I
Первые солнечные лучи бесцеремонно заглянули в павильон за лабиринтом. Лань Сичэнь сел в постели и со вздохом подумал, что ночь прошла слишком быстро. Он перевёл взгляд на спящего Цзинь Гуанъяо, сердце его исполнилось нежности. На щеках Цзинь Гуанъяо играл румянец, полуоткрытые губы, припухшие от бессчётных поцелуев, подрагивали дыханием. По-кошачьи изогнувшееся тело прильнуло к боку Лань Сичэня, тёмные волосы, рассыпанные по хрупким плечам и скатившиеся с лопаток на измятую постель, свились кольцами и походили на затаившихся змей. Лань Сичэнь тронул одно, чтобы убедиться, что это всего лишь иллюзия, созданная отблесками солнца и тенями. Прядь волос рассыпалась под его пальцами, послышался лёгкий шелест. Лань Сичэнь опять вздохнул. — Эргэ? — сонно позвал Цзинь Гуанъяо, почти без усилий садясь. — Я тебя разбудил, А-Яо? — с лёгкой горечью спросил Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо покачал головой, зевнул, прикрывая рот ладонью. Лань Сичэнь машинально придержал сползшее с его бёдер одеяло, но замешкался отчего-то надвинуть его обратно. — Эргэ? — позвал Цзинь Гуанъяо, удивлённый, что Лань Сичэнь застыл в неловкой позе. Лань Сичэнь взглянул на него, виновато улыбаясь, и опрокинул Цзинь Гуанъяо обратно на постель поцелуем. Цзинь Гуанъяо нисколько не удивился и даже ожидал этого: утрами тела мужчин переполняло желание, и даже такой сдержанный человек, как Цзэу-цзюнь, не мог сопротивляться природным инстинктам. Он выгнулся под ним в болезненной сладостной неге и слабо подумал, что одним утренним разом дело наверняка не кончится. Цзинь Гуанъяо тонко чувствовал, что происходит с Лань Сичэнем: пробудившееся от девственной спячки тело, познавшее искусство плотских наслаждений, подчинило себе все пять чувств и возобладало над трезвостью рассудка, которой всегда славился Цзэу-цзюнь. Желание легко вспыхивало и разгоралось в неистовую страсть, воспламенить его могло что угодно: взгляд, прикосновение, вздох… А Цзинь Гуанъяо вольно или невольно это поощрял. Послевкусие было необыкновенно сладким. Цзинь Гуанъяо зажмурился, неглубоко дыша. Тело ещё подрагивало отголосками оргазма, мысли затуманились, испарина приятно холодила кожу. Шелест постели вернул его к реальности, он открыл глаза. Лань Сичэнь сел, накрыл ладонью лоб, сдвинул её на глаза и выдохнул: — Прости, А-Яо. — За что? — удивлённо спросил Цзинь Гуанъяо. — Я… был груб с тобой… всегда бываю груб… — с усилием выговорил Лань Сичэнь. Вряд ли это было тем, за что следует извиняться, но Цзинь Гуанъяо чувствовал, что Лань Сичэню нужно выговориться, поэтому поощрил его нежным прикосновением ладони к бедру. — Тебе, должно быть, наскучило… однообразие… когда ты так искушён… — с трудом подбирая слова, сказал Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо мысленно поморщился. Об этом он вспоминать не хотел — о своей «искушённости» в плотских утехах. Чтобы добиться своего и занять высокое положение в клане Цзинь, он ничем не гнушался и нередко использовал собственное тело, если не срабатывал вариант с взятками или шантажом. Сейчас это казалось дурным сном. — Эргэ, не будем об этом, — попросил он, садясь и прижимаясь щекой к предплечью мужчины. — Я всё понимаю. Твоё воспитание, правила, которым ты следовал все эти годы, ограничения… Неудивительно, что ты ничего не знаешь о том, как… любить. — Знаю, — возразил Лань Сичэнь, — я даже слишком хорошо знаю, но никак не могу преодолеть себя. Это не стыд, но… пока я способен только на это. Мне жаль, что тебе приходится терпеть… такого меня. Я сам себя ненавижу за это, но ничего не могу с собой поделать. Цзинь Гуанъяо едва заметно улыбнулся и поцеловал его в плечо: — Но ведь я-то тебя люблю, так что мы уравновешиваем друг друга, как Инь и Ян. Твоя наивность и моя искушённость неплохо уживаются вместе. Лань Сичэнь вспыхнул: — А-Яо… — Да, эргэ? — отозвался Цзинь Гуанъяо. — Мне уже пора уходить… но не думаю, что смогу, — признался Лань Сичэнь виновато. Дни Цзинь Гуанъяо протекали неспешно. Когда Лань Сичэнь всё-таки покидал лабиринтный павильон, Цзинь Гуанъяо от получаса до часа дремал в постели, сбросив с себя одеяло, чтобы окрепшее солнце высушило утренний пот и наполнило тело энергией. Иногда, не погружаясь в дрёму, он лежал и трогал неровности вросшего в бок Иньского железа, прикосновение к обломку вызывало лёгкое возбуждение. Печать была мощная, он не боялся, что повредит её. Солнца Иньское железо чуралось и будто ещё глубже погружалось в тело, когда свет падал на участок кожи, под которым она скрывалась. Это было болезненно, но одновременно приводило корень жизни в трепет. Когда солнце выжаривало и эту влагу с его тела, Цзинь Гуанъяо вставал с постели и шёл умываться. После он завтракал, если ему было недостаточно инедии, и четверть часа проводил праздно, забавляясь с канарейкой или разглядывая себя в бронзовое зеркальце, чтобы проверить, на месте ли киноварная точка. Затем наступало время медитации. Иньское железо приводило потоки энергии в его теле в возмущение, поэтому Золотое Ядро не могло обрести осязаемую форму. Цзинь Гуанъяо чувствовал его присутствие внутри, но не мог им управлять. Медитация позволила бы привести его внутреннее состояние в относительный порядок. Вернуть себе духовные силы полностью Цзинь Гуанъяо не надеялся, потому что часть каналов была обрублена вместе с рукой. Завершив медитацию, Цзинь Гуанъяо читал или переписывал уже прочитанное. Лань Сичэнь приносил ему книги, чтобы он мог занять себя хоть чем-то, но их приходилось возвращать в библиотеку. Цзинь Гуанъяо тогда подумал, что неплохо было бы переписать те, что ему нравятся, чтобы копия оставалась в лабиринтном павильоне и он мог её прочесть в любой момент. Чтение и письмо теперь были его единственным развлечением. Лишившись руки, он не мог играть на гуцине, да и вообще сильно сомневался, что Лань Сичэнь позволил бы ему даже пальцем дотронуться до струн. Правда, он иногда развлекался тем, что настукивал выученные некогда мелодии или пытался их насвистеть, но, в отличие от Вэй Усяня, природных задатков у него не было, так что свист был просто свистом, а стук — стуком: ими можно было разве что спугнуть случайно забежавшую в павильон мышь. После Цзинь Гуанъяо выходил из павильона, чтобы размять ноги прогулкой. Гулял он, в основном, по бамбуковой роще, что позади павильона: здесь было прохладно даже в самый жаркий день, а шелест бамбуковых побегов успокаивал и возвращал духовное равновесие смятенному разуму. Цзинь Гуанъяо зачастую уходил медитировать именно сюда. Иногда кроме медитации Цзинь Гуанъяо практиковал боевые техники, используя вместо меча обломленную бамбуковую ветвь. Куда делся его Хэньшен, гибкий меч, который он прежде носил на талии вместо пояса, Цзинь Гуанъяо не знал и никогда не спрашивал об этом. За отсутствием духовных сил, он бы всё равно не смог им пользоваться, да и вряд ли Лань Сичэню бы понравилось, если бы он заговорил об этом. Тренировки Цзинь Гуанъяо полагал необходимостью, чтобы суставы не закостенели. В любовных утехах были задействованы совсем другие мышцы, о них беспокоиться не следовало: каждодневные упражнения между покрывалом и одеялом держали их в тонусе. Цзинь Гуанъяо был исключительно гибок по природе и мог провести атаку под любым углом, заставая противника врасплох. Когда у него был Хэньшен, он превращался в молниеносную смертельную змею, а его противник — в бесформенные куски мяса. Теперь у него была лишь бамбуковая ветвь и ни крупицы духовных сил — атака выглядела как завораживающий танец, а противником были бесчисленные бамбуковые побеги, которые лишь недовольно гудели в ответ на полученные удары. Цзинь Гуанъяо закинул ногу в вертикальном шпагате на бамбук, прогнулся, чувствуя, как заныли мышцы промежности, и удовлетворёно кивнул сам себе. Растяжка всё ещё получалась отменно. Он прогнулся ещё сильнее, но удержать равновесие не смог: не хватило взмаха левой руки, поскольку у него её больше не было. Он пошатнулся и непременно бы упал, но его подхватили сзади сильные руки и бережно поставили на ноги. Цзинь Гуанъяо обернулся: Лань Сичэнь. Не найдя Цзинь Гуанъяо в павильоне, Лань Сичэнь пришёл в бамбуковую рощу, где ему выпал случай полюбоваться «танцем» Цзинь Гуанъяо. Завороженный, он едва ли не забыл, как дышать, а теперь, не сказав ни слова, подхватил Цзинь Гуанъяо на руки и отнёс обратно в павильон. Покрывало взметнулось над ними, как крылья бабочки, и Цзинь Гуанъяо сам стал Хэньшеном, обвившись вокруг Лань Сичэня. Лёжа рядом с Лань Сичэнем, Цзинь Гуанъяо не сводил с него глаз. Ему казалось, что Лань Сичэнь чем-то обеспокоен. В чертах его лица чувствовалось лёгкое нервозное напряжение, но Цзинь Гуанъяо не хотелось думать, что он сам был тому причиной. — Эргэ, что-то случилось? — спросил он, придвигаясь ближе и прижимаясь губами к влажному плечу мужчины. Брови Лань Сичэня дёрнулись. — Дядя, — неохотно ответил он, — опять завёл разговор о женитьбе. — Сичэнь, я беспокоюсь, — сказал ему Лань Цижэнь. — Ванцзи для нас потерян. Будущее клана Лань теперь в твоих руках. Тебе нужно жениться и родить наследника, чтобы никто не