сичэнь дочитал письмо, вздохнул и проговорил:       — Думаю, на это письмо я смогу ответить. Мне нужно отослать ответ уже завтра, иначе дядя изведёт меня упрёками.       Цзинь Гуанъяо засмеялся, подтолкнул Лань Сичэня к столу:       — Тогда напиши ответ прямо сейчас. Начинай со второй страницы. Первую напишу я, у меня больше опыта в подобных делах.       Лань Сичэнь с неудовольствием подумал о любовных письмах, которые Цзинь Гуанъяо мог кому-то писать, и вообще о романах, которые могли быть в его жизни. Он ничего не знал об этой стороне жизни Цзинь Гуанъяо. И не хотел знать!       Цзинь Гуанъяо сочинил письмецо весьма фривольного содержания. Родственница вдовы останется довольна!       Лань Цижэнь отправил письмо Лань Сичэня вместе с коротенькой запиской от себя самого, где извинялся за задержку, вызванную медитацией Лань Сичэня. «Теперь уже и мне врать приходится! — недовольно подумал он. — Не могу же я написать, что Сичэнь не хотел писать ответ, пока я его носом в письмо не натыкал!»       Наставница вдовы Бэйлинь, бывшая гетера, которую глава клана Оуян приставил к племяннице, чтобы та натаскала её для будущего замужества, подхватила письмо и, предварительно сунув в него нос, потащила госпоже Юйцинь. Дальше первой страницы она читать не стала, начало её полностью удовлетворило.       — Душечка моя, — сказала она, подавая письмо госпоже Юйцинь, — я же говорила, немного сюсюканья в общении с мужчинами не повредит. Они всё равно что дети малые. Почитай, как пылко тебе ответил твой будущий супруг!       Госпожа Юйцинь высоко подняла брови. Представить Лань Сичэня, отправляющего пылкое любовное письмо, было так же дико, как представить снег в канун лета! Она нахмурилась и раскрыла письмо. Лицо её залила краска. Она поспешно взяла другую страницу, поглядела на неё, тут же перевела взгляд обратно на первую. Их писали разные люди: почерк отличался. Вероятно, предположила она, глава клана Лань попросил помощи в написании письма у… кого? Ей пришло в голову, что такой человек, как Лань Сичэнь, вряд ли обратится с подобной просьбой к человеку постороннему или даже к родственнику. Не мог ли первую страницу написать по его просьбе тот мужчина, о котором Лань Сичэнь упоминал, — его возлюбленный. Судя по содержанию письма, это был человек искушённый жизнью. Госпожа Юйцинь отложила первую страницу и углубилась в чтение письма Лань Сичэня. Любовным посланием это не было. Две родственные души обменивались мыслями на уровне высших сфер. Другой почерк, другой стиль. Госпожа Юйцинь уверилась, что начало писал другой человек.       Какой бы умной женщиной она ни была, она всё же оставалась женщиной, а всем женщинам свойственно любопытство. Из того, что она уже слышала и знала, можно было сделать вывод, что возлюбленный её будущего супруга находится в Облачных Глубинах: письмо было написано на одного сорта бумаге, одной и той же тушью и, судя по всему, одной и той же кистью. Госпожа Юйцинь была сведуща в каллиграфии, чтобы это определить. «Интересно было бы поглядеть, что это за человек», — подумала она. Ей пришла в голову кое-какая идея, и она, улыбаясь собственным мыслям, принялась писать ответ.       — Ну что? — спросил глава клана Оуян у наставницы.       Та широко улыбнулась:       — Из того, что я видела, если так и дальше пойдёт, то траур нашей вдовушки закончится раньше, чем опадёт сливовый цвет! Они определённо увлечены друг другом.       Она ошибалась. Вдова Бэйлинь не собиралась снимать траур раньше положенного срока и не особенно надеялась, что свадьба в итоге состоится. Но дружеская переписка с Лань Сичэнем её на самом деле увлекла. К тому же ей хотелось решить головоломку. В будущем месяце глава клана Оуян и она сама нанесут визит в Облачные Глубины, как полагалось будущим родственникам, для официального подтверждения помолвки. «Если мой план сработает, то я узнаю его», — подумала она с довольной улыбкой.       