смог сказать, что клан Лань подобен сухой ветке на цветущем дереве. — Дядя… — поморщился Лань Сичэнь. Подобные разговоры вызывали у него головную боль. — Что «дядя»? — сварливо отозвался Лань Цижэнь. — Должен же хоть кто-то печься о будущем клана, раз уж оба наследника ни на что не годятся! Один погряз в бесстыдстве, другой превратился в монаха… Лань Сичэнь покраснел. Дела ведь обстояли совсем не так, как полагал Лань Цижэнь. Пожалуй, следовало сказать так: один поглощён супружеством, а другой погряз в бесстыдстве… — Дядя, — не сдержался он, — почему бы тебе самому не жениться? — Что? — воскликнул Лань Цижэнь. — Я слишком стар для женитьбы. — Ты преувеличиваешь, дядя, — возразил Лань Сичэнь, — у многих мужчин твоего возраста молодые жёны и малолетние дети. И я уверен, что если бы ты захотел, то подыскал себе… — Вздор! — раздражённо оборвал его Лань Цижэнь. — В моей жизни другой женщины не бу… Он осёкся и беспокойно взглянул на старшего племянника. Лань Сичэнь сделал вид, что отвлёкся на залетевшую в зал стрекозу и не расслышал. Лань Цижэнь выдохнул с облегчением и сказал: — Я разошлю кланам письма, в будущем месяце устроим смотрины. Уверен, многие хотели бы породниться с кланом Лань и привезут своих дочерей. — Дядя! — болезненно воскликнул Лань Сичэнь. — Не упрямься, Сичэнь, — категорично сказал Лань Цижэнь. — Я прекрасно мог бы подобрать тебе жену и без твоего ведома, но предоставляю тебе возможность выбрать на смотринах ту, что приглянется по сердцу. Ты должен быть мне благодарен. Родишь наследника — и можешь снова становиться затворником, если пожелаешь. — Дядя, наследником прекрасно может стать Сычжуй, — сделал ещё одну попытку Лань Сичэнь. — Он приёмный сын Ванцзи и достойный юноша. — Но в нём нет ни капли нашей крови, — отрезал Лань Цижэнь. — Клан Лань должен наследовать только Лань, я всё сказал. Лань Сичэнь покинул дядю в смятении, но не мог не задуматься о случайно оброненной дядей фразе о «другой женщине». Он никогда не слышал, чтобы у дяди вообще были женщины. Единственная особа женского пола, о которой дядя упоминал, была мать Вэй Усяня — Цаньсэ. Не могло ли статься так, что в юности Лань Цижэнь был в неё влюблён? Лань Сичэнь покачал головой. — О женитьбе? — переспросил Цзинь Гуанъяо. — Да… дядя беспокоится, что наш род прервётся, — медленно ответил Лань Сичэнь и пересказал ему весь разговор. — Почему бы тебе не послушаться дядю, эргэ? — предложил Цзинь Гуанъяо после минутного размышления. Лань Сичэнь резко сел в постели: — А-Яо! Цзинь Гуанъяо тоже сел, поцеловал Лань Сичэня в плечо: — Эргэ, давай взглянем на ситуацию трезво. Вечно ты холостяком оставаться не сможешь. Что случится, когда ты исчерпаешь все отговорки? Люди начнут думать о тебе дурно, домыслы и слухи повредят твоей репутации, а положение Ордена пошатнётся. Клану Лань нужен наследник. Не приёмыш, а родная кровь. Эргэ, ты должен взять себе жену… — Кто я для тебя? — с горечью спросил Лань Сичэнь. — Кто я для тебя, А-Яо? Как можешь ты быть со мной так жесток? Ты не любишь меня. — Эргэ, именно потому, что я тебя люблю, я и говорю так, — возразил Цзинь Гуанъяо. Лань Сичэнь дёрнул плечом и вылез из постели, запахивая одеяние: — Ничего не хочу слышать! Цзинь Гуанъяо вздохнул: — Эргэ, ты действуешь под влиянием момента. В жизни может всякое случиться, её пути извилисты и непредсказуемы. Тебе нужен человек, на которого ты сможешь опереться в будущем. Я не смогу быть с тобой всегда. — Почему? — резко отозвался Лань Сичэнь. — Сбежишь от меня в Дун Ин? — Эргэ, я всегда буду с тобой здесь, но я не могу быть с тобой там, — мягко возразил Цзинь Гуанъяо. — Я всегда приду к тебе на помощь, но не всегда смогу оказаться полезным: каким бы изощрённым ни был мой ум, с чужих слов судить о ситуации сложно. Костяком клана должны быть семейные узы. Опора мужчины — его сыновья. — Скажи это своему отцу, — бросил Лань Сичэнь раздражённо и тут же пожалел, что сказал это. Лицо Цзинь Гуанъяо побледнело на долю секунды, но он быстро овладел собой и возразил: — Если бы я мог! Я убил своего отца, эргэ, ты же знаешь. Лань Сичэнь поспешно опустился на кровать и привлёк Цзинь Гуанъяо к себе: — А-Яо, прости. Вспышка гнева затуманила мне разум. Я не должен был говорить так. Я не хотел… — Но ведь это правда, — пожал плечами Цзинь Гуанъяо, — и если ты спросишь меня об этом, эргэ, то я нисколько не раскаиваюсь, поэтому твои слова меня не задели. Не беспокойся обо мне. — Как я могу не беспокоиться… — Эргэ, ты должен вступить в брак. Лицо Лань Сичэня покрылось красными пятнами. Он резковато схватил Цзинь Гуанъяо за плечи и пригвоздил к кровати: — Как ты можешь так спокойно говорить об этом? — Эргэ, — рассудительно ответил Цзинь Гуанъяо, с нежностью глядя на него, — я понимаю, что не могу владеть тобой безраздельно. Мне достаточно и того, что я имею сейчас. Прежде я и не думал, что мои мечты сбудутся почти дословно. Я даже смотреть в твою сторону не смел. Может ли дорожная пыль мечтать о солнце? Да, эргэ, мне довольно и того, что я имею сейчас. Я принадлежу тебе, и мне радостно от этой мысли. Я могу сказать вслух: «Я люблю тебя, эргэ». Я могу прикоснуться к тебе, не оглядываясь по сторонам в страхе, что кто-то увидит или осудит нас за это. Но ты должен понимать, эргэ, что «мы» существуем только здесь, в лабиринте. Я никогда не смогу покинуть это место, ты никогда не сможешь обо мне рассказать. Это цепи, которыми мы скованы и которые скинуть с себя никогда не сможем. — Быть может, однажды… — болезненно начал Лань Сичэнь. Цзинь Гуанъяо возразил: — Эргэ, чтобы наши отношения могли существовать открыто, пришлось бы убить всех, кто видел меня в лицо или знал обо мне. Боюсь, теперь у меня для этого не хватит рук. — И он усмехнулся, пару минут играя с этой мыслью: Поднебесная только для них с эргэ… Лань Сичэнь почувствовал, как по позвоночнику побежал холодок. Иногда Цзинь Гуанъяо — невзначай — говорил подобное. «Сорвалось с языка», — тут же извинялся он, но Лань Сичэню казалось, будто Цзинь Гуанъяо его испытывает, будто ему любопытно увидеть реакцию Лань Сичэня на подобные заявления. Но сейчас мысли Лань Сичэня были в смятении, поэтому он не поддержал привычную словесную «игру». — А-Яо, — выговорил он, — я не смогу взять себе жену. Я люблю тебя и не полюблю кого-то ещё, пройди хоть тысяча лет. — Любить совершенно не обязательно, — возразил Цзинь Гуанъяо, — достаточно взаимного уважения. Это ребячество, эргэ. Ты должен поступать сообразно тому положению, которое занимаешь: ты глава клана, глава Ордена. Лань Сичэнь был так расстроен этим разговором, что даже не остался на ночь. Цзинь Гуанъяо не стал его удерживать. Он несколько лукавил, говоря, что не будет ревновать, если Лань Сичэнь женится, но был искренен, когда говорил, что доволен своим положением. Будучи человеком дальновидным, он прекрасно понимал, что если всё будет идти так, как сейчас, то Лань Сичэнь загонит себя в угол, из которого не сможет выбраться: он был ослеплён страстью, и трезвость его суждений несколько притупилась. Этого Цзинь Гуанъяо допустить не мог: он всегда ставил интересы и благополучие Лань Сичэня выше собственных. Ради него он был готов на всё. Лань Сичэнь не появлялся несколько дней. «Сердится на меня», — предположил Цзинь Гуанъяо. Но у него было всё время на свете, чтобы ждать своего эргэ. Лань Сичэнь не был рассержен, Цзинь Гуанъяо ошибался. Если он и был на кого сердит, так это на себя самого. Он попросту не смог выбраться в лабиринтный павильон из-за навалившихся дел, которые требовали безотлагательного решения. Нервы его были на пределе. Они нехорошо расстались с Цзинь Гуанъяо, это походило на ссору, нужно было поскорее вернуться к нему. Лань Сичэнь понимал, что Цзинь Гуанъяо был намеренно жесток и холоден для его же пользы, что он во многом прав, что он гораздо опытнее и мудрее его, Лань Сичэня. Но взять себе жену, чтобы усыпить бдительность дяди и глав других орденов… На общей трапезе Лань Цижэнь подлил масла в огонь. — В будущем месяце, — важно изрёк он, — кланы соберутся в Облачных Глубинах, чтобы обсудить кандидатуру нового Верховного Заклинателя. В этот же день пройдут и смотрины. Вэй Усянь едва не подавился чаем. «Неужели старый Лань ещё не сдался? — недовольно подумал он. — Что мне ещё сделать, чтобы он оставил нас с Лань Чжанем в покое? Сказать, что я его ребёнка под сердцем ношу?!» Лань Ванцзи тоже нахмурился. — Смотрины? — воскликнул Вэй Усянь, кривя лицо. — И кто на кого смотреть будет? Игра в гляделки? — Хватит нести чушь, — оборвал его Лань Цижэнь. — Смотрины для Сичэня. Пора ему выбрать себе спутницу жизни. Вэй Усянь широко раскрыл глаза. Лань Цижэнь говорил так, словно это был уже вопрос решённый — женитьба Лань Сичэня. Вэй Усянь взглянул на Первого Нефрита. Лань Сичэнь сидел с таким лицом, точно его приговаривали к Линчи в этот самый момент. В глазах его читался безграничный ужас. Вэй Усянь невольно его пожалел. «Впрочем, — подумал он, — это неизбежно. Ведь Цзэу-цзюнь ничего не сможет на это возразить. Цзинь Гуанъяо за руку к дяде не приведёшь и не скажешь, что выбрал его себе в спутники на пути самосовершенствования. Если подумать, то нам с Лань Чжанем бесконечно повезло». — Будущее клана Лань под угрозой, — сказал Лань Цижэнь, сверля Вэй Усяня взглядом. — Клану Лань нужен наследник. Как я смогу в глаза смотреть своему покойному брату, если его род оборвётся? — Да вы преувеличиваете, — нахально возразил ему Вэй Усянь. — Мы же бессмертные мастера, никто не собирается умирать. Клан Лань будет процветать ещё тысячу лет. Лань Сичэнь оживился. Об этом он не подумал. Ему просто нужно оставаться бессменным главой клана! — Я ещё тысячу с вами не протяну! — взвился Лань Цижэнь. — Я намерен увидеть внуков в этом десятилетии. — Если бы сами женились, так и сыновей бы увидели, — заметил Вэй Усянь. — Что вы всё время на племянников оглядываетесь? — Молчи, бесстыдник! — оборвал его старейшина Лань сердито. — Долго ты ещё моё терпение будешь испытывать?! — Тысячу лет минимум, — ухмыльнулся Вэй Усянь. — Дядя, я уже говорил тебе, что не вступлю в брак, — решительно сказал Лань Сичэнь. — Супружество — лишь помеха на пути самосовершенствования. «Я бы поспорил», — подумал Вэй Усянь, но промолчал, разумеется, понимая, что если скажет это вслух, то лишь усугубит и без того плачевное положение Лань Сичэня. — В правилах Гусу Лань сказано, что даже глава клана, — не без удовольствия процитировал Лань Цижэнь, — должен слушаться старейшину и не может оспорить принятые им решения, если затронуты семейные дела, включающие продолжение рода, порядок наследования в клане и тому подобные вопросы. В будущем месяце пройдут смотрины, и ты выберешь себе жену, Сичэнь. Я всё сказал. Лань Сичэнь поднялся, резко вскидывая подбородок вверх. — Нет, — отчеканил он, — и ты не сможешь меня заставить. Пожалуй, он впервые открыто вступил в конфронтацию с дядей и чувствовал от этого лёгкую дурноту. Смутно он понимал, что таким поведением лишь усугубляет ситуацию. Дядя не отступится. Увидев, что Лань Сичэнь настроен столь категорично, он утроит усилия. Но смолчать Лань Сичэнь просто не смог. Он слишком долго подавлял в себе эмоции, чтобы контролировать их в подобной ситуации. — Дядя, я люблю… Вэй Усянь подскочил и прищёлкнул пальцами. Все присутствующие, за исключением Лань Сичэня и Лань Ванцзи, застыли. — Цзэу-цзюнь, что это вы пытались только что сказать? — воскликнул Вэй Усянь. Лань Сичэнь ошеломлённо огляделся: — Молодой господин Вэй, что вы сделали? — Остановил течение времени, чтобы не дать вам сделать величайшую глупость, — сердито буркнул Вэй Усянь. — Что вы хотели ему сказать? Что любите Цзинь Гуанъяо? Вы с ума сошли? Ещё скажите ему, что он жив! Я столько сил потратил, чтобы вытрясти из мозгов вашего дяди лишние воспоминания! Знаете, чего мне это стоило? Десяти лет моей собственной жизни! Ещё десять я отдавать не собираюсь, как бы хорошо я к вам ни относился и как бы ни был вам благодарен за ваше участие. — О чём вы говорите, молодой господин Вэй? — бледнея, спросил Лань Сичэнь. — Всё на свете имеет цену. Чем сложнее техника, тем выше цена. Вы же не думали, что можно выполнить такое высокоуровневое заклинание, просто подудев на дудке? Принцип равноценного обмена. Чтобы получить что-то ценное, нужно отдать что-то не менее ценное — так это работает. А вы хотите обладать тем, что для вас дороже золота, но ничего не собираетесь отдавать взамен? Так не бывает, Цзэу-цзюнь. За всё на свете приходится платить. Или расплачиваться. Что вы на меня так смотрите? Вы, может, и бессмертные мастера, а вот я разбрасываться годами не нанимался. Мне ещё Золотое Ядро укреплять, детей растить и Лань Чжаня счастливым делать. У меня каждая минута на счету! — Каких детей? — потрясённо переспросил Лань Сичэнь. Он ещё был пришиблен словами Вэй Усяня и с трудом воспринимал происходящее. — Вэй Ин, — проронил Лань Ванцзи. Вэй Усянь помахал ладонью перед лицом: — Это я так, к слову пришлось. Важно, чтобы вы поняли, Цзэу-цзюнь: вы не должны поступать опрометчиво. Капля, упавшая с травинки в море, может вызвать бурю. Так, кажется, говорится? Лань Сичэнь болезненно поморщился: — Молодой господин Вэй, но я не могу… я просто не могу взять себе жену… я… Как я могу поступить так с А-Яо? — А его мнения вы спрашивали? — поинтересовался Вэй Усянь и оживился: — Ага, вижу, что спрашивали, и даже догадываюсь, что он вам ответил. Лань Сичэнь прикрыл глаза: — Я не могу. Я просто не могу. Это выше моих сил. — Гибче нужно быть, Цзэу-цзюнь. Ломиться напрямик, конечно, хорошо, но умение лавировать никому не повредит, если вы спросите моего мнения. «Решить жениться» и собственно «жениться» — не одно и то же. Что помешает вам сказать дяде, что вы не можете определиться с выбором, что вам нужно узнать каждую из соискательниц — а их будет немало, уверен, не меньше полусотни! — поэтому вам потребуется время, чтобы обдумать это. Скажем, по месяцу на кандидатку. Незачем быть столь категоричным. Просто скажите, что выбор супруги главы клана — штука такая, что к ней нужно подходить со всей ответственностью. Она должна быть достойной тысячелетней истории клана и всё в том же духе. Вашему дяде это понравится. Тогда он начнёт придираться уже не к вам, а к будущим снохам. Чем это всё закончится, я не знаю, но, по крайней мере, вы выиграете время. Лань Сичэнь невольно подумал, что в мастерстве риторики Вэй Усянь нисколько не уступает Цзинь Гуанъяо. — Но… в некотором смысле мой брак станет предательством по отношению к А-Яо… — Цзэу-цзюнь, разве ваши чувства настолько непрочны? Ну обменяетесь парочкой предательств — что с того? Цзинь Гуанъяо вас уже предал. Разлюбили вы его после этого? Лань Сичэнь нахмурился. — Вэй Ин, — опять проронил Лань Ванцзи. Вэй Усянь вздохнул и поднял руку, готовый прищёлкнуть пальцами, чтобы снять с людей заклятье оцепенения: — Цзэу-цзюнь, это всё, что я могу для вас сделать. — Что ты там говорил, Сичэнь? — спросил Лань Цижэнь. Лань Сичэнь молча поклонился ему и вышел. Старейшина Лань неодобрительно покачал головой. Вэй Усянь пригубил чай и, заметив укоризненный взгляд Лань Ванцзи, зашептал: — Да ладно тебе! Ну, прилгнул немного… Надо было хорошенько встряхнуть Цзэу-цзюня. Совсем с ума сошёл с этим Цзинь Гуанъяо… Я тебе так скажу, Лань Чжань… — Кхе! — громко сказал Лань Цижэнь, опять воззрившись на Вэй Усяня. — Кхе-кхе. — Чайку попейте, — участливо откликнулся тот. — У вас в горле першит, я слышу. Лань Цижэнь героическим усилием воли преодолел желание запустить в Вэй Усяня чайником и сказал: — Я принял решение. Смотрины пройдут в будущем месяце во время собрания кланов. Надеюсь, никому не придёт в голову (тут он опять посмотрел на Вэй Усяня) сорвать это важнейшее для будущего клана мероприятие. — Да я двумя руками за! — весело воскликнул Вэй Усянь. — Устроим экзамены на жену главы клана! — Что ты несёшь? — удивился Лань Цижэнь. — Сами подумайте. Спешка в этом деле только навредит. Жена главы клана должна быть достойной. Её сначала прощупать надо… ай, Лань Чжань, зачем ты меня ущипнул? Я же образно выразился… Женится Цзэу-цзюнь в спешке, а потом окажется, что супруга его ветреная, или глупая, или пьющая, или бесстыдная… — Ты это о себе сейчас? — поинтересовался Лань Цижэнь вполне мирно. — Я не глупый, — категорично возразил Вэй Усянь. — То есть со всем остальным ты соглашаешься? — фыркнул Лань Цижэнь. — Ближе к делу. Все и так прекрасно знают, что ты из себя представляешь. — Ну, соберём мы девушек на смотрины, поглядим на них. Личики смазливые, накрашенные, ресницами хлоп-хлоп, рукавами прикрываются… Они уж конечно перья распушат, чтобы впечатление произвести. А что останется, если краску стереть? Хотите, чтобы ваш старший племянник всю оставшуюся жизнь мучился с какой-нибудь глупой гусыней? Нужно каждую прощу… ай, Лань Чжань, да сколько можно уже щипаться!.. — Хм, — неохотно сказал Лань Цижэнь, — тут ты прав. Уж лучше год потерять, каждую из потенциальных снох по косточкам разбирая, чем потом до конца дней с таким «сокровищем» мучиться! — И он опять воззрился на Вэй Усяня. — Да что вы всё на меня поглядываете? — притворно возмутился Вэй Усянь. — Я уже неделю себя прилично веду, никаких нареканий. — Неделю, — ядовито повторил Лань Цижэнь. — И ещё говорит об этом так, словно похвалы ждёт!.. Вэй Усянь только вновь пожал плечами. К последовавшей часовой отповеди он не прислушивался. Он её уже наизусть знал. Цзинь Гуанъяо сидел подле стола, широко раскинув ноги, и водил кистью по бумаге. Он был настолько увлечён, что даже не заметил поднявшегося на террасу Лань Сичэня. Лань Сичэнь и прежде замечал у него привычку сидеть так: ещё тогда, в Башне Золотого Карпа, он нередко заставал Цзинь Гуанъяо сидящим на шпагате во время обыденных дел. При Лань Сичэне Цзинь Гуанъяо никогда так не делал, сразу же садился в подобающую позу. Лань Сичэнь не считал удобным об этом спрашивать, но теперь, когда они были так близки, он подумал, что ничего плохого в том, что он спросит, не будет. — А-Яо, — позвал он, придерживая край одеяния и входя в павильон. Цзинь Гуанъяо тут же сел прямо, а уж после поднял голову от письма. На его щеках появились ямочки, когда он с улыбкой ответил: — Ты пришёл, эргэ! Лань Сичэнь моментально