Лань Сичэнь широко раскрыл глаза. Ответ от госпожи Юйцинь пришёл через несколько недель, но письмом дело не ограничилось. Она прислала изящную продолговатую коробку из сандалового дерева. Когда Лань Сичэнь открыл её, то увидел, что внутри лежит кисть для письма. Сделана она была изящно, к верхнему концу была прикреплена яшмовая подвеска. Лань Сичэнь на три раза перечёл письмо и ничего не нашёл в нём об этой кисти, но вряд ли это было случайным упущением со стороны госпожи Юйцинь. Он сильно сомневался, чтобы эта умная женщина попросту забыла упомянуть о подарке. Очевидно, это был сделано умышленно.       — Почему кисть? — машинально спросил Лань Сичэнь, вынимая кисть из коробки, и тут заметил, что под кистью лежит свёрнутая трубочкой записка. Он развернул её и прочёл: «Мне подумалось, что вам с вашим возлюбленным доставляет некоторое неудобство пользоваться одной кистью на двоих, поэтому, надеюсь, господин Лань, он примет от меня в дар эту кисть».       Лань Сичэнь долго раздумывал, стоит ли отдавать Цзинь Гуанъяо подарок вдовы Бэйлинь. Удивительная проницательность, но с какой стати ей дарить Цзинь Гуанъяо подарки? Быть может, в записке был какой-то подтекст, который он не уловил? Он пробежался глазами по записке ещё раз. Нет, ничего особенного ни в штрихах, ни в употреблённых при написании иероглифах. Как ни посмотри, это всего лишь сопроводительная записка к подарку.       Цзинь Гуанъяо, выслушав его и прочтя записку, расхохотался.       — Мне уже нравится эта женщина! — воскликнул он.       В следующую секунду он оказался прижатым к стене, Лань Сичэнь молниеносно провёл атаку.       — Э-эргэ? — удивлённо вскрикнул Цзинь Гуанъяо.       — Не говори так никогда, — велел Лань Сичэнь, хмуря брови. — Не провоцируй меня.       Цзинь Гуанъяо легко повёл бёдрами, чтобы прижаться к нему:       — А так можно?       В тот день они впервые сделали это не в кровати.

…

      В день официальной помолвки будущие родственники с обеих сторон собрались в Облачных Глубинах.       — Госпожа Юйцинь… — с лёгкой нервозностью приветствовал женщину Лань Сичэнь.       Она почтительно поклонилась ему, сказала слова приветствия, после понизила голос и спросила:       — Надеюсь, мой подарок не оскорбил вас, господин Лань? Подарки дарить полагается лишь будущему супругу.       — Не беспокойтесь о подобных мелочах, — поднял ладонь Лань Сичэнь.       — Значит, мой подарок был принят? — осторожно спросила госпожа Юйцинь.       Лань Сичэнь ответил утвердительно.       Торжественный банкет тёк неспешно, к удовольствию старшего поколения. Госпожа Юйцинь успела хорошенько разглядеть всех присутствующих адептов клана Лань и убедиться, что среди них нет того, на кого ей хотелось взглянуть, — возлюбленного Лань Сичэня. Кисти для письма носили прицепленными к поясу, и раз подарок был принят благосклонно, то она непременно узнала бы его. Убедившись, что на неё перестали обращать внимание, занятые разговорами, которые плавно переключились на другие темы, госпожа Юйцинь покинула банкетный зал и стала прогуливаться по Облачным Глубинам, внимательно разглядывая встречавшихся ей адептов. Нет, ни у одного из них не было кисти с яшмовой подвеской. «Странно, — подумала она, — я уверена, что этот человек живёт в Облачных Глубинах. Почему же я не могу его отыскать?» Она остановила одного из адептов и спросила:       — Скажи, все ли адепты Гусу Лань и приглашённые ученики присутствуют сегодня в Облачных Глубинах на помолвке?       Адепт несколько смутился тому, что к нему обратилась женщина, не говоря уже о том, что женщина эта — будущая жена главы клана, и пробормотал:       — Нет только учеников Старейшины Илина, они ещё не вернулись с ночной охоты, и Ханьгуан-цзюня, который отлучился по делам в Цветочный Посёлок… вместе со Старейшиной Илина… А, вот и они! — воскликнул он с облегчением.       Госпожа Юйцинь взглянула на вернувшихся учеников. Нет, слишком молоды, чтобы быть возлюбленным Лань Сичэня. Почерк и стиль выдавали искушённого жизнью человека, а это была «зелень». Увидев её, они поклонились.       — Госпожа Бэйлинь… — с поклоном сказал Лань Сычжуй.       