забыл обо всём остальном. Он подошёл, легко взял Цзинь Гуанъяо на руки и перенёс на кровать. Цзинь Гуанъяо прикрыл глаза, упёрся затылком в подушку, наслаждаясь тяжестью тела Лань Сичэня и безропотно подчиняясь ему, как глина в руках мастера. Кто из них стосковался по другому сильнее? Цзинь Гуанъяо вжал ладонь между лопатками Лань Сичэня, высоко вскидывая колени, тело его затрепетало. Две сошедшиеся волны схлестнулись и обрушились, оставляя на водной поверхности затихающую рябь. Цзинь Гуанъяо несколько раз глубоко вздохнул, чтобы прийти в себя и прогнать мутность сознания и зрения, последовавшую за пиком наслаждения. Вздохи получились неровными, его тело всё ещё трепетало, он нескоро успокоился. Лань Сичэнь провёл ладонью по его щеке, наклонился ниже, собирая губами слёзы из уголков его глаз. — А-Яо… — прошептал он, — прости. — За что? — шепнул Цзинь Гуанъяо в ответ. — Думаю, чуть позже я… сделаю это с тобой снова, — виновато признался Лань Сичэнь. На губах Цзинь Гуанъяо появилась странная улыбка. Лань Сичэнь осторожно привлёк его к себе, переворачиваясь вместе с ним на бок и укрываясь одеялом. Цзинь Гуанъяо обхватил его за талию рукой, прижался лицом к его груди. Лань Сичэнь мечтал, чтобы этот момент длился вечно. Тогда не пришлось бы говорить о том, что неприятно им обоим. Но он знал, что Цзинь Гуанъяо непременно об этом заговорит: это было так же неизбежно, как наступающие сумерки. — А-Яо, что ты делал всё это время? — спросил Лань Сичэнь, полагая, что неприятного разговора можно избежать, если взять инициативу в свои руки и не позволять Цзинь Гуанъяо говорить о другом. — Ждал тебя, эргэ, — негромко ответил Цзинь Гуанъяо. — Я боялся, что ты сердишься на меня, поэтому не приходишь. Кажется, я это надумал. — Как я могу на тебя сердиться… А-Яо, могу я спросить?.. Ты часто сидишь в такой неудобной позе… Кожей он почувствовал, что лицо Цзинь Гуанъяо залила краска. — Ты заметил, — пробормотал Цзинь Гуанъяо, и в голосе его чувствовалось смущение. — Это какая-то тренировка? — предположил Лань Сичэнь. — Да, — ответил Цзинь Гуанъяо и засмеялся. — И на что она направлена? — озадачился Лань Сичэнь. Ничего подобного он припомнить не мог. — Я покажу тебе… чуть позже… — отозвался Цзинь Гуанъяо, ещё плотнее прижимаясь к нему, — если ты сдержишь своё обещание заняться мной вторично. Лань Сичэнь покраснел: — Ты дразнишь меня, А-Яо? — Может быть, чуть-чуть, — кивнул Цзинь Гуанъяо. — Эргэ, что ты делал всё это время? Лань Сичэнь болезненно улыбнулся: — А-Яо… я не хочу говорить об этом сейчас… — Лучше прямо сейчас, чтобы потом больше не возвращаться к этой теме, — возразил Цзинь Гуанъяо, ловко выскальзывая из его объятий и садясь. — Ты согласился взять себе жену? — Дядя собирается устроить смотрины после собрания кланов в будущем месяце, — скорбно сказал Лань Сичэнь, пристально глядя на Цзинь Гуанъяо. Если бы он увидел на его лице хотя бы тень недовольства… Но Цзинь Гуанъяо или умело скрывал эмоции, или его мало волновала грядущая — пора признать, что это неизбежно! — свадьба. Он лишь одобрительно кивнул. — А-Яо, — с болью сказал Лань Сичэнь. — Хочешь спросить, почему я не ревную или не беспокоюсь, эргэ? — проницательно спросил Цзинь Гуанъяо. — А это так? — Эргэ… Разве это что-то изменит между нами? Разве ты разлюбишь меня после этого? — А-Яо! — Нет? Тогда к чему мне тревожиться? — повёл плечами Цзинь Гуанъяо. — А-Яо… — Главное, чтобы она оказалась достойной женщиной. Я бы не полагался на выбор дяди, эргэ, или на советы глав других кланов. Подбери себе жену сам. Не помешало бы устроить встречи с каждой из кандидаток: за беседой можно понять, что из себя представляет человек. — Ты говоришь совсем как молодой господин Вэй, — невольно улыбнулся Лань Сичэнь. — Правда? — без удивления отозвался Цзинь Гуанъяо. — Старейшина Илина — человек умный, что бы о нём ни говорили. Он хорошо к тебе относится, эргэ. Слишком хорошо. — Что я слышу? — Лань Сичэнь сел, привлёк его к себе за плечи. — Мне показалось, или это ревность, А-Яо? — Ты кажешься довольным, эргэ, — заметил Цзинь Гуанъяо, глаза его заблестели. Жаркий поцелуй не замедлил последовать. Лань Сичэнь настойчиво склонил Цзинь Гуанъяо обратно на постель. Тот запрокинул голову, острый кадык, казалось, готов был порвать кожу, так выгнулась его шея. — Эргэ… не спеши… помедленнее… — попросил он, кусая губы. Лань Сичэнь отрицательно качнул головой. Он не смог бы остановиться, даже если бы Цзинь Гуанъяо умолял его. — Я ведь ещё… должен показать тебе… результаты моей тренировки… — отрывисто выговорил Цзинь Гуанъяо. — Ах, эргэ, какая забывчивость… Нотки лукавства в его голосе лишь подстегнули Лань Сичэня. Цзинь Гуанъяо вскрикнул, крепко ухватился дрожащими пальцами за его плечо. Выбрать нужный момент было непросто, но он подгадал время и, когда Лань Сичэнь в очередной раз надвинулся на него, яростно вминая его в постель, легко развёл ноги в стороны. Лань Сичэнь замер, хватая ртом воздух. Цзинь Гуанъяо прикрыл глаза, постучал ладонью по плечу Лань Сичэня, будто приглашая его продолжить. — А-Яо… — выдохнул Лань Сичэнь, — ты… слишком… сжал… Удовлетворение, которое он получил от последующего процесса, было непередаваемо. Смутно припомнилось, что в порнографическом сборнике было что-то подобное. Как же оно называлось? «Водная змея, протискивающаяся между камнями» или что-то в этом роде. Дословно вспомнить Лань Сичэнь не смог: ясность рассудка вернулась к нему ещё не скоро. Опомнился Лань Сичэнь далеко за полночь и обнаружил, что они с Цзинь Гуанъяо лежат в объятьях друг друга, крепко сплетшись ногами. Постель под ними была влажной от пота. — А-Яо? — позвал Лань Сичэнь, осторожно трогая волосы на его виске. — Ты в порядке, А-Яо? — Думаю, да, — отозвался Цзинь Гуанъяо, слабо пошевелившись. — Не стоит слишком часто использовать эту технику, как считаешь?.. Я едва могу двигаться. Он тихо засмеялся, через секунду последовал вздох, скорее похожий на оханье. Лань Сичэнь со стыдом вспомнил, что не остановился, даже когда Цзинь Гуанъяо всё-таки начал его умолять это сделать. И кажется, он к тому же невольно при этом применил духовную силу… — А-Яо, мне так стыдно, — пробормотал он, густо покраснев. — Почему? — удивился Цзинь Гуанъяо. — Я… я… Прости. — Чем спокойнее человек, тем сильнее всплески его чувств, — кажется, пробормотал Цзинь Гуанъяо и затих. Не просыпался он до полудня. Лань Сичэнь уже успел уйти, оставив ему завтрак и записку. Вставать Цзинь Гуанъяо не торопился: постель пахла его любимым эргэ, он перевернулся на живот и уткнулся лицом в измятые простыни.II
— Сичэнь, ты не на похоронах, — прошипел Лань Цижэнь, толкнув племянника локтем. На Лань Сичэня было жалко смотреть. Углы его губ были скорбно опущены, плечи поникли, он едва мог извлекать из себя слова приветствия гостям. Главы кланов явились с дочерьми, племянницами, сёстрами и прочими родственницами подходящего возраста. Пёстрая вереница платьев и головных уборов, Лань Сичэнь даже не различал лиц, куда уж там запоминать имена! Вэй Усянь занял место в банкетном зале заранее и с любопытством разглядывал входящих гостей. Лань Ванцзи присоединился к нему чуть позже. Оживление на лице Вэй Усяня ему не понравилось: слишком уж пристально он разглядывал входящих девушек! Те замечали, начинали смущаться и перешептываться, прикрывая лица рукавами. — Ты настолько бесстыден, чтобы открыто флиртовать на глазах у супруга? — ледяным тоном спросил Лань Ванцзи, и его пальцы зажали складку на боку Вэй Усяня. Тот поморщился: щипок был очень болезненный, — но пялиться на входящих не прекратил. К лицу Лань Ванцзи начала подбираться краска. — Одна, что ли, мастерица им лица красила? — проронил Вэй Усянь, пытаясь убрать руку Лань Ванцзи, но тот всё ещё сжимал пальцы на его боку. — Хорошо ещё, что одеяния соответствуют расцветкам кланов! Как бы иначе их одну от другой отличать — ума не приложу. Правда, формами не блещут, даже отсюда видно. Но всё равно… столько женщин за раз в Облачных Глубинах отродясь не видали, точно, Лань Чжань? Какой удар по благочестию адептов клана Лань! Да что там говорить, даже я сам… — Вэй Ин, ты меня провоцируешь? Бессмертный, что ли? — одними губами проговорил Лань Ванцзи. Вэй Усянь расслышал. — Вообще-то бессмертный, — засмеявшись, кивнул он. — Но если тебе интересно, то формы, что повыше, меня нисколько не интересуют, а с теми, что пониже, вернее, с теми, что у сварливого господина, сидящего рядом со мной, я настолько хорошо знаком, что мне их и разглядывать не нужно. Буквально руку протяни и… Лань Ванцзи поспешно перехватил его руку, отправившуюся к упомянутым «нижним формам». Лицо его полыхало, краска гнева сменилась краской стыда. — Цзэу-цзюню нелегко придётся, — сказал Вэй Усянь невозмутимо. Лань Ванцзи уже трижды перехватывал его руку, но он не сдавался. — Это мне нелегко приходится, — сквозь зубы сказал Лань Ванцзи. Ловить руку Вэй Усяня и одновременно сидеть в чинной позе ещё нужно было уметь! В последний раз Вэй Усянь почти дотронулся до его пояса. — Проверяю быстроту твоей реакции, — возразил Вэй Усянь. — Для твоей же пользы. Чтобы не растерял