Лань Цзинъи толкнул его под бок:       — Сычжуй, вы же будущие родственники, ты вполне можешь называть её «тётушкой».       — А ты… — начала госпожа Юйцинь, внимательно глядя на Лань Сычжуя.       Лань Сычжуй несколько смутился и пробормотал:       — Лань Сычжуй, приёмный сын Ханьгуан-цзюня и учителя Вэя.       Лань Цзинъи, видя, что госпожа Юйцинь взглянула и на него, представился:       — Я Цзинъи. Тоже Лань, но не родственник.       Его остроумие госпоже Юйцинь понравилось, она невольно улыбнулась. Оуян Цзыжэнь, который приходился ей двоюродным братом, в представлениях не нуждался, но всё же сказал:       — Если ты, Цзинъи, так ставишь вопрос, то я тоже будущий родственник. Буду приходиться Сычжую… дядюшкой?       Мысль эта всех позабавила. Один Цзинь Лин не улыбнулся. Заметив взгляд госпожи Юйцинь, он буркнул:       — Я вообще не Лань и в родственники не напрашиваюсь. Я племянник Вэй Усяня.       — Цзинь Лин, не груби! — зашипел на него Лань Цзинъи.       — Цзинь? — переспросила госпожа Юйцинь. — Ты племянник покойного Верховного Заклинателя?       Цзинь Лин помрачнел лицом, но вызывающе вскинул голову:       — Да, Ляньфан-цзунь мой дядя.       — Это был достойный восхищения человек, — сказала госпожа Юйцинь. — Если бы он не оступился, превзойти его никто бы не смог.       Цзинь Лин широко раскрыл глаза и сразу проникся к женщине симпатией. Тем не менее он отвернулся и буркнул:       — Никто, кроме Старейшины Илина.       — Опять он за своё… — закатил глаза Лань Цзинъи. — Госпожа Бэйлинь, не обращайте на него внимания. Он не только племянник Вэй Усяня, он ещё самый ярый его фанат.       — Неправда, — резко отозвался Цзинь Лин, но уши его покраснели.       Лань Сычжуй неодобрительно взглянул на Лань Цзинъи. Тот пожал плечами и спросил:       — А вы что тут делаете, госпожа Бэйлинь? Свежим воздухом дышите?       — Да, — с запинкой ответила та. — Прогуливаюсь и осматриваю… будущие владения.       Они тоже оценили её остроумие и засмеялись. Лань Сычжуй посерьёзнел и сказал:       — К северной части только не заходите. Там бездонная пропасть. Цзэу-цзюнь строго-настрого запретил к ней приближаться.       — Бездонная пропасть в северном углу? — поразился Лань Цзинъи. — Почему мы никогда её не видели? Ты ходил к ней, Сычжуй?       — Я… не отыскал её, — покраснев, признался Лань Сычжуй. — Заблудился, должно быть, в тумане.       «Как странно…» — невольно подумала госпожа Юйцинь и, убедившись, что её никто не видит, свернула на северную тропку.       Бездонная пропасть казалась слишком подозрительной. Госпожа Юйцинь остановилась в шаге от края, пристально вглядываясь в клубящийся туман. Если пропасть бездонная, разве мог туман подняться так высоко? Облачные Глубины так и назывались из-за того, что были окружены туманом и облаками, но этот туман казался… нарочитым. Прямо-таки идеальная иллюстрация того, как должен выглядеть туман над бездонной пропастью. «Что-то тут не так…» — подумала госпожа Юйцинь и, вытянув руку, помахала перед собой. Туман не рассеивался, но кожей она ощутила покалывание. Магическое поле? «Там что-то спрятано, в тумане», — поняла она и ногой попробовала пустоту за краем пропасти. Твёрдая земля! Иллюзия? Госпожа Юйцинь прикрыла лицо рукавом и шагнула в пропасть, вернее, в иллюзию пропасти. Два или три шага в непроглядной тьме — и её ослепило вечернее солнце.       Здесь не было ни тумана, ни облаков. Ничто не мешало наслаждаться закатом. В нескольких шагах от того места, где она остановилась, начинался лабиринт — она сразу поняла, что это лабиринт, — а перед ним — цепь барьеров, сплетённых в такую причудливую вязь, что снять их не смог бы даже искуснейший заклинатель. У госпожи Юйцинь не было достаточно духовных сил, чтобы разрушать барьеры, но у неё был острый ум. Она прекрасно знала, что когда устанавливают множественные барьеры, то между ними непременно остаются зазоры, и если отыскать их, то через них можно пробраться. Об этом не упоминалось в книгах, она пришла к этому выводу сама, изучив не меньше сотни магических формаций. У неё заняло всего пять минут, чтобы пройти через барьеры к лабиринту.       Лабиринт, как она выяснила, был отражённый. Правило стены в нём не действовало. Госпожа Юйцинь долго бродила по нему, пробуя различные уловки, но ни одна не сработала: пройти лабиринт можно было только собственными усилиями. К тому же она обнаружила, что лабиринт подавляет духовные силы. Такого уровня лабиринт могли поставить немногие, и госпожа Юйцинь не сомневалась, что это дело рук Лань Сичэня. «Что же там спрятано?» — устало подумала она, почти готовая сдаться. Её скоро хватятся, начнут искать…       Тут ей показалось, что откуда-то повеяло сладковатым запахом сандалового дерева и бамбука. Прислушавшись, она расслышала отдалённый шелест — так шуршал бамбук! — и пошла по лабиринту на этот звук. Выход несомненно в той стороне!       Лабиринт кончился внезапно, госпожа Юйцинь оказалась на открытом пространстве, залитом солнцем. Она вздрогнула и замерла: её шеи коснулось тонкое острое лезвие, и шевельнись она — оно бы разрезало ей яремную вену. Солнце всё ещё слепило её, и какое-то время она не могла разглядеть человека, направившего на неё меч. Но вот набежали облачка, временная слепота прошла…       Это был молодой мужчина в лёгком синем одеянии. У него не было лобной ленты, волосы держало изящное украшение, формой напоминавшее ветку коралла. Одеяние и волосы чуть колыхались на ветру, пустой левый рукав тоже. У него был цепкий взгляд, в носогубных складках ощущалась некоторая надменность. Взгляд госпожи Юйцинь зацепился за его поясное украшение: помимо нефритовой подвески, какую носили члены клана Лань, занимающие определённое положение или приходящиеся родственниками основателю клана, была ещё и яшмовая, на которой висела кисть для письма. «Это он!» — поняла госпожа Юйцинь, но острие меча, прижатое к её шее, лишило её ясности мыслей, и она ничего не смогла произнести, настолько была напугана.       — Что это тут у нас? — сказал Цзинь Гуанъяо, пройдясь по женщине взглядом. — А я гадал, что за незваные гости ко мне явились… Чтобы добраться сюда, нужно обладать определённой смекалкой и определённо не быть из клана Лань. Не думал, что мне так скоро представится возможность поблагодарить вас за подарок, госпожа Бэйлинь.       Кажется, враждебности в нём не чувствовалось, хоть он и держал у её горла меч… такой странный меч, она никогда не видела ничего подобного… Госпожа Юйцинь несколько собралась с духом и взглянула на мужчину внимательнее. Его лицо показалось ей знакомым, но она не смогла припомнить, где она могла его видеть.       Цзинь Гуанъяо разжал пальцы, и меч пропал — так показалось госпоже Юйцинь.       — Раз уж вы пришли, не откажетесь ли выпить чаю? — сделал Цзинь Гуанъяо пригласительный жест.       Госпожа Юйцинь увидела, что поодаль стоит павильон, но медлила с ответом. Цзинь Гуанъяо усмехнулся её сомнениям:       — Колеблетесь? Но разве вам не хотелось со мной встретиться? Иначе бы вы не отыскали это место. Пойдёмте, выпьем чаю и побеседуем. Я устал.       Она заметила, что на его лице проступил пот и что он вообще с трудом держится на ногах.       — Вы нездоровы? — воскликнула она, сделав движение, чтобы поддержать его.       Цзинь Гуанъяо выставил перед собой ладонь, не позволяя ей до него дотронуться. Госпожа Юйцинь почувствовала себя неловко. Она сложила руки и церемонно поклонилась:       — Моё имя Юйцинь, прихожусь главе клана Оуян двоюродной племянницей, по покойному мужу Бэйлинь.       Цзинь Гуанъяо решил рискнуть.       — Мэн Яо, — представился он, внимательно следя за её лицом. Если она слышала это имя, то непременно чем-нибудь выдаст себя. Но она ничем не показала, что это имя ей знакомо. «Значит, она на самом деле ничего толком не знает о Цзинь Гуанъяо», — подумал Цзинь Гуанъяо.       — Раз мы друг другу представились, ничто не помешает нам побеседовать за чашкой чая, — резюмировал Цзинь Гуанъяо и добавил: — Уверяю, ни дурных, ни нечестивых помыслов по отношению к вам у меня нет.       Лицо госпожи Юйцинь вспыхнуло.       — Я ничего подобного…       Цзинь Гуанъяо с усмешкой возразил:       — Разве?       Не дожидаясь ответа, он повернулся и пошёл к павильону, очень надеясь, что не свалится на полпути: он держал Хэньшен обнажённым слишком долго. Госпожа Юйцинь всё-таки последовала за ним. Ей было любопытно, что он за человек и как сложится у них беседа. Некоторые опасения у неё были, но она сочла, что сможет с ним справиться, случись что. Он не казался ей особенно сильным, к тому же ему явно нездоровилось.       Обстановка павильона была простой, без особых изысков. «Быть может, этот человек живёт здесь в затворничестве?» — подумала госпожа Юйцинь неуверенно и быстро взглянула на Цзинь Гуанъяо. Он не походил ни на отшельника, ни на мастера, стремящегося достичь бессмертия. В нём чувствовалась светскость, и он определённо не принадлежал к клану Лань, несмотря на одеяние. Она села на предложенное ей место, заметив, что его манеры изысканны. Он сел на подобающем расстоянии, придвинул к себе чайник. Её взгляд невольно зацепился за его пустой рукав, но она не решилась предложить ему помощь. Впрочем, он справился и без этого, наполнив чашки поочерёдно и даже не пролив ни капли.       — Если вас интересует это, — сказал Цзинь Гуанъяо проницательно, кивнув на левое плечо, — то я вам отвечу. За всё приходится платить… или расплачиваться.       «Он может быть преступником, заточённым в этом лабиринте, — подумалось госпоже Юйцинь, — тогда становится понятно, почему господин Лань говорил, что им не позволено быть вместе… Или его заточили здесь как раз из-за их сердечной связи?.. Но это место нисколько не похоже на тюрьму, как и он на узника…»       — Ваши замечания по поводу новых методик заклинательства показались мне занимательными, — сказал Цзинь Гуанъяо.       Госпожа Юйцинь отвлеклась от мыслей, и они какое-то время беседовали на эту тему. «Это исключительно умный человек, — подумала она, — неудивительно, что он привлёк внимание такого отрешённого человека, как господин Лань».       — Вы, стало быть, читали мои письма, господин Мэн?       Цзинь Гуанъяо слегка усмехнулся:       — Разумеется, с позволения эр… — Он споткнулся, осознал, что чуть не выдал себя и сделал вид, что закашлялся. Если бы он назвал Лань Сичэня «эргэ», она могла бы догадаться, кто он на самом деле.       — Разумеется, с позволения Хуаня, — сказал он, намеренно использовав личное имя, чтобы подчеркнуть особенность их отношений. Ему было интересно взглянуть на её реакцию и по этому поводу.       — Благодаря этому, — невозмутимо сказала госпожа Юйцинь, — у нас с вами завязалась интересная беседа, так что я не считаю это неподобающим поступком.       — Наша беседа станет ещё интереснее, уверяю, — с лёгкой насмешливостью в голосе сказал Цзинь Гуанъяо. — Госпожа Бэйлинь, что вы думаете о вашем будущем муже?       «Ага, кажется, смутилась», — подумал он, заметив, что она несколько раз повернула чашку, прежде чем взять её. Цзинь Гуанъяо был уверен, что романтического интереса она к Лань Сичэню не испытывает, но как личность он не мог её не заинтересовать.       — Я не думаю о нём, как о моём будущем муже, — сказала госпожа Юйцинь.       — Вы станете его женой, — уверенно сказал Цзинь Гуанъяо.       — Почему вы так уверены? — поражённо переспросила женщина.       — Если во время нашей дальнейшей беседы я удостоверюсь, что вы будете достойной женой главе клана Лань, то я приложу все силы к тому, чтобы этот брак был заключён.       Госпожа Юйцинь справилась с эмоциями и спросила:       — А какой смысл вы вкладываете в это «достойная жена»? Верная жена?       — Я вас умоляю… — закатил глаза Цзинь Гуанъяо, — это же так банально!.. Вы видели здешних адептов? У вас просто не представится случая ему изменить.       Госпожа Юйцинь с трудом сдержала смех. Клан Лань был известен своим благочестием, а адепты, которых она встречала на прогулке, даже не решались поднять на неё глаза. «Метко», — подумала она с невольным восхищением.       — Любящая? — сделала она вторую попытку.       Цзинь Гуанъяо только улыбнулся и отпил из своей чашки. В прохладе павильона он несколько пришёл в себя, слабость прошла.       — Скажем, — проговорил он, блуждая взглядом по павильону, — если бы господин Лань — при условии, что вы стали супругами, — подвергся опасности и у вас была бы возможность спасти его, но ценой собственной жизни, как бы вы поступили? Хватило бы у вас решимости пожертвовать собой? Если бы вам предложили хорошую цену за то, чтобы «продать» его, приняли бы вы это предложение? Если бы вы увидели, что он поступает неразумно, хватило бы вам твёрдости духа, чтобы упрекнуть его и указать на его ошибки? Если бы вы заметили, что у него трудности, хватило бы у вас мудрости, чтобы дать ему совет или поддержать его?       «О, как же он его любит…» — невольно подумала госпожа Юйцинь.       — Полагаю, вы бы смогли? — спросила она.       Цзинь Гуанъяо задумчиво поглядел в свою чашку и возразил:       — Мои достоинства или недостатки предметом нашего обсуждения не являются. Мы обсуждаем будущую супругу главы клана Лань, а не его любовника.       К её лицу подступила краска. Он явно хотел её спровоцировать и теперь наблюдал за её реакцией.       — А вы считаете себя всего лишь любовником? — парировала она, хотя произнести такое вслух было для неё непросто.       — Ну, супругой себя считать я уж точно не могу, хотя который год эту роль выполняю, — повёл бровями Цзинь Гуанъяо.       Госпожа Юйцинь широко раскрыла глаза на эту полушутливую, но откровенно бесстыдную ремарку.       — Вы ведёте себя… вызывающе или откровенно? — уточнила она.       Цзинь Гуанъяо опять задумался:       — Хм, хороший вопрос… Скорее, я считаю, что могу говорить с вами откровенно, поэтому веду себя несколько вызывающе, чтобы не потерять лицо чрезмерной откровенностью. Ха-ха. А вам как кажется, госпожа Бэйлинь? Что это на самом деле — задушевная беседа или бесстыдная болтовня?       Пару минут госпожа Юйцинь молча пила чай. Она была растеряна и, пожалуй, впервые не знала, что ответить. Подобным образом с ней никто ещё не разговаривал. Никому бы и в голову не пришло так разговаривать с женщиной! Или он её испытывал, или был на самом деле развязным, но это никак не вязалось с той исключительной вежливостью, что он проявил, приглашая её на чай.       — И я всё ещё жду от вас ответа, — добавил Цзинь Гуанъяо уже без улыбки.       Она взглянула на него и почувствовала, что по позвоночнику крадётся дрожь. Отсветы закатного солнца в его зрачках казались внутренними огнями.       — Я была бы ему достойной супругой, — сказала она, сделав над собой усилие, чтобы отвести взгляд. — В вашем понимании.       — Рад это слышать, — сказал Цзинь Гуанъяо, вставая на колени, чтобы подлить ей ещё чаю. Со стороны могло показаться, что он наклонился, чтобы поцеловать её.       — Ради него я готов пойти на что угодно. Абсолютно на всё, — едва слышно сказал он и усмехнулся, потому что понял, что невольно повторяет сказанные ему самому Вэй Усянем слова: — Не обманите моих ожиданий, госпожа Бэйлинь.       — А-Яо!!!       На террасе появился Лань Сичэнь. Представшая его глазам картина его потрясла. Лицо его покрылось пятнами, дышать стало трудно. Цзинь Гуанъяо невозмутимо наполнил чашку и опустился на своё место.       — А вот и ты, — сказал он спокойно. — Мы с госпожой Бэйлинь как раз говорили о тебе. Правда, госпожа Бэйлинь?       — Д-да… — с запинкой подтвердила она, ещё находясь под впечатлением от его завуалированной угрозы.       — А-Яо, что ты хотел сделать? — процедил Лань Сичэнь.       Цзинь Гуанъяо сделал удивлённое лицо:       — О чём ты, Хуань?       Лань Сичэнь замер. Цзинь Гуанъяо никогда не называл его по имени, почему теперь? Ревность, которая его захватила, мешала ему мыслить ясно, но он всё же смог сообразить, что Цзинь Гуанъяо избегает называть его «эргэ», чтобы не выдать себя. Значит, она не знала, кто он. Он взял себя в руки и выговорил:       — Госпожа Юйцинь, вас уже хватились. Вы должны были предупредить, что отправитесь на прогулку. В Облачных Глубинах легко заблудиться.       — Я действительно заблудилась, — сказала госпожа Юйцинь, — и случайно наткнулась на павильон, где… живёт господин Мэн.       «Господин Мэн?» — мысленно повторил Лань Сичэнь и пристально взглянул на Цзинь Гуанъяо.       — Мы немного побеседовали, — сказал Цзинь Гуанъяо, поднимаясь, — и я пригласил госпожу Бэйлинь на чашку чая, поскольку представился случай поблагодарить её за подарок. Но я думаю, что ты всё равно собирался мне представить госпожу Бэйлинь, Хуань. Просто всё случилось раньше, чем ты планировал.       Лань Сичэнь выдохнул, прикрыл на долю секунды глаза. Цзинь Гуанъяо явно старался замять неловкость, которая возникла между ними всеми. Сейчас правильнее всего подыграть ему и увести госпожу Юйцинь из лабиринта, а уж после выяснять, почему Цзинь Гуанъяо собирался её целовать!       — Да, в самом деле, — ровно ответил он, — я собирался представить вас друг другу.       — Мы уже познакомились и даже подружились, — с коварной улыбкой сказал Цзинь Гуанъяо.       «А-Яо, прекрати меня дразнить…» — мысленно взмолился Лань Сичэнь. Он и без того с трудом держал себя в руках. Цзинь Гуанъяо прекрасно это понимал, просто не удержался.       — Полагаю, пока не хватились и тебя, — сказал он уже серьёзно, — вам стоит вернуться обратно. В другой раз можем втроём… побеседовать.       Лёгкая пауза, которую он сделал, привела и Лань Сичэня, и госпожу Юйцинь в смущение. Он явно намекал на особенность их «треугольника». Впрочем, на прощанье он поклонился ей вежливо, без намёка на насмешку.       — Мне нужно отдохнуть… — проронил он, ни к кому конкретно не обращаясь. — День был богат на события…       — А-Яо… — тревожно начал Лань Сичэнь.       — Я в порядке, просто немного устал.       Госпожа Юйцинь только уверилась, что дело не в усталости. «Он наверняка тяжело болен», — решила она. Чтобы не смущать их и не смущаться самой, она отвела взгляд. Внимание её привлёк стеллаж, на который косой полосой падал вечерний солнечный свет. Среди прочих вещей там лежало и ушамао. Госпожа Юйцинь почувствовала лёгкий трепет, ещё не понимая, отчего трепещет, но спустя секунду глаза её широко раскрылись, а зрачки сузились. Ей вспомнились отчего-то затерявшиеся в памяти, некогда услышанные ей обрывки разговоров: отрубленная рука, необыкновенной формы меч, киноварная метка, ушамао, — всё сложилось! Она с трудом подавила в себе вскрик осознания, перевела взгляд на Цзинь Гуанъяо и Лань Сичэня и едва ли не с ужасом увидела, что Цзинь Гуанъяо смотрит на неё и наверняка осознал, что она всё поняла. Лань Сичэню понадобилось несколько лишних секунд, чтобы верно истолковать её замешательство. По его виску покатилась капля пота, но он справился с собой и сделал вид, что ничего не заметил.       — Вернёмся в банкетный зал, госпожа Юйцинь, — сказал Лань Сичэнь. — А-Яо, я позже загляну к тебе.       — Да, эргэ, — обычным тоном ответил Цзинь Гуанъяо. Его нисколько не волновало, что он раскрыт.       Лань Сичэнь проводил госпожу Юйцинь к лабиринту, остановился, не входя в него. Мозг его лихорадочно работал. Он не так хорошо знал госпожу Юйцинь, чтобы доверять ей. Но она определённо всё поняла! Что же делать? Что им с Цзинь Гуанъяо делать?       — Госпожа Юйцинь… — медленно проговорил он, и его брови болезненно съехались у переносицы.       — Это… это господин Цзинь? — с усилием спросила она.       Лань Сичэнь выдавил из себя кивок и утвердительное мычание. Госпожа Юйцинь посмотрела на него с испугом. Ей показалось, что он сейчас упадёт, так стремительно начало выцветать его лицо.       — Господин Лань, — сказала она, верно истолковав его паническое состояние, — я всего лишь заблудилась в Облачных Глубинах, а вы показали мне обратную дорогу.       — А что вы видели в лабиринте? — уточнил он глухо.       — В каком лабиринте? — с притворным удивлением переспросила она.       Она расслышала сдавленный вздох. Такой бывает, когда разрывается сердце — от обречённости или от облегчения. Лань Сичэнь одними губами выговорил:       — Спасибо.       Он вывел её из лабиринта и провёл обратно к банкетному залу, не проронив больше ни слова. Лицо его всё ещё было бледно.       — Господин Лань, — сказала госпожа Юйцинь, — мне бы хотелось побеседовать с господином… Мэном снова, если вы позволите.       — Боюсь, обещать вам этого не могу, — бледно улыбнулся Лань Сичэнь. — Я не могу… так рисковать.       Госпожа Юйцинь взглянула на него пристальнее, чем собиралась. Нет, дело было вовсе не в том, что существует опасность разоблачения. Это была… ревность? Она ясно просматривалась во взгляде мужчины, и госпожа Юйцинь нисколько не сомневалась, что её причиной была она сама. Причиной, но не предметом.       — Господин Лань, — сказала она, — полагаю, стоит прояснить недоразумение, которое отчего-то возникло между нами… всеми. Господин Мэн и я всего лишь пили чай и вели беседу умозрительного характера.       — Он хотел вас поцеловать, — ничего не выражающим тоном возразил Лань Сичэнь.       — Вот как это показалось со стороны… Господин Мэн всего лишь хотел, чтобы его слова услышала только я.       — Что он вам сказал?       Госпожа Юйцинь сомневалась, что стоит пересказывать ему точные слова Цзинь Гуанъяо. Это было предупреждение, оно адресовалось ей. Поэтому она сказала так:       — Кое-что, из чего я поняла, насколько крепко он вас любит, господин Лань.       Лань Сичэнь прикусил губу и понял, что расспрашивать дальше не стоит. Вероятно, сказал Цзинь Гуанъяо ей совсем не это.       — Надеюсь, он ничем не оскорбил вас, госпожа Юйцинь, — сказал Лань Сичэнь. — А-Яо иногда… ему нравится провоцировать людей.       — Я заметила, — невольно улыбнулась она. — Нет, не беспокойтесь, ничего постыдного не было сделано или сказано. Моё мнение о нём после личного знакомства нисколько не изменилось. Я до сих пор считаю, что он выдающийся человек. Человек, не мужчина, — уточнила она. — Вам не стоит унижать его и себя ревностью.       — Я не… — вспыхнул Лань Сичэнь и поспешно накрыл лицо ладонью.       — А, смущается! — сказал довольный Лань Цижэнь, который издалека подглядывал за ними. — Так они вместе с банкета ускользнули, чтобы помиловаться.       — Следите за словами, старейшина Лань! — возмутился глава клана Оуян, который охотно составил ему компанию. — Вы хоть знаете, что вкладывается в смысл этого слова?       — Что? — удивился Лань Цижэнь.       Глава клана Оуян объяснил. Лань Цижэнь побагровел лицом, натянуто кашлянул:       — Мы, в Гусу Лань, вкладываем в это слово иной смысл. Беседа за прогулкой — вот что я имел в виду… Дело-то на лад идёт, а, глава клана Оуян?       И оба старика довольно потёрли бородки.       Лань Сичэнь смог вернуться в лабиринтный павильон далеко за полночь. Он уже успел остыть и корил себя за несправедливые подозрения по отношению к Цзинь Гуанъяо.       — А-Яо? — отрывисто окликнул он, ворвавшись в павильон.       — Да, эргэ? — раздалось за его спиной.       Лань Сичэнь резко развернулся. Цзинь Гуанъяо, вероятно, выходил на террасу, чтобы подышать ночным воздухом, а Лань Сичэнь промчался мимо него, не заметив его в темноте, и теперь Цзинь Гуанъяо стоял позади него, освещённый сзади взошедшей луной.       — А-Яо… — теряя голос, выдохнул Лань Сичэнь.       — Да, эргэ?       Лань Сичэнь отрицательно покачал головой. Он почувствовал, что заговаривать о той нелепой вспышке ревности не стоит. Цзинь Гуанъяо, вероятно, уже и думать об этом забыл. Лань Сичэнь быстро подошёл, рывком притянул его к себе и глубоко поцеловал.       — Ты так соскучился по мне, эргэ? — не удержался, чтобы не поддразнить, Цзинь Гуанъяо.       — А сам не чувствуешь?       — Что-то чувствую, — кивнул Цзинь Гуанъяо, сдерживая улыбку, — и это определённо не Лебин.       Лань Сичэнь притиснул его ближе, их бёдра и животы вжались друг в друга.       — А так? — отрывисто спросил Лань Сичэнь.       Дыхание Цзинь Гуанъяо участилось, он выдохнул:       — Тогда почему мы всё ещё стоим здесь, эргэ?