навыков… — Не будешь спокойно сидеть, свяжу, — пригрозил Лань Ванцзи. — Лобной лентой? — осведомился Вэй Усянь. — На меньшее не согласен. — Вэй Ин. На их возню уже начали обращать внимание гости, что сидели напротив и сбоку. Выражение на лице Лань Ванцзи было прямо-таки убийственное. Ученики, сидевшие позади них и слышавшие их перебранку, потупились, один Лань Сычжуй не отвёл взгляда и вообще сидел с таким видом, точно был бесконечно доволен или даже гордился происходящим. Лань Цзинъи толкнул его в бок: — Отведи глаза, не то решат, что ученики клана Лань лишены элементарных манер. — Я люблю, когда они такие, — сказал Лань Сычжуй, не обратив на его замечание никакого внимания. — Какие? — Настоящие, — ответил Лань Сычжуй. В зал вошли Цзян Чэн и несколько адептов Ордена Юньмэн Цзян, заняли предназначенные им места. — Ну, этот породниться с кланом Лань желанием не горит, — заметил Вэй Усянь, — ни одной девушки не привёл. А ведь в Юньмэне полно красоток! Прямо-таки какой-то лунъянский орден, честное слово!.. Вряд ли Цзян Чэн мог его расслышать, скорее догадался, что Вэй Усянь говорит о нём, причём явно нелестно, и совершенно точно одними губами произнёс: «Я тебе ноги переломаю, Вэй Усянь!» — В своём репертуаре, — фыркнул Вэй Усянь, безошибочно поняв посыл. — Вэй Ин. — Смирись уже, Лань Чжань… Лань Ванцзи неожиданно разжал пальцы, и Вэй Усянь добился своего: ладонь его шмякнула прямо Лань Ванцзи чуть пониже живота. Он несколько растерялся тому, что преуспел, и шёпотом воскликнул: — Ты что, Лань Чжань? — Смирился, — невозмутимо ответил Лань Ванцзи и перестал обращать на него внимание. Вэй Усянь, бесконечно довольный, не убирал руку до тех пор, пока не пришло время взять чарку с фруктовым вином, чтобы поднять тост за гостей. Лань Ванцзи реагировал на это довольно спокойно, возмущения духа в нём Вэй Усянь не почувствовал, но явно Лань Ванцзи пришлось приложить немало усилий, чтобы усмирить пробуждение корня жизни. Как только выпили первую чарку, Вэй Усянь тотчас же водворил руку обратно. После нескольких тостов и праздных речей Лань Цижэнь объявил: — Что ж, приступим к обсуждению кандидатуры нового Верховного Заклинателя. После того как Ханьгуан-цзюнь отказался, я предложил Цзэу-цзюню занять этот пост, но и он ответил отказом. — Какая жалость! — воскликнул глава клана Яо. — Кто найдётся достойнее Цзэу-цзюня, чтобы занять этот пост? Он известен скромностью, трезвостью суждений и благочестием. Под его руководством кланы заклинателей устремились бы к процветанию. — Я не считаю себя достойным занимать пост Верховного Заклинателя, — сказал Лань Сичэнь категорично, — поэтому мою кандидатуру мы обсуждать не будем. Полагаю, пост стоит предложить человеку с большим жизненным опытом. — А я считаю, что пост этот должен занять молодой человек, — возразил глава клана Оуян. — События недавних времён показали, что старики не всегда мудры. — Прошлый Верховный Заклинатель был молод и что? — возразил глава клана Яо. — Ляньфан-цзунь был достойным Верховным Заклинателем, — неожиданно сказал Лань Сичэнь. Воцарилось молчание. Лань Цижэнь свирепо на него воззрился. Вэй Усянь поспешил вмешаться: — Согласен. Если не принимать во внимание некоторые его… хм, увлечения?.. Кланы процветают, и во многом это заслуга именно политики Ляньфан-цзуня. — Ну, даже если так, то это дело прошлое, — сказал глава клана Яо. — Цзинь Гуанъяо мёртв. А Верховного Заклинателя у нас так и нет. Я согласен с Цзэу-цзюнем: это должен быть человек, умудрённый жизнью. И глава клана Яо выпятил грудь и живот, будто ожидая, что кто-нибудь предложит его кандидатуру. «Да уж, — насмешливо подумал Вэй Усянь, — если бы этот старый болтун стал Верховным Заклинателем, кланы бы погрязли в бесконечных сварах! То, как он сплетни сплетает, мало кому под силу!» — Я предлагаю старейшину Ланя! — сказал Вэй Усянь громко. Глава клана Яо и Лань Цижэнь одновременно воскликнули: — Почему его? — Почему меня? — Ну, вы же сами сказали, что это должен быть старый, умный и всё такое человек? — пожал плечами Вэй Усянь. — Правда, если старейшина Лань станет Верховным Заклинателем, то однажды это непременно приведёт к восстанию других кланов. — Почему? — недовольно спросил Лань Цижэнь. — Потому что никто, кроме закоренелых Ланей, не сможет долго вытерпеть его занудства, — объявил Вэй Усянь и довольно улыбнулся. Кое-кто из гостей не смог сдержать смех. Лицо Лань Цижэня покрылось пятнами, но он сдержался: — Будет, будет. Всё равно я не согласился бы стать Верховным Заклинателем, даже если бы мне предложили. Мне и одного клана с лихвой хватает. Каждый день, как на пороховой бочке. Куда ещё об остальных кланах думать! — И он пришпилил Вэй Усяня взглядом. — Хм, — сказал глава клана Оуян, — я всё же считаю, что нужно выбрать Верховного Заклинателя из молодого поколения. Среди них много достойных мужчин. — И он показал рукой в сторону, где сидели кланы Цзян и Не. Вэй Усянь, не удержавшись, захохотал. Лань Цижэнь гневно кашлянул, но Вэй Усяня уже было не остановить. Он воскликнул: — Одного из них? Воистину тогда воцарится мир и покой! — Это сарказм, молодой господин Вэй? — осведомился глава клана Яо. — Нет, нисколько, — пожал плечами Вэй Усянь. — Тогда, может, объясните? — предложил глава клана Оуян. — Охотно. Если сделать Верховным Заклинателем этого (он показал на Цзян Чэна), он сразу же всем ноги переломает, и будут ордены не заклинателей, а калек. И воцарится мир и покой. А если этого (он показал на Не Хуайсана), то он всех на запчасти разберёт. И воцарится мир и покой. Не Хуайсан начал обмахиваться веером в два раза быстрее: — Вэй-сюн, ты утрируешь… Цзян Чэн побагровел. Вэй Усянь спокойно смотрел на него, ожидая реакции. — Хм, — сказал Цзян Чэн, сдержав гнев, — тогда почему бы не рассмотреть и кандидатуру самого Старейшины Илина? Он в последних событиях неплохо показал себя. Прямо-таки напрашивается, чтобы его сделали Верховным Заклинателем. Всех спасает, всем помогает, в каждую дырку лезет по поводу и без… Прежде чем главы кланов успели задуматься об этом предложении, Лань Цижэнь и Лань Ванцзи разом сказали: — Нет! Лань Цижэнь, понятное дело, тут же представил, что станет с миром заклинателей, если им начнёт управлять Вэй Усянь, потому и возразил. Лань Ванцзи тоже представил, но картина ему нарисовалась другая: Вэй Усянь непременно стал бы достойным Верховным Заклинателем, но они бы тогда чаще разлучались, поскольку Верховный Заклинатель должен ставить интересы мира заклинателей выше собственной личной жизни, — потому и возразил. Вэй Усянь, в свою очередь, успел представить всё и сразу, поэтому сказал, помахав рукой перед лицом: — Если бы Верховным Заклинателем назначили меня, я бы принялся всё менять, а это бы никому не пришлось по вкусу, особенно старшему поколению. — Например? — с любопытством спросил глава клана Оуян. — Не спрашивайте у него, — запоздало воскликнул Лань Цижэнь, — иначе такого наслушаетесь! — Например? — охотно откликнулся Вэй Усянь. — Урезал бы правила Гусу Лань раз в десять. Сделал послабления насчёт алкоголя… А! Ещё лучше: сделал бы обязательным для прочтения лунъянский сборник. — Что за «лунъянский сборник»? — заинтересовался глава клана Яо. — Ты так говоришь, будто тебя главой клана Лань предложили сделать, — процедил Лань Цижэнь. — Не слушайте его. — Если сделать Вэй Усяня Верховным Заклинателем, — ядовито сказал Цзян Чэн, — то точно наступит мир и покой. Все или сопьются, или поясницу сломают на почве бесстыдства. — Между прочим, ты сам мою кандидатуру предложил, — парировал Вэй Усянь. — Видимо, и сам не прочь, да… — Довольно! — грозно сказал Лань Цижэнь. — Как только хватает совести вести такие разговоры в присутствии женщин! На взгляд Вэй Усяня, женщины вовсе не были против нежданного развлечения. За перебранкой глав орденов, приправленной пикантными подробностями, они следили с живым интересом. Вэй Усянь подумал, что женщинам, в сущности, скучно живётся. Заклинательницы — не в счёт. — Приношу мои извинения, — сказал он, вставая и делая на три стороны церемонный поклон. — Но если бы спросили моего мнения… — Не спросили! — отрезал Лань Цижэнь. — …то я бы сказал, что кланам вовсе не нужен Верховный Заклинатель. Они прекрасно могут и сами управиться. Взаимовыручка и всё такое. Гораздо эффективнее, чем плясать под чью-то дудку. Лань Сичэнь смотрел на него с удивлением. Цзинь Гуанъяо говорил ему то же самое. «Как же они похожи в своих суждениях», — невольно подумал он. — Хм, — сказал Лань Цижэнь, очень недовольный, что Вэй Усянь высказал такую достойную мысль, а значит, его нельзя теперь выругать, — это требует дальнейшего обсуждения. Мы соберёмся вновь. А сейчас пора заняться тем, для чего мы действительно собрались сегодня в Облачных Глубинах. Глава клана Лань намерен жениться, и сегодняшний банкет призван помочь ему с выбором жены. Главы кланов оживились, подняли чарки в честь потенциального зятя. Лань Сичэнь сидел с таким лицом во время тостов в его честь, точно был воплощением скорби и некой утраты. В банкетный зал влетела канарейка, заметалась над головами гостей. Лань Сичэнь побледнел. Он был совершенно точно уверен, что это канарейка, которую он подарил Цзинь Гуанъяо. Неужели в лабиринтном павильоне что-то случилось? — Хороший знак! Добрая примета! — воскликнул глава клана Яо. — Какая ещё примета! — возразил Вэй Усянь, изловчившись и поймав птицу. — Это моя канарейка. Видимо, забыл запереть клетку, вот и вылетела. Цзэу-цзюнь, я верну её на место, если вы позволите. Лань Сичэнь улыбнулся слабой благодарной улыбкой. Какой повод он мог бы придумать, чтобы покинуть банкетный зал и помчаться в лабиринт? Вэй Усянь в который раз пришёл к нему на выручку. Разумеется, эту канарейку он тоже узнал: видел её, когда приходил проверять печати на теле Цзинь Гуанъяо. — Держать птиц в Облачных Глубинах запрещено! — спохватился Лань Цижэнь. — У неё крыло сломано. Когда срастётся, выпущу, — не моргнув глазом, соврал Вэй Усянь. — Она же только что прекрасно летала, мы все видели! — задохнулся от такой наглости Лань Цижэнь. — Ладно, тогда спущусь и выпущу её, — кивнул Вэй Усянь. — Зачем мне ещё и птица, когда у меня полно кроликов? — Ты!!! — побагровел Лань Цижэнь. Вэй Усянь поспешил покинуть зал, по дороге показывая птичку любопытным гостьям, что сидели ближе к проходу. Лань Ванцзи опять помрачнел. Цзинь Гуанъяо открыл дверцу птичьей клетки, чтобы вытащить кормушку. Канарейка неожиданно клюнула его в палец. Он вскрикнул, отдёрнул руку и уставился на алую каплю, появившуюся на подушечке пальца. Эта заминка оказалась решающей: канарейка вылетела из клетки и упорхнула, Цзинь Гуанъяо не сумел её поймать. Он издал горький стон, но горечь тут же сменилась яростью. Он перевернул стол, распинал подушки. В боку отдалось болью, Цзинь Гуанъяо скорчился в три погибели и опустился на пол, вжимая ладонь в бок. Боль прошла через минуту, Цзинь Гуанъяо поднял голову и безразлично поглядел на устроенный им беспорядок. — Из-за какой-то птицы… — сказал Вэй Усянь, поднимаясь на террасу. Птицу он держал за пазухой. Цзинь Гуанъяо с трудом поднялся. По его лицу разливалась бледность. Вэй Усянь счёл это дурным признаком. — Расстроились из-за канарейки? — спросил он. — Конечно, — раздражённо отозвался Цзинь Гуанъяо. — Её же подарил мне эргэ. Вэй Усянь вытащил птичку из-за пазухи: — Вот ваша канарейка. Где клетка? А… Ляньфан-цзунь, вы её, я гляжу, со всего размаху об пол швырнули, даже прутья погнулись… Придётся выправлять… Через пару минут канарейка уже сидела в клетке, и дверца была заперта. Вэй Усянь поискал глазами, куда бы поставить клетку. — Ну и беспорядок вы тут устроили, — фыркнул он, ставя клетку на пол. — Помочь вам расставить всё? — Я сам, — резко возразил Цзинь Гуанъяо. — Я так не думаю. Сядьте. Вами я позже займусь, — сказал Вэй Усянь, указывая пальцем на кровать. — Мной? — Ваша вспышка гнева разрушила несколько печатей. Цзинь Гуанъяо непроизвольно схватился за бок и побледнел ещё сильнее. Вэй Усянь небрежно расставил всё по местам, водрузил клетку с птицей на стол и обернулся к Цзинь Гуанъяо. — Показывайте, — велел он. Цзинь Гуанъяо пришлось распахнуть одежду. Иньское железо уродливым бугром вспухло под кожей. Вэй Усянь восстановил печати одну за другой, проверил у Цзинь Гуанъяо пульс и выдохнул. — Неужели вы так вспылили только из-за птицы? — поинтересовался он. Цзинь Гуанъяо запахнулся, взглянул на него исподлобья: — У вас какие-то сомнения, молодой господин Вэй? — Цзэу-цзюнь в данный момент жену себе выбирает, — сказал Вэй Усянь, внимательно следя за реакцией Цзинь Гуанъяо. — Знаю, — спокойно ответил Цзинь Гуанъяо, — это я ему посоветовал. — Вот как? Вы ради него даже на такое способны? Цзинь Гуанъяо слегка нахмурился, подозревая насмешку. Вэй Усянь спешно поднял руку: — Меня несколько удивляет ваша одержимость Цзэу-цзюнем, только и всего. — И это вы мне говорите… — усмехнулся Цзинь Гуанъяо. Вэй Усянь только развёл руками в шутовской манере, но тут же стал серьёзным: — Ляньфан-цзунь, я бы на вашем месте стерёгся столь сильных негативных эмоций. Иньское железо нестабильно, оно питается ими даже несмотря на печать. Приди я чуть позже, вы бы превратились в марионетку. Это всего лишь птица. Цзэу-цзюнь подарил бы вам новую. — Но ведь это была бы уже другая птица, — нахмурив брови, возразил Цзинь Гуанъяо. — Хм… да… и что? — не понял Вэй Усянь. Пусть и другая птица, но это же всё равно был бы подарок от Цзэу-цзюня. — Вы бы променяли вашу Чэньцин на другую флейту? — Одно дело магический артефакт, а другое дело — птица… — растерянно отозвался Вэй Усянь. — Эта канарейка мне дороже всех сокровищ Благоуханного Дворца, — негромко сказал Цзинь Гуанъяо. Вэй Усянь повёл бровью, но ни спорить, ни расспрашивать, почему для Цзинь Гуанъяо важна именно эта птица, не стал: пора возвращаться на банкет. Смотрины были в самом разгаре. Главы кланов наперебой расхваливали своих дочерей, сестёр и племянниц. Лань Сичэнь слушал безучастно. Взгляд его был прикован к дверям, он ждал возвращения Вэй Усяня. Вэй Усянь, вернувшись, украдкой кивнул ему — мол, всё в порядке, — и Лань Сичэнь выдохнул с облегчением. Подробности он узнает позже, но сейчас хотя бы можно не волноваться. Царящая вокруг суета вызвала у него головную боль. Он поглядел по сторонам, заметил, что Лань Цижэнь увлечённо спорит с главой клана Яо о чём-то, и незаметно для всех покинул банкетный зал. Лань Сичэнь вышел на балкон, вдохнул стремительно свежеющий воздух полной грудью. — А-Яо… — пробормотал он, прикрывая глаза. — Господин Лань, — окликнул его кто-то. Лань Сичэнь открыл глаза и обернулся. На балконе появилась женщина примерно тех же лет, что и сам Лань Сичэнь, одетая просто и без изысков, так что сложно было определить, к какому клану она относится. Лань Сичэнь сделал мучительную попытку вспомнить: — Госпожа… Оуян? — Я двоюродная племянница главы клана Оуян, зовусь госпожа Юйцинь, Бэйлинь по имени покойного мужа. — Примите мои соболезнования, — машинально сказал Лань Сичэнь. — Мы недолго прожили в браке, муж мой был преклонного возраста, — ответила госпожа Юйцинь. Лань Сичэнь попытался припомнить, какое положение занимает клан Бэйлинь в мире заклинателей, но так и не смог. Чтобы поддержать разговор и не показаться невежливым, он спросил: — Клан Бэйлинь из северных заклинателей? — Муж мой заклинателем не был, — возразила госпожа Юйцинь. — У него был торговый дом. После его смерти мне пришлось вернуться в дом родственников. — Хм… гм… — неопределённо отозвался Лань Сичэнь. Дальнейшие расспросы были бы неуместны, а о чём ещё говорить с женщиной, которая не относилась к миру заклинателей, он представлял смутно. — В банкетном зале душно, — пришла ему на выручку госпожа Юйцинь. — Надеюсь, я не помешала вашему уединению, выйдя на балкон. Мне показалось, что господину Ланю не по душе происходящее в банкетном зале. Вами владеет душевная скорбь. Вы пережили тяжёлую утрату, господин Лань? Лань Сичэнь медленно проговорил: — Смотрины и предстоящий брак — не моё решение. Это идея моего дяди. Вы правы, госпожа Юйцинь, мне всё это не по душе и не по сердцу. Этот брак принесёт сплошные несчастья той, кого бы дядя ни выбрал. — Почему? — Я не смогу полюбить её, потому что место в моём сердце уже занято. — Неужели клан Лань настолько строг, чтобы запретить вам, господин Лань, выбрать себе избранницу по сердцу? — воскликнула госпожа Юйцинь. Лань Сичэнь слабо улыбнулся: — Правила строги, но не непреложны. Увы, чувства, которые я испытываю, не могут быть воплощены в супружестве. — Ваша избранница умерла? — предположила госпожа Юйцинь. — Поэтому вы скорбите? — Нет, не умерла, но открыто объявить о моих чувствах я не вправе, — ответил Лань Сичэнь. — Она несвободна? Лань Сичэнь покачал головой, размышляя, что бы ему ответила госпожа Юйцинь, если бы он сказал ей правду. — Но почему вы думаете, что ваша избранница будет несчастна? Не все браки заключаются по любви. Достаточно и уважения, — заметила госпожа Юйцинь. — Пожалуй, я бы сказала, что браки, выстроенные на взаимном уважении, крепче тех, что зиждутся на сердечной приязни. — Посещение супруги в установленные традициями дни, вежливые поклоны при встрече… Вам не кажется, что это насквозь фальшиво? Номинальные браки… — Лань Сичэнь прервал себя на полуслове и с беспокойством посмотрел на женщину. Он забылся и сказал лишнее: в вековых традициях, которым следовали кланы, ничего не было сказано о сердечной приязни, и зачастую судьбу детей решали родители ещё в младенчестве, как это было с покойными девой Цзян и Цзинь Цзысюанем. — Вам нужна не супруга, а мать ваших будущих детей, — рассудительно сказала госпожа Юйцинь, — или, вероятно, подруга — не в романтическом смысле. Та, которая оценила бы вашу честность. — Вы полагаете, что если бы я сообщил будущей жене, что её ждёт участь покинутой супруги в клане с несколькими тысячами правил, она бы обрадовалась? — возразил Лань Сичэнь. — Есть женщины, которые любят уединение, — в свою очередь возразила госпожа Юйцинь. — И если отыскалась бы такая, чьи бы мысли о жизни и о супружестве совпадали с вашими, уверена, ваш брак был бы гармоничен, даже если бы между вашими сердцами и не возникла приязнь в известном смысле. — Ваш брак был гармоничен, госпожа Юйцинь? — спросил Лань Сичэнь. Госпожа Юйцинь задумалась ненадолго: — Мы прожили с мужем три месяца, после он умер. Но мы всегда относились друг к другу с уважением. Мой муж не возражал, что я остаюсь заклинательницей, несмотря на то, что был весьма далёк от всего этого. — Вы заклинательница? — удивился Лань Сичэнь. — Как и все в клане Оуян. Мои силы смехотворны, к сожалению, поэтому родственники настояли на моём браке с обычным человеком. Лань Сичэнь взглянул на неё внимательнее. Госпожа Юйцинь представлялась ему женщиной умной и рассудительной, во всём остальном она ничем не выделялась среди прочих: ни особой красоты, ни уродливости в её лице не было. Лицо её было не слишком выразительно в плане эмоций, но глаза были живыми и острыми. — Значит, быть с той, к кому вы испытываете сердечную приязнь, вы не можете, господин Лань, — проговорила госпожа Юйцинь. — Но вы достаточно совестливы, чтобы слепо подчиниться приказу вашего дяди. Господин Лань, если вы будете с каждой потенциальной избранницей говорить о том же, о чём вы беседовали со мной, ваше желание сбудется: вы навсегда останетесь холостяком. К счастью для вас и к несчастью для вашего дяди. — Было бы неплохо, — невольно улыбнулся Лань Сичэнь, поскольку госпожа Юйцинь явно над ним подтрунивала. — Могу ли я спросить, господин Лань, — помолчав, продолжала госпожа Юйцинь, — знает ли та женщина о смотринах? Лань Сичэнь вздохнул и, отведя взгляд, проговорил: — Знает и одобряет это решение. — Вот как? — сказала госпожа Юйцинь. — Какая жалость, что вы не можете быть с ней вместе! — Почему? — Потому что она действительно вас любит. Только искренне любящий человек готов пожертвовать личными интересами ради счастья любимого человека. Вероятно, это величайшее проявление любви, которое ничто на свете не способно затмить. Неужели же вы не можете найти способ быть вместе? — огорчённо спросила госпожа Юйцинь. Лань Сичэнь покачал головой: — Я не говорил, что мы расстались. Но открыто мы никогда не сможем быть вместе. Только если Небеса с Землёй местами поменяются. — Неужели она монахиня? — воскликнула госпожа Юйцинь. — Или кровная родственница? — Это мужчина. Воцарилось недолгое молчание. Кто знает, почему Лань Сичэнь вообще это сказал. Беседовать с госпожой Юйцинь ему понравилось. Высказываемые ей мысли до настоящего момента не противоречили его собственным. Ему стало любопытно, что она ответит на подобное признание. Такой поступок сильно его компрометировал. Если она расскажет об этом кому-нибудь, репутация Лань Сичэня сильно пострадает и ни одна порядочная семья не согласится с ним породниться. Быть может, отчасти он даже надеялся, что всё произойдёт именно так. — Я слышала, что Второй Нефрит Гусу Лань… но чтобы сразу оба… — с лёгким удивлением сказала госпожа Юйцинь. — Вы полагаете, что не сможете выполнять супружеские обязанности, поэтому так решительно настроены против брака? — Полагаю, выполнять я их смогу, — растерянно отозвался Лань Сичэнь. Поняла ли она его правильно? Почему вдруг усомнилась в его корне жизни? Быть может, она ошибочно полагала, что «обрезанные рукава» все сплошь евнухи? Мысль эта его неимоверно смутила, на лицо поползла краска. — Простите, господин Лань, я не хотела ставить вас в неловкое положение, — смутилась и госпожа Юйцинь. — Как могла я заговорить о подробностях вашей интимной жизни! Неподобающее поведение… Простите меня. — Хм… я… Нет, что вы, госпожа Юйцинь, — возразил Лань Сичэнь, справившись с собой. — Мы несколько забылись, только и всего. Я лишь хотел сказать, что вряд ли отыщется женщина, способная жить с осознанием того, что её супруг — «обрезанный рукав». Я знаю, что женщины готовы смириться со многим, даже с другими женщинами, но вряд ли подобный бесстыдный секрет… — Вы считаете свои чувства бесстыдством? — прервала его госпожа Юйцинь. — Признаться, вы меня разочаровали, господин Лань. Я была о вас лучшего мнения. — В мире это считается бесстыдством, — возразил Лань Сичэнь. — Я не считаю их таковыми. — Искренняя любовь не может быть бесстыдством, — однозначно сказала госпожа Юйцинь. — И я уверена, что ваши чувства к тому человеку искренние, иначе бы вы не агонизировали так сейчас. Лань Сичэнь прикрыл глаза и вздохнул. Лань Цижэнь между тем заметил, что старший племянник бесследно испарился, и принялся его искать. Он увидел, что Лань Сичэнь на балконе увлечённо беседует с какой-то женщиной. «Сичэнь кажется заинтересованным», — подумал Лань Цижэнь и потянул за рукав главу клана Яо: — Что это за женщина рядом с Сичэнем? Вы её знаете? Глава клана Яо знал всё обо всех, даже то, что они сами о себе не знали. Он присмотрелся хорошенько и ответил: — А, это племянница Оуяна. Овдовела недавно. Живёт затворницей, очень скромно. Поговаривают, что супруг её… хе-хе… уподобился Цзинь Гуаншаню в своей кончине. Развратный старикашка!.. — Я не о нём спрашиваю! — сердито прервал его Лань Цижэнь. — Что она из себя представляет? — Хм… — сказал недовольный глава клана Яо (не дали рассказать такую хорошую сплетню!). — Заклинательские способности у неё слабенькие. Умная для женщины, с такой спорить себе дороже: так уест, что надолго запомнишь. В изящных искусствах сильна. Ходят слухи, даже Цветочная Госпожа попросила у неё образчик её поэзии. Больше ничего. «Значит, репутация хорошая, если уж даже глава клана Яо ни одной сплетни вспомнить не смог», — подумал Лань Цижэнь и пригладил многострадальную бородку. Он вновь взглянул на балкон и увидел, что тот опустел: Лань Сичэнь и его собеседница вернулись в банкетный зал и заняли свои места. Лань Цижэнь какое-то время наблюдал за госпожой Юйцинь. То, как она держалась, скромно и с достоинством, ему понравилось. Он вернулся на своё место, уселся и сказал Лань Сичэню: — Сичэнь, женщина, с которой ты беседовал… Как она тебе показалась? — Умная женщина, — ответил Лань Сичэнь, полагая, что дядя спрашивает об общем впечатлении, а не с умыслом. — Что бы ты сказал, если бы я вас сосватал? — прямо спросил Лань Цижэнь, видя, что Лань Сичэнь отрешённо наполняет свою чашку чаем. Лань Сичэнь вздрогнул, чай плеснул на стол. — Дядя! — нахмурился он. — Мы всего лишь беседовали. Вдова Бэйлинь… — Она тебя заинтересовала, — утвердительно сказал Лань Цижэнь. — Как человек. Не как женщина, — отрезал Лань Сичэнь. — Уже неплохо. Не припомню, чтобы ты вообще хоть кем-то интересовался, кроме… — Дядя. Лань Цижэнь опять принялся теребить бородёнку: — Вы были бы хорошей парой. Она тебе подходит. Решено! — Дядя, вдова Бэйлинь за меня не пойдёт, — сказал Лань Сичэнь нервно. — Да что ты понимаешь! Она, как вы вернулись, с тебя глаз не сводит, — хмыкнул Лань Цижэнь. — Вероятно, беседа ваша её впечатлила. О чём вы разговаривали? Лань Сичэнь натянуто улыбнулся: — О погоде. Дядя, я не собираюсь… Лань Цижэнь, не дослушав, поднялся и похлопал в ладоши, призывая всех к вниманию. — Уважаемые гости, позвольте сделать объявление… — Дядя! — побледнел Лань Сичэнь, осознав, что Лань Цижэнь собирается сделать. — Поскольку Сичэнь предоставил мне, как его дяде, выбирать, то я воспользуюсь этой привилегией, — сказал Лань Цижэнь. — Глава клан Оуян, я бы хотел женить моего племянника на вашей племяннице, госпоже Бэйлинь. Я слышал, что она благочестива и добродетельна. Лицо Лань Сичэня покрылось пятнами. Госпожа Юйцинь явно смутилась и закрыла лицо рукавом. Глава клана Оуян несколько растерялся. — Старейшина Лань, — сказал он, переглянувшись с остальными его родственницами, — моя племянница овдовела недавно. К ней и прежде сватались, но она отклонила все предложения. Полагаю, и ваше… — Почему бы не спросить у неё самой? — прервал его Лань Цижэнь. Глава клана Оуян что-то негромко сказал племяннице. Та, не отводя рукава от лица, что-то ответила. Глава клана Оуян явно озадачился. — Каков же ответ? — нетерпеливо спросил глава клана Яо. — Не томите! Мы все сгораем от любопытства! «Уж ты-то точно!» — с отвращением подумал Лань Цижэнь. Глава клана Оуян поднялся и ответил: — Моя племянница сказала, что согласится, если ваш племянник согласится на трёхгодичную помолвку. Она ещё носит траур по своему мужу, поэтому считает неприличным вступать в новый брак столь скоро после кончины первого мужа. Если же по истечении трёхгодичного срока ваш племянник не переменит своего решения, то брак будет заключён. Гости одобрительно зашумели. Это был несомненно ответ достойной женщины! «Она меня спасла», — подумал Лань Сичэнь, чувствуя, что земля уходит из-под ног. — Значит, решено! — поспешно сказал Лань Цижэнь. Банкет закончился далеко за полночь, вопреки всем правилам Гусу Лань, но Лань Цижэнь был так доволен, что даже не погнал спать младших учеников. Когда гостей начали провожать, Лань Сичэнь улучил минуту и подошёл к госпоже Юйцинь. Он отвесил ей церемонный поклон. — Госпожа Юйцинь, позвольте выразить вам благодарность, — сказал он, и его голос чуть дрогнул. — За что? — удивилась она. — Как… То, как вы ответили на слова моего дяди, спасло меня. — Я ответила так, вовсе не чтобы спасать вас, — возразила госпожа Юйцинь. — Я сказала то, что думаю. Вы показались мне интересным человеком, господин Лань. Беседа с вами доставила мне удовольствие. Я, как вы уже знаете, живу скромно и далека от мирских забот. Через три года, когда закончится мой траур, если вы пожелаете взять в жёны такую ничем не примечательную женщину, как я, то я не против стать «покинутой женой», которую муж посещает лишь изредка в известном смысле. Жизнь в уединении не так уж и плоха, если затворничество разбавляется умозрительными беседами с близким по духу человеком. Она поклонилась Лань Сичэню и пошла вслед за родственниками. Прочие гости были не слишком довольны тем, как закончился банкет-смотрины. Краем уха Лань Сичэнь расслышал их кривотолки: — Чем эта вдова приглянулась Лань Цижэню? Она невзрачна, как дорожная трава. Он ведь не себе жену выбирал, а племяннику. Сложно представить, чтобы Цзэу-цзюню она пришлась по душе. — Видели, с каким лицом он выслушал решение дяди? — Скажи уж лучше: приговор, а не решение. Ему вовсе не хотелось с ней обручаться. — Да ему вообще ни с кем обручаться не хотелось. Вы же знаете, что он живёт едва ли не затворником. — Так ведь вся надежда на него одного. Вы ведь слышали, Второй Нефрит род никогда не продолжит. — Уж если и выбирать, то не какую-то вдову, а троюродную сестру главы клана Яо. Она так миловидна! И она только год как вошла в возраст. — Цзэу-цзюнь с новой избранницей одних лет, нехорошо. Да ещё и три года ждать заставила! Хранить траур по старику, который так бесславно умер! — Женщины должны быть чувственны, а эта как глыба льда. Ни разу не улыбнулась за банкет, даже когда шутками сыпали. Вылитая Лань! Лань Сичэнь, приостановившись возле них, предупредительно кашлянул. Гости тут же всполошились, умолкли и поклонились ему. — Госпожа Юйцинь оказала мне честь, приняв предложение, — ровно сказал Лань Сичэнь, неодобрительно взглянув на главу клана Яо, который был зачинщиком этой «беседы». — Состоится через три года этот брак или нет, я настоятельно советую прекратить злословить о госпоже Юйцинь. Он слегка поклонился им и ушёл. Глава клана Яо досадливо щёлкнул языком и прошёлся уже по Цзэу-цзюню. — Глава клана Яо, — сказал Вэй Усянь, — посмотрите лучше, какую занятную штуку я придумал. Они с Лань Ванцзи собирались вернуться в Цзинши, но Вэй Усянь услышал, как старый сплетник подзуживает остальных, и решил вмешаться. Гости уставились на него. Вэй Усянь с улыбкой вынул талисман, подбросил его в воздух. Бумажная полоска вспыхнула и осыпалась вниз, прямо на гостей, светлячковыми искрами. Вэй Усянь уже давно его придумал, исключительно развлечения ради, и частенько играл так с А-Юанем, когда жил на горе Луаньцзан. А ещё им можно было воспользоваться в темноте, чтобы осветить ненадолго путь. Гости восхищённо зацокали языками, а глава клана Яо сказал: — Что же вы, Лаоцзу, не развлекли гостей во время банкета? Гостьям понравился бы такой фейерверк. Вэй Усянь потёр кончик носа и коварно сказал: — Что вы, глава клана Яо! Как бы я мог применить тёмный талисман в присутствии старейшины Ланя! — Тё… тёмный талисман? — даже заикнулся старый сплетник. — Темнее не бывает, — кивнул Вэй Усянь и окинул гостей быстрым взглядом. — Избавлю вас от необходимости мучиться догадками. Я наложил на всех вас заклятье… Теперь, если кто из вас начнёт дурно болтать о Цзэу-цзюне или о вдове Бэйлинь, у него немедленно язык отсохнет. Глава клана Яо вытаращил глаза и зажал рот обеими руками. Кто-то из гостей нервно спросил: — А как снять заклятье? — Ещё не придумал, — к их ужасу, ответил Вэй Усянь беспечно. — Зачем мне утруждаться? Заклятья для того и существуют, чтобы их накладывать. А кому захочется снять, пусть тот голову и ломает. Он фыркнул и вприпрыжку пошёл к поджидавшему его поодаль Лань Ванцзи. — Вэй Ин, — с лёгкой укоризной сказал Лань Ванцзи, — ты их обманул. Это же всего лишь световой талисман. — Разумеется, обманул, — кивнул Вэй Усянь. — Представляю, как они начнут носиться по знахарям и колдунам, пытаясь снять «заклятье отсохшего языка»! Поделом! Воротит меня от таких людей. Лань Ванцзи кивнул, медленным взглядом проводил главу клана Яо, который, подобрав подол одеяния, нёсся со скоростью скаковой лошади к лестнице, и подумал, что на секунду уподобился главе клана Цзян: позыв переломать ноги сплетникам был очень силён! Лань Сичэнь, отвертевшись от дяди, желающего обсудить состоявшуюся помолвку, ускользнул сначала к себе, а потом и в лабиринтный павильон. Луна уже высоко взошла и освещала ему дорогу. Цзинь Гуанъяо сидел на кровати и чистил мандарин, зажав его коленями. Горел всего один светильник — у изголовья. Лань Сичэнь быстро прошёл к нему, сел на пол возле его ног и, обхватив руками его колени, уткнулся в них лицом. — Эргэ… — Я побуду так, А-Яо… Цзинь Гуанъяо отложил мандарин, ласково провёл пальцами по волосам Лань Сичэня: — Это был долгий день, эргэ. Отдохни. Несколько минут оба не двигались. Цзинь Гуанъяо показалось, что Лань Сичэнь осунулся за день: сквозь одежду остро проступили плечевые кости и позвоночник. Цзинь Гуанъяо осторожно дотронулся до его шеи, проверяя пульс. Ритм указывал на сильнейшее утомление, чувствовалась подавленность настроения. Цзинь Гуанъяо решительно взял Лань Сичэня за плечи, поднимая его и усаживая вместо себя на кровать. — Эргэ, ты обременён заботами, — сказал он, — тебе нужна оральная поддержка. — А-Яо, ты оговорился, — машинально исправил Лань Сичэнь, — ты хотел сказать: моральная… Цзинь Гуанъяо не замедлил ему продемонстрировать, что не оговорился, и на две четверти часа Лань Сичэнь выпал из реальности. — Выбрали нового Верховного Заклинателя? Лань Сичэнь очнулся, увидел, что Цзинь Гуанъяо уже успел раздеть его до нижнего одеяния и уложить в постель. Низ живота сладко ныл, Лань Сичэнь прикрылся руками. Цзинь Гуанъяо сидел подле него и заедал горечь во рту мандарином. Лань Сичэнь отрицательно покачал головой и неторопливо стал пересказывать, как проходило обсуждение кандидатов. Цзинь Гуанъяо слушал внимательно. Когда Лань Сичэнь дошёл до перепалки между главами кланов, устроенной Вэй Усянем, Цзинь Гуанъяо засмеялся: — Я бы посмотрел на то, как Старейшина Илина верховодит заклинателями! Это могло бы привести к интересным результатам. А что за лунъянский сборник он упомянул? Лань Сичэнь смутился: — Это… книга из запрещённых. — Тёмное искусство? — удивился Цзинь Гуанъяо его смущению. — Это… порнографический сборник, — выговорил Лань Сичэнь, покрывшись румянцем. — А-Яо, не спрашивай меня об этом. Слишком бесстыдно, чтобы говорить о таком вслух. Цзинь Гуанъяо кивнул и спросил уже о смотринах. Лань Сичэнь неохотно рассказал и об этом. — Какая интересная женщина, — оживился Цзинь Гуанъяо, — эта вдовушка! Лань Сичэнь почувствовал лёгкий укол ревности. Цзинь Гуанъяо между тем припомнил, что знал вдову Бэйлинь ещё до замужества: видел её на одном из банкетов в Нечистой Юдоли. Представлены они друг другу не были, Мэн Яо тогда занимал непритязательный пост в Цинхэ и не был тем, имя которого называют на официальных торжествах. Лица её он не запомнил, только то, что она проявила острый ум в ответ на банальную шутку в её адрес. О женщинах-заклинательницах в ту пору отзывались пренебрежительно. То, что она не растерялась и сумела ответить столь остроумно, привело Мэн Яо в восхищение. Если верить тому, что рассказал Лань Сичэнь, она и сейчас не растеряла остроты ума. «Что ж, — подумал он, — пусть будет вдова Бэйлинь. Надеюсь, она станет достойной супругой моему эргэ. Если же нет, то я найду способ выбраться из лабиринта и разобраться с ней». Цзинь Гуанъяо усмехнулся собственным мыслям и пробормотал: — Не волнуйся, эргэ. Ради тебя я сделаю что угодно. Только бы ты был счастлив. — Ты что-то сказал, А-Яо? — не расслышал Лань Сичэнь. — Думаю, она будет тебе верной подругой, если дело дойдёт до свадьбы, — громче продолжал Цзинь Гуанъяо. — Я бы хотел подержать на руках твоего сына, эргэ. Стать отцом мне не посчастливилось, дядей побыть мне не позволили… Лань Сичэнь слегка вздрогнул, когда Цзинь Гуанъяо упомянул собственного сына. Он никогда не задавал ему этого вопроса — как на самом деле умер ребёнок, — не стал задавать и теперь. О том, что Цзинь Гуаншань не позволял Цзинь Гуанъяо брать на руки родного племянника, Лань Сичэнь знал со слов самого Ляньфан-цзуня. Несмотря на то, что Цзинь Лин был сыном Цзинь Цзысюаня, Цзинь Гуанъяо племянника любил, и подобное отношение, несомненно, его задевало. Лань Сичэнь представил, как Цзинь Гуанъяо держит на руках ребёнка… — Я не знаю, что будет через три года, А-Яо, — сказал он, — но я знаю, что нас ждут три счастливых года. Мы можем любить друг друга, не тревожась о завтрашнем дне, проводя дни и ночи в блаженстве… — Эргэ, — с лёгкой улыбкой ответил Цзинь Гуанъяо, — с моим нынешним уровнем духовных сил я не потяну каждодневное «блаженство». Лань Сичэнь залился краской: — А-Яо, я говорил образно. Цзинь Гуанъяо забрался в постель, прильнул к плечу Лань Сичэня, некрепко обхватывая его грудь рукой: — Отдохни, эргэ. Я разбужу тебя, когда придёт время. — Придёт время? — переспросил Лань Сичэнь. — Для чего? Цзинь Гуанъяо заулыбался: — Должен ли я произносить это